"В стране Черного Лотоса" - читать интересную книгу автора (Карпентер Леонард)ГЛАВА 20. ВОЗВРАЩЕНИЕ— От залива тянет гарью. — Сидя рядом с Конаном на покачивающейся спине слона, Юма лишь выразил вслух то, что давно было ясно обоим. — Сейчас не сезон для сжигания рисовой соломы, а значит, там идет бой, ну а горит либо деревня, либо форт. Смотри, даже наш слон чует, что что-то не так. Юма кивнул в сторону изогнувшегося, как кобра, поднятого кверху хобота, усиленно втягивающего воздух. Особое обоняние этого слона, его способность находить дорогу по запаху давала ему привилегию идти первым в колонне и не вдыхать пыль, поднятую его четырьмя сородичами, их запах, а также запах пяти сотен тяжеловооруженных пехотинцев, марширующих позади. Замечание Юмы Конан оставил без ответа, сам втягивая носом воздух и пытаясь по запахам выяснить обстановку впереди. При этом в голове киммерийца постоянно крутились одни и те же мысли. Конечно, такой вариант возвращения в Вендию не привиделся бы ему и в кошмарном сне. Только что награжденного героя, к тому же подтвердившего высокое звание в день награждения, направляют в воюющую страну, чтобы он с горсткой солдат осуществлял вывод войск — не только легионов из городов, но и полков из дальних фортов. Конан, конечно, сгорал от желания поскорее увидеть Сарию, но к чувству этому примешивались тяжкие сомнения. — Да, — заметил Юма, не обращаясь ни к кому конкретно. — Даже я недооценивал опасность положения героя! Кто бы мог подумать! Вот так заданьице для свежеиспеченных награжденных. Как ты думаешь, будет ли этот проклятый Моджурна так великодушен, что даст нам всем уйти с миром? — Воодушевленный отсутствием комментариев или возражений со стороны Конана, Юма продолжил свои рассуждения: — Но, разумеется, кто посмел бы отказаться от предложения самого Йилдиза. В его устах — один шут, предложение или приказ… Правда, когда ты вернешься… и если… тебе гарантировано звание капитана, а нам обоим — назначение в Почетную Гвардию… опять же, если мы вернемся. И, я полагаю, это будет не последний шаг в твоей карьере, если, конечно, ты не выкинешь какой-нибудь номер! — Искоса посмотрев на Конана, Юма добавил, изобразив обиду в голосе: — Я могу признать, что даже несколько ревную. С какой стати король всюду продвигает тебя, хотя он прекрасно помнит, что именно я освободил его от пут этого проклятого дерева и привел Его Величество в чувство. К тому же ты младше меня и меньше прослужил… Нет, ты точно его любимчик. Он тебе теплое местечко найдет… Ты только не выступай много. — Юма тяжело вздохнул. — Ладно, наплевать. Вот вернемся в Аграпур, там и мне кой-чего перепадет за дружбу с тобой. Наш путь будет усыпан розами, м-да, не уколоться бы только о шипы. Юма, сам улыбаясь своим же шуткам, аккуратно погладил рукой металлическую трубку, закрытую с обоих концов. В этом контейнере находился свиток с указом короля о прекращении войны и выводе войск. Конан тоже бережно положил руку на ценный груз и уже открыл было рот, чтобы что-то ответить другу. Но в этот момент их внимание привлек погонщик, указывающий на зашевелившиеся в волнении уши слона и настороженно изогнутый хобот. Привстав на помосте, Конан посмотрел вперед и понял, почему животное беспокоилось: навстречу их колонне по лесной дороге двигались всадники. Их было человек двести — усталых, пропыленных туранских кавалеристов. За всадниками далеко растянулась по дороге колонна пехоты. Солдаты были так измучены, что даже не очень обрадовались встрече со своими. Конан узнал их командира и обратился к нему со спины слона: — Приветствую тебя, Шахдиб. Какие новости? — Хуже некуда, Конан, извините, капитан Конан, — поправился Шахдиб, с уважением поглядывая на украшенный знаком героя тюрбан киммерийца. — Мятежники снова взялись за оружие. Их столько, сколько мы за всю войну не видели. Они смогли обмануть разведку и просочились к столице. Там никто не ожидал нападения, и город пал в первый же день штурма. Сейчас то же самое творится повсюду. Малочисленные посты перебиты, крупные форты в плотной осаде. Мы единственные, кто смог вырваться. — Что с Шинандаром? — спросил Конан. — Шинандар штурмуют с первого дня. Если он еще держится — то только чудом. Но в любом случае, его надолго не хватит. — Офицер опустил голову, избегая встречаться глазами с Конаном. — Мятежники наиболее активно и настойчиво действовали именно в том районе. Мы, уйдя из нашего разрушенного форта, даже не посмели туда сунуться. — Ну так осмеливайтесь сейчас, — сказал Конан, давая сигнал к продолжению марша своим пехотным сержантам. — Мы направляемся именно в Шинандар. Две колонны на время перемешались, но вскоре отряд Шахдиба пристроился в хвост пехоте Конана. Кавалеристы недовольно переглядывались, непривычные к маршу позади пехоты, в облаках пыли. — Разрази меня гром! — пробурчал Юма. — Дела-то и вправду пошли куда хуже, чем с тех пор, как мы отсюда уехали. Ты прав. Придется лезть в пасть тигра, чтобы вытащить из нее тех наших, которые еще не проглочены кровожадным зверем. Надеюсь, мятежники согласятся на наше предложение о мире и отводе войск. Честно говоря, надеяться просто больше не на что. — Как сказать, — задумчиво сказал Конан. — С другой стороны, у нас отличный отряд; к нему присоединятся лучшие из других гарнизонов — те, кто сумеет выжить в этом аду. Все революции и восстания побеждают в один день, но большинство из них оказывается разгромленным уже на следующее утро. — Конан, разве ты посмеешь не выполнить указ короля? — Юма кивнул на Надежно привязанный к помосту величественный позолоченный цилиндр с королевским пергаментом. — Думаешь, Йилдиз откажется, если ему преподнесут Венджипур на блюдечке? — Конан повернулся к другу и внимательно посмотрел ему в глаза. — Эта война неправильно велась с самого начала. Ты и я — мы сможем исправить это. А мятежники… Если с Сарией что-то случилось, вряд ли я буду в настроении предлагать им мир! По дороге на Шинандар отряд Конана неожиданно не встретил вооруженного сопротивления. Кое-где она была загружена беженцами — местными жителями, которые организованно и целеустремленно двигались куда-то к заливу. Может быть, это и были отряды мятежников, но они не сделали ни единого угрожающего жеста в сторону туранцев. К тому же они были слишком многочисленны, чтобы остановить их. Поэтому Конану ничего не оставалось делать, как проводить свою колонну мимо расступавшихся вендийцев. Киммериец понимал, что его гадания будут бесполезны; и в добрые времена грань между мирным селянином и мятежником была более чем условной. Даже когда впереди замелькали верхушки частокола Шинандара и сторожевые вышки, мятежники не перекрыли дорогу. Конан провел колонну мимо того, что осталось от его домика, — груды обгоревших бамбуковых стволов на опушке джунглей. Остальная часть деревни тоже была сожжена, а часть бревен нагромождена нападающими в виде бастиона напротив ворот форта. Конан приказал своим солдатам развернуться в боевой порядок, а сам направил своего слона к воротам. Их створки были открыты, и в глубине форта виднелись вендийцы вперемежку с безоружными туранцами. Конан узнал некоторых старых знакомых: одноухого Орвада, нескольких ветеранов из отделения, которым командовал киммериец до отъезда в Аграпур. Но вдоль гребня частокола на вышках сплошь были видны рожи вендийцев, причем вовсе не вызывающие доверия. Подведя слона вплотную к воротам, Конан соскользнул по боку гигантского животного на землю и обратился к вышедшему ему навстречу капитану Мураду: — Капитан, что здесь произошло? Я так понимаю, форт пал? Глаза капитана Мурада