"Св.Иоанн Златоуст. О священстве" - читать интересную книгу автора

так, как хотел Христос, уклонялся от нея, то следовало бы недоумевать при
словах моих; но если душевная немощь делает меня неполезным для этого
служения, то требуют ли пояснения слова мои? Я боюсь, чтобы, приняв стадо
Христово здравым и крепким и потом по невнимательности причинив ему вред,
мне не прогневать против себя Бога, Который так возлюбил его, что для
искупления и спасения его предал Самого Себя.
Василий сказал: это говоришь ты в шутку; а если не в шутку, то я не
знаю, чем другим ты лучше мог бы доказать, что я справедливо скорблю, как не
этими словами, которыми ты старался разсеять мое уныние. Я и прежде
сознавал, что ты хитрил и выдавал меня, но теперь, когда ты усиливался
освободиться от обвинений, я еще более уверился в том и ясно вижу, до каких
бед ты довел меня. Если ты устранил себя от этого служения по сознанию, что
душа твоя не достаточно сильна для тяжести этого дела, то наперед нужно бы
устранить меня, хотя бы даже я сильно стремился к тому, тем более, что я
сообщил тебе все мои намерения касательно этого; а теперь ты, заботясь
только о себе, забыл меня, - и о, если бы только забыл, и это было бы
вожделенно; - но ты нарочито устроил, чтобы искавшие удобнее могли взять
меня. Ты не можешь прибегнуть и к тому оправданию, будто людское мнение
увлекло тебя и расположило подозревать во мне нечто великое и дивное. Я не
принадлежу к людям, приобретшим удивление и славу, а если бы это и было так,
и тогда не следовало бы людскую молву предпочитать истине. Если бы мы с
тобою никогда не жили в близком общении друг с другом, то ты имел бы
некоторую благовидную причину судить о мне по людской молве; если же никто
так не знал меня, как ты, и душа моя была известна тебе более, нежели самим
родителям и воспитателям моим, то какия убедительныя слова могут уверить
кого-нибудь в том, что ты не с намерением ввергнул меня в такую опасность?
Но оставим теперь это; я не принуждаю тебя оправдываться в этом; скажи, что
мы будем отвечать обвинителям?
Златоуст. Я не приступлю к этому до тех пор, - сказал я, - пока не
оправдаюсь пред тобою, хотя бы ты сам тысячекратно извинял меня. Ты сказал,
что если бы я, не зная тебя, довел тебя до настоящаго положения, то
неведение доставило бы мне оправдание, освободив меня от всякаго обвинения;
а так как я предал тебя не по неведению, но совершенно зная тебя, поэтому
нет у меня никакой благовидной и справедливой причины к моему оправданию. Но
я говорю совсем противное; потому что в этих делах требуется строгое
испытание, и тот, кто намерен представить способнаго к священству, не должен
довольствоваться только людскою молвою, но вместе с тем более всех и прежде
всех сам должен удостовериться в его способностях. Блаженный Павел, сказав:
подобает же ему и свидетельство добро имети от внешних (1 Тим. III, 7), этим
не отвергает нужды в строгом и верном испытании и не поставляет этого
свидетельства главнейшим признаком достоинства таких лиц. Предварительно
сказав о многом, он после присовокупил и это, показывая тем, что в избрании
не должно довольствоваться этим одним признаком, но вместе с другими
принимать во внимание и этот. Молва людская часто бывает обманчива; а после
предварительнаго строгаго испытания нельзя от нея опасаться никакой
опасности. Посему, после прочаго он упоминает и о свидетельстве от внешних.
Он не просто сказал: подобает же ему свидетельство добро имети, но прибавил:
и от внешних, желая изъяснить, что свидетельству внешних должно
предшествовать строгое испытание. А так как я сам знал тебя лучше родителей
твоих, как ты засвидетельствовал, то, по справедливости, я могу быть