"Лотос пришлого бога" - читать интересную книгу автора (Грай Татьяна)

Часть 3. Закат души.

1.

Сказать, что Эрик рассердился, значило ничего не сказать.

Он впал в ярость.

Он готов был завыть от бешенства.

Он метался по дому, как только что плененный дикий зверь по тесной клетке, и ругался последними словами.

Причина, само собой, была прежней.

Его снова достал проклятый Лепски.

Этот ублюдок опять принялся требовать, чтобы Эрик вернул его камень. Дурацкий камень, который Мюррей давным-давно дал ему и попросил вложить в скульптуру, которую Эрик собирался в тот год поставить в Заповеднике. Зачем это нужно было придурку Лепски, Эрик Бах не особенно интересовался, потому что Мюррей заплатил ему за непонятную шутку очень приличные деньги. Но что-то в рассказанной тогда Лепски истории не понравилось Эрику. Что именно - он совершенно забыл, как, впрочем, и саму историю. Да и не хотел вспоминать. Ни к чему это было. Просто в тот момент, повинуясь некоему таинственному импульсу, он разбил камень Мюррея на две части, благо тот сам на это напрашивался своей формой, и запихнул в "Пришлого бога" только половину. А второй кусок подвернулся Эрику под руку в тот момент, когда он наслаждался игрой в куклы. То есть делал куклу для знаменитого чревовещателя Кхона Лорика. Вот он и вклеил камешек между слоями папье-маше. Правда, был еще и третий осколок, совсем маленький, который отскочил от камня в тот момент, когда Эрик долбанул по нему зубилом... но тот просто потерялся. Скорее всего, Эрик выбросил его вместе с мусором. Но он и был-то с горошину, наверное.

А через некоторое время Мюррей Лепски начал приставать к Эрику, выясняя, все ли маэстро сделал так, как его просили. Эрик поначалу просто посылал Мюррея куда подальше, но тот не отставал. И стоило Баху появиться на Минаре, как Лепски тут же вырисовывался на горизонте и снова цеплялся к скульптору. А потом он и вовсе обнаглел и стал требовать, чтобы Эрик вернул ему деньги. Дескать, камень испорчен, так что валяй, возвращай гонорар. Или камень. Интересно, как он узнал, что Эрик разбил камень?..

В общем-то для Эрика не составило бы труда достать обе части камня, но скульптор не привык подчиняться чужим капризам. А требование Лепски он воспринял именно как каприз, и ничего больше. Не все ли равно, весь камень скрыт в "Пришлом боге" или только кусок? Мюррей ведь не объяснил, зачем это нужно, каковы его цели. Ну, и нечего лезть со своей дурью.

И еще Эрика злило то, что Лепски каким-то образом очень быстро узнал, где находится вторая, меньшая часть камня. Когда Мюррей заявил, что скульптор обязан извлечь камень из куклы и либо вернуть Лепски, либо вложить в "Лотос пришлого бога", Эрик от злости не мог работать целую неделю. У него все валилось из рук. И это в тот момент, когда ему заказали группу для культурного центра в созвездии Девы! Да за одно это Мюррея следовало бы разорвать в клочья!

Внезапно Эрик остановился и визгливо захохотал.

Интересно, что скажет этот придурок, когда узнает, что один осколок камня вообще куда-то подевался?! Ха, так ему и надо! Не приставай к гениям с разными глупостями!

Эрик решил, что пора принять успокоительное. Может быть, удастся еще поработать сегодня. Фестиваль как-никак, сейчас с руками оторвут любой хлам, только давай!

Он побежал на кухню, достал из буфета бутылку матросского рома и налил себе полную чайную чашку. Залпом выпив обжигающую отраву, он глотнул воды из-под крана и сосредоточился на своих ощущениях, ожидая, когда лекарство подействует.

Но тут в углу за холодильником что-то шевельнулось.

Эрик стремительно бросился туда - но за холодильником никого не было, кроме старого тощего паука, жившего там с незапамятных времен.

- Ты! - хрипло заорал скульптор. - Ты! Опять ты здесь! Проваливай!

Он поспешно вернулся к буфету, налил еще одну чашку рома и, захлебываясь от торопливости, выпил все до дна. И снова наклонился и сунул голову под кран, чтобы смыть с языка обжигающее лечебное средство.

А когда он выпрямился, то увидел прямо перед собой висящую в воздухе ногу.

Просто ногу. В старом спортивном башмаке с растрепанными шнурками.

- Ты... - простонал Эрик. - Опять ты...

Он размахнулся и врезал по ноге кулаком. Кулак прошел сквозь ногу, как будто она была совершенно лишена материальности, и влепился в стену. Заорав от боли, Эрик выбежал из кухни.

Он спрячется от этой гадости в мастерской.

Но в мастерской его ждал верещащий изо всех сил телефон.

В последнее время Эрик стал побаиваться любых средств личной связи. Он был уверен, что ему может позвонить нога. Или рука.

Но, поскольку нога в данный момент болталась на кухне, а рука вроде бы в последнюю неделю забыла об Эрике, скульптор ответил на звонок.

К несчастью, это оказался Мюррей Лепски.

И уж конечно, это не улучшило настроения Эрика.

- Ну какого хрена тебе надо?! Чего ты все звонишь?! - заорал он, едва узнав голос занудливого приставалы.

- Сам знаешь, - зло прошипел Мюррей. - Отдавай или камень, или деньги.

Конечно, Лепски прекрасно знал, что никаких денег Эрик не вернет. У него их просто не было. Все, что скульптору удавалось заработать, он тратил практически мгновенно. А остальное время жил в долг.

- Ты что, не можешь набрать себе других булыжников? Какого черта ты привязался именно к этому? - Эрик хрипло заржал. - Там внутри никаких бриллиантов не было, точно могу тебе сказать!

- Он мне нужен.

- Вот пока не скажешь, зачем, - и слушать тебя не хочу!

И Эрик швырнул трубку. А потом присосался к бутылке с ромом, как изголодавшийся клещ к лосиной шкуре.

Но легче от этого ему не стало.

Потому что спьяну Эрику стало казаться: хотя в камне Мюррея Лепски бриллиантов и не было, все же в нем таится нечто необычное. Недоброе. Опасное.

Эрик сгреб в кучу валявшиеся на полу подушки и, усевшись перед начатой давным-давно фигурой Великого Мудреца, попытался сосредоточиться. Но в голове скульптора плыл туман, мысли расползались во все стороны, как тараканы, и Эрик никак не мог уловить главного: почему при воспоминании о камне Мюррея у него возникает непонятное тягостное чувство? И наконец скульптор обнаружил, что, глядя на незаконченную фигуру, он думает не о камне, а об Учителе, с которым встретился в далекой юности.

...Тогда Эрику Баху было всего шестнадцать лет, но он уже был чрезвычайно талантливым и чрезвычайно нервным. И уже тогда он метался в поисках неведомо чего. Ему постоянно казалось, что главное, самое нужное и интересное - где-то неподалеку, но почему-то прячется от него. И уже тогда его изредка посещали видения распадающихся форм. Перед его глазами внезапно всплывала путаница ярких светящихся линий, и в линиях, как в паутине, висели руки, ноги, головы незнакомых Эрику людей, хвосты и лапы каких-то животных, крылья и усики гигантских бабочек и жуков... а иногда еще росли синюшные длинноногие поганки и бледные дистрофичные мухоморы. А потом все это начинало деформироваться, теряя очертания, сливаясь в жуткие слизистые комки... и тогда юный Бах впадал в истерику.

Его водили к разным специалистам. Родители крайне тревожились за талантливого сына, но помочь ему оказались не в силах. И тогда они решились на крайнюю меру.

Эрика привезли на Землю, в Дхарма-центр.

Эрик и по сей день видел все это отчетливо и во всех подробностях.

...Он видел безбрежное море зелени. Это был парк, окружавший белое, легкое, словно парящее в воздухе здание Дхарма-центра. Но "летучка" села не в парке, а рядом с ним, и родители объяснили Эрику, что в парк можно войти только пешком. И они долго шагали по тенистым аллеям, мимо поросших ромашками полян, мимо большого озера, в котором, любуясь на собственные отражения, неторопливо плавали белые и черные лебеди...

...А потом он вошел в полутемную комнату, в дальнем конце которой стояла на простом деревянном столике небольшая фигурка Учителя Цзонхавы. Перед фигуркой горела масляная плошка и тлели палочки благовоний. Семь серебряных чашечек с водой выстроились на столике в ряд... и еще там была низкая ваза с букетиком незабудок.

Засмотревшись на Цхонхаву, Эрик не сразу заметил старого монаха в темно-красных одеждах, стоявшего сбоку от двери. Наконец мальчик спохватился и поклонился Учителю. Монах улыбнулся.

- Здравствуй, Эрик. Меня просили поговорить с тобой. Ты сам-то ничего не имеешь против?

- Я... - Эрик растерялся. Он никак не ожидал, что в Дхарма-центре будут интересоваться его мнением. Он почему-то представлял себе адептов крайне суровыми людьми, сосредоточенными на Учении Будды, не снисходящими до дел таких жалких и недостойных существ, как истеричный Эрик Бах. Но сейчас он видел перед собой старого Мастера с потемневшим от прожитых лет лицом и с необычайно молодыми и веселыми глазами. И в этих глазах светилась такая доброта, какой Эрик не встречал ни разу за свою короткую жизнь. Монах сочувствовал мальчику. Монах понимал его проблемы и принимал их как свои собственные...

- Значит, не против, - кивнул монах. - Ну, тогда идем вон туда, там нам будет удобнее.

Он провел Эрика через узкую дверь в соседнее помещение, с большим окном, через которое врывались мягкие лучи солнца. Они уселись на подушках, и тут же еще один монах, совсем молодой на вид, не старше самого Эрика, принес чай и печенье, и сразу ушел.

Старый Учитель разлил чай по чашкам и сказал:

- Попробуй. Очень вкусный чай, мы сами для него собираем травы.

Эрик удивился.

- Вы - собираете травы?..

Он просто не в силах был представить себе старого адепта бродящим по лужайке с корзинкой в руке...

- А почему бы и нет? - рассмеялся Учитель. - Чем мы отличаемся от других людей?

...И они стали говорить о самых разных вещах. Эрик скоро совершенно забыл, что говорит не с кем-нибудь, а с адептом Учения. Ему казалось, что рядом с ним - его лучший друг, которому можно доверить все, что угодно, и который все поймет сразу и правильно... и он рассказывал о своих проблемах так, как никогда не рассказал бы ни родителям, ни самому квалифицированному психотерапевту. И старый монах внимательно слушал мальчика, иногда задавая вопросы, иногда помогая найти нужное слово, определение... и осторожно подводя Эрика к тому, чтобы тот сам понял, что же такое происходит с ним.

И Эрик понял.

Он даже не испугался. Он уже был готов к осознанию.

- Значит, это болезнь? - спокойно спросил он.

- Да, - кивнул монах.

- И вылечить меня невозможно?

- Это не так.

И разговор продолжился.

...Стемнело, и молодой монах бесшумно вошел в комнату и зажег две маленькие лампы под желтыми абажурами, стоявшие в разных углах, и так же бесшумно вышел... а они все говорили. И наконец Эрик почувствовал, что все уже сказано. И спросил:

- Вы расскажете моим родителям?..

- Нет, - спокойно ответил Учитель. - Ты уже взрослый. Ты должен сам выбрать свой путь.

- Спасибо, - сказал Эрик и, поклонившись адепту, вышел.

Молодой монах проводил его вниз, в холл, где Эрика ожидали испуганные и уставшие родители. На столике перед ними стояли чайник с чаем и чашки, тарелки с бутербродами и золотистым печеньем, - но похоже было на то, что отец и мать Эрика за весь день так и не проглотили ни крошки.

Увидев спускавшегося по лестнице сына, они вскочили и бросились к нему.

- Эрик, - взволнованно заговорила его мать, - Эрик, мы уже не знали, что и думать... Ну, что тебе сказали?

- Потом, мам, потом, - сказал Эрик, и заметил, как родители переглянулись и в глазах обоих мелькнула надежда.

Но ему нечем было их обрадовать.

Он выбрал свой путь.


2.

Мюррей Лепски пребывал в растерянности.

Ему повезло в том смысле, что Кхон Лорик случайно дал дополнительное представление еще до начала Фестиваля, и что именно в момент спектакля перед божком Эрика Баха оказался человек с огромными знаниями. Но вот сами эти знания...

Поначалу, когда Мюррей понял, что с помощью Камня Мудрости он на этот раз похитил интеллект не какого-нибудь кабинетного знатока наук, а инспектора Федеральной безопасности, он очень обрадовался. Но позже его одолели немалые сомнения. И причиной этих сомнений было то, что он никак не мог освоиться с инспекторской техникой. То есть умом-то он теперь знал, что нужно делать в той или иной ситуации, но получить результат ему удавалось далеко не всегда.

А теперь на Минар явились сразу двое инспекторов. Мюррей ничуть не сомневался, что им нужен только он, Лепски, и никто больше. Но совсем не был уверен, что сумеет справиться с двумя специалистами.

Лепски снова, в который уже раз, сел за компьютер, пытаясь разобраться в причине неудачи. Потому что это была именно неудача, пусть и не полная. Ведь те знания, которые он похищал до сих пор, отлично приживались в его уме.

Итак, что могло послужить причиной?

Во-первых, могло что-то случиться с самим Камнем Мудрости. Возможно, он стал терять силу, потому что его разбили на две части. Проклятый Эрик... и как ему могло такое прийти в голову? Половину камня он спрятал, как и договаривались, в своей скульптуре. Но где вторая? То есть Лепски давно уже знал, конечно, что вторая часть - в одной из кукол чревовещателя, но в какой именно? Если бы он мог просто пойти к Кхону Лорику и спросить, которую из его кукол смастерил Эрик Бах! Но - нет, это было слишком опасно. Его могут вычислить. А уж теперь, когда на Минар явились инспектора, и речи не могло идти о подобном шаге.

Может быть, разбитый Камень Мудрости стал понемногу забывать то, что с таким трудом вложил в него Мюррей? Может быть, Камень разучился выбирать нужный уровень интеллекта... то есть нет, выбирает он правильно, вот только... возможно, он теперь не в силах донести чужой ум до Мюррея в целости и сохранности, неповрежденным?

А может быть...

Мюррей еще и еще раз просматривал накопившиеся данные. Конечно, может быть и это. Каждый раз, когда Лорик дает представление на равнине, возникают какие-то помехи, и Камень начинает работать в чрезвычайно сильном, но немного необычном режиме. Судя по карте, помехи возникают в районе замка Хоулдинг. Но что может мешать Камню? И каким образом? И как ему, Лепски, найти источник помех?...

Нет, эта задача в данный момент тоже неразрешима.

Вот проклятье, в который уже раз выругался Мюррей. Угораздило же его связаться не с кем-нибудь, а именно с сумасшедшим Эриком! Как будто мало на свете скульпторов, чьи работы постоянно привлекают к себе внимание! А среди поклонников искусства такого рода всегда найдется десяток-другой подходящих умов, которые стоит присвоить.

Но Мюррей отдал Камень Мудрости в руки Эрика Баха.

А тот, невесть почему, разбил его на две части.

И вторая часть оказалась в кукле.

И теперь Мюррею приходилось подолгу выжидать удобного случая. Разбитый Камень Мудрости оказался способен похищать чужую мысль и передавать ее Мюррею только в том случае, если искомый интеллект и обе части камня оказывались лежащими на одной прямой с самим Лепски. Оптимальной точкой была одна рощица на равнине за городом... и еще поляна в центре Заповедника, но там Камень Мудрости работал не с такой отдачей. Однако чревовещатель бродил с места на место, давая представления где угодно и когда угодно, его вообще носило по разным галактикам.. Да, он довольно часто оказывался на Минаре, но далеко не всегда в часы его спектаклей перед скульптурой Эрика Баха оказывался подходящий по силе знаний человек... да еще и какие-то помехи! Эдак еще сто лет придется ждать достижения желаемой силы.

В конце концов Мюррей, еще и еще раз прикинув все варианты, решился на риск.

Он пойдет к этому трижды проклятому чревовещателю. Он проявит максимум осторожности. Никакому инспектору будет не проследить за его действиями - он и сам теперь не хуже инспекторов знает, как действовать в различных обстоятельствах. Он получит куклу, изготовленную Эриком Бахом. Чревовещатель просто не сможет устоять. Мюррей предложит ему любые деньги, самую неразумную, самую запредельную сумму. А когда кукла окажется наконец в его руках, он отключит на пару минут сигнализацию Заповедника и даст половинкам Камня Мудрости возможность воссоединиться.

Да, сказал себе Лепски. Это единственный выход из ситуации.