лишь на миг подозрительно взглянули на Конана и уставились в землю. — Спроси свою подружку, — буркнул Мурад, пожимая плечами. — С какой стати? Она что, в форте? Конан недоуменно взглянул на подошедшего Юму, который тоже ничего не понимал и не мог ничем успокоить киммерийца. Оба в изумлении уставились на открывающуюся вторую створку ворот. За ней, в глубине двора, оказался выстроен деревянный алтарь, украшенный цветами и пальмовыми венками. Около него стояла большая группа вендийцев: вожди, жрецы, воины-хвонги, молодые девушки. В центре группы привлекала внимание ярко одетая высокая молодая женщина. Она была выше всех остальных. Стройное тело обхватывал белоснежный хитон, перетянутый в талии блестящей змеиной кожей. Гирлянды цветов спускались с шеи на плечи женщины. Несколько цветков таинственным узором украшали ее прическу. В одной руке она держала длинный посох, вершину которого украшал знакомый Конану талисман — череп кабана, на чьи клыки тоже был наброшен цветочный венок. Рубиновые огоньки сверкали в глазницах, а по лбу и скулам тут и там сверкали огнями драгоценные камни и серебряные блестки. Вздрогнув от того, насколько этот талисман был похож на череп кабана, защищавший их с Сарией дом, и на зловещий знак Моджурны, Конан наконец перевел глаза на лицо той, которая держала в руке чудовищный посох. — Сария, девочка! Это ты? Ты пленница? Но, похоже, с тобой обращались хорошо. — Конан шагнул вперед, разводя руки, чтобы обнять ее. — Как я счастлив видеть тебя живой и невредимой. — Стой! Не прикасайся ко мне! — Царственным жестом женщина остановила киммерийца. Хотя ее лицо не выражало ни капли беспокойства за свою безопасность, две стоявшие рядом юные девушки встали перед нею, чтобы защитить свою госпожу. — Знай же, Конан из Киммерии: я больше не принадлежу тебе! Ибо я — Верховная Жрица Венджипура! Время, когда мы были вместе, прошло. — Сария, что ты несешь?.. — Конан обвел взглядом стоявших неподвижно с ничего не выражающими лицами вендийцев. Его рука сама легла на рукоять меча. — Сария, если тебя заставляют говорить это, только дай знак, и я освобожу тебя… или это какое-нибудь новое колдовство Моджурны? — Моджурна… мертва, капитан. — Слова Сарии ледяным душем обрушивались на Конана. — Погибла ее магия, умерла и она сама. Насколько я знаю, ты уже давно понял, что Моджурна — женщина. Сария повернулась и показала рукой на алтарь. Только сейчас Конан понял, что это был погребальный костер. На его вершине, в море цветов и лиан, едва виднелась человеческая фигура со старушечьим лицом. — А теперь… — продолжила Сария, — пришло время мне занять ее место… К этому меня готовили… и к этому я должна была прийти… — Сария, когда мы впервые встретились, Моджурна собиралась… собиралась убить тебя! — Настал черед Конана гневно перебить женщину. — Хотя, быть может, она собиралась живьем скормить тебя какому-нибудь бессмертному демону-людоеду! Старая ведьма… — Да, это правда. Ты прервал совершаемый ею наш древний ритуал. — Голос Сарии был по-прежнему тверд и холоден. — Ибо Моджурна была Верховной Жрицей, непреклонной, безжалостной, не дрогнувшей рукой отправлявшей своих последователей в бой. Быть может, она считала, что эта жертва поможет нам победить в войне, или думала, что я слишком слаба, чтобы руководить восстанием и победить противников. Но я все же надеюсь, что смогу стать жрицей в свободной и мирно живущей стране. Глаза Сарии осматривали Конана и всех остальных с каким-то неземным, нечеловеческим спокойствием. — Она решила забрать мою молодость и, если будет на то воля богини Сигтоны, продлить свою жизнь. Если она и была фанатичкой, сошедшей с ума от тяжести ноши, свалившейся на ее плечи, — то все равно я должна простить ее. Ибо она — моя мать! На этот ужас Конану нечего было ответить. Словно