"Инна Зинченко. Эдем в подарок" - читать интересную книгу автора

"пришелец".
А, плевать на все это. Меня не интересует, кто такой этот "он" и какая
опасность нам тут всем подряд грозит! Я всего-то хочу, чтобы меня все
оставили в покое! Все! Надька, кошмары, галлюцинации, вообще весь этот мир!
Я мог бы сейчас просто провалиться в ту самую бездну, которая мне снилась и
отдаться на растерзание этим розовым щупальцам - теперь это меня уже не
пугает. Все, что угодно, только оставьте меня в покое! Я хочу спать!
Последнее, что я видел, это черные глаза, склонившегося надо мной
Белька и его тонкие кисти, которыми он совершал надо мной какие-то
замысловатые пассы. Хотелось пошутить на тему Чумака и Кашпировского, но
губы уже не слушались меня. Тяжелые веки слиплись, голова вдавилась в
подушку, а тело наполнилось горячим свинцом и весь остальной мир перестал
для меня существовать. И не было ни кошмаров, ни галлюцинаций, я, словно
умер. Казалось, что меня качает, словно ребенка в колыбели, медленная река и
несет неизвестно куда и зачем. Я, кажется, даже слышал монотонный плеск
волн. Тихо, спокойно я уплывал в мир без запахов, звуков и красок, в
спасительную темноту и тишину. В голове лениво шевельнулась мысль:
"наверное, я уже умер или умираю".
Проснулся я от того, что кто-то грубо и бесцеремонно меня тормошил и
густым, сочным басом требовал:
- Лелик, просыпайся! Что с тобой?
Голос показался мне знакомым. Я открыл глаза и увидел Толика. Интересно
девки пляшут! Как он здесь у меня оказался?
- Живой, - обрадовался Надькин муж, - я уже думал, что ты помер или в
коме. Час уже не могу тебя разбудить. Ну, ты и дрыхнешь!
На кухне гремела посудой Надюха. Я ее не видел, но понимал, что никого
другого здесь быть не может. Странно, но мне заметно полегчало. Дышать стало
легче, а назойливый кактус из горла исчез. Правда, оставалась еще слабость и
кружилась голова, но мысли о скорой кончине меня больше не посещали.
Вернулся аппетит! Я посмотрел в окно, чтобы понять, сколько прошло времени с
того момента, как я отключился. На улице по-прежнему стояло серое, словно
припорошенное пеплом, промозглое ноябрьское утро.
- Толян, - спросил я почти робко у своего визитера, - это еще сегодня
или уже завтра? Ничего не могу понять.
Толик звучно икнул и разразился гомерическим хохотом. Он смеялся так
громко и так весело, что у меня на душе полегчало.
- Это уже завтра, - ответил он. - Надюха мне всю плешь проела. Орет,
как ненормальная: "Там человек помирает! Мы должны ему помочь, потому что он
больше никому не нужен. Если он умрет, то его смерть будет на нашей
совести!". А ты ничего, я смотрю, даже бодренький. А с Надькой спорить -
себе дороже. Она любому мозги наизнанку вывернет и скажет, что так и было, -
он коротко хохотнул. - Есть такая работа - отравлять жизнь другим. Пей!
Он протянул мне чашку с горячим молоком, на поверхности которого
плавала янтарная масляная пленка. Я скривился, с детства ненавижу кипяченое
молоко! Но Толян продолжал настаивать:
- Пей, давай, а то я Надюху позову! Она там тебе жрать готовит. Тут мед
еще. Хороший мед, не разбавленный. У меня сосед пасеку за городом держит.
Так что пей и не чирикай!
Скривившись, я глотал горячее, приторно-сладкое молоко и думал о том,
что происходит. Абсурд какой-то получается. Муж моей любовницы вместо того,