Жаль, конечно, что на Минар явились инспектора... но ведь если он не восстановит Камень, то, пожалуй, и с инспекторами ему не справиться. Лепски был уверен, что как только половинки Камня найдут друг друга, он тут же овладеет на практике всеми похищенными инспекторскими умениями. Камень подскажет ему, как это сделать.

До города, к которому прилегал Скульптурный Заповедник, Мюррею было лететь около двадцати минут. Посмотрев на часы, Лепски решил, что можно отправляться прямо сейчас. Он явится к пансиону чревовещателя ранним утром... хорошо, что Лорик поселился на самой окраине. Проникнет в дом, застанет Лорика врасплох... нет, можно не сомневаться - артист продаст куклу. А если не захочет договориться по-хорошему - у Мюррея найдутся и другие средства и способы убеждения. Уж с каким-то паршивым чревовещателем он справится, не зря он всю жизнь тренировался в магии. Лорик потом и не вспомнит, куда подевалась кукла.

Лепски вывел из гаража свою "летучку", изготовленную по особому заказу. Мюррею нравилось знать, что лобовое стекло его машины можно пробить только выстрелом из бластера, а какие-нибудь паршивые энергетические пули отскочат от него, как от защитного поля. Ему нравилось, что в принципе он может лететь со скоростью, от которой у инспекторов воздушного движения случился бы обморок. Конечно, он не позволял себе нарушать правила, но сама по себе мысль о такой возможности его согревала. В общем, машина была что надо. Но внешне она ничем не отличалась от сотен других. И это тоже радовало Мюррея.

Оставив "летучку" на соседней с пансионом улице, Мюррей Лепски неторопливо зашагал к нужному ему дому. К утру город наконец затих, фестивальные толпы разбрелись, и раньше десяти утра едва ли кто высунет нос из гостиницы. Спешить было некуда. Лорик наверняка дома, он вообще не слишком любит выходить без дела. Мюррей это знал - он давно уже отлично изучил привычки и характер чревовещателя.

Лепски повернул за угол - и замер.

Впереди, на пустынной улице, прямо перед пансионом, в котором жил Кхон Лорик, стояли на мостовой два Мрачных Карлика...

Лепски осторожно попятился, боясь привлечь к себе внимание опасных существ, и, высунув голову из-за угла дома, стал наблюдать за Карликами.

Проклятье! Им нужен Лорик...

Значит, они все-таки вышли на след Камня Мудрости. Через столько лет...

Но если они знают, что в одной из кукол скрыта половина камня, - они знают и то, как она туда попала.

Карлики что-то обсуждали, глядя, похоже, на окно Кхона Лорика, хотя, конечно, проследить направление их взгляда никто бы не мог. Но они, кипя злобой, размахивали руками, тыча пальцами в сторону именно этого окна и громко ругаясь на своем странно звучащем, щелкающем и свистящем языке. Мюррей не изучал специально их речь, но несколько лет назад ему достался ум ученого языковеда... однако сейчас он стоял слишком далеко от маленьких людей, и до него доносились лишь отдельные слова. Впрочем, и этих слов хватило для того, чтобы основательно встревожить Мюррея Лепски.

- ...все равно надо искать...

- ...проклятый кукольник... кто мог знать, что он зомби...

- ...там, на поляне...

- ...пустим по следу сам знаешь кого...

- ...ты просто не соображаешь, что говоришь, дубина!..

- ...дьявольщина, нам же не добраться до...

- ...идиот, нам бога нельзя трогать! Нам нужен скульптор...

- ...от Лепски нам никакого проку...

Мюррей на цыпочках отошел подальше, а потом бегом бросился к своей "летучке". Что-то случилось с Кхоном... что?

Лепски давно уже подозревал, что с чревовещателем что-то неладно. Несмотря на все усилия, Мюррею не удалось выяснить, откуда Кхон родом, как он стал артистом...

Он помчался домой, и всю дорогу клял себя за то, что в свое время не приложил должных усилий к этой теме. Ведь ему всегда чудилось в Лорике нечто... нечто чужеродное. А теперь Карлики назвали Лорика зомби... Нет, Мюррей был уверен: зомби тут ни при чем. И все же в сознании Кхона таилось нечто постороннее. Теперь Лепски не сомневался в этом.

Но что это было? Или кто?

И при чем тут был его Камень Мудрости?

Чревовещателя необходимо было не просто найти, а найти как можно скорее. Пока до него не добрались рассерженные малыши. Наверняка он спрятался где-нибудь, обнаружив, что им интересуются Мрачные Карлики. К этим странным человечкам все относятся с большой опаской. И если Лорик знает о том, кто скрыт в глубине его ума, и знает о возможностях Камня... да откуда ему это знать? Впрочем, о сущности Камня Мудрости мог догадаться тот, кто живет в Лорике...

Лепски бросил "летучку" на лужайке перед домом, бурей ворвался в свой кабинет и потребовал у своей личной наблюдательной системы сведения о передвижениях чревовещателя за последние сутки.

И через несколько секунд он уже знал: Лорик лежит в госпитале в состоянии полного беспамятства. Знал, что в пансионе побывали инспектора.

И что одна из кукол чревовещателя - Дорис - исчезла.


3.

Эрик Бах сидел в своей мастерской, тупо глядя на валявшиеся перед ним инструменты, куски пластика и эскизы. Скульптор не в силах был приняться за работу.

Эрика замучили мысли о камне Мюррея.

И он совершенно не понимал, почему не заподозрил ничего дурного раньше.

Ведь все было слишком очевидно!

Лепски вел грязную игру. Конечно, Эрик понятия не имел, в чем суть задуманного Мюрреем, но, само собой, на что-то этот бес рассчитывал. На какую-то немалую выгоду для себя. И как-то все это связано с тем камнем, который Лепски уговорил Эрика запрятать в "Лотос пришлого бога", не объяснив, зачем это ему нужно. То есть что-то он наплел, конечно, только Эрик совершенно забыл, что именно говорил ему много лет назад странный заказчик. Но Эрик, взяв у Мюррея деньги, разбил камень, невольно сорвав тем самым непонятные, но явно не слишком добрые замыслы Лепски.

Эрику снова захотелось выпить. Предыдущая порция давным-давно уже выветрилась из его вечно жаждущего организма.

Он встал и пошел к инкрустированному перламутром угловому шкафчику, где была припрятана одна из бутылок. Он уже ощущал на языке жгучий вкус рома... но, едва приоткрыв маленькую застекленную дверцу, с криком отшатнулся.

Вокруг пузатой черной бутылки обвились чьи-то окровавленные кишки.

Эрик захлопнул шкаф и обессилено опустился на пол, обхватив руками внезапно разболевшуюся голову.

Опять... опять на него нападают! Это все не просто так. Это чей-то жестокий план. Кто-то, какие-то неизвестные враги хотят лишить Эрика способности творить, отнять у него великий и неповторимый дар... мерзавцы...

Эрик на четвереньках выполз на середину мастерской и задумчиво остановился, уткнувшись лбом в подставку, на которой по-прежнему стояла незаконченная фигура Мудреца.

Кто же подсылает к нему все эти отвратительные штуковины?

Еще недавно вокруг болтались только чьи-то ноги. Потом появились руки. А теперь вот - кишки. Интересно, кому они принадлежат?.. Это надо же - не остановиться перед тем, чтобы выпотрошить кого-то... лишь ради того, чтобы напакостить ему, великому Баху!

А еще интереснее - есть ли сейчас какая-нибудь деталь постороннего организма на кухне? Может быть, все же удастся добраться до рома? К тому же имеется еще третья бутылка - в спальне, и четвертая - в гараже... к одной из них путь наверняка свободен.

Скульптор, стараясь не делать лишних движений, чтобы не вызвать нового приступа головной боли, отправился на кухню. Ради экономии сил он не стал подниматься на ноги. На четвереньках он чувствовал себя гораздо более устойчиво.

На кухне ничего подозрительного или пугающего не оказалось. И Эрик прильнул к бутылке с обжигающей влагой, радуясь удаче. Но почему-то на этот раз любимый ром не помог Баху избавиться от реальности. Наоборот, Эрик, сам того не желая, вдруг снова вспомнил тот день, когда он выбрал свой путь.

...Тогда он не сомневался, что творчество - превыше всего. И хотя он был совсем еще юн, он был уверен, что не ошибся, что его выбор единственно возможный.. Да, Учитель сказал ему о кармических причинах его заболевания. Гордыня... в предыдущей жизни Эрик страдал огромной, безумной гордыней. А в этой - мог стать просто безумцем.

Но мог и избежать подобной участи.

Все зависело от него самого.

Он мог отказаться от стремления стать великим скульптором. Он мог бросить живопись и лепку и сосредоточиться на собственном сознании. И за многие годы тяжелого и упорного труда, он мог отчистить ошибки прошлых жизней.

А потом?..

Когда в тот день Эрик задал себе этот вопрос, он не нашел на него ответа. И тогда он спросил монаха. Но старый Учитель лишь развел руками и сказал:

- Кто знает...

И Эрик предпочел неопределенности простую и ясную перспективу.

У него есть талант. Большой талант. И он будет творить.

Через год-другой Эрик почти забыл о том, что говорил ему старый адепт Учения. Редко, очень редко в его памяти всплывали белое здание Дхарма-центра, темно-красные одежды монахов, тенистый парк, сверкающее озеро, лебеди... Он стал скульптором. Его работы стоили огромных денег. Но их было так мало, этих работ...

И вот теперь Эрик сидел на кухне снятого на полгода дома с бутылкой рома в руке, а в мастерской его ожидали незаконченные работы... но Эрику совсем не хотелось приниматься за дело. Он желал знать: кто мешает ему, подсылая в его дом дурацкие летающие ноги и запихивая в его шкаф чьи-то кишки? Эрик совсем забыл, что он болен. Он давно уже склонен был считать сумасшедшими всех вокруг себя. И не просто сумасшедшими, а злобными маньяками, прилагающими все силы к тому, чтобы лишить его, Эрика Баха, возможности создавать новые гениальные произведения.

Да еще этот мерзкий Мюррей со своим булыжником!

И тут в глубине сознания Эрика шевельнулось что-то... что-то, ненадолго разбуженное много лет назад старым Учителем, но потом снова заснувшее... Но Эрик и теперь предпочел об этом забыть.

Мюррей Лепски...

Когда он попросил Эрика вложить камень в скульптуру, которую Эрик задумал поставить в Заповеднике, он, кажется, сказал, что затеял смешную шутку. Что этот дурацкий камень, похожий на недоделанную снежную бабу, заворожен, и что он заставит людей, приходящих взглянуть на творение Эрика, видеть в скульптуре нечто совсем особенное... и что Эрик превратится в их глазах в неповторимого гения, и несравнимое совершенство его работ навсегда останется в их памяти. И, конечно, те, кто увидит скульптуру с прячущимся внутри камнем, уже никогда в жизни не захотят приобрести скульптуры других мастеров.

И Эрик купился на эту глупость.

Гордыня, вдруг снова вспомнил скульптор. Безумная гордыня, которой он страдал в прошлой жизни. Никуда она не подевалась... Она по-прежнему с ним.

А Мюррей и не подумал объяснять, какой для него самого смысл во всей этой игре. Он отлично знал, что Эрик не задаст такого вопроса. Эрику достаточно было мысли о еще большей славе... и о деньгах, конечно. Но что-то словно подтолкнуло руку скульптора, когда он заканчивал пришлого бога. И он разбил камень, и, само собой, не сказал об этом Мюррею.

Вопросительно посмотрев на бутылку, которую он все еще держал в руке, скульптор сказал вслух:

- Как ты думаешь, зачем ему это?

Бутылка не ответила.

И в этот момент в памяти Эрика проплыло нечто туманное и неясное... вроде бы он слышал, что какой-то человек незадолго до нынешнего фестиваля умер в двадцать втором круге, прямо перед его лотосом, в котором сидит божок Мрачных Карликов...

Эрик с трудом, цепляясь за стены, поднялся на ноги и отправился в мастерскую.

По пути, чтобы поддержать слабеющий организм, он несколько раз приложился к бутылке. Наверное, именно поэтому, добравшись наконец до мастерской, Эрик тупо остановился в дверях и глубоко задумался.

Он совсем забыл, зачем он сюда пришел.

Ему хотелось спать.

Но спальня была так далеко, на втором этаже! Да и зачем она нужна? Зачем вообще люди выдумали спальни? Как будто не все равно, где человек уснет, когда ему того захочется!

Эрик доковылял до тахты и свалился на нее.

...Ему снова приснился тот страшный сон, который в последний год повторялся из месяца в месяц.

За Эриком гнались Мрачные Карлики.

Эрик не знал, зачем он им понадобился. Но страх перед странными маленькими людьми с ярко-синими выпуклыми глазами был так велик, что Эрик едва передвигал ноги. Все его тело сотрясала дрожь, спазмы сжимали желудок... но он бежал, бежал, бежал... а воздух облипал его, как густой кисель, и серая грязная трава хватала за ноги, пытаясь остановить, и какие-то вонючие звери вставали на его пути, скаля желтые кривые зубы, и еще лил вовсю обжигающе холодный дождь... Эрик задыхался, он обливался потоками пота, его сердце, казалось, вот-вот разорвется от невыносимого напряжения... но остановиться значило умереть. А Мрачные Карлики молча преследовали его... какое счастье, что они так малы, что у них такие коротенькие ножки! Нет, им никогда не догнать Эрика... если только он не упадет от изнеможения.

И вдруг Карлики заговорили.

До оглушенного страхом Эрика как сквозь вату донеслись их голоса.

- Наш Бог... ты осмелился выставить нашего Бога на потеху бездельникам...

- Ты посягнул на нашу святыню...

- Ты расколол наш Камень Мудрости...

- Ты умрешь, негодяй...

А потом Карлики почему-то запели без слов. Высокие жужжащие голоса вонзались в воспаленный мозг скульптора, просверливая его насквозь, причиняя острую боль...

...Эрик с трудом поднял тяжелую голову и несколько секунд, ничего не понимая, смотрел на тихо звонящий телефон.

И вдруг он понял, что должен сделать.

Преодолевая внезапно усилившуюся гравитацию, скульптор встал, подошел к стеллажу с инструментами и выбрал подходящую пилу.

Потом он вызвал такси.

Потом ему понадобилось немало времени на то, чтобы выйти из дома и забраться в чудовищно раскачивавшуюся "летучку".

Он отправился в Заповедник. По дороге он связался с муниципальной справочной службой и задал мучивший его вопрос.

Да, ответили ему, в двадцать втором круге действительно совсем недавно умер человек.

Только один?

Нет, сказали Эрику. За последние шесть лет в двадцать втором круге было еще восемь несчастных случаев. То есть вряд ли это можно назвать несчастными случаями. Просто болезнь. Сердце. Внезапный приступ.

- Я тебя убью, Мюррей! - прошипел Эрик, выключая связь. - Я тебя убью, грязный вонючий колдун!

"Летучка" опустилась на поляну прямо перед "Лотосом пришлого бога". Эрик, приказав машине подождать, выпал на траву, крепко держа пилу в руке.

Через несколько минут он уже летел к замку Хоулдинг.


4.

Инспектора вернулись довольно быстро, вскоре после полуночи. Разведчики, сидевшие в гостиной и наблюдавшие за тем, как Чита пытается найти блоху на попугае, на редкость терпеливо сносившем ее активную деятельность, слышали, как приземлились одна за другой "летучки", как открылась и закрылась входная дверь... и когда Даниил Петрович с Винцентом вошли в гостиную, их встретили вопросительными взглядами.

- Привет! - сказал Ольшес. - Ну, что тут новенького?

- Да в общем ничего, - ответил Саймон Корнилович. - Если не считать того, что Кейт наковырял на дну пруда.

- О! Это интересно! - И Даниил Петрович демонстративно оглядел комнату. - И где же эти сокровища?

Левинский предъявил инспектору крохотный осколок камня, похожего на кремень, и сообщил:

- Вообще-то я этого добра полную тарелку набрал, но Саймон сказал, что остальное можно выбросить.

- А ты и послушался... - пробормотал Даниил Петрович, беря предложенный ему камешек двумя пальцами и поднося его к глазам.

- Да ничего подобного! - возмутился Левинский. - Вон они, на буфете.

Харвич подошел к упомянутому предмету обстановки и внимательно рассмотрел лежавшие в тарелке камешки. Это были самые обычные гальки.

- Ну, это и в самом деле можно выбросить, - улыбнулся Харвич. - Если, конечно, ты не хочешь сохранить их как память о нынешней экспедиции.

Доктор Френсис задумчиво произнес:

- Знаете что, мужики? Мне кажется, лет через эдак.... несколько... наш Винцент станет в сто раз хуже Данилы.

- Да, - согласился Винклер. - Язвить он уже научился.

