"Зоя Евгеньевна Журавлева. Кувырок через голову " - читать интересную книгу автора

она, может быть, тоже в буфете берет, из пакета, а вовсе не обязательно со
стола. Папа утром сердится и грозит Марии-Антуанетте облезлым веником, а
мама его останавливает: "Брось! Должен же кто-то в дому жить полной
жизнью?!" Но свою кружку ей сейчас жалко.
- Хоть стакан бы какой-нибудь недобитый...
Нашла, наконец, и шагнула к раковине. Холодную воду опять будет пить
прямо из-под крана. Асе, кстати, не разрешает.
- И этот тут, здрасьте! - сказала мама.
Увидела ужа Константина. Ася забыла предупредить: Константин ведь
нежится в раковине! Ася сама воду ему пустила. Заметил маму, булькнул и ушел
с головой под воду. Но сразу вынырнул, потому что мелко. Если было бы
глубоко, Константин все равно сразу бы вынырнул, потому что он любопытный.
- А этот почему здесь? - удивилась мама.
Вытащила затычку. Вода забулькала. Константин нехотя вылез из раковины,
спустился на пол по стиральной машине, которая рядом, и поструился через
кухню к буфету. Мария-Антуанетта соскочила с батареи, понюхала мокрого
Константина, чихнула и вспрыгнула на батарею обратно.
- Эта раковина для мытья посуды, Настасья, - сказала мама противным
воспитательным голосом. - На то ванная есть.
- Там лохматый сохнет, - объяснила Ася.
- Не в самой же ванне!
- В самой ванне он мокнет. Его знаешь там сколько!
- Могу себе представить, - вздохнула мама. Она вздохнула, что опять
папа своими фотографиями захламляет квартиру. Куда ни сунешься - всюду
карточки, сохнут, мокнут, глянцуются или лежат под прессом. - Это какой -
лохматый?
- Такой... - Ася показала.
Всеми пальцами себе в волосы влезла и как следует там прошлась. Сразу
хорошо встали: дыбом. У Аси волосы жесткие, черные, когда на улице сыро -
чуть завиваются на концах, а вообще-то - прямые. Глаза чуть-чуть раскосые,
желтые. Скулы тоже есть, и на них румянец, просто такая кожа - тугая.
"Чингисхан какой-то", - говорит мама. А папа смеется: "Она никогда не была
красивой, но всегда была чертовски мила". Это одна знаменитая актриса про
себя говорила, папа читал. Может, даже слышал. Он в театре работает,
фотографом, вполне мог и слышать.
- А, - мама сразу поняла. - Это поэт.
Может, и поэт. Папа их иногда снимает, для книжки. Потом книжка выйдет,
а впереди, сразу как откроешь, - фотография: портрет автора. Это папа делал.
"Я вам книжку обязательно подарю, - говорит папе каждый автор, улыбаясь
потом в коридоре. - Обязательно!" И долго жмет папе руку, извиняется за
беспокойство, что вот он причинил папе столько хлопот, у него немножко такое
лицо, он сам знает. Но папа так его замечательно снял! Схватил самую суть!
Папа - наоборот - говорит, что лицо хорошее, есть с чем повозиться, с таким
лицом, но папа на этот раз не очень, честно говоря, схватил, свет не совсем
был тот...
А потом они забывают дарить. Папа придет: "Книжка-то уже в продаже
была!" - "Ну и что?" - невнимательно удивится мама. "Опять забыл
подарить". - "Юрка, ну до того ль человеку, когда книжка вышла? - смеется
мама. - Ему долги раздать надо!" - "Все-таки хотелось иметь, - вздыхает
папа. - Я, может, старался". - "Вот и будь доволен", - смеется мама.