"Эмиль Золя. Накипь" - читать интересную книгу автора

потому что так ему и надо, но просто совестно перед людьми, что женщина
может дойти до такого...
- Вот и наша грязнуля! - воскликнула Лиза, высунувшись наружу и увидев
в окошке следующего этажа служанку Жоссеранов.
И тут сразу из темной глубины двора, напоминавшего зловонную помойную
яму, послышались выкрикиваемые во всю глотку отборные ругательства.
Служанки, все как одна, задрав кверху головы, обрушились на неряшливую и
неуклюжую Адель, которая была, для них своего рода козлом отпущения и на
которой все в доме, кому было не лень, срывали свою злость.
- Глядите! Она никак помылась! Сразу видно!
- Если ты еще раз посмеешь выбрасывать рыбьи потроха во двор, то я
поднимусь наверх и смажу тебя ими по роже!
- Эй ты, ханжа несчастная! Иди жевать свои причастные облатки! Она
держит их во рту, чтобы быть сытой ими всю неделю...
Ошеломленная Адель, наполовину высунувшись из окна, наконец
огрызнулась:
- Отстаньте, говорю я, а не то я вас окачу водой!
Но крики и издевательства только возрастали.
- Ну и рохля! Служит у хозяев, которые держат ее впроголодь! По правде
говоря, из-за этого мне на нее так тошно глядеть... Не будь она такая
дурища, послала бы их ко всем чертям!..
На глазах у Адели выступили слезы.
- У вас только одни глупости на уме! - с плачем выдавила она из себя. -
А я-то чем виновата, что хожу голодная?
Выкрики все усиливались. Началась перебранка между Лизой и новой
служанкой Валери, Франсуазой, вздумавшей заступиться за Адель; но та, забыв
нанесенные ей обиды, подчиняясь чувству солидарности, внезапно крикнула:
- Тише, хозяйка идет!
Мгновенно наступила мертвая тишина. Служанки поспешно юркнули в свои
кухни. И из этого узкого, как кишка, темного провала больше не доносилось
ничего, кроме смрада запущенной раковины, отвратительного зловония, как бы
исходившего непосредственно от гнусностей, скрытых в недрах этих приличных
семей и только что развороченных озлобленной прислугой. Двор служил своего
рода сточной канавой, вбиравшей в себя всю грязь и мерзость дома в часы,
когда обитатели его еще шлепали в утренних туфлях, а парадная, лестница,
покоящаяся в неподвижном, нагретом калориферами воздухе, как бы кичилась
торжественным безмолвием своих этажей. Октаву вспомнились выкрики в кухне
Кампардонов, поразившие его слух в первое же утро, когда он только приехал
сюда.
- Милы, ничего не скажешь!.. - коротко произнес Октав.
В свою очередь, высунувшись из окна, он посмотрел на стены, словно
досадуя, что сразу не угадал за поддельным мрамором и сверкавшими позолотой
лепными украшениями из папье-маше того, что за ними скрывалось.
- Куда же она их, черт побери, засунула? - повторял Трюбло, который в
поисках своих перчаток обшарил все, вплоть до ночного столика.
Наконец он их нашел - они, помятые и еще тепленькие, лежали под
одеялом. На прощание еще раз взглянув на себя в зеркало и спрятав ключ в
условленном месте, в конце коридора, под старым буфетом, оставленным кем-то
из жильцов, Трюбло в сопровождении Октава спустился во второй этаж! Проходя
по парадной лестнице мимо квартиры Жоссеранов, он приосанился и до самого