"Александр Жовна. Вызревание (Мелодраматическая феерия для кино) " - читать интересную книгу автора

утрам прозрачной росой, нежась в утренних солнечных лучах, умываясь теплыми
летними дождями, кутаясь в зябкие ночные туманы. А потом однажды утром меня
сорвет хрупкая детская рука, это будет девочка с голубыми глазами. Она
положит меня между страниц любимой книжки о путешественниках и засушит для
гербария. Вот моя мечта...
Вы нисколько не изменились, Зиновий Гердович, и я искренне рад этому, - с
грустной улыбкой замечает Митя. - Вы просто прекрасны.
Ну и что? - так же искренне удивляется Шиш. - Это все? Зиновий на старости
рехнулся - хочет попасть в гербарий.

Шиш хохочет, ищет поддержки, но лица его друзей отчего-то грустны.
Люська вздыхает:
А я хотела бы ходить. Если бы я могла ходить, я бы носила вас всех на
руках...

Все молчат. Первым нарушает тишину Митя:
Все будет хорошо. Скоро я стану великим художником, заработаю много денег,
и тогда мы сможем осуществить все свои мечты. Кутя, ты чего бы хотел?
Я? - удивляется Кутя. - А че мне хотеть, я уже стар.
Но ведь машину бы хотел?
Ну, машину! Машину, понятно.
Ну, вот. У Кути будет новый шикарный автомобиль. А у Шиша? Тебе чего, Шиш?
Мне бы денег побо-ольше... - мечтательно бормочет Шиш.
Ну, это вообще разрешимо. Не нужно грустить, друзья мои, все будет
замечательно. Давайте выпьем, чтобы надежда не покидала нас!

*

Вечерние огни. Светятся разноцветные гирлянды летнего кабачка,
разместившегося на бетонном пирсе, о который тихо ласкается темное море.
Друзья прощаются. Все пьяны. Кутя увозит уснувшую в коляске Люську. За
ним, пошатываясь, бредет Шиш. Последним прощается с Митей Зиновий Гердович.
Он жмет Мите руку, он совершенно пьян и добр. От собственной доброты ко
всему человечеству на глазах у него слезы.
Какие, собственно, идеи могут заставить вас вытащить меня из дерьма? - как
всегда с надрывом и пафосом декламирует он очередную мало кому понятную
фразу, обращенную тоже неизвестно к кому.

Митя улыбается, за уши подтягивает Зиновия Гердовича к себе и целует его в
крупные пересохшие губы. Уходит.
Труд! Мир! Май! - доносится из темноты голос Зиновия Гердовича. -
Удивительная вещь! Необыкновенная, чудная, великолепная штука, черт возьми!

*

Митя идет по набережной. Переходит дорогу. Еще немного - и покажется его
подворотня. Он идет вдоль белой бетонной стены, тяжело опустив голову.
Замедляет шаг, словно что-то предчувствуя. Останавливается. Поднимает
голову. Перед ним два стриженых жлоба. Те самые ╗крутые╝ с приморского
бульвара. У одного из них тяжелая железная цепь. Улыбаясь, он перебирает