"Анатолий Павлович Злобин. Добрая жизнь (очерк)" - читать интересную книгу автора

экскаваторщика".
"Основные правила, - писал он, - как принимать смену, как произвести
осмотр экскаватора перед работой, как производить загрузку земли в
автосамосвалы, как делать прорезь и разрабатывать забой, как ускорить цикл,
как работать в зимних условиях".
...Он шагал по площади перед Кремлевским дворцом, разглядывая фасады
зданий. Поднялся по устланной коврами лестнице и очутился в просторном
зале, где было уже больше ста человек. "Все с Волго-Дона", - подумал
Слепуха, замечая знакомые лица.
Открылась дверь. Разговоры стихли. Вошел Председатель Президиума
Верховного Совета Николай Михайлович Шверник. Секретарь Президиума начал
читать Указ и называть фамилии. Первым вызвали Александрова. Слепуха увидел
своего бывшего начальника и стал аплодировать ему. Затем к столу подошел
знаменитый начальник Цимлы Барабанов, потом подходили другие.
Вот Симак, сидевший рядом с ним, тяжело встал со своего места и ушел
туда...
"Сейчас меня", - затаив дыхание, подумал он и действительно услышал
свое имя. Дмитрий Алексеевич встал и на негнущихся ногах пошел вперед. Ему
казалось, что он идет слишком долго. "Надо было сесть поближе", - подумал
он. Подойдя к столу, он неловкими руками принял большую красную папку,
красную коробочку, потом еще одну коробочку.
Отвечая на поздравления Шверника, он протянул руку и посмотрел ему в
лицо, потом поблагодарил, хотел сказать что-то еще, но ничего не сказал и
пошел обратно, плотно прижимая к себе папку и обе коробочки. За Слепухой
пошел Анатолий Усков, начальник большого шагающего.
На своем месте он принялся рассматривать орден Ленина и Золотую
Звезду. Потом пришел Усков, достал перочинный нож, и они привинтили медали
к пиджакам. Орден Ленина Слепуха прикрепил рядом с орденом Красного
Знамени.
Он вынул из папки грамоту, стал читать: "За особо выдающиеся заслуги и
самоотверженную работу по строительству..." Перечитал еще раз, задумался.
Когда же было это особо выдающееся и самоотверженное? Стал вспоминать.
Может быть, это было в марте, в напряженные предпусковые недели? Ночью
разыгрался небывалый буран. Густой снег залепил окна кабины, прожекторы, но
он продолжал копать. Вдруг что-то случилось: ковш перестал подниматься. Он
полез на стрелу: надо было заменить искрошившиеся щетки. Колючий ветер
швырял в лицо хлопья снега, пальцы стыли, переставали слушаться. На
скользкой стреле под ветром и снегом невозможно было держаться - два раза
он скатывался в сугробы. Тогда он приказал помощникам привязать себя
ремнями к стреле и, освободив руки, устранил неисправность.
...Может быть, это было раньше, в позапрошлом году, когда он копал
котлован для третьего шлюза? На экскаватор неожиданно двинулся оползень,
грозя раздавить машину. Трое суток не уходил он с машины, разбрасывая в
стороны надвигавшуюся землю. Оползень был остановлен.
А может быть, это было тогда, когда он ездил на соседние участки
обмениваться опытом и учил других экономить секунды? А может быть, это было
когда-то еще, в каком-то другом случае, который он не мог сейчас вспомнить?
Много их было, всяких случаев.
Ночью он улетел из Москвы и утром завтракал в столовой нового поселка.
Рядом с ним сидел Иван Селиверстов. Слепуха говорил ему: