"Эмиль Золя. Труд" - читать интересную книгу автора

- чертовски тяжелая штука, и надо же когда-нибудь становиться на работу.
- Хозяева всегда останутся хозяевами, - оказал заплетающимся языком
Рагю. - Вот и приходится мириться с ними да стараться отдавать как можно
меньше сил за их деньги... Еще литр, папаша Каффьо! Распейте его вместе с
нами!
Каффьо охотно подсел к столику. Он был сторонником бунтарских идей, так
как заметил, что дело его расширялось после каждой забастовки. Ничто так не
возбуждашо жажду, как ссоры; рабочий в исступлении бросался в пьянство,
вынужденная праздность и озлобление приучали трудящихся к кабаку. К тому же
Каффьо в трудные дни умел быть любезным: он отпускам домашним хозяйкам
немного товара в кредит, разрешал мужчинам выпить в долг стакан вина;
трактирщик мог быть уверен, что его деньги не пропадут; но подобной тактикой
он создавал себе репутацию великодушного человека и увеличивал сбыт своих
омерзительных товаров. Кое-кто утверждал все же, что Каффьо с его лицемерным
добродушием был предателем, шпионом владельцев "Бездны", которые поставили
перед ним задачу - спаивать людей, чтобы развязывать им языки. Так замыкался
роковой круг: нищенски оплачиваемый, не знающий развлечений и радостей
наемный труд вызвал появление кабака, а кабак довершал разложение наемного
труда. Вредный человек, вредное заведение! Эту торгующую бедствиями лавку
следовало бы разрушить дотла.
На мгновение Лука отвлекся от разговора за соседним столиком:
отворилась дверь, соединявшая кабачок с бакалейной лавкой, и в комнату вошла
дочь Каффьо Онорина, пятнадцатилетняя девочка-подросток, невысокая, тонкая,
смуглая, с красивыми черными глазами. Онорина почти не бывала в кабачке: она
помогала в бакалейной лавке. И на этот раз она ограничилась тем, что позвала
сидевшую за прилавком мать, толстую женщину, улыбавшуюся такой же приторной
улыбкой, как и сам Каффьо. У всех этих алчных коммерсантов, эгоистичных и
бессердечных дельцов, были прелестные дети. Неужели же и детям суждено стать
в будущем столь же алчными, бессердечными и эгоистичными, и так будет
продолжаться во веки?
Вдруг словно видение, сладостное и печальное, возникло перед Лукою. В
густом дыму трубок, среди зловония, среди грохота драки, завязавшейся у
прилавка, стояла Жозина; ее фигура вырисовывалась так неопределенно и
смутно, что Лука не сразу узнал молодую женщину. По-видимому, она украдкой
вошла в кабачок, оставив Нанэ у дверей. Теперь она в трепетной
нерешительности стояла позади Рагю, тот не видел ее. Лука несколько
мгновений рассматривал молодую женщину: как хрупка была ее фигура,
облаченная в убогое платье, какой кротостью дышало лицо, затененное рваным
платком! Но теперь Луке бросилась в глаза одна подробность, не замеченная им
там, у ворот "Бездны": правая рука молодой женщины, высвободившаяся из юбок,
была забинтована; как видно, Жозина была ранена.
Наконец бедняжка собрала всю свою решимость. Она, вероятно, добрела до
кабачка Каффьо и, заглянув в окно, увидела сидящего за столиком Рагю. Жозина
подошла к нему неверным шагом и положила на его плечо свою маленькую,
детскую руку. Но Рагю в чаду опьянения даже не почувствовал этого. Ей
пришлось встряхнуть его, только тогда он обернулся.
- Разрази меня гром! Опять ты! За каким чертом? - Он хватил по столу
кулаком с такой силой, что бутылки и стаканы пустились в пляс.
- Мне поневоле пришлось прийти сюда, раз ты не идешь домой, - отвечала,
побледнев, молодая женщина; ее большие глаза полузакрылись от испуга в