"Анатолий Павлович Злобин. Рассказ на чай" - читать интересную книгу автора

Анатолий Павлович Злобин

Рассказ на чай


-----------------------------------------------------------------------
Злобин А.П. Горячо-холодно: Повести, рассказы, очерки.
М.: Советский писатель, 1988.
OCR & SpellCheck: Zmiy ([email protected]), 9 августа 2003 года
-----------------------------------------------------------------------


Любил я речи держать, но теперь в моем состоянии перемена - помалкиваю
в синтетику, в тряпочку то есть. А молчать мне тяжело и нерентабельно.
Тяжело, ох как тяжело, потому что помню я золотые денечки и громогласные
речи. А нерентабельно по чисто персональной причине: если я в данной
ситуации не раскроюсь, не узнают наши счастливые потомки, отчего моя
биография переменилась и что не всегда я существовал в теперешнем
состоянии, а вовсе даже наоборот. Поэтому и решаюсь.
А чтобы рассказ лучше следовал, мне на чай полагается сто пятьдесят с
прицепом. От селедочки натуральной тоже не отрекусь: всякая закуска на
пользу существованию. При таком наличии я свою автобио раскрою до предела,
ничего за пазухой не утаю.
Я человек коллективный, из народной массы. У меня трудовая книжка,
характеристика с плюсом, почетная грамота в красной рамке. Семья,
разумеется: мать-старушка, жена, из загса приведенная, потомство в виде
двух слюнявчиков, квартира с видом на сады и огороды - все как положено.
Проживаем с женой на общей площади дружно: в разводе не состоял, в судах не
проявлялся. Такая у меня автобио, по всем пунктам на вершину тянет.
Образования, правда, высокого не проходил. Мое ученье на героическую
разруху пришлось. Отец как убыл с эшелоном на запад, так и остался там в
неизвестных солдатах. Получили мы похоронную - что предпринять? Мать
сначала крепилась, а потом вывела меня из пятого класса, повезла на
заводскую территорию. Так я окончательно определился при рабочем классе.
Пять лет проработал в энском цехе по высшему разряду, в начальство
вырастать стал, в бригадиры то есть. В комсомол бумагу подал, ни одного
собрания не оставлял без внимания. Возвышался на трибунах. Трибуна меня
всегда к себе притягивала. Как выйду к графину, рот сам собой раскрывается.
Говорил как по писаному, но в бумажку, заметь, взоров не бросал: от души
изливался. В комитет меня за мои речи произвели. А там дела всяческие в
наличии, и все больше по морально-бытовой горизонтали. Если кого провернуть
в мясорубке требуется, секретарь сразу ко мне:
- Выручай, Гена.
А чего просить. Я всегда начеку. Я человек крепкой моральности: жена,
дом, дети - все должно существовать в единственном виде. В рот я тогда не
брал. Это я сейчас отклонился, но жена занимает в данном вопросе трезвую
позицию. Иду, значит, на трибуну громыхать по моральному пункту,
аплодисменты вкушаю. На перевыборах лучшие трудовые голоса собирал, а они
ведь, как из демократии явствует, тайные, задушевные.
Вот какая линия горизонта раскрывалась перед моей персональностью. И