Харвич обвел разведчиков недоуменным взглядом.

- Да я разве чего?..

- Нет, ты ничего, - утешил его доктор Френсис. - У тебя это пока что в подсознании.

- А... ты же психолог! - фыркнул Харвич. И тут ему в голову пришла некая мысль. - А Чита давно вернулась? - спросил он.

- Нет, недавно, минут двадцать назад. А что? - не понял Винклер.

- Нет, ничего. Просто она от нас сбежала по дороге.

Левинский широко раскрыл глаза:

- Что, прямо из "летучки" выпрыгнула?

Ольшес, спрятав камешек в нагрудный карман комбинезона, всмотрелся в обезьяну. Харвичу показалось, что Даниил Петрович пытается понять, где она была и что делала, удрав от инспекторов в Заповеднике. Но, похоже, это было сейчас не самым интересным для Ольшеса. Он спросил:

- Что, аллигатор доволен результатами подводных работ?

- Вполне, - кивнул Левинский.

- И долго ты искал эту штуку? - Даниил Петрович похлопал по карману.

- Нет, он так усердно тыкал носом в то место, где это лежало, что мне еще и отгонять его пришлось, чтобы собрать камни.

- Хорошо, - кивнул Ольшес. - Но тут возникает один очень интересный вопрос. Как этот осколочек попал в пруд?

- Не иначе как птичка принесла, - предположил доктор Френсис.

- Ну, пр-ринесла! - неожиданно рявкнул Кроха, заставив всех вздрогнуть. - А тебе что? Кр-расивый Кроха!

Все на мгновение опешили, но в следующую секунду Кроха, напуганный взрывом хохота, взлетел на шкаф и оттуда стал подозрительно рассматривать всех по очереди. Самые серьезные опасения вызывал у него, похоже, Даниил Петрович.

- Ну надо же! - восторженно воскликнул Левинский. - И в самом деле птичкина работа! Кроха, а где ты его взял?

Кроха проигнорировал вопрос инженера.

- Ну что пристаешь к бедному воробышку? - сказал Ольшес. - Где взял, где взял! В магазине купил. А вот зачем в пруду утопил - это другой вопрос. Винцент, спроси-ка, зачем?

Харвич рассмеялся. Но просьбу Даниила Петровича тем не менее воспринял как приказ.

- Кроха, - обратился он к попугаю, - ну чего ты туда забрался? Иди сюда, поговорим.

- Поговор-рим, - согласился попугай и спорхнул со шкафа на плечо Винцента. - Жрать хочу!

- Ну вот, опять, - огорчился Винклер. - Ведь только что ел, часа не прошло! Наверное, у него кишечник слишком короткий. Все сразу проскакивает, и никакого толку.

Доктор Френсис отверг предположение командира:

- Да ничего подобного! Он же птица, а все птицы едят очень часто. Метаболизм у них такой.

- Послушай, но он ведь не колибри! - возразил Саймон Корнилович. - Он большая птица, крупная. Такие не должны клевать без передышки.

- У него большие траты энергии в связи с эмоциональными перегрузками, - пояснил врач.

- Ты хочешь сказать, мы его обижаем? - ужаснулся командир.

- Нет, - вмешался Даниил Петрович. - Психолог хочет сказать, что у Крохи что-то такое на душе, что не дает бедному страусу покоя.

- Ну что ты его обзываешь по-всякому? - возмутился Винклер. - То воробьем, то страусом! Ему же обидно!

Ольшес ухмыльнулся и упал в кресло, ничего не ответив. Харвич вдруг понял, что Даниил Петрович совершенно сознательно дразнит попугая. Что старший коллега чего-то добивается от птицы... но чего?

Сняв Кроху с плеча и посадив его на спинку стула, Винцент спросил:

- Кроха, ты где этот камешек взял? И зачем его в пруд бросил?

Попугай свесил голову набок и хитро глянул на молодого инспектора.

- Ну скажи, ну пожалуйста! - попросил Винцент.

Кроха нахохлился и спрятал голову под крыло.

- Кроха, красавчик, - не отставал Харвич, - расскажи про камешек.

- Украл, - вдруг признался Кроха и, подскочив, дернул Винцента за волосы.

- Ой! Больно! Ты чего хулиганишь? - рассердился Харвич. - А где украл? У кого?

- Эрик - дурак, - ответил попугай. - Дур-рак-дурак-дурак!

- А, это ты про скульптора... - Винцент уставился на Даниила Петровича. - Это...

- Возможно, - кивнул Ольшес.

- Дай посмотреть! - потребовал Харвич.

- Потом.

Тут Кроха вдруг разговорился.

- Э-рик! Бродяга! Кар-раул, карлики! Привидения! Жрать хочу!

Произнеся эту переполненную намеками речь, попугай слетел со стула и напал на командира.

- Жрать хочу! - гневно орал он, колотя Винклера клювом и крыльями. Жр-рать хочу! Пир-рожок с капустой!

Винклер, повинуясь естественному чувству сострадания ко всему живому, сгреб Кроху в охапку и отправился с ним на кухню, провожаемый радостным ржанием членов экспедиции.

- Значит, этот камешек Кроха стащил у скульптора? - спросил Левинский, насмеявшись досыта. - А зачем?

- Да кто его знает? - пожал плечами Даниил Петрович. - Кстати, о скульпторе. Мы тут по дороге заглянули к "Лотосу", и представьте - у пришлого бога башка отпилена! Вот утром шуму будет!

- Башка... - оторопел Левинский и оглянулся на доктора Френсиса. Но тот был изумлен ничуть не меньше инженера. - Да куда же сигнализация смотрела?!

- Сигнализация, надо полагать, смотрела во все глаза, но видела нечто такое, что решила не вмешиваться, - с усмешкой сказал Ольшес.

- Но... а! - сообразил Кейт. - Это сделал сам скульптор? Да, конечно, больше никто не мог... ну и ну!

- Наверное, сменил веру, - предположил доктор Френсис. - Этот бог перестал ему нравиться.

- Не иначе, - согласился Даниил Петрович. - Так что искать нам теперь эту милую головку... и не только ее. Пропажа за пропажей! Чита! - окликнул он обезьяну. - Ты ничего нам не хочешь сказать, а, красавица?

Чита дала понять, что говорить с Ольшесом ей совершенно не о чем.

Вернулся Саймон Корнилович, оставив попугая на кухне. Но едва он перешагнул порог гостиной, как браслет спецсвязи на его руке нервно пискнул, и Винклер, глянув на малиновый огонек, снова вышел.

Пока командир отсутствовал, Даниил Петрович всячески приставал к обезьяне, пытаясь добиться ее расположения, но Чита не желала менять гнев на милость. Харвич не вмешивался, видя, что Ольшес преследует какие-то свои, особые цели.

Наконец вернулся Винклер и сообщил:

- Дан, тебе там посылочка. Подробности биографии Кхона Лорика. Он, оказывается, давно умер, а его тело захватил какой-то йогин.

- Ого! - отреагировал инженер. - Неслабый фокус!

- Да, - согласился доктор Френсис. - Это не каждый сумеет. Пожалуй, Данила, у тебя с этим Кхоном могут возникнуть проблемы.

- Никаких проблем, - спокойно откликнулся Даниил Петрович. - Опоздали наши деятели со своей справкой. Лорик вышел из игры. Нам бы теперь с Эриком договориться... или с Читой.

Но Чита тут же скорчила рожу и высунула язык.

Ольшес обиженно махнул рукой и удалился.


5.

Стена мастерской бесшумно раскололась от пола до потолка, и из широкой черной трещины сначала потек густой белый дым, от которого у Эрика сразу же зачесалось в носу, а потом высунулась омерзительная волосатая лапа - жирная, синяя...

Эрик попятился.

Лапа деловито тянулась к нему, выпустив длинные загнутые когти.

Эрик заорал и швырнул в лапу большую керамическую вазу с цветами, стоявшую на одном из низких столиков.

Словно в ответ на его жест из щели в стене вслед за лапой полезли желтые маслянистые улитки - большие, мягкие на вид... Они возникали из клубов дыма и падали на пол с отвратительным звуком - словно кто-то невидимый смачно плевался в мастерской Баха. Эрик, справившись наконец с испугом, решил сражаться до последнего вздоха. Он не позволит всякой гадости болтаться в его мастерской. Он эту свору вышвырнет вон!..

Им не удастся загнать его в ад...

Он вихрем вылетел из мастерской и помчался в кладовку возле кухни, где лежал большой мощный пылесос, при помощи которого Эрик уничтожал мусор, остававшийся после работы. Давненько он не прикасался к этой штуковине... ну, теперь ей придется потрудиться вовсю.

Вооружившись пылесосом, Эрик вернулся назад. Он осторожно приоткрыл дверь мастерской, не зная, как далеко расползлись противные улитки и не желая наступить на одну из них. Но улитки роились возле стены, словно боясь выйти из-под прикрытия. А над ними по-прежнему торчала жирная волосатая лапа. Она шевелилась, сжимая и разжимая пальцы, покачивалась вправо-влево, как неторопливый маятник, и явно ожидала, когда наконец Эрик приблизится на достаточно малое расстояние...

- Ну, фиг тебе! - прорычал Эрик. - Я тебя не боюсь!

Но он боялся.

Боялся так, как никогда в жизни.

Однако упрямства скульптору было не занимать. И это не раз выручало его прежде. А значит, выручит и сейчас.

Эрик включил пылесос, надеясь, что батареи еще не сели. Пылесос чихнул и едва слышно

загудел, подмигнув Эрику зеленым огоньком на верхней панели. Эрик нажал кнопку, и пылесос выпустил из себя гибкую трубку с воронкой на конце. Но лапа, ожидавшая скульптора, была

длиннее... Ничего, утешил себя Эрик, это еще не предел... он заставил пылесос нарастить трубку, и, подкравшись как можно ближе к ленивой лапе, направил воронку на улиток.

Пылесос втянул их, громко чавкнув. Эрик обрадованно заорал:

- Ага! Наша взяла!

Лапа внезапно преисполнилась жажды действия и цапнула воронку пылесоса.

- Эй, ты... - Эрик дернул пылесос на себя, и лапа вывалилась из дыры в стене и со странным звоном, похожим на звон маленького гонга, грохнулась на пол, не выпустив, однако, свою добычу. Пылесос загудел громче, пытаясь заглотить волосатое безобразие. В конце концов ему это удалось. Лапа обмякла, словно проколотый воздушный шар, и медленно-медленно втянулась в воронку. Пылесос еще раз чихнул и замолк.

- Ну, паразит, - обругал его Эрик. - Нашел время отключиться!

Скульптор подозревал, что пылесос вполне еще может пригодиться - не сегодня, так завтра.

Вытерев взмокший лоб, Эрик вытащил пылесос из мастерской и отнес ко входной двери, чтобы, уходя из дома, вспомнить о нем и купить новые батареи. Конечно, можно было просто заказать их по телефону... но Эрику вдруг показалось, что вместо посыльного фирмы к нему обязательно явится какой-нибудь монстр, одетый в униформу.

Решив подождать, пока въедливый дым в мастерской рассеется, Эрик пошел на кухню. Пора было восполнить израсходованную энергию хорошим глотком лекарственного напитка.

Но его ожидал новый неприятный сюрприз.

По кухне носилась из угла в угол большая, как тарелка, зеленая пуговица, украшенная золотистым витым ободком. Пуговица вертелась волчком, подпрыгивала, жужжала, металась от окна к плите, от плиты к раковине... Эрик замер в дверях, ослепленный ее стеклянным блеском. Вот еще напасть... с этой-то что делать? Неужели придется звать кого-нибудь на помощь? Но кого?..

Однако помощники явились сами, без зова. Из-за шкафчика с кастрюлями и сковородками вышли строевым шагом три рыжих таракана, каждый ростом с котенка, и, угрожающе шевеля длинным усами, набросились на пуговицу. Пуговица взвизгнула и, крутанувшись изо всех сил, разбросала тараканов в стороны. Один свалился прямо у ног скульптора. Эрик наклонился и посмотрел на рыжую тварь. Таракан был при последнем издыхании, пуговица перерезала его почти пополам.

- Свой, но не жилец, - констатировал Эрик. - Может, кто покрепче найдется?

Но больше желающих сражаться с бешеной пуговицей не нашлось. Эрик, немного подумав, решил, что и ему самому незачем с ней связываться. Пусть тут балдеет. У него бутылок достаточно.

Однако подниматься наверх в спальню он не стал, рассудив, что там всякие посторонние руки-ноги, пуговицы и прочая заезжая шваль могут загнать его в ловушку, и бежать будет некуда. Прыгать же в поисках спасения из окна второго этажа скульптору совсем не хотелось. И он пошел в гараж.

В гараже тоже не обошлось без сюрпризов. Когда Эрик уже добрался до углового стеллажа и протянул руку к заветной емкости с обжигающим ромом, припрятанной среди красок, тряпок и прочего, за его спиной раздался громкий хриплый вздох. Эрик стремительно обернулся. Из-под его "летучки", давным-давно стоявшей на приколе, выползало что-то непонятное.

Серое и бесформенное.

Эрик схватил бутылку и со всех ног бросился из гаража во двор.

Серое не стало гнаться за ним. Наверное, поленилось.

Немного отдышавшись, скульптор основательно приложился к рому и, спрятав бутылку за пазуху, пошел куда глаза глядят, не желая возвращаться в дом, полный нечисти.

Ему надо было хорошенько подумать.

Ему необходимо было понять - что все это значит?

Город затих в ожидании рассвета. Черные глаза окон неотступно следили за скульптором, шагавшим по середине мостовой; серое небо нависло так низко, что, казалось, вот-вот зацепится за верхушки деревьев... и лишь изредка до Эрика доносился какой-нибудь звук - то чирикнула во сне какая-то птаха, то тявкнула вдалеке собака, заподозрившая что-то неладное... пронеслась к центру полицейская "летучка", подмигивая сигнальным фонариком...

Эрик медленно дошагал до ближайшего сквера и осторожно сел на холодную, влажную от росы скамейку. Достав из кармана бутылку, он глотнул пару раз и застыл, уставясь на клумбу с огромными голубыми тюльпанами. Серебристо-зеленые гофрированные листья цветков казались вырезанными из жести. Эрик встряхнул головой. Что за дурацкие растения...

Но тут же он забыл о них, и его невидящий взгляд уперся в выложенную плитками серого сланца тропинку.

КТО? Кто затеял войну с ним, Эриком Бахом? Кто так упорно хочет уничтожить его, растереть в пыль, лишить возможности приносить многим и многим людям радость своим творчеством?

Радость?..

Эрик вдруг осознал, что сам он никогда, ни разу в жизни не испытал радости от своего труда. Что работа всегда была для него тяжкой мукой, напряжением, борьбой с формами, в которых он пытался выразить невыразимые через цвет и рисунок понятия... что он всегда апеллировал к абсурду, надеясь в искаженных линиях и объемах отыскать нечто ясное и прозрачное... Его скульптуры и его картины служили по сути одной-единственной цели. С их помощью он просто сражался с тьмой, таящейся в его душе.

С той самой тьмой, о которой в далекой юности он говорил со старым монахом.

Мрак гордыни. Тьма неведения.

Эрика пробрало холодом, и он торопливо хлебнул рома, чтобы согреться.

Скульптор настолько ушел в свои мысли, что не замечал ничего вокруг. Не заметил он и Мрачного Карлика, появившегося в дальнем конце аллеи. Впрочем, Карлик и не стремился к тому, чтобы его видели. Он осторожно крался от дерева к дереву, от куста к кусту, медленно приближаясь к Эрику, злобно сверкая синими шариками странных, вечно мятущихся глаз...

Да, монах много лет назад сказал Эрику, что с его болезнью можно справиться. Но для этого нужно было отказаться от жизни. То есть именно так это понял тогда Эрик. Потому что он был уверен, что жизнь - это творчество и развлечения, путешествия и зрелища, женщины и вино... а монах предлагал ему суровость уединения и бесконечные практики Учения, бесконечное размышление и бесконечный тяжелый труд по отчистке кармических препятствий, по отработке ошибок прежних жизней. Но ведь нельзя было с уверенностью утверждать, что эти ошибки и в самом деле удастся отработать достаточно быстро! И Эрик, испугавшись того, что понапрасну потратит многие годы, выбросил из головы эту идею

А теперь он думал о том, что, видимо, просто не был готов к тому, чтобы по-настоящему, всем умом принять Учение Будды. Не созрел.

Тогда - не созрел. А сейчас?

Эрик повертел в руках бутылку, внимательно изучая ее форму и фактуру.

Материал... Материал, подвластный ему, готовый вылиться в любой образ, рожденный фантазией маэстро... мысль, облеченная в объемы...

И какие же мысли он предъявлял миру все это время?

О чем он размышлял много-много лет?

Эрик вздохнул. Пожалуй, ему нечем особенно похвастаться.

Да, иной раз у него случались озарения, и именно их воплощение в скульптуре принесло ему славу и деньги. Но моменты высокого полета были так редки... А чаще он просто заимствовал что-то в далеких мирах... не зря же он так любил путешествия. И реализовывал позаимствованную идею, не забывая, конечно, о технике. Уж этого у него никто не отнимет. В техническом отношении Эрик Бах - само совершенство.

Тут скульптор вспомнил о отвратительном божке, которого случайно увидел несколько лет назад и который так врезался в его память, что пришлось в конце концов вылепить его, чтобы избавиться от надоедливой картинки, засевшей в уме. Тошнотворное существо. И цветок, в котором сидит это чучело, тоже тошнотворен. Эрик поставил его в Заповеднике, и глупые зрители и искусствоведы решили, что скульптор создал невероятно сильный образ, трактующий порочность сансары, мира желаний. И в самом деле, стоит посмотреть на эту жабу - сразу захочется в нирвану. И ведь кто-то этой жабе поклоняется! Когда Эрик, болтаясь в каком-то созвездии, названия которого он совершенно не помнил, посреди ночи спьяну сунулся в чей-то храм, где красовался на возвышении этот божок, незваного скульптора так турнули, что он счел за лучшее тут же вообще убраться из тех краев. Но он был маэстро, художником, и его зрительная память фиксировала все, что попадалось Эрику на глаза, независимо от его воли и желания... и чужой бог, сидевший в уродливом лотосе, освещенный чадящими керосиновыми лампами, долго преследовал его.

И надо же было так случиться, что именно в тот момент, когда Эрик принялся лепить этого божка, появился Мюррей со своим булыжником! И скульптор вложил камень в фигуру.

И теперь "Лотос пришлого бога" казался ему еще более отвратительным.

К тому же Эрик по-прежнему никак не мог понять суть замысла Лепски.

Что это за странная ворожба, убивающая людей? На что это нужно Мюррею? Что он с этого имеет?

Впрочем, что бы ни имел с этого проклятый Лепски, Эрику не хотелось участвовать в подобной авантюре. Довольно с него собственных ошибок, незачем принимать участие еще и в чужих. Ну, "Лотос" теперь безвреден... хотя, конечно, остались еще две части камушка. Может быть, все-таки взять у Кхона куклу и вытащить осколок? Вот только...

Зачем спешить?

Сыро, холодно, противно. Все надоело, все обрыдло. Домой возвращаться страшно, там засели враги... кто-то хитроумно преследует Эрика, сплошная злоба вокруг, ненависть, люди порочны и омерзительны... ну совершенно невозможно работать, даже просто забыться на минутку! Только и есть радости, что хорошее согревающее.

Эрик допил ром.

Реальность постепенно растворилась, превратившись в серый пепел и дым.

Хмуро посмотрев на пустую бутылку, скульптор отшвырнул ее, и та, шлепнувшись в клумбу,

свалила сразу три горделивых тюльпана.

- Метко! - похвалил сам себя Эрик.

А потом растянулся на скамье и захрапел.

Мрачный Карлик, наблюдавший за ним, покачал головой и ушел.


6.

- Но почему он ее отпилил? - в который уже раз повторил Командор. Почему, объясни мне, умоляю!

- Ну, мало ли какие соображения могут быть у творческой личности, к тому же постоянно пьяной, - развел руками Сергей Ливадзе. - Может быть, так выразило себя его подсознание. Например, у маэстро возник неосознанный протест... он ощутил во вложенном в скульптуру камне чужеродное начало, и...

- Стой, стой! - перебил аналитика Прадж-Мачиг. - Нечего тут мне искусствоведом прикидываться! Где он мог спрятать голову?

- Где угодно, - уверенно ответил Ливадзе. - Планета большая.

- Утешил, нечего сказать. Так ты полагаешь, Данила не тронет вампира, пока не найдет камень?

- Само собой.

- Несмотря на то, что без Камня Мудрости вампир должен стать слабее?

- С чего ты взял? - удивился Ливадзе. - С какой стати ему слабеть? Нет, камешек тут ни при чем. Лепски проглотил уже достаточно чужих умов. Просто Даниле, скорее всего, хочется нейтрализовать Мрачных Карликов. Чтобы не путались под ногами.

Командор хихикнул.

- Образ что надо, - сказал он. - Карлики Дану как раз по колено будут. Только я не думаю, чтобы они ему могли помешать. Тут что-то другое.

- Ну, мы же до сих пор ничего не знаем об этом камне, - развел руками Ливадзе. - Я уж куда только запросы ни посылал - никто и ничего! Ужасно засекреченный объект.

Командор на этот раз промолчал, и у Ливадзе тут же зародилось страшное подозрение.

- Прадж, - угрожающим тоном произнес аналитик. - Ты что-то знаешь.

Командор сделал невинное лицо и покачал головой.

- Нет, Сереженька, ничего.

- Врать нельзя! - предостерег его аналитик. - Карму портишь!

- Ну, если мы, при нашей-то службе, начнем думать о своей карме через месяц межгалактическая война начнется, - меланхолически произнес Командор.

- Ладно, не хочешь - не говори, - разобиделся аналитик и торжественно пообещал: - Я сам догадаюсь!

Командор сделал вид, что ничего не понял. Ливадзе окончательно укрепился в своих черных подозрениях.

- Прадж, а Прадж! - задушевно начал он. - А вот как ты думаешь, могу ли я работать в таких условиях? Вот если ты от меня скрываешь какой-то важный факт - а потом требуешь, чтобы я тебе выдал прогноз ситуации и даже какие-то конкретные советы, как мне быть?

- Ну, как-нибудь будь, - вяло откликнулся Командор.

- Стилист! - восхитился аналитик. - Тебе бы чеканную прозу писать! Золотым пером от Паркера!

- Отвяжись, - ворчливо сказал Командор.

- Ага, - обрадовался Ливадзе, - значит, ты признаешь, что мне не все известно?

- Ты мне вот что лучше объясни, - попросил Командор, решив не обращать внимания на придирки аналитика. - Почему Лорик впал в кому? И чем это грозит Даниле?

- Даниле это ничем не грозит, если Лорик не очнется, - уверенно ответил Ливадзе. - А кома... Ну, нам же прислали результаты обследования... а, ты, наверное, их еще не видел. Конфликт сознаний.

- Да ведь тот альпинист умер!

- Не об альпинисте речь. Йогин захватил чужое тело, но что-то сделал неправильно... ну, может быть, использовал не ту методику, или просто технически был слабоват... и в итоге закапсулировался. На поверхности осталась только часть грубого рассудка, только то, что необходимо для простой жизни. Но за сорок лет родилась новая личность. Вполне пристойная. Добрая и милая. Любящая невинные забавы вроде астральных путешествий. Так что все объяснимо.

- А если йогин все же вырвется на волю?.. - От этой мысли Командору стало худо, и он тут же вызвал дежурного и сказал: - Слушай, надо сейчас же отправить кого-нибудь на Минар. Там в госпитале Кхон Лорик, за ним необходимо присматривать, да получше.

- Ничего не выйдет, - нахально ответил дежурный. - Велено к Лорику не приближаться.

- Чего-чего? - изумился Командор. - Кем это тебе велено?

- Винклер только что выходил на связь.

- Это он что, сам придумал? - грозно спросил Прадж-Мачиг.

Дежурный возмущенно фыркнул.

- Ты что болтаешь? Чтобы Винклер стал в наши дела вмешиваться? Это требование Ольшеса, так он сказал.

- Ну и ну, - загрустил Командор, поворачиваясь к Ливадзе. - Это до чего же дошло! Рядовые инспектора отдают приказы по Управлению! Без моего ведома!

- А, обиделся! - возликовал аналитик. - Так тебе и надо! Хочешь совет? Займись делом, сразу легче станет.

- А я чем занимаюсь? - не понял Прадж-Мачиг.

- Фигнёй! - сообщил Ливадзе. - Тебе бы сейчас связаться с Дипломатическим корпусом, да попросить помощи у Мрачных Карликов!

- Ты с ума сошел! - воскликнул Командор. - Карлики? В помощь инспектору-особисту? Нет, Сережа, ты явно переутомился.

- Лучше сделать это официальным путем, - словно не слыша слов Командора, продолжил Ливадзе. - Так сказать, честно признаться, что мы знаем о хищении их собственности и готовы всячески способствовать ее возвращению на законное место.

- А мы готовы? - усомнился Прадж-Мачиг.

- Разумеется, - кивнул Ливадзе. - Если, конечно, не хотим нажить себе очень неприятных врагов.

- Враги нам ни к чему, - согласился Командор. - Но если этот камешек умеет похищать чужие умы...

- Не беспокойся, после этой заварушки Карлики усилят бдительность. Больше он из их рук не вырвется. А уж чем они занимаются у себя дома - нас не касается. Мы в чужие кастрюли носа не суем.

- Верно...

Ливадзе ушел, а Командор приступил к реализации совета Главного аналитика. Впрочем, Прадж-Мачиг ничуть не верил в возможность переговоров с Карликами. Однако попытка - не пытка...


7.

Камень не откликался на вызов.

Лепски снова и снова повторял формулу, меняя ритм и тональность, чувствуя, что у него уже начинает заплетаться язык, - но Камень Мудрости молчал, как будто и вовсе не существовал в природе.

Лепски встревожился не на шутку. До сих пор такого не случалось ни разу за все те шесть с лишним лет, пока половина Камня Мудрости находилась в "Лотосе пришлого бога". И где бы ни оказывалась его вторая часть, болтающаяся по галактикам вместе с чревовещателем и его пыльными куклами, Камень Мудрости всегда отвечал на призыв своего нового хозяина. Кое-какую работенку Камень мог выполнять и в раздробленном состоянии.

Что могло произойти?

В конце концов Мюррей решил разобраться в обстановке непосредственно на месте, в Скульптурном Заповеднике.

Он вывел из гаража "летучку" и отправился в соседний город.

По дороге Лепски снова и снова обдумывал последние события. Да, все складывалось не в его пользу.

Но самым неприятным было то, что исчезла кукла с половиной Камня Мудрости в голове.

Куда она могла подеваться?

Лепски тщательно проследил все, что происходило с Лориком и Дорис. Он легко проник в охранную систему Заповедника и выяснил, что Кхон Лорик, словно внезапно взбесившись, убил смотрителя двадцать второго круга, а потом ушел, как ни в чем ни бывало, забыв куклу на поляне. Куда она подевалась потом? Неясно. Инспектора ее не нашли. Скорее всего, Дорис попала в лапы обезьяны, которая почему-то явилась в Заповедник вместе с инспекторами. Обезьяна шарила в кустах как раз там, куда упала кукла.

Лепски потратил немало времени, пытаясь узнать, куда обезьяна спрятала куклу. Но ничего не вышло. Кукла как сквозь землю провалилась.

А теперь вот Камень не отвечает.

Мюррей был почти уверен: обезьяна запихнула куклу в такое место, где Камень Мудрости не в силах услышать формулу призыва.

Но в то же время его терзали сомнения. Лепски боялся, что Камень утратил силу. Ведь он уже так долго был разделен на две части... но Мюррей всячески старался не позволять этой мысли укрепиться в его сознании. Сначала надо поговорить с пришлым богом, а там видно будет.

...Да, если бы Мюррей не поленился еще раз заглянуть в компьютер охранной системы, он бы знал, какой сюрприз ожидает его в двадцать втором круге. Но он этого не сделал, занятый размышлениями о кукле и обезьяне... и вот теперь, стоя перед обезглавленным божком, сидящим в уродливом цветке, Лепски совершенно растерялся.

Зачем Эрик сделал это?..

И куда он подевал голову с Камнем Мудрости?

А может быть, он извлек Камень...

Лепски еще долго стоял бы так, размышляя о возможных последствиях утраты Камня и о том, возможно ли будет узнать у полусумасшедшего Эрика, где спрятана голова скульптуры или половина Камня сама по себе, - но его отвлек внезапно раздавшийся с другой стороны поляны шум.

Мюррей обернулся.

Из-за белого ствола толстой старой березы высунулась нахальная обезьянья морда.

- А! - вскрикнул Лепски. - Это ты, паразитка! Где кукла?

И он бросился к обезьяне.

Конечно, это было глупо. Не ему было состязаться с орангутаном в скорости. Обезьяна взлетела на березу и, усевшись на ветке метрах в пяти над землей, скорчила рожу. А потом перепрыгнула на соседнее дерево.

Лепски, в общем-то прекрасно понимая, что обезьяну ему не догнать, тем не менее почти потерял голову от ярости. Он пошарил в траве, нашел небольшой камень и со злостью запустил его в мерзкое животное. Камень ударился о ствол березы и отлетел далеко в сторону. Обезьяна язвительно завизжала, швырнула в Лепски сучок и умчалась, перелетая с березы на березу, как на крыльях.

- Ну, дрянь... - процедил сквозь зубы Лепски. - Я до тебя доберусь!

Конечно, это была пустая угроза. Но и промолчать Мюррей был не в силах.

Забравшись в "летучку", Лепски задействовал свою наблюдательную систему, пытаясь отыскать Эрика. Дома скульптора явно не было, на территории Заповедника - тоже. Лепски, дав системе задание отыскать Баха во что бы то ни стало, поднял машину в воздух и повис над двадцать вторым кругом, не зная, куда ему направиться. Но тут он увидел внизу обезьяну и, радостно взвизгнув, бросился за ней.

Обезьяна уже миновала березовую рощу и бежала по земле между елями. Сгоряча Лепски не обратил внимания на то, что мчится обезьяна не куда-нибудь, а в сторону двадцать четвертого круга, где поселились прибывшие с Земли инспектора. Его охватил азарт погони. Обезьяна, как ни странно, мгновенно заметила "летучку" Мюррея. Лепски даже показалось, что животное поняло угрожавшую ему опасность, хотя этого, конечно, быть не могло, потому что звери, жившие при замке Хоулдинг и Скульптурном Заповеднике, никогда ничего не боялись - по той простой причине, что их никто никогда не обижал. Но эта зверюга вдруг начала метаться из стороны в сторону...

Достав из-под сиденья энергетический пистолет, обозленный Лепски опустил боковое стекло и стал целиться в обезьяну. Можно было подумать, что она увидела направленный на нее ствол - и тут же спряталась под большой елью. Лепски ждал. Не будет же она сидеть там вечно!

И в самом деле, очень скоро обезьяна, решив, очевидно, что опасность миновала, выскочила из-под колючих ветвей и побежала дальше. Лепски злорадно ухмыльнулся. Попалась, дура!

Но Мюррей отнюдь не был сверхметким стрелком. И потому первый выстрел даже не напугал обезьяну, а лишь выжег траву метрах в пяти за ее спиной. Лепски выстрелил еще раз, еще... он уже ничего не соображал от злости. Им владела одна мысль: убить поганую зверюгу! В буре чувств утонула даже память о том, что именно эта обезьяна украла куклу Лорика, и только она знает, где кукла спрятана. Мюррей желал смерти отвратительной мохнатой зверюги.

И наконец Лепски радостно вскрикнул. Струя огня опалила животное, и обезьяна заверещала так, что ее, наверное, услышали во всем Заповеднике...

Во всяком случае, до коттеджа, где поселились земляне, ее крик уж точно донесся.

А потому в следующую секунду "летучка" Мюррея на долю секунды застыла в воздухе, а потом камнем понеслась вниз.

И лишь теперь Лепски опомнился и испугался.

Он не был готов схватиться с инспекторами Федеральной безопасности прямо сию минуту.

Мгновенно сосредоточившись, Мюррей нащупал блокирующую волну, тянувшую машину к земле, и одним ударом разметал ее. "Летучка" вновь взмыла вверх, и Лепски на полной скорости помчался от Заповедника. Но, не желая, чтобы его проследили, он не сразу повернул к дому, а сначала ушел в противоположную сторону, на северо-восток, и лишь тогда, когда город, к которому примыкал Заповедник, остался далеко позади, он развернулся и, описав огромный полукруг, направился домой.

Когда он уже подлетал к своей улице, компьютер пискнул, привлекая его внимание к только что поступившей информации. Лепски глянул на маленький экран - и злобно выругался.

Скульптор Эрик Бах покинул планету Минар.

Он отправился на Землю.


8.

- Ушел! - горестно вскрикнул Левинский, опуская нейтрализатор. - Как это он сумел, не понимаю!

Но его беде некому было посочувствовать. Доктор Френсис уже унесся в дом, чтобы подготовиться к операции, а Винклер с кибер-реаниматором не только успели домчаться до обожженной Читы, но и прошли почти половину пути назад.

