"Валентина Журавлева. За 20 минут до старта " - читать интересную книгу автора

клиента и поглядывает, как на панели вспыхивают цветные лампочки (это
дьявольски действует на клиентов). И вдруг Барримор вскакивает, впивается
взглядом в красную лампочку, хватает микрофон и рычит что-нибудь в таком
духе: "Стреляйте, черт побери, закон на нашей стороне!.." И тут же с
любезной улыбкой, бархатным голосом говорит клиенту: "Продолжайте,
пожалуйста". Лампочки, микрофон - это все блеф, подделка. Но клиент
проникается почтением к Барримору. Трепетным почтением!
Потом - это последний аккорд - в дверь без стука вваливается Роджерс.
На голове у него окровавленная повязка, одна рука на перевязи, в другой -
кольт тридцать шестого калибра. Роджерс тихо говорит: "Задание выполнено,
шеф!" Он когда-то служил в театре, этот Роджерс: у него здорово получается.
Клиент смотрит, затаив дыхание. А Барримор, великий Барримор выходит из-за
стола, медленно идет к Роджерсу и тоже очень тихо, очень торжественно
говорит: "Вы молодец, агент номер сто три. Вы свято выполнили свой долг.
Идите".
Представляете, что после этого происходит с кошельком клиента? Вот что
такое Барримор!
Итак, в пятницу (это паршивый день) меня вызвали к Барримору. Стук в
дверь, рев: "Войдите" - и я вхожу в кабинет. У Барримора - клиент, тощий,
как египетская мумия, шикарно одетый, с бриллиантовым перстнем. Я
останавливаюсь в дверях. Барримор говорит клиенту: "Знакомьтесь, мистер
Хэзлит, это наш выдающийся сотрудник, доктор медицины Уильям Эзертон".
Разумеется, это наглая ложь. Меня выгнали с медицинского факультета за
неуплату очередного взноса, и я такой же доктор медицины, как вы индийский
факир. Но раз Барримор сказал: "Доктор" - значит, я доктор.
Эта мумия Хэзлит привстает, протягивает мне свою высушенную лапку и
скрипит: "Очень рад, доктор". Так скрипит несмазанная дверь. Я улыбаюсь - с
достоинством, черт побери, раз я доктор! - и усаживаюсь в кресло.
"Вы, конечно, знаете Джона Олдена, док?" - спрашивает Барримор. "Еще
бы", - отвечаю я, хотя понятия не имею об этом Олдене. "Но мы все-таки
попросим мистера Хэзлита снова объяснить дело. Для системы. Вы не
возражаете, док?" Я не возражаю.
И Хэзлит объясняет. Его голос скрипит, скрипит... Противный голос. А
маленькие бесцветные глаза бегают по кабинету, и, когда они останавливаются
на мне, у меня такое ощущение, словно прикоснулась лягушка - холодная,
скользкая...
Мистер Хэзлит - импрессарио Джима Фелпса - экс-чемпиона мира по
нырянию. Мистеру Хэзлиту грозят колоссальные убытки: появился новый
ныряльщик, некий Джон Олден - да будет он трижды проклят! - и побил все
рекорды Фелпса. Этот Олден может торчать под водой сколько угодно - здесь
какая-то тайна.
- У Олдена импрессарио Бартлет, - скрипит мистер Хэзлит. - Это старый
бандит, я его хорошо знаю. Они применяют доппинг. Без доппинга Олден не
продержится под водой и минуты - он совсем посредственный ныряльщик.
Новичок. Нужно узнать, какой доппинг они применяют. Я готов заплатить...
Тут Барримор вскакивает, хватает микрофон и рычит: "Продолжайте
преследование! Во имя всего святого, продолжайте преследование!" И
оборачивается ко мне: "Как вы думаете, док, не пора ли стрелять?" Я отвечаю
совершенно серьезно: "Пора, мистер Барримор, ведь закон на нашей стороне".
Барримор рявкает в микрофон: "Стреляйте! Закон на нашей стороне!"...