"Эмиль Золя. Накипь" - читать интересную книгу автора

из задумчивости.
- Уф! Наконец-то! - вырвалось у Трюбла.
Клотильду осыпали похвалами. Г-жа Жоссеран, подбежав к ней, пожимала ей
обе руки.
Мужчины, облегченно вздохнув, снова заговорили о своем. Дамы стали
энергично обмахиваться веерами. Дюверье отважился перейти в маленькую
гостиную, и его примеру последовали Октав и Трюбло. Пробираясь между
широкими юбками дам, Трюбло шепнул Октаву на ухо:
- Взгляните направо! Начинается ловля!
И он указал на г-жу Жоссеран, напустившую свою Берту на Огюста, который
имел неосторожность подойти к этим дамам и раскланяться с ними. В этот вечер
головная боль мучила его не так сильно; его беспокоила только одна
болезненная точка в левом глазу. Но он с тревогой ждал конца вечера, так как
собирались еще петь, а для его мигрени не было ничего хуже пения.
- Берта, - сказала мать, - покажи господину Вабру рецепт от головной
боли, который ты для него выписала из книги. О, это незаменимое средство!
Сведя таким образом свою дочь с Огюстом, она оставила их вдвоем у
окошка и сама отошла в сторону.
- Черт возьми! Они уже дошли до лекарств! - пробормотал Трюбло.
Тем временем в маленькой гостиной Жоссеран, чтобы угодить жене, подошел
к Вабру, который успел задремать, и в большом смущении стоял перед ним, не
решаясь его разбудить только ради того, чтобы засвидетельствовать ему свое
почтение. Но когда музыка умолкла, Вабр открыл глаза. Это был маленький
толстый старичок с совершенно лысым черепом и двумя торчащими над ушами
пучками волос. У него была красная физиономия, отвислые губы и круглые
навыкате глаза, Жоссеран учтиво осведомился о его здоровье, и между ними
завязался разговор. У Вабра, в прошлом нотариуса, вертелись в голове три -
четыре мыслишки, излагаемые им обычно в одном и том же порядке. Он заговорил
сперва о Версале, где он в течение сорока лет занимался практикой, затем о
своих двух сыновьях, жалуясь, что ни старший, ни младший не обнаружили
достаточных способностей, чтобы перенять его контору, в результате чего
собственно он и решил ликвидировать свое дело и переселиться в Париж. После
этого следовала история дома, постройка которого была самым волнующим
эпизодом его жизни.
- Я, сударь мой, ухлопал на него триста тысяч франков... Прекрасное
помещение капитала, уверял меня архитектор. А сейчас мне с величайшим трудом
удается выручить денежки, которые я в него всадил. Тем более, что мои дети,
желая иметь даровые квартиры, все поселились у меня. Я бы никогда не получал
квартирной платы, если бы каждое пятнадцатое число сам не являлся за
деньгами. К счастью, я хоть нахожу некоторое удовольствие в работе.
- Вы всегда так много работаете?
- Всегда, всегда! - с какой-то исступленной страстью ответил старик. -
Только работой я и живу,
И он стал объяснять, в чем состоит его обширный труд. Вот уже десять
лет как он тщательно изучает ежегодный официальный каталог парижского Салона
живописи, выписывая на специальных карточках против имени каждого художника
названия выставленных им картин. Старик Вабр говорил об этом с тоской и
усталостью в голосе. За год он едва успевает справиться с этой работой,
подчас настолько трудней, что он буквально изнемогает: так, например, если
женщина-художница выходит замуж и выставляет свои картины под фамилией мужа