Кейт замер, с ужасом вглядываясь в несчастное животное. Чита была без сознания. Кибер-реаниматор, загасив тлевшую шерсть, облил обезьяну какой-то жидкой мазью, и теперь Чита была похожа на блестящее тряпичное чучело, безвольно болтавшееся в нежных объятиях медицинского робота. Винклер суетился рядом, хотя толку от него не было ровно никакого. Но Левинский не успел хорошенько рассмотреть, какие повреждения получила любимая хулиганка. Через несколько мгновений Чита уже очутилась в операционной.

- Ну... слов у меня нет! - прошипел Саймон Корнилович, уставясь на дверь, за которой доктор Френсис хлопотал над Читой. - Кто же это мог такое... Ну!..

- Ага, - кивнул Левинский, тоже не находя подходящих выражений, чтобы излить свои чувства. - Да еще и уйти сумел.

- А? - недоуменно повернулся к нему командир.

- Я в него пальнул из нейтрализатора, - пояснил инженер. - Сбил вроде, но он почему-то снова взлетел и удрал.

Винклер открыл рот, но, подумав немного, снова его закрыл. Сказать тут и в самом деле было нечего. "Летучка", умчавшаяся в неведомую даль после прямого попадания из нейтрализатора... это было что-то новенькое. Во всяком случае, простые и однозначные законы физики ничего подобного не допускали.

Наконец Винклер спросил:

- А ты уверен, что попал?

Левинский обиделся.

- Ну, ты даешь, командир... как это я мог не попасть? Я же не в муху стрелял!

- Да, конечно... - Саймон Корнилович снова надолго задумался. Потом у него родился новый вопрос: - А Данила не говорил, когда вернется?

- Нет, конечно, - грустно ответил Кейт. - Когда это он нам докладывал о своих делах?

- А Харвич?

- И тот не лучше.

Винклер снова уставился на дверь, а потом, не выдержав, шагнул к ней и прижался ухом. Жест, безусловно, был абсолютно бессмысленным. Что он мог услышать?.. Но Кейт понял командира. И сказал:

- Знаешь что, давай лучше выйдем, погуляем, что ли...

Саймон Корнилович отошел от двери и сообщил:

- Чего-то наш доктор все бормочет там, приговаривает... наверное, она уже очнулась.

- Конечно, очнулась, - уверенно сказал инженер. - Вот увидишь, к вечеру опять начнет всяко безобразничать.

- Надеюсь... ладно, идем куда-нибудь. Тошно мне что-то.

- Мне тоже.

Они вышли из дома, спустились с крыльца и остановились, совершенно не представляя, что

делать дальше. Конечно, ни один из них не хотел удаляться от коттеджа. Вдруг, например, доктору

Френсису понадобится их помощь?..

Но не только мысли о пострадавшей Чите тревожили разведчиков. Они ни на секунду не могли забыть и о том, что на их любимицу напал не простой человек, а некто, способный снова поднять в воздух машину, пораженную ударом нейтрализующего луча. А это уже были дела инспекторские. Инспектор же Ольшес не только отсутствовал, но и предположить было невозможно, когда он вернется. Вместе с инспектором Харвичем или без оного.

Оба разведчика долго молчали, но их размышления явно текли параллельно, потому что, когда Винклер наконец нарушил тишину и спросил: "А ты его номер видел?" - Левинский лишь кивнул в ответ, и командир с инженером тут же отправились в комнату Винклера, а через пару минут уже получили ответ на свой запрос:

"Мюррей Лепски. Программист. Родился... служил... проживает..."

Винклер попытался связаться с кем-нибудь из инспекторов, чтобы сообщить о происшествии, но ни Ольшес, ни Харвич на его горячий призыв не откликнулись.

Саймон Корнилович и Левинский снова вышли на поляну перед домом, чтобы обдумать познанное.

- Ну, и чем ему наша Чита не угодила? - хмуро произнес Левинский. Что она могла сделать такого, чтобы этот бешеный программист открыл стрельбу в Заповеднике?

- Ты мне лучше скажи, как этот программист мог улететь после того, как ты всадил в его машину заряд энергии, - сердито откликнулся Саймон Корнилович.

- Это тебе Данила скажет. Если соизволит. Только мне кажется, Лепски - это как раз та фигура, за которой наши инспектора охотятся.

- Ну, кто за кем охотится, это еще вопрос. Да и вообще... если бы он был вампиром - с какой стати он стал бы гоняться за орангутаном? Ему что, приспичило поиметь обезьяний интеллект?

- Да он же и не пытался ее умом завладеть, он просто убить ее хотел! Наверное, чем-то она сумела ему насолить. Может, потенциальную жертву спугнула, например, - предположил Левинский.

- Все может быть, потому что все быть может, - грустно сказал Винклер. - И ты, безусловно, прав в том, что это как раз та фигура. Он же убил инспектора Гарева. Так что ему твой нейтрализатор - раз плюнуть... Но все равно непонятно, при чем тут Чита.

Из-за елей, как чертик из коробки, выскочила "летучка" и мгновенно брякнулась прямо перед разведчиками. Винцент Харвич, выскочивший из нее, внимательно посмотрел на обоих и спросил:

- Что?..

- Читу подстрелили, - ответил Винклер. - Она в операционной.

Харвич исчез в доме. А командир и Левинский, посмотрев ему вслед, дружно покачали головами.

- Я был уверен, что это Данила летит, - сказал Кейт.

- Ага, - кивнул Винклер. - Надо же! Быстро мальчик растет. Сил набирается.

- Лишь бы не стал таким же болтливым, как Дан! - с легким испугом в голосе сказал Левинский.

Винклер невольно рассмеялся.

- Ну, ты уж слишком. И к Даниле можно привыкнуть. Вот побываешь с ним в пяти-шести экспедициях, и совершенно перестанешь обращать внимание на его треп. Идем-ка туда... мне кажется, доктор уже закончил работу.

Они вернулись в коттедж. Дверь медицинской комнаты была распахнута настежь, и разведчики увидели Винцента Харвича, державшего на руках несколько облысевшую Читу. В остальном вид у Читы был вполне благополучный.

- Ну, как она?

- Нормально, - весело сообщил доктор Френсис, выглядывая из-за плеча Винцента. - К вечеру будет как новенькая.

- Что, и шерсть к вечеру отрастет? - хихикнул Левинский.

- Шерсть - это вряд ли, - серьезно ответил доктор Френсис. - А в остальном - порядок.

Чита важно посматривала на людей, прекрасно понимая, что сейчас она предмет всеобщего внимания и сочувствия. Ей это явно нравилось.

- Кто это сделал? - спокойно спросил Харвич. - Вы знаете?

- Да, - кивнул Винклер. - Кейт заметил номер. Мюррей Лепски, он живет...

- Я знаю, где он живет, - перебил командира Харвич. - Даниле не передали?

- Он не выходит на связь, - сказал Винклер. - Как и ты, между прочим.

- Ну, я немножко занят был.

- Ты хоть бы слова придумывал другие, - жалобно произнес Саймон Корнилович.

- Какие - другие? - не понял Винцент.

- Не те, которые Данила говорит! - объяснил командир. - Это же его любимый ответ - немножко занят был! А теперь и ты туда же!

- А... извини, это я машинально. Зачем бы ему стрелять в обезьяну? Неужели он узнал...

Харвич вдруг сунул Читу в руки Винклеру, сорвался с места и убежал сломя голову.

Чита обиженно высунула ему вслед язык.

Саймон Корнилович спросил:

- Чита, хочешь чего-нибудь вкусненького? После нервных встрясок очень даже полезно перекусить.

- Кр-роха хочет! - раздался хриплый вопль попугая, невесть как очутившегося в коридоре. - Кр-роха хочет! Нервный Кроха!

Чита вырвалась из рук командира и погналась за попугаем.

Через несколько минут разведчикам удалось навести порядок, предложив Крохе пирожок с капустой, а Чите - отличное миндальное пирожное. Наблюдая за тем, как каждый из них расправляется с угощением, Винклер задумчиво сказал:

- Все-таки интересно... что же такое известно нашей Чите?

Чита скосила на него хитрые глаза и откусила еще кусок пирожного. Она и вправду знала что-то важное, в этом ни у кого не возникало сомнений. Но что именно?

И как заставить ее рассказать то, что она знает?


9.

Эрик вышел из такси и рассеянно посмотрел по сторонам.

На стоянке около Дхарма-центра свободных мест почти не было.

Что ж, удивляться этому не приходилось. Желающих поговорить с монахами, поработать в библиотеке Дхарма-центра всегда было хоть отбавляй. Сюда приезжали все, у кого возникали серьезные проблемы. И монахи никому не отказывали в помощи. А вот теперь и ему, великому скульптору Эрику Баху, пришла пора задуматься о дальнейшей жизни в этом рождении, посоветоваться со специалистами, знающими, как справиться с той или иной духовной проблемой.

Эрик зашагал по тропе, ведущей через гигантский парк к зданию Дхарма-центра.

Здесь было чудесно. Каждого, входящего в тень огромных старых деревьев, сразу охватывал глубокий покой. И при этом парк, местами больше похожий на дикий лес, ощущался почти как живое существо - он дышал, он наблюдал за пришедшими, он размышлял о чем-то своем, вечном и неизменном... он грустил, когда шел дождь, и он веселился, подмигивая солнышку желтыми глазами ромашек, улыбаясь смешными рожицами львиного зева... Эрик остро ощущал оттенки цветов и запахов, ему в глаза бросались то сизый колокольчик, склонившийся над тропой, то скользнувшая за пень рыжая ящерица, то тень, притаившаяся в траве... и наконец скульптор свернул на узкую дорожку, уводящую куда-то влево, в глубину парка. Ему не хотелось спешить. День еще только начинался, он всегда успеет сделать то, для чего явился на Землю.

Он шел, то и дело поглядывая вверх, где сквозь раскинутые руки деревьев просвечивало ярко-голубое земное небо. Из-под ног скульптора то и дело вспархивали вездесущие шустрые воробьи, отчаянно ссорившиеся между собой. Потом деловито прошагал навстречу белый пудель с большим желтым бантом на макушке. Эрик остановился и посмотрел вслед собаке. Та явно знала, куда и зачем шла. Скульптор не мог бы сказать так о себе. Он вдруг почувствовал себя непонятым и заблудившимся. И ему захотелось усилить это ощущение. Ему так нравилось иногда воображать себя неприкаянной сиротой...

Эрик свернул с тропинки и зашагал по парку напрямик, куда глаза глядят.

Вскоре он забрел в густой орешник. Плотная листва и перепутанные тонкие стволы лещины наглухо закрыли обзор. Эрик ничего не видел даже в шаге от себя, но упорно продирался вперед, смахивая с лица то и дело налипавшую паутину, не желая менять избранное наугад направление. В общем-то он понимал, что упрямство такого рода - чистая нелепость, но так уж он был устроен... и лишь снова выбравшись на относительный простор, Эрик остановился и призадумался. Он так устроен?.. Ну да, конечно. А почему он примчался на Землю? Разве не потому, что захотел изменить себя?..

Вот только хочет ли он этого на самом деле?

Эрик всмотрелся в просветы между деревьями. Кажется, вон там, справа, поляна? Но это была не поляна. Это было озеро.

Трава стала гуще и выше, и ноги скульптора путались в ней, и Эрик совершенно не мог сосредоточиться... ведь только что у него мелькнула какая-то необычная и интересная мысль... но эта проклятая трава так мешает... ну почему монахи не подстригают ее? Это же просто глупо! Наверное, самим им некогда гулять по парку, а об удобствах посетителей они и не думают. Умные они все до неприличия, сосредоточенные... только и знают, что мировые проблемы решать, до травы ли им!

Эрик добрался наконец до небольшого пляжа и в изнеможении рухнул на белый песок, не обратив ни малейшего внимания на сидевшего неподалеку парнишку с длинными светлыми волосами, завязанными в пышный хвост, в разрисованной цветочками футболке и обрезанных до колен джинсах. Парнишка сидел у самой воды, и крохотные волны облизывали его босые ноги.

Наконец скульптор немного успокоился и посмотрел на озеро. Вдалеке покачивались на воде дремлющие лебеди. Два белых и шесть черных. Величавые птицы спрятали головы под крылья и не обращали внимания на окружающее. Эрик снова рассердился. В кои-то веки раз увидел настоящих лебедей, и те свернулись в какие-то дурацкие комки, вся красота насмарку!

Мальчик вдруг повернулся к Эрику и спросил:

- Ты здесь бывал прежде?

- Нет, - резко бросил Эрик. Ему совсем не хотелось разговаривать с посторонними. Но парнишка не понял этого. Он задал следующий вопрос:

- Я имел в виду не озеро, а Дхарма-центр. Ты когда-нибудь говорил с монахами?

- Тебе какое дело? - рявкнул скульптор, оборачиваясь.

Но то, что он увидел, мгновенно охладило его. Мальчик был слеп. Под тонкими веками со следами страшных ожогов прятались не выпуклости глазных яблок, а ничем не заполненные провалы.

Эрика пробрала дрожь. А если бы он утратил способность видеть окружающую его красоту... различать оттенки цветов, разнообразие форм, изысканность линий... впитывать, творить... нет, он бы просто умер.

- Как это могло случиться? - не выдержав, спросил скульптор. - Почему тебя не вылечили вовремя?

- Я был далеко от цивилизованных миров, - спокойно объяснил парнишка. - А когда добрался до тех мест, где мне могли помочь, было уже поздно.

- Но почему ты не поставишь протезы? Как можно жить, ничего не видя?

- Мне это не нужно, - улыбнулся мальчик.

- Не нужно?! - Этого Бах и вовсе не мог понять.

- Можно обойтись слухом.

- Ты музыкант? - предположил Эрик.

- Нет, что ты... Я вообще никто.

- А сюда зачем приехал?

- Хочу стать монахом.

- Ты - монахом? - ужаснулся Эрик. - Такой молодой?! Тебе сколько лет?

- Шестнадцать.

И тут вдруг Эрик подумал о том, что ему тоже было шестнадцать, когда родители привезли его сюда... но у него никогда и мысли не возникало о том, чтобы принять монашеские обеты. Еще чего не хватало! Надеть красный балахон, обрить голову... А этот мальчик...

- Зачем тебе это? - недоуменно спросил Эрик. - Тебе что, жить надоело?

Мальчик рассмеялся.

- Ты наивный и смешной человек, - уверенно сказал он. - Жизнь монаха - это и есть настоящая жизнь. Самая настоящая, глубокая, искренняя, полезная для многих других людей.

- Вот уж плевать мне на других... - пробормотал Эрик.

- Ты существуешь в собственном мире, да? - мягко сказал слепой. Проблемы сопредельных территорий тебя не волнуют?

- Да какое мне до них дело? - огрызнулся Эрик. - Сами пусть разбираются со своими заморочками.

- И тебе никогда не хотелось помочь кому-то? Хотя бы просто словом, взглядом, лаской?

- Нет!

- У тебя нет друзей?

- У великих талантов друзей не бывает, - ехидно ответил Эрик. - Есть только завистники.

- А ты считаешь себя великим талантом?

Эрик изумленно уставился на мальчишку, но потом сообразил, что тот, конечно, совершенно дикое существо, и наверняка никогда не слыхал об Эрике Бахе. Ну, такому простительно. А потом он вспомнил, что мальчик не видит его, а потому и узнать не может, даже если и слышал имя Баха... да, кстати, он же и не представился... впрочем, этот невоспитанный сопляк тоже не назвал своего имени.

- Да, - сказал он. - Я на нехватку таланта не жалуюсь.

- А на нехватку друзей?

- Да что ты ко мне привязался! - вспылил Эрик. - Вот еще зануда подвернулся некстати! На хрена мне сдались эти друзья? Мои идеи воровать?

- А ты сам никогда, ни разу в жизни не заимствовал чужих идей?

- Мальчик, - прошипел скульптор, - тебе бы лучше не пытаться рассуждать о делах, в которых ты ничего не смыслишь. Ты хочешь стать монахом? Вот и прекрасно. И занимайся именно этим. Читай мантры, делай простирания, и так далее, и тому подобное... не знаю, чем там занимается эта бритая публика.

- Они занимаются многим, - совершенно не обратив внимания на злобный тон собеседника, сказал мальчик. - Но цель их жизни - помощь другим.

- Ну да, конечно, - окрысился Эрик. - Замучились помогавши!

Слепой улыбнулся.

- У тебя, наверное, накопилось очень много проблем, - сказал он. - Ты устал, расстроен, тебе трудно думать о людях хорошо. Тебе кажется, что весь мир ополчился на тебя, правда?

- Заткнись! - заорал Эрик, вспомнив все те гадости, что преследовали его в его собственной мастерской. - Заткнись!

