"Эмиль Золя. Земля" - читать интересную книгу автора

франков. И все-таки дети были взволнованы и вне себя, так как им никак не
хотелось давать больше пятисот.
Однако Фанни все это начало надоедать. Она была неплохой дочерью и
добрее своих братьев. Душа ее еще не успела огрубеть от суровой, деревенской
жизни. Фанни заметила, что пора кончать, видимо, решившись на уступки. Со
своей стороны, Иисус Христос, тороватый насчет денег и даже охваченный
внезапной нежностью расчувствовавшегося пьяницы, пожимал плечами и готов был
предложить от себя добавку, которую, впрочем, никогда бы не выплатил.
- Ну, - сказала дочь, - идет пятьсот пятьдесят?
- Ну да, ну да, - подхватил он. - Надо же и старикам немножко себя
потешить.
Мать любовно взглянула на старшего, отец же продолжал спорить с
младшим. Он уступал шаг за шагом, сражаясь из-за каждого су, упрямо цепляясь
за цифры. Упорный старик казался холодным, но в нем закипал гнев при виде
алчности, с которой они - его собственная плоть - собирались жрать его мясо,
высосать из него кровь, - из него, еще живого. Он забыл, что когда-то точно
так же проглотил живьем своего отца. Руки его начинали дрожать, он ворчал:
- Ах, проклятое отродье! Расти их, чтоб они же у тебя, тащили кусок
хлеба изо рта... Опостылели они мне, ей-богу... Лучше бы мне уже сгнить в
земле... Так вы больше ничего и не прибавите, дадите только пятьсот
пятьдесят?
Он готов был согласиться, когда жена снова дернула его за блузу,
шепнув.
- Нет, нет!
- Это еще не все, - сказал Бюто после некоторого колебания, - а ваши
сбережения? Если у вас есть свои деньги, так вам нечего забирать у нас наши.
Сын пристально смотрел на отца; он нарочно приберег этот удар
напоследок. Старик сильно побледнел.
- Какие деньги? - спросил он.
- Да те, которые вы поместили в бумаги и прячете от нас.
Бюто только подозревал о существовании припрятанных денег и теперь
хотел удостовериться. Однажды вечером ему показалось, будто отец вытащил
из-за зеркала сверточек бумаг. На другой и следующие дни он выслеживал, но
тщетно: щель оставалась пустой.
Из бледного Фуан внезапно сделался багровым в припадке гнева, который
наконец разразился. Он поднялся и крикнул, яростно размахивая руками:
- Ах! Так вот оно что, будь вы прокляты, вы теперь шарите в моих
карманах! Нет у меня сбережений - ни одного су, ни одного лиарда! Вы слишком
дорого стоили для этого, паршивцы. А хоть бы и были, так разве это ваше
дело, разве я не хозяин, не отец?
Казалось, внезапное пробуждение родительской власти сделало его выше
ростом. Много лет все, жена и дети, дрожали перед ним, под гнетом сурового
деспотизма главы крестьянского семейства. Они ошиблись, думая, что с ним все
покончено.
- Ах, папаша! - начал было Бюто шутливым тоном.
- Молчи, чертов сын! - перебил старик, замахиваясь. - Молчи, или в
морду получишь!
Младший запнулся, съежившись на стуле. В ожидании оплеухи, охваченный
страхом, как в детстве, он заслонил себя локтем.
- Ты, Гиацинт, не смей скалить зубы, а ты, Фанни, опусти глаза. Так же