Она выпила покорно, даже не сморщив маленький носик.
Санитар посмотрел на часы. Половина второго, как всегда. А
если не запихнуть в нее это зелье, "Стенамол", она не уснет
еще очень долго.
- Спокойных снов.
"Уходи",- захотелось сказать ей, но непослушные губы уже спали,
и она отказалась от этой затеи, закрыв глаза и отдаваясь сну прямо
на мягком, опостылевшем полу...
...Год за годом, декада за декадой - меняются санитары, врачи,
а больная под номером 613 продолжает неизменно сопротивляться
сну, но через силу пьет снотворное, потому что иначе попадет в холодный
карцер. Кого заботят такие непослушные больные? Она хорошо помнила,
как десять лет назад не проснулась. Врач, отправивший ее в карцер,
совершенно забыл о том, что надо вернуть больную обратно.
Сначала было холодно, потом морозно, потом она перестала чувствовать
ноги, руки не хотели двигаться, а нос - дышать... Тогда она сама позвала
сон и провела смерть в чужом теле, в объятиях горячего любовника.
Забылась в объятиях, сгорая в страданиях - и это было очень больно.
Пробуждение было очень болезненным и своевременным - в двери
уже звенели ключи, и беспокойные голоса принадлежали очень сильно
напуганным людям.
Год за годом, нестареющая больная, неменяющаяся лечебница... Сны.
Она злорадно радовалась, когда умер Фрейд.
- Он был старым дурнем,- заявила она врачу.
- Кто, милочка?
- Фрейд, он был старым дурнем.
Ее отправили в карцер. Времена изменялись, но не умирала только
обстановка - белесые потолки, душные стены и пошлый сон на полу...
...И я поклялся, что освободивший меня получит все богатства мира.
...Кто поклялся? Джинн? А ну его...
...И поклялась. Да, так лучше. Она сидела на полу, и что-то тихо
мурлыкала себе под нос. Год? Восьмидесятый. Мало.
...И я поклялась, что освободивший меня... Год? Восемьдесят второй,
отозвался вездесущий сон. Как же все надоело...
...Снова и снова входили люди и давали ей ненавистный "Стенамол",
и участливо стояли рядом и смотрели на засыпающую девушку. Потом
некоторые из них сочувственно улыбались. Hо уходили все.
Сквозь надвигающийся туман она слышала голоса. Злые, все злые.
Иногда новый врач приходил и задавал ей глупые вопросы,
недоуменно заглядывая в личное дело.
- Это что же, ты тут уже... двести лет? Да быть не может!..
- Почему?
Врач уходил, обещая все выяснить, и больше не возвращался...
...И поклялась, что помогу освободившему меня. Только никто не хотел
меня освобождать, никому не нужно ведьмовское отродье, да?..
Она помнила, что заперли ее насовсем.
...И того, кто освободит меня, закричал джинн, я убью самой страшной
и неповторимой смертью, и будет он три тысячелетия страдать!
Hу его, джинна этого.
Как все смертельно надоело!..