И вдруг ему стало стыдно. Ну чего он разорался? С кем, собственно, он говорит? С глупым ущербным мальчишкой, явно свихнувшимся на мысли о монашестве. Стоит ли вообще это жалкое существо хоть какого-то внимания со стороны великого таланта?..

- Проблемы есть у всех, - почти спокойно сказал Эрик. - И устают тоже все. А что касается моих отношений с миром... ну, это просто тебя не касается.

- Конечно, - согласился мальчик. - Просто я подумал... ну, ты знаешь, как это иногда бывает. Выговоришься - и сразу станет легче.

- Ну уж нет! - снова завелся скульптор. - Если я и решу выговориться, так не перед тобой.

- А я и не о себе, - снова улыбнулся слепой. - Я хотел сказать - не лучше ли тебе пойти туда, в Центр, вместо того, чтобы понапрасну тратить время, гуляя по парку?

- Это уж я сам решу, что и когда мне делать!

- Извини.

Мальчик встал и, вежливо попрощавшись с Эриком, уверенно пошел по узкой тропинке, обегающей озеро.

Скульптор смотрел ему вслед, пока мальчик не свернул в лес и не скрылся за деревьями. Ну и ну, думал Эрик, ну и чудо-ребенок! Это же надо решил стать монахом! Вот идиот!..

...И снова, в который уже раз, Эрик задумался о себе. О том, что преследовало его всю жизнь. О своей душевной болезни, из-за которой он так часто видел мир искаженным... Сейчас, сидя у озера и глядя на лебедей, он понимал, что его психика действительно сильно расстроена, что он неадекватно воспринимает и людей, и события, что его постоянная раздражительность и внезапные вспышки гнева вызваны нестабильностью умственных процессов... а гнев, как известно, сжигает все заслуги... а значит, поддаваясь этой безобразной эмоции, он уничтожает себя, разрушает собственный поток сознания, губит свое будущее... и кто знает, что ждет его в следующем рождении, если он не остановится вовремя и не постарается накопить хоть немножко заслуг... но ведь это такой тяжелый труд... и если хочешь по-настоящему приняться за отработку своих ошибок, нужно научиться ежесекундно контролировать себя... и следить за своими мыслями и чувствами... и уж конечно, придется отказаться от маленьких радостей жизни, таких, как обжигающий ром... а это такая скучная перспектива!..

И еще неизвестно, как это отразится на его таланте...

А так ли велик на самом деле его талант?

Нет, почему же... он способен на многое. Может быть, он не Сальвадор Дали и не Эрнст Неизвестный, но и его картины, и его скульптуры все же прекрасны... ну да, и особенно прекрасен "Лотос пришлого бога"... а, черт бы их всех побрал! Неважно, что божок уродлив. Он производит впечатление... но ведь не Эрик его создал... это лишь копия, этот монстр рожден чужим, чуждым воображением... ну и что? Там, в неведомом храме на хрен знает какой планете, его все равно никто не видит. А он, Эрик, творя его, уж наверное привнес что-то свое, особенное, как-то переосмыслил саму концепцию страшненького лотоса, страшненького человечка, сидящего на мерзком цветке... да что он привязался к этому дурацкому "Лотосу"? Он создаст десятки новых скульптур... и мир ахнет и зайдется рыданиями от восторга...

...Спустились сумерки, над деревьями повисла желтая толстая луна, в парке вовсю орали безмозглые птицы, не слишком спешившие в свои гнезда на ночлег, кто-то топал копытами за спиной скульптора и громко чавкал и хрустел, объедая ветки кустов... хлопнула хвостом по воде здоровенная безмозглая рыбина... а лебеди куда-то исчезли, и Эрик даже не заметил, когда и куда они уплыли. А потом к ногам скульптора подкралась, шурша песком, длинная отвратительная ящерица. Эрик уставился на нее, и ему вдруг стало до того тошно...

Он встал и побежал к выходу из парка.

Он так и не подошел к зданию Дхарма-центра.

Зачем? Он абсолютно здоров. Теперь-то он это понял. Тот монах, с которым он встречался в юности, был просто глуп, он ошибся, а из-за его ошибки вся жизнь Эрика пошла наперекос.

Но он поправит дело.

И очень скоро.


10.

Все было в порядке.

Ни в спальне, ни на кухне, ни в мастерской или гараже никаких посторонних явлений Эрик не обнаружил. Ну, ничего другого он и не ожидал. Он просто слишком много пьет. Все его кошмары наяву - элементарная белая горячка. Стоило четыре дня не прикасаться к бутылке - и вот вам, пожалуйста, ни одного чудища на горизонте. Чистота и порядок. Творческая площадка свободна и к услугам великого маэстро. Приступай, Эрик Бах, к созданию вселенского шедевра!

За это стоило выпить.

Эрик, напоследок заглянув в гостиную и не заметив там ничего подозрительного, вернулся в мастерскую. Жизнь казалась скульптору прекрасной, как никогда прежде. Он ощущал прилив сил, ему хотелось немедленно приняться за работу, в его голове роились великолепные, абсолютно новые идеи... ну, сначала он чуть-чуть выпьет. Отпразднует возвращение. А потом... пора поразмышлять и о том, чтобы подыскать себе более интересное местечко для житья. Что ему этот Минар? Скука! Стоит закончиться фестивалю - и через неделю тут можно будет подохнуть с тоски.

Эрик достал из шкафа бутылку и самый красивый бокал. Потом сбегал на кухню и принес кувшин лимонного сока и немного льда. Потом еще раз вернулся на кухню - за фруктами. Придвинул к заветному шкафу маленький столик и самое большое кресло. В который уже раз подумал о том, что надо бы оборудовать в мастерской настоящий бар, как это принято у состоятельных людей в мирах, не следующих Учению. В конце концов, при чем тут Учение? Да, он родился в религиозной семье, да, его воспитывали в убеждении, что причинно-следственный закон, именуемый кармой, нерушим. Но так ли это? У Эрика было слишком много причин сомневаться в истинности подобного утверждения. Он бывал в разных галактиках, он не раз видел людей разного типа - гуманоидов и негуманоидов - которым, казалось бы, не имело смысла ждать подарков от жизни... однако они процветали и вовсе не задумывались о будущих существованиях. Эрик вспомнил одного крутого бандита, которому он за бешеные деньги продал маленький бюст - портрет знаменитой балерины... вот уж тип был, всем типам тип! Скольких он убил, чтобы прорваться наверх? Наверное, он и сам не знал. Да его это и не интересовало. Жил себе как хотел и радовался по-своему. Такой роскоши, как в имении того бандита, Эрик никогда не видывал. Даже писсуары из чистой платины. Окаймленные бриллиантами. А ему что предлагал тот противный монах? Ха-ха!

Эрик уселся в кресло и, растягивая удовольствие, осторожно налил в бокал ром, добавил чуть-чуть сока, бросил пару кубиков льда. Принюхался. Да, это и есть радости сансары. Божественный напиток! И пусть ему не говорят, что сансара - это страдание и только страдание. Чушь все это и словесная эквилибристика!

После первой порции естественным образом последовала вторая, потом третья. Но тут Эрик решил остановиться и немножко поработать.

Он поискал мастихины - не нашел. Он ковырнул глину - пересохла. Он открыл банку пластика, и обнаружил, что туда забрался паук.

Выругавшись и отшвырнув банку в дальний угол мастерской, Эрик вернулся к столику возле шкафа и выпил еще немножко, чтобы успокоиться. И еще чуть-чуть.

Раздался звонок у входной двери.

Эрик неуверенно прошагал по коридору и широко распахнул дверь.

На пороге стоял Мрачный Карлик.

Эрик вытаращил глаза и хрипло пробормотал:

- Ну, блин... опять глюки...

- Я реален, - спокойно сказал Карлик, непрерывно вращая синими шариками глаз. - И у меня к тебе дело. Можешь неплохо заработать.

Это Эрик понял. Но тем не менее он продолжал сомневаться - стоит ли пускать в дом этого неприятного малыша, не достающего макушкой даже до пояса скульптора? До Эрика не раз доходили слухи о том, что Мрачные Карлики опасны, что от них лучше держаться подальше... вот только скульптор никак не мог припомнить, в чем, собственно, заключалась связанная с Карликами опасность? Заразные они, что ли?... Или драчливые?.. Или, может быть, вороватые?..

- И чего тебе надо? - хмуро спросил скульптор..

- Ты позволишь мне войти в дом? - ответил вопросом Карлик.

- Ну... а что, здесь ты сказать не можешь?

Эрика повело влево, и он ухватился за дверной косяк, чтобы не упасть, испуганно подумав, что Карлик, похоже, навел на него порчу.... почему бы иначе он чуть не свалился ни с того ни с сего? Нет, надо поскорее гнать отсюда это чудище. Они, эти Карлики, наверное, колдуны!

Карлик молча наблюдал за скульптором, принюхиваясь к крепкому запаху рома... а потом сказал:

- Знаешь, я лучше зайду в другой раз. Ты в какое время бываешь трезвым?

- Ах ты, наглец! - возмутился Эрик. - Ты что себе позволяешь?! Я не пьян! Я никогда не бываю пьяным! И если я чуть-чуть выпил, так это мое дело, и проваливай отсюда, пока я тебе не врезал как следует!

Эрик взмахнул рукой, пытаясь стукнуть Карлика по макушке, но не сумел правильно учесть разницу в росте и покатился с крыльца в палисадник. Мрачный Карлик, отступивший в сторону, чтобы не помешать свободному падению великого скульптора, покачал крупной уродливой головой и ушел, смешно переставляя коротенькие тонкие ножки. Эрик следил за ним затуманенным взглядом. Карлик казался ему похожим на грубо вырезанную деревянную куклу-марионетку, одетую в странные пестрые лохмотья...

Кукла...

Эрик с кряхтением поднялся на четвереньки и пополз вверх по ступеням. Кукла...

Что-то этот болван Мюррей говорил о кукле... но что? Какое отношение он, Эрик Бах, может иметь к каким бы то ни было куклам?

Впрочем, он ведь несколько лет назад сделал одну... для чревовещателя.

Ну да, именно о ней Лепски и прожужжал ему уши.

Эрик никак не мог соединить все концы. Зачем-то Мюррею понадобилась кукла Кхона... и зачем-то Мюррею нужен "Лотос пришлого бога"... а, ну его ко всем чертям!

Эрик наконец сумел подняться на две конечности. Руки освободились, и скульптор не замедлил использовать их, вцепившись в дверь. Эй, а это еще кто?..

В небольшом полутемном холле коттеджа свернулся клубком на светло-малиновом ковре гигантский тигровый питон - блестящий, желто-зеленый...

Эрик икнул и попятился. Змея? Это уж слишком.

И тут он понял.

Змею подослал к нему Мрачный Карлик.

Так вот зачем он сюда являлся!

И, конечно же, он приходил не один. Пока тот, что позвонил в дверь, заговаривал Эрику зубы, другие подсунули в дом к скульптору вот эту пятнистую гадость. Надо же, притащили такую громадину! Питон - это вам не какая-нибудь мелочь болотная...

Эрик не любил змей. Не то чтобы он их боялся, нет, просто они ему не нравились - из-за того, что были холодными и дурно пахли. Но в то же время он знал их неплохо, потому что змеи как-то сами собой напрашивались на то, чтобы оказаться в составе большинства тех скульптурных групп, которые создавал Эрик Бах... и потому он поневоле основательно изучил их. Нет, он их не боялся... но все же - какая гадость!

Впрочем, питон, задремавший в холле, мог напугать кого угодно. Уж очень он был большим... Эрик вытянул шею и всмотрелся в змею. Ну... махина! Как же его выгнать?

Эрик сосредоточился, встряхнулся - и пошел в гараж. Там наверняка найдется что-нибудь подходящее. Какое-нибудь оружие, орудие, предмет... в общем, питона он выгонит, можно не сомневаться... И Эрика снова одолели мысли о врагах. Только теперь он уже точно знал, кто они таковы. Это Мрачные Карлики. Эрик не стал задаваться вопросом - чем он мог так уж не угодить странным существам из далекого Магелланова Облака? Это было несущественно. Главное - враг обрел зримую форму, образ, вещественное воплощение. И теперь великий скульптор знал, с кем ему предстоит бороться.

Мрачные Карлики? Прекрасно! Они свое получат!

В гараже он увидел обвившуюся вокруг "летучки" черную анаконду. Эрик застыл в дверях, рассматривая нахалку. По первой прикидке - метров двенадцать длиной, не меньше... и толстая какая... ну, плевать. Анаконда вряд ли станет на него бросаться ни с того ни с сего. Да она вроде и дремлет... а может, и нет... Ну, и пусть себе тут сидит... главное выгнать змею из дома. Дом - это святое. Там нечего делать всяким вонючим питонам.

Эрик, на всякий случай поглядывая на занятую своими делами анаконду, пошарил на стеллажах. Он решил, что быстросохнущие краски, которые он использовал для покрытия скульптур, вполне сгодятся в качестве средства самообороны. Можно еще взять флакон разбавителя... порошковую краску в распылителе.... фиксатор... так, а это что такое? Эрик ужасно обрадовался, обнаружив завалившуюся в угол довольно большую коробку с новогодними хлопушками. Кто их сюда запихнул и сколько времени они тут провалялись, скульптор понятия не имел, но был уверен: сейчас хлопушки ему пригодятся. Хлопушка - это взрыв, огонь... а змеи боятся огня.

Нагрузив собранное вооружение на маленькую тележку, Эрик приказал:

- За мной, железяка!

Тележка послушно покатилась следом за скульптором к дому, ловко вскарабкалась по ступеням на крыльцо и перебралась через порог.

- Стой!

Тележка остановилась.

- Ну, ребята, я до вас доберусь, - бормотал Эрик, беря в руки баллон с оранжевой краской. - Я до вас доберусь, крохи синеглазые, коротконогие... и змейки ваши мне не помеха...

Он храбро прыгнул к питону и брызнул ему в морду краской. По желто-зеленой блестящей шкуре расплылось оранжевое пятно. Сочетание цветов было ужасающим, оно так резало глаза, что Эрик зажмурился. Вот дурак, выругал он себя, надо было взять синий флакон.

Он приоткрыл левый глаз. Фу, ну и гадость! Оранжевое с зеленым и желтым... да еще на малиновом фоне ковра... ох... Питон неторопливо разворачивался, явно недовольный тем, что его так бесцеремонно потревожили. Эрик бросил оранжевую краску обратно в тележку и взял синий аэрозоль. Потом вдруг передумал и поменял его на фиолетовый. Уж если начал создавать сюрреалистическую картину, так и продолжай, сказал он себе. Оранжевое и желтое с зеленым и фиолетовым - да от этого кто угодно подохнет!

Питон, однако, не подох. Но видно было, что он отчаянно зауважал Эрика. Довольный скульптор фыркнул в змею еще и из белого флакона, и питон сдался.

Он издал странный скрежещущий звук, развернулся и медленно уполз из холла на улицу, неторопливо перелившись через низкий порог.

- Ага! - радостно заорал Эрик. - Испугался, погань!

Он услышал за спиной шорох и резко обернулся.

Из полуоткрытой двери мастерской высунулась голова африканской кобры.

Змея распустила капюшон и противно шипела.

- Эй, только не вздумай плеваться! - предостерег ее Эрик. - В момент башку срублю!

Кобра, похоже, Эрику не поверила.

Она плотно блокировала вход в мастерскую, и Эрику ничего не оставалось, кроме как пробиваться на свой творческий плацдарм с боем. Он выхватил из кучи оружия распылитель, и кобра, обсыпанная ядовито-зеленой красящей пудрой, испуганно растаяла.

- Вот так! - вежливо сказал Эрик. - Не лезь в чужой дом без спросу!

Он наконец вошел в мастерскую - и ахнул.

По рабочим столам и незаконченным скульптурам шустро ползали носатые гадюки, тигровые ужи, песчаные удавчики... Во всех креслах уютно устроились золотистые полозы, а с люстры свисало целое семейство крупных гремучек. Прямо возле шкафа с ромом, спрятавшись за ножкой маленького стола, на котором все еще стояли кувшин и бутылка, притаилась мексиканская королевская змея - красная, с черно-желтыми поясками... Болотная черная гадюка забралась на стол и нагло сунулась в бокал с остатками рома.

Последним штрихом в невероятной картине был оседлавший бутылку с ромом скорпион.

- А-а-а!... - обезумев от ярости, заорал Эрик. - Ну, я вам покажу!...

И начался бой великого скульптора с толпой мерзких бескрылых драконов.

...Винцент Харвич, убедившись, что Мрачный Карлик возвращаться не намерен, долго наблюдал за скульптором. Не менее получаса молодой инспектор стоял под окном мастерской и смотрел, как Эрик Бах воюет с тенями. Во все стороны летели струи краски, брызги разбавителя, Эрик швырял в стены штихели, прыгал, вертелся на месте, размахивая руками... то и дело взрывались детские хлопушки, выбрасывая фонтаны яркого конфетти... а Эрик орал:

- Так вас, гады ползучие! Меня вам не достать!

