"Андрей Жвалевский, Евгения Пастернак. Я достойна большего! Жизнь и грезы бухгалтера Петровой " - читать интересную книгу автора

Петрова задумалась. Из текста следовало, что с постелью Марина и
Володя (Принц) больше тянуть не могут. Пора им было слиться в экстазе
волшебной ночи. Этот эпизод должен был получиться прочувствованным и ярким,
поэтому Ирина Николаевна раскопала в стенном шкафу ароматические свечи,
которые остались от празднования Нового года, налила бокал сухого красного
вина, нашла по радио классику и приготовилась окунуться в атмосферу
романтической страсти.
План провалился с треском. Вернее, с грохотом, который донесся из-за
стенки. В принципе, этот звук был вполне ожидаем - соседская скандальная
парочка и так две недели сидела тихо. "Ну почему именно сегодня?!" -
подумала Петрова и шепотом, чтобы не оскорбить классическую мелодию,
выругалась.
Она попыталась сосредоточиться на музыке и аромате свеч, но не смогла.
Звукоизоляция в ее доме была рассчитана на беседу двух охрипших
интеллигентов, а не на могучий ор и грохот опрокидываемой мебели.
Ирина Николаевна решила забыться с помощью вина. Она сделала большой
глоток, замерла и помчалась в ванную - отплевываться. А ведь предлагала ей
тогда Ольга: "Давай допьем, все равно оно у тебя в уксус превратится". И
было это... ну да, полтора месяца назад.
Петрова прополоскала рот и тщательно почистила зубы, но настроение
безнадежно ушло. Вернулась в комнату, принюхалась и задула вонючие свечи.
Чтобы освежиться, Ирина Николаевна вышла на балкон. Дверь пришлось плотно
прикрыть, но какофония соседской баталии доносилась и сюда.
"Лучше уж одной жить, - подумала Петрова, рассматривая соседский дом,
- чем так, как соседи. Он же ее бьет. Или она его? Нет, наверное, он. Она
потом всю ночь плачет. Ни за что не смогла бы сосуществовать в одной
квартире с человеком, который способен поднять на меня руку. Или хотя бы
голос".
Ирина Николаевна задрала голову. Ей повезло - сегодня сквозь вечернюю
дымку пробивались звезды.
"Любой конфликт можно решить мирно, просто поговорив с человеком, -
думала она, - лишь бы человек был любимым и любящим. Любящий всегда поймет,
даже без слов".
Так она медитировала довольно долго, пока не обнаружила, что соседи
притихли. Ирина Николаевна вернулась в комнату и прислушалась. За стенкой
больше ничего не орало, не разбивалось вдребезги и не падало. И тем не
менее какие-то звуки оттуда доносились.
Петрова приблизилась к стене и неожиданно для себя прижалась к ней
ухом. И застыла.
Соседи занимались любовью. Ирина Николаевна различила ритмичный скрип
дивана (видимо, его специально пожалели при ведении боевых действий) и
сопровождающие его женские стоны. Петрова стояла у стены, как будто ее
внезапно хватил паралич. Ей было невыносимо стыдно подслушивать, она
ощущала себя извращенкой, но ухо словно примерзло к обоям. Когда Петрова
неимоверным усилием воли оторвалась от стены, можно было уже не
прислушиваться - стоны соседки вышли на максимальную громкость.
Ирина Николаевна стояла посреди комнаты, закрыв глаза. Теперь она
вспомнила, что уже слышала эти стоны раньше. Каждый соседский скандал
заканчивался одинаково - шум смолкал, наступало затишье, а потом доносились
эти звуки. "А я-то, дура, - внутренне рвала на себе волосы Петрова, -