"Войцех Жукровский. Направление - Берлин " - читать интересную книгу автора

- Пропустим по одной до обеда... Только на кухню слетаю за селедкой. Я
"организовал" целую бочку, когда мы взяли Колобжег. Повар поторапливает,
чтобы мы ее прикончили, она протекает и вонять начала, зараза. А селедки,
шельмы, жирненькие, пальчики оближешь. - Он говорил торопливо, словно хотел
умолчать о чем-то еще.
Войтек, угадав за этим какой-то скрытый смысл, приподнялся на локте.
- В чем дело? Выкладывай, старина...
- Я получил письмо от матери.
Капрал взял флягу, с удовлетворением взвесил ее на руке и, отвернув
пробку, хлебнул глоток.
- И что же она пишет?
Бачох только и ждал этого вопроса и достал из нагрудного кармана
аккуратно сложенный конверт. Он не читал, а говорил на память, успев выучить
письмо наизусть.
- Она передает тебе привет, а кроме того, наказывает слушаться тебя во
всем. А еще просит меня быть осторожнее: ночи сейчас ненадежные - можно
заболеть, если рано снимешь теплые подштанники...
Войтек пригладил пальцами непокорную прядь на лбу и расхохотался.
- Ты не удивляйся, они ведь не знают, что мы испытали. Кто им об этом
напишет? Зачем их пугать понапрасну, у матери и так сердце слабое...
Михал поглядывал на своего кумира, надеясь уловить молчаливое одобрение
в его глазах за то, что в своих письмах к родным он не хвастался, не
изображал себя героем.
- Нам, пожалуй, дадут малость отдышаться. Подошлют пополнение, ведь
курносая здорово повыкосила нашу роту. А прежде чем полк переформируют,
глядишь, и война кончится, верно?
- Ступай-ка за жратвой, коли глуп.
- Смотри, без меня много не пей!
- Не бойся. Оставлю, сколько положено.
Бачох не спеша направился к походной кухне, укрытой в кустах сирени. Он
еще раз обернулся проверить, держит ли капрал слово, но тот чистил луковицу,
как бы чувствуя, что за ним наблюдают. За флягой он потянулся только, когда
убедился, что приятель его не видит. Он пил большими глотками, хотел
забыться.
Потом капрал поудобнее устроился и перочинным ножом стал нарезать
луковицу кружками.
Тепло разморило его. До него доносились знакомые голоса пререкавшихся
друг с другом солдат. Одни советовали старому Голембе, чтобы он вскрыл
бритвой волдырь на стертой ноге, другие хвалили примочку.
- Лучше всего козий жир! - послышался певучий голос вильнянина
Острейко. - Он и заживляет и смягчает...
- Ну и что из этого, коли его нет.
Плыли облака, их тени скользили по фруктовому саду. Деревья тревожно
шелестели, а обладатель губной гармошки по-прежнему выводил все ту же
печальную мелодию, словно только ее одну и знал.
"Взвод - мой дом, а ребята - моя семья, - мысленно одернул себя
Наруг, - поэтому держись, к счастью, у тебя есть то, ради чего надо бороться
и жить".
В глубине двора рослый поручик Качмарек, прозванный солдатами
"Познанцем", потому что ведро он называл по-тамошнему "бадьей", а про