Наконец молодой инспектор повернулся и ушел. Тут ловить было нечего.


11.

Чита важно восседала за столом между Винклером и Харвичем, и перед ней стояла тарелка с маленькими сливочными печеньями. Кроха пристроился прямо на столе по другую сторону от Винцента, и на тарелке попугая лежал, само собой, пирожок с капустой. Даниил Петрович, болтая, по обыкновению, всякую ерунду, время от времени бросал оценивающий взгляд на Харвича и окружавший его зоопарк, и наконец сообщил:

- Ты похож на Робинзона Крузо.

- А? - не понял Харвич.

- Ну, у того тоже, как мне помнится, была целая компания всяких зверей... или я его с кем-то перепутал?

- При чем тут Робинзон Крузо? - удивился Саймон Корнилович. - Мы же не на необитаемом острове!

- А по мне так очень похоже, - сказал Ольшес. - А почему мне не дали такого печенья? - Он ткнул пальцем в тарелку Читы, и обезьяна тут же угрожающе оскалила зубы и прикрыла тарелку рукой. - Да не съем я твое, что ты в самом деле!

- Возьми сам на кухне, если надо, - сказал доктор Френсис. - А она сегодня пострадала, ей полагается особый уход и особое нежное отношение.

- Ну, если не обращать внимания на некоторую лысоватость, - сказал Даниил Петрович, - так и не очень-то она похожа на пострадавшую.

- Ты забываешь о глубокой психологической травме, - напомнил Левинский. - Ей сейчас нужен максимум внимания. Ее ведь чуть не убили!

- Ох, попадись мне этот негодяй... - пробормотал Саймон Корнилович.

- Если он тебе попадется, - неожиданно серьезно произнес Ольшес, - ты уж, пожалуйста, отойди от него подальше в сторонку, ладно?

Разведчики уставились на инспектора, не веря собственным ушам. Чтобы Данила - и вдруг заговорил всерьез? Да еще на сугубо служебную тему?

- Дан, - осторожно спросил доктор Френсис, - ты вообще-то как себя чувствуешь? Не простыл? Может, у тебя живот болит? Или коленку ушиб?

Харвич захохотал, как сумасшедший, и напуганный взрывом его смеха Кроха крякнул по-утиному и, с шумом и треском замахав крыльями, удрал на шкаф. И оттуда стал с большим подозрением во взоре рассматривать сидевших за столом людей. Кроха вообще, похоже, страдал повышенной подозрительностью.

Обиженный донельзя Даниил Петрович нагрузил на свою тарелку огромную порцию малинового крема и сообщил:

- Пока все не съем - не утешусь. Меня, кажется, побили в соревновании на вредность!

- Ничего, ты быстро возьмешь свое, - фыркнул Кейт Левинский. - А что касается того типа, Лепски, так и я, пожалуй, не отказался бы с ним поговорить. Уж так бы припечатал!

- Знаешь, от чего помер великий селекционер Мичурин? - с загадочным видом спросил Даниил Петрович, облизывая ложку. - Он полез на ёлку за укропом, упал - его и завалило арбузами.

Левинский разинул рот и вытаращил глаза, совершенно не понимая, о чем речь.

- Вас не затруднит разъяснить нам, примитивным существам, вашу глубокую мысль, многоуважаемый сэр? - подчеркнуто учтивым тоном поинтересовался доктор Френсис. Командир же вдруг впал в глубокую задумчивость и долго смотрел на Ольшеса, а потом несколько раз нервно мигнул и дернулся, вроде бы решив вскочить и бежать куда-то - но тут же передумал, и, вздохнув, повернулся к Чите и осторожно погладил ее по голове. Чита в ответ на жест командира громко фыркнула и почесала живот.

Ольшес тем временем приступил к разъяснениям.

- Видите ли, досточтимые сэры, есть в мире дела и есть специалисты. И каждое дело предназначено для того, кто способен с ним справиться. Да если и не способен - все равно он специалист. А потому...

- Если не способен - какой же он специалист? - перебил торжественную речь Даниила Петровича инженер.

- Веди себя хорошо, мальчик! - строго осадил его Ольшес. - Не мешай дяде говорить!

- А чем ему наша Чита не угодила? - спросил Винклер.

- Не знаю! - развел руками Даниил Петрович. - Вообще не представляю!

- Врешь! - уверенно бросил командир.

Харвич хихикнул и сказал:

- Если даже и врет - все равно не признается.

- И ты, Брут! - возмутился Ольшес. - А еще коллега! Ты обязан всегда меня поддерживать, стоять насмерть за каждое высказанное мной утверждение, а ты... Ну, тоска!

И Ольшес снова принялся за крем.

- Чите что-то известно, - сказал Кейт Левинский. - И этот самый Лепски ее невзлюбил за то, что наша красавица знает некую тайну.

- Чита, что это за тайна? - спросил Даниил Петрович, кокетливо посмотрев на орангутаниху. - Может, поведаешь, а? Тут все свои, стесняться нечего.

Чита взвизгнула и швырнула в него печеньем.

- Ну, это уж слишком! - возмутился Ольшес. - Зачем же доводить дело до рукоприкладства?

- Да она же не руки к тебе приложила, а печенье, - уточнил доктор Френсис.

- Это несущественная деталь, - отмахнулся Даниил Петрович. - Но вообще мне давно уже интересно, зачем эти представители фауны суетятся вокруг нас. Что Чита, что попугай... Кроха, ну чего ты там сидишь, как в засаде? Иди сюда!

Кроха внял призыву и мгновенно перелетел на прежнее место.

- Ага! - обрадовался Ольшес. - Кроха, у меня к тебе вопрос. Как ты попал в эти края? Кто тебя привез? Или ты ничего не помнишь? Может, у тебя уже старческий склероз начался?

Попугай возмущенно тюкнул клювом по краю тарелки и рявкнул:

- Минар - р-родина попугаев!

- Да неужели? - искренне удивился Даниил Петрович. - А наши там землю роют, пытаются выяснить, откуда ты тут взялся! Значит, ты местный?

- Стар-рый Кроха, - неожиданно загрустил попугай. - Стар-ренький Кроха...

- Ну, ты у нас хоть куда! - постарался утешить его Харвич. - За тобой и молодым птичкам не угнаться. Разве еще кто сможет слопать столько пирожков?

- Пир-рожок с капустой, - удовлетворенно сообщил Кроха и принялся подбирать оставшиеся на тарелке крошки.

- А... - осторожно начал Винклер, но, поймав взгляд Ольшеса, замолчал. Но видно было, что у командира имеется некий вопрос, а может, и не один, а штук эдак десять-пятнадцать... Просто сейчас был не самый подходящий момент.

Поскольку инспектора так и не сказали разведчикам ничего существенного и не предложили никакой конкретной программы действий на следующий день, то после ужина и кофе все разошлись по своим комнатам. Впрочем, это можно было с уверенностью сказать только о докторе Френсисе и инженере. Куда подевался инспектор Харвич, Винклер не знал. А инспектор Ольшес вышел из коттеджа, и командир, испугавшись, что Даниил Петрович в очередной раз ускользнет от него, бросился следом за инспектором.

- Дан, а Дан, - окликнул Саймон Корнилович остановившегося неподалеку от крыльца Ольшеса. - А вот скажи, пожалуйста...

- Не скажу, - мгновенно ответил инспектор.

- Но ты же не знаешь, о чем я! - возмутился командир.

- Знаю. Отстань.

- Не отстану. Почему эти звери тут толкутся? И почему ты до сих пор не взял вампира? Ты же знаешь, кто он и где живет. Чего-то я не понимаю.

- Ты ничего не понимаешь, да тебе и ни к чему. Пошли-ка лучше к пруду, посидим у воды. Уж очень вечер хорош.

Винклер мгновенно преисполнился самых черных предчувствий. Чтобы Данила - и вдруг заметил, какая нынче погода? Нет, это не к добру.

Они устроились на маленьком пригорке, вокруг которого покачивали головками засыпающие лютики. Командир, у которого упрямства было не меньше, чем у некоторых инспекторов, спросил:

- Чего он хотел от Читы, этот вампир? И почему попугай тут у нас только что гнезда не свил? Ему-то что надо? И зачем Ливадзе выясняет историю этих зверей?

- Саймон, ты меня удивляешь. Можно подумать, ты никогда не сталкивался с подобными пересечениями линий.

- А...

Винклер надолго замолчал, но Даниил Петрович и не стремился продолжить беседу. Он просто смотрел на темную воду, на лотосы, на ультрамариновое небо... но, похоже, ничего не видел.

Наконец Саймон Корнилович, хорошенько все обдумав, медленно заговорил:

- Значит, мы угодили в узловую точку... вот не повезло! Попугай и обезьяна... они как-то были связаны в прошлых жизнях с этим вампиром? Или занимались чем-то подобным, а теперь стремятся отработать свои ошибки... они хотят помочь тебе, это ясно. Но ведь они появились на Минаре задолго до того, как сюда переехал Лепски... впрочем, это как раз неважно. Значит, их кармические линии пересекаются... И Чита уже что-то предприняла, и Лепски об этом узнал, и со злости чуть не убил ее... а Кроха?

- Он тоже кое-что предпринял, - тихо сказал Даниил Петрович.

- Ты имеешь в виду тот камешек, который мешал аллигатору?

- Да.

- Надеюсь, Лепски не захочется и Кроху тоже подстрелить, пробормотал Винклер. - С попугаем справиться несложно.

- Не захочется. О Крохе он ничего не знает. Потому что ничего не знает об осколке камня.

Командир искоса посмотрел на Даниила Петровича. Что-то уж очень разоткровенничался инспектор. С чего бы это?

- Данила, а почему вы с Винцентом до сих пор не...

- Рано, - отрезал инспектор.

- Ну, это, конечно, ваши дела, я в них ничего не понимаю... но ведь вампир, да еще интеллектуальный... а вдруг еще кого сожрет?

- Больше никого не сожрет.

- Ты уверен?

- Был бы уверен - давно бы домой улетел.

- Ох, Дан, - посетовал Саймон Корнилович, - до чего же у меня работа нервная!

- У тебя? - поднял брови Даниил Петрович.

- А у кого же? Как только экспедиция с инспектором - так просто хоть ложись и умирай! Ничего не знаю, ни о чем мне не говорят, все тайны какие-то, заговоры... а потом вдруг - бабах! Взрыв, фейерверк, пальба со всех сторон!

- Никакой пальбы в этот раз не будет, - заверил его Ольшес. - У Лепски и пистолета-то нет.

- Как это нет? А Читу он что, из пальца подстрелил?

- А, ну да. Я забыл. Но это ведь просто энергетическая пулялка, и все.

- Ах, разумеется. Вам, инспекторам, циклобласт подавай, тогда вы, пожалуй, согласитесь - это оружие.

- Ну, во всяком случае, похоже на него.

- Данила! - взревел командир экспедиции. - Прекрати надо мной издеваться!

- Саймон, что с тобой? - обеспокоился инспектор. - С чего ты взял, что я над тобой издеваюсь?

Винклер горестно покачал головой и ничего не ответил. Он вспомнил о погибшем альпинисте Кхоне Лорике, чье тело захватил неведомый йогин, и подумал о том, что если на Минаре пересеклись кармические линии трех бывших магов и одного активно действующего, то по сравнению с тем, что эта команда в состоянии натворить, выстрел из циклобласта, способного сжечь целую планету, и вправду может показаться не более чем хлопком мухобойки. Да если еще йогин выйдет из пассивного состояния и примется за дело...

Саймон Корнилович решил, что надо бы спросить Данилу, когда можно ожидать начала основных событий... но инспектор уже исчез.

Впрочем, командира это ничуть не удивило.


12.

Эрик сел и осторожно повернул голову вправо, потом влево... Голова отозвалась взрывной болью. Эрик, застонав шепотом, чтобы не усугубить положение дел, попробовал осторожно пошевелить руками. Руки были на месте. Ноги, как выяснилось чуть позже, тоже. Ага, значит, змеи до него так и не добрались. И скорпион не сумел его тяпнуть, хотя и старался изо всех сил. Ну, Эрик и не сомневался в том, что одержит победу над нечистью...

Скульптор медленно опустился на четвереньки и отправился в долгий и сложный поход через мастерскую, стремясь к спасительной цели. Мысли Эрика, раздробленные и рассеянные, то обращались к событиям вчерашнего дня, то пытались сгруппироваться вокруг работы - в те моменты, когда Эрику приходилось преодолевать какой-нибудь вставший на пути инструмент вроде вонзившегося в пол штихеля... но в основном в голове скульптора мелькали обрывки идеи врага.

Врагами, кажется, были Мрачные Карлики... вот только он забыл, почему. Эрик попытался сосредоточиться на неприятных человечках - но тут же решил, что лучше немного подождать. Вспомнить он всегда успеет. Сейчас не это главное.

В бутылке с ромом было полным-полно пауков и тараканов. Скульптор с отвращением отшвырнул бутылку, и она покатилась по пятнам пролитой и рассыпанной краски. Эрик, уставясь на нее бессмысленным взглядом, тихо застонал. Придется идти на кухню...

Добраться до кухни оказалось не так-то просто. В коридоре сидел невесть откуда взявшийся отвратительный черно-зеленый бородавчатый осьминог. Он вытягивал щупальца, пытаясь дотянуться до скульптора, и Эрику пришлось красться вдоль самой стены, уворачиваясь от мерзких желтых присосок. Но Эрик проявил характер и справился с задачей.

Приоткрыв дверь в кухню, он осторожно заглянул внутрь. Вроде бы никого...

Эрик крадучись подобрался к шкафчику, медленно открыл дверцу... нет, никаких сюрпризов. Схватив бутылку, Эрик жадно глотнул - и тут же все его внутренности стиснула жестокая судорога. Скульптора вывернуло прямо на пол. Впрочем, ему было не привыкать. Немного отдышавшись, Эрик выпил воды из-под крана и снова приложился к рому. На этот раз помогло. Головная боль отступила, руки немного окрепли... и Эрик снова вспомнил о враге.

Карлики?... Нет, он никак не мог сообразить, при чем тут мрачные малыши. Мрачные-премрачные... м-м-м...

И вдруг на него снизошло озарение.

Мюррей!..

Его единственный и настоящий враг - Мюррей Лепски!

Это он во всем виноват. Он и его дурацкий булыжник. Точно-точно. Ведь Лепски когда-то подсунул в скульптуру Эрика какой-то камень... нарочно, чтобы напакостить, чтобы испортить великое произведение... Тут в памяти Эрика всплыло вчерашнее нашествие змей... а, ну да, все правильно. Мюррей подослал Карликов, а Карлики принесли змей. Все сходится!

Открытие так ошеломило Эрика, что он не устоял на ногах и сел на пол.

Мюррей... Жизнь Эрика была прекрасна, пока в нее не затесался этот трижды проклятый программист.

И чего он привязался к Баху?

Ну да, на самом деле, кажется, Лепски не запихивал камень в "Лотос". Он зачем-то дал камень Эрику, а Эрик расколотил тот дурацкий булыжник, вот только он забыл, почему он это сделал... да, собственно, какая разница? Как будто мало вокруг всяких камней! Разбили один - возьми другой. И не приставай к человеку. Можно подумать, Эрик испортил уникальный бриллиант, какую-нибудь там "Звезду Египта" или "Графа Орлова"!

Но Лепски - последний гад и последнее ничтожество, и он из-за паршивого кремня или что там такое было способен просто уничтожить творческую личность, выматывая из нее душу... и уж сколько времени это тянется? Не сосчитать! И при этом Мюррей полный дурак. Он и не понял сразу, что Эрик вложил в "Лотос пришлого бога" только половину камушка. Хо-хо! Да он вообще ничего не соображает, этот Лепски! И Эрик ему покажет, где раки зимуют. Уж получит этот Лепски, уж он пожалеет, что подстраивал Эрику все эти пакости!.. Уж он так пожалеет...

Эрик впал в глубочайшую задумчивость.

Как бы ему покрепче отомстить Мюррею?

Идея родилась не сразу. Но зато она была такой безупречной и блистательной, что Эрик взвыл от восторга.

Ну конечно!

Эрик захохотал во все горло, и у него тут же снова заболела голова. Эрик немножко выпил и пошел в мастерскую.

Он сделает портрет Мюррея... ха-ха!.. и это будет такое, такое... и выставит это в Скульптурном Заповеднике! Ха!

Любой и каждый при первом же взгляде на бюст поймет: перед ним отъявленный негодяй. Да, Мюррей всю оставшуюся жизнь будет сожалеть о том, что не давал Эрику покоя. Сотни тысяч людей увидят каталог, и каждый подумает: "Вот мерзавец, так мерзавец! Мюррея будут узнавать во всех галактиках, он просто не сможет выйти из дома! Ого-го! Вот это здорово!

