"Исаак Башевис Зингер. Кафетерий" - читать интересную книгу автора

Исаак Башевис Зингер

Кафетерий

I

Хоть и достиг я уже уровня, когда большую часть доходов отнимает
налоговое управление, у меня осталась привычка есть в кафетериях. Там можно
побыть наедине с собой, взять поднос с дешевым металлическим прибором и
бумажной салфеткой, самому выбрать у прилавка любимые блюда. Кроме того,
туда захаживают земляки из Польши, разные начинающие литераторы или просто
мои читатели. Стоит мне сесть за столик, как они подходят: "Привет, Арон!" -
и обсуждается все на свете: идишистская литература, Катастрофа, государство
Израиль... А то всплывет знакомое имя, и выясняется, что человек, в прошлый
раз уплетавший рисовый пудинг или тушеный чернослив, уже в могиле. Я редко
заглядываю в газеты, узнаю такие новости позже других и всякий раз
поражаюсь, хотя в мои годы пора быть готовым к подобным известиям. Еда
застревает в глотке, мы в замешательстве глядим друг на друга, а в глазах
немой вопрос: "Кто следующий?" Но проходит мгновение-другое, и мы снова
беремся за еду. Я частенько вспоминаю сцену из одного фильма про Африку. Лев
кидается на стадо зебр и задирает одну из них. Испуганные животные убегают,
а потом, остановившись, снова принимаются щипать траву. А что им остается
делать?
Я не могу долго сидеть с этими знатоками идиша, ибо всегда уйма дел:
одновременно я пишу роман, повесть, статью, да плюс к этому на носу
непременно какая-нибудь лекция, от которой неудобно отказаться. Мой дневник
испещрен пометками на недели, а то и месяцы вперед. Бывает, что через час
после ухода из кафетерия поезд уже мчит меня в Чикаго или самолет - в
Калифорнию. Но зато, когда есть время, и мы общаемся на языке наших отцов, а
меня обрушивается водопад интриг и сплетен, о которых человеку
добродетельному лучше вообще не знать. Ибо каждый изо всех своих сил и любым
ему доступным способом алчет заграбастать поболее - славы, престижа, денег.
Никакие потери нас не лечат. Старость не дает нам очищения. Даже у двери ада
мы не каемся.
Я варился во всем этом более тридцати лет - ровно столько, сколько
прожил в Польше. Я знаю там каждый камень и каждый дом. В последние
десятилетия на верхнем Бродвее строили мало, и у меня создалась иллюзия,
будто на самом деле корни мои - здесь. Я выступал во многих здешних
синагогах. Меня знали в местных ресторанах и вегетарианских столовых.
Женщины, с которыми меня что-то связывало, жили тут же, на соседних улицах.
Даже голуби считали меня своим знакомым: стоило мне выйти с пакетиком корма,
как они тут же планировали ко мне с крыш близлежащих зданий. Этот район
тянется от 96 до 72 стрит, а с других сторон его ограничивают Центральный
парк и Риверсайд Драйв, фактически во время каждой прогулки после ленча мне
попадается похоронное бюро, где поджидают нас вкупе со всеми нашими
амбициями и иллюзиями. Иногда мне кажется, что похоронное бюро - тоже своего
рода кафетерий, где каждый быстренько проглатывает надгробное слово или
каддиш[1] по пути в вечность.
Мои собеседники из кафетерия - в большинстве своем мужчины, старые
холостяки вроде меня: кто писатель, кто учитель на пенсии, иной кичится