получив удар молотом по голове, он стоял, пошатываясь, рассеянно глядя в пространство. Юма обнял его за плечо, чтобы не дать другу упасть. Сария же спокойно и неспешно продолжала: — Как бы ни были жестоки ее действия, они почти привели нас к победе… Хотя кто знает, что будет завтра? Моя роль оказалась куда менее важной; хотя я ревностно выполняла все, что зависело от меня, возглавляя тех, кто верит в нашу богиню, и стремясь распространить нашу веру. Никто, кроме меня, не сможет защитить вендийцев от ересей и чужеземной веры. Но сама я не столь сильна. Поэтому в тяжелое, опасное время я выбрала себе защитника, непобедимого в бою. Такой нашелся только в стане врагов. Я учила его, исцеляла его раны, делала его еще сильнее и превращала его в мудрого предводителя. — В первый раз за все время в голосе Сарии, обращавшейся к Конану, появился какой-то намек на чувство. — Мы научились строить дом, создавать очаг и греть его, научились жить вместе. Мы прошли дорогой познания любви, как это должна сделать любая жрица. Но это все в прошлом. Наступила долгая пауза, зловещее молчание под палящим солнцем. Наконец Конан, словно с трудом найдя в своем горле голос, хрипло сказал: — Колдовство Моджурны оказалось сильнее, чем ты думала, Сария. Оно доделало начатое Верховной Жрицей дело даже после ее смерти… Йилдиз предлагает мир. Сунув руку за ремень, он извлек не меч, а футляр с королевским указом. Отступив на шаг от поддерживавшего его Юмы, Конан протянул свиток Сарии. — Признаюсь, я не удивлена, — ответила Верховная Жрица. — Вендийская магия всегда оказывалась сильнее, чем самодовольная вера туранцев. Кивком головы она подозвала одного из вождей, который принял свиток из рук Конана. — Я прикажу снять осаду с фортов и гарнизонов и отпустить ваших людей. Это уменьшит насилие, но не позволит избежать его вовсе, хотя вас это уже почти не коснется. Здесь останемся мы, вендийцы, — те, которые боролись за свободу Вендии, и те, которые прислуживали вам, предав родину. Им придется выбирать — или уходить с вами, или рискнуть остаться. Боюсь, что тут без крови не обойдется… Но для вас сейчас главное — уйти, не нарушив перемирия. Уйти навсегда, чтобы никогда не возвращаться. — Ничего другого я бы себе и желать не мог, — усмехнулся Конан, глядя в глаза Сарии. — Да и большинство из них, — сказал он, обводя рукой цепь солдат, окруживших форт. — Хотя для них это поражение их родной страны, а для меня — чужой армии, которой я, правда, честно служил. Но вот что касается меня лично, я сомневаюсь, что избавиться от меня — твое единственное желание. — Не будь столь самонадеянным, Конан-чужестранец. — Сария достойно выдержала его пристальный взгляд. — Я желаю только одного — выполнить свою миссию Верховной Жрицы. Будь уверен, Конан, что после меня останется наследник… Качнув посохом в сторону туранских солдат, она добавила: — Тебе и им здесь больше нет места! — Ну что ж, решено, Сария. Посылай гонцов в твои отряды. Прощай! Подняв руку, он в последний раз ласково провел ладонью по ее черным волосам и янтарной коже щеки. Развернувшись и подойдя к воротам, он прохрипел приказ своим солдатам — тем, кто был внутри форта, и тем, кто ждал снаружи. С быстротой молнии облетели его слова весь отряд. Тотчас же вместе с гонцами-хвонгами отправились с этими же словами во все осажденные гарнизоны туранские посыльные. Конан, прочистив горло еще раз, громко повторил: — Мы уходим! Вам, вышедшим из окружения и из осажденных фортов, — присоединяться к нашему отряду. Пропади она пропадом, эта проклятая Вендия! Мы уходим на север. Слышали вы — псы войны? Проиграли королевство, страна, вера. Проиграли генералы, придворные и даже сам король! Но мы, воины, мы уходим непобежденными. Мы сделали свое дело честно. Мы уходим! Мы возвращаемся домой! |
||
|