Тысячи людей придут посмотреть на новую работу великого Эрика Баха. И все поймут, почувствуют, какой отвратительный и непорядочный человек этот Мюррей Лепски!

Бюст, кстати, так и будет называться: "Портрет прохиндея"!

Эрик перевернул на поддон одну банку пластика, другую, третью... черт, везде пауки, везде тараканы, везде мухи и клопы... Наплевать! Он будет лепить из того, что есть. Пусть из бюста торчат усы дохлых тараканов! Это лишь подчеркнет основную идею! Усилит ее! Углубит! В конце концов, придаст произведению неповторимый шарм. Индивидуальность... впрочем, индивидуальности Эрику и так не занимать.

Скульптор сосредоточился, вспоминая лицо Мюррея. И вдруг обнаружил, что не может мысленно нарисовать ни единой черты ненавистного ему человека. Эрик удивился. Он всегда гордился своей зрительной памятью, он всегда умел воспроизвести в рисунке, на холсте или в скульптуре любой предмет, увиденный им хотя бы однажды, мельком... а уж люди, вызвавшие у него хоть какой-то эмоциональный отклик, навсегда запечатлевались в его уме, и стоило ему на секунду сосредоточиться, как их лица всплывали перед ним во всех мельчайших подробностях... но Мюррея Лепски словно кто-то стер здоровенным ластиком.

Эрик расстроился. Усевшись на пол у стены, он обхватил голову руками и стал представлять себе Мюррея. Вот Лепски входит в его мастерскую, вот достает из спортивной сумки камень, завернутый в мягкий шелковый лоскут... вот отсчитывает деньги... Но он видел только тело и руки Мюррея. Лица по-прежнему не было. Не было даже головы.

Эрик затосковал.

Лепски... проклятый Лепски подослал к нему Мрачных Карликов, а эти экзотические человечки с непрерывно вращающимися синими шарами вместо глаз навели на скульптора порчу, как пить дать. И что же теперь делать? Что делать, что делать, что делать...

В памяти Эрика смутно забрезжило нечто, связанное с порчей, магией вообще... а, ну да, об этом когда-то, много-много лет назад, говорил его школьный учитель... Что внутри, то и снаружи... что бы это значило?.. Ах, да... учитель постоянно твердил, что чистый ум не подвластен воздействию черных сил, что нельзя заворожить человека, осознающего себя до конца... что Мара бессилен перед твердым духом... фу, что за ерунда! Мара может все. На то он и Мара. И Карлики могут все. Они тоже не промах. А вот Лепски... Лепски свое получит. Потому что и Эрик Бах не из дураков. И уж с каким-то Мюрреем он совладает.

Неважно, что сейчас его лицо ускользает от Эрика.

Нужно просто пойти и посмотреть на него еще раз. Эрик давно уже узнал, где живет этот проныра, хотя Лепски об этом и не догадывался. Лепски всегда считал Эрика круглым идиотом. Что ж, пришла пора убедить его в обратном.

И вот сейчас Эрик поедет в соседний город, и...

Эрик вдруг почувствовал необычайный прилив сил. В это мгновение он мог бы запросто смахнуть любую гору, вставшую на его пути, победить толпу хоть карликов, хоть великанов, хоть самого Мару, достань у того глупости сунуться под руку великому маэстро Эрику Баху. Мюррей Лепски? Комар, мошка, микроб! Тень микроба! Эрик стал большим, как звездолет. Ничто не сможет остановить его. Он велик, велик, он огромен и могуществен... он самый большой в мире!.. Он может растоптать целую планету, галактику, вселенную!.. И он будет сражаться за свою свободу! Берегитесь, подонки! Маэстро выходит на тропу войны!

Эрик Бах издал боевой клич и помчался в гараж.

Выгнав из "летучки" набившихся туда скользких жаб и вертких холодных ящериц, Эрик вывел старенькую машину во двор и стремительно взмыл в небо. Направление - на северо-запад. Цель - окраина соседнего городка, дом самого отвратительного типа, когда-либо рождавшегося во всех известных галактиках... уж повеселится сегодня Эрик! Уж отведет душу!

Пожалуй, Лепски на всю оставшуюся жизнь забудет само слово "камень". И при виде самого невинного камушка его будут трясти судороги.

А кстати, о камнях.

Эрик посмотрел вниз. Нет, на этих лужайках ничего подходящего не найти.

Он повернул направо. Там высились подходящие пригорки. На их склонах наверняка можно набрать приличное количество камушков...

Эрик посадил "летучку" у подножия невысокого холма, южный склон которого представлял собой сплошную каменистую россыпь. Радостно повизгивая, скульптор набрал камней в сумку и в пару пакетов, нашедшихся в "летучке", и, погрузив добычу в машину, продолжил путь к дому своего главного врага.

И вот наконец он увидел нужную ему улицу.

Но тут у него в голове что-то громко загудело и застучало, словно кто-то включил древний, донельзя изношенный электрический мотор... и гул все нарастал и нарастал, пока глаза Эрика не заслезились, а из ушей не потек белый туман, густой и вязкий... и что-то застрекотало в носу, как будто туда забрался крошечный нахальный кузнечик... лихорадочно забилось сердце, выстукивая какую-то очень знакомую мелодию... но Эрик, как ни силился, не мог вспомнить ее названия... ведь он знает ее, знает... он часто слышит эту глупую навязчивую песенку... как же она называется?..

Эрик долго тряс головой, пытаясь вышибить из мозгов дурацкий шлягер. А потом долго вспоминал, где он находится и зачем сюда явился. И вспомнил. Он прилетел сюда, чтобы сокрушить своего главного врага.

"Летучка" скульптора зависла в воздухе над домом Мюррея Лепски.


13.

...Лепски уже устал проклинать себя. Ну как он мог настолько потерять самообладание, что принялся палить в эту трижды проклятую обезьяну? Можно ли было совершить более глупый, более нерациональный поступок? Тем более, что обезьяна ему нужна. Именно она унесла куклу чревовещателя, и вряд ли без помощи отвратительного животного удастся отыскать вторую часть Камня Мудрости. Ладно, там рядом были земляне, они наверняка успели вовремя, так что за жизнь орангутана можно не тревожиться... а вдруг от нервной встряски зверюга потеряет память?

Ожесточенно сплюнув, Лепски снова принялся за вычисления. Вообще-то он был почти уверен, что при его нынешних возможностях он сумеет обойтись и без Камня. Нужно только отыскать правильную формулу. А она есть, есть в памяти инспектора-особиста, высосанной Мюрреем... там много чего есть, вот только почему-то не все удается реализовать. И формула, позволяющая пользоваться чужими умами, в уме Гарева тоже имелась, это Мюррей знал точно, - он лишь никак не мог вспомнить ее саму. Он надеялся найти необходимые ему слова с помощью логики и медитации, и потратил на это уже много дней, - но добыча ускользала. Время от времени Лепски, чтобы дать небольшой отдых уставшему сознанию, проверял на практике какое-нибудь из специальных инспекторских умений. Кое-что выходило отлично. Но иной раз Мюррей получал совершенно непредсказуемый результат.

Например, когда он, не пожалев ради эксперимента заднюю стену собственного гаража, попробовал растворить руками цемент и камни, как это мог запросто сделать инспектор Гарев, его вдруг зашвырнуло на крышу дома... и если бы он давным-давно не научился левитировать, то уж точно не обошлось бы без пары-другой сломанных ребер. Но Мюррей плавно слетел на землю, и тем дело и обошлось.

Чуть позже в тот же день Лепски взялся за служебную формулу, с помощью которой инспектора-особисты запросто останавливали любое средство передвижения, кроме, разве что, звездолетов, и, устроившись в центре города, в сквере, над которым проходила основная трасса, решил немножко поразвлечься и сбить не что-нибудь, а полицейскую "летучку". О том, что из этого вышло, Мюррею и вспоминать не хотелось. "Летучка" как ни в чем не бывало промчалась над ним, даже не вильнув, - а через минуту над сквером возникло сразу шесть патрульных машин... да, Лепски вполне мог угодить за решетку. Но тут Мюррей винил лишь себя самого. Наверняка в моторах полицейских машин стоят соответствующие защитные устройства, и он вполне мог догадаться об этом заранее.

А чем закончилась попытка забраться в компьютерную сеть Федеральной безопасности? Мюррей набрал код допуска Гарева, он произнес необходимые формулы и пароли, и что он получил в ответ? На его мониторе торжественно нарисовался громадный кукиш! Ну и шуточки у этих федералов... самые что ни на есть дурацкие шуточки! Но как компьютер мог догадаться, что с ним говорит не инспектор? Вот уж задачка, так задачка! Интересная, кстати, задачка. И в ближайшем будущем нужно будет ею заняться. Решение наверняка простое, но нестандартное. Ничего, поищем - найдем.

Лепски встал и прошелся по кабинету. Нет, голой математикой здесь ничего не добьешься, это ясно. Формулу захвата чужого ума необходимо вспомнить. Раз она была в сознании инспектора - значит, она есть теперь в сознании Лепски. А то, что она ускользает, может значить только одно: на нее наложен запрет. Нужно какое-то специальное посвящение, чтобы формула заработала. Конечно, все инспектора получают особую подготовку, и прежде чем приступают к настоящей работе, проводят несколько дней в Дхарма-центре... и уж чем там их накачивают монахи - никому не известно. Однако Лепски был уверен: эта проблема имеет решение. Можно обойтись и без посвящений.

Да, наверняка. Надо только как следует сосредоточиться, постараться... Он многого достиг и многому научился, он давно стал опытным и сильным магом, хотя и никогда не стремился демонстрировать свою силу кому попало... и техника трансцедентной медитации была им досконально изучена еще в юности, и Мюррей отлично знал: если заглянуть в собственное сознание глубоко-глубоко, до самого донышка, - можно вытащить оттуда все, что угодно. В том числе и упрямую формулу. Ну, может быть, придется потратить на это довольно много времени... да ведь деваться-то некуда. Камень Мудрости, похоже, все-таки потерян навсегда. Впрочем, если он доберется до обезьяны и выпотрошит ее мозг с помощью некоего отличного аппарата, а потом сумеет вытрясти из Эрика, где тот спрятал голову бога...

По крыше дома внезапно загрохотали камни.

Лепски вздрогнул. Что случилось?..

Он глянул на боковой экран.

А, это сумасшедший скульптор... только его тут и не хватало. Впрочем...

На ловца и зверь бежит. Конечно, человеческое сознание его машина не умеет сканировать, только сознание животных, но попробовать можно... если добавить еще чуточку очень сильного гипноза, несколько специфических формул...

Лепски остановился посреди кабинета и, мгновенно сконцентрировавшись, произнес несколько слов... потом начертил в воздухе перед собой магический знак, потом тихо, монотонно пропел заклинание... а потом подошел к окну и выглянул наружу.

"Летучка" Эрика опустилась на лужайку перед входом. Конечно, разве может глупый механизм не подчиниться такому приказу?

Но безумный скульптор требовал особого подхода. Будь Эрик нормальным человеком, он и реагировал бы на заклинания и формулы, как все нормальные люди. Однако сознание маэстро работало в очень и очень нестандартном режиме. Мюррею до сих пор не приходилось применять свое искусство к душевнобольным, но он был уверен: Эрик в конце концов поддастся внушению и выложит все, как на духу. А почему бы и нет? Да уж, угораздило Мюррея связаться с чокнутым... ну, впрочем, он тогда еще плохо разбирался в таких вещах. Это уж потом, когда он попользовался знаниями доктора медицинских наук, опытного психиатра, он сумел оценить степень расстройства ума Эрика Баха. А до того он считал скульптора обычным забулдыгой.

Мюррей, стоя у окна, наблюдал за Эриком, осторожно выглядывавшим из бокового окна "летучки". Скульптор, похоже, не очень хорошо понимал, где он очутился и почему. Ну, можно начинать...

Лепски стал тихо, осторожно напевать заклинание, сопровождая пение сложными движениями рук...

...Эрик, с трудом преодолевая сопротивление ставшего вдруг густым, как клубничное желе, воздуха, выбрался из "летучки" и растерянно уставился на незнакомый дом. Что это за странное и подозрительное явление? Как этот дом попал сюда? Кто его принес? Зачем? И кто унес и спрятал его собственный коттедж? Ну и ну!..

Эрик рассердился. Наверняка это опять штучки Мюррея и его Карликов. Точно, можно не сомневаться. Негодяй Лепски затеял новую авантюру... но ему не одолеть великого Эрика Баха. Эрик оглянулся на "летучку". Есть там что-нибудь подходящее? Кажется, должно быть. Он ведь прежде всегда возил с собой скульптурный резак... на случай, если где-нибудь по дороге попадется подходящий для работы камень или хороший, не сгнивший пень... так, где он лежит?

Эрик заполз в кабину и принялся шарить под сиденьями. Чужой домик надо порезать в мелкие клочки, и тогда Лепски поневоле вернет на место дом Эрика... вернет, никуда не денется... ага, вот он!

Эрик пискнул от восторга, нащупав наконец необходимый инструмент. Вытащив резак, скульптор крепко стиснул его в руках и, пятясь задом, снова вылез из машины. Сейчас мы с вами разберемся, ребята... Карлики, Мюррей... Мюррей, Карлики... змеи... при чем тут змеи?..

Внезапно началась метель.

Со всех сторон на Эрика посыпались холодные мокрые хлопья снега, они кружились перед глазами скульптора, набивались в волосы, в глаза, в уши... Эрик удивленно открыл рот, и тут же горсть снежинок впихнулась между его губами... Эрик выплюнул их и посмотрел наверх. Небо было ясным. Ни облачка... сквозь снеговые вихри скульптор видел ясную синеву. Ну, решил скульптор, это уже окончательное и бесповоротное свинство.

Эрик прислонился к "летучке", чтобы выдержать напор ветра и не упасть. Он почувствовал, как в нем медленно нарастает бешеная ярость, добела раскалявшая его изнутри, несмотря на упавший внезапно мороз. Это снова Мюррей... Эрик твердо знал: чертов программист наслал на него бурю и может наслать невесть что еще, лишь бы добить Эрика, лишь бы рассчитаться с ним за испорченный камень... дурацкий камень, бессмысленный камень, уродливый камень... что ж, Лепски, ты сам напросился... ты сам того захотел, ты сам...

Эрик бросился на землю и по-пластунски пополз к дому, не обращая внимания на холодную слякоть, крепко держа в правой руке резак. Знай наших! Мы тоже кое-что умеем!

Скульптор небрежно отшвырнул со своего пути крокодила, пытавшегося остановить его, разметал орду выскочивших откуда-то гигантских рогатых жуков, угрожающе трещавших крыльями, и наконец, щелчком в лоб уложив на месте некое подобие карася с ногами, очутился в трех метрах от стены приблудного дома.

Эрик поднялся на колени и обнаружил, что метель кончилась, не оставив после себя никаких следов. Трава была сухой и теплой... Вот и хорошо. А то уж Эрик начал побаиваться, что схватит насморк.

Эрик включил резак и нажал спуск. Тонкая струя белого огня промчалась к стене и уткнулась в нее, шипя и выплевывая мелкие искры. На стене появилась черная полоска.

- Ого-го! - заорал Эрик. - Получай!

Он уже видел картину падения ненавистного дома. Вот дом распадается на две части, вот каждая часть дробится на мелкие куски, вот каждый кусок разлетается в щепки и крошки, и все обугливается и дымится, и все становится золой и тленом... Эрик размахивал резаком и вопил от восторга... Пропадай, Мюррей! Пропадай, чужая хата! Нет в мире силы, способной остановить огромного, как три звездолета, Эрика Баха!..

А потом Эрик почувствовал, как внутри у него что-то зашевелилось, и он понял: это черви. Это белесые безглазые черви, и они мягко въедаются в его внутренности, и их становится все больше и больше, каждый червь делится пополам, а половинки мгновенно вырастают и тоже распадаются на две части... и скоро черви наполнят его до отказа, и им станет так тесно, что они полезут из носа, из ушей, изо рта... и посыплются на землю, как белые длинные извивающиеся снежинки...

А потом что-то лопнуло и взорвалось в голове скульптора... и рассудок Эрика, и без того с трудом цеплявшийся за реальность, в ответ на заклинания, читаемые Мюрреем Лепски, оборвал последнюю тонкую нить, связывавшую его с миром подлинных событий. Ядовитая желчь полного безумия растеклась вокруг, залив лужайку и дом, "летучку" и небо, и все стало желто-зеленым и расплывчатым... и Эрик, выронив шипящий резак, умолк и тихо опустился на землю.