"Александр Ильич Зонин. Морское братство " - читать интересную книгу автора

и ходил то на "Умном", то на "Уверенном", то на "Увертливом", и только на
"Упорном" не появлялся в продолжение нескольких недель. Он ходил в походы на
других кораблях не только потому, что хотел ближе узнать командиров и
офицеров миноносцев своего дивизиона, но также из деликатности по отношению
к Бекреневу. Ему казалось, что новому командиру "Упорного" трудно было бы на
его глазах перейти от роли помощника к самостоятельному руководству. Но что
бы ни делал Долганов, он беспокойно думал о своем корабле. Может быть, его
решение ложно и, наоборот, нужно находиться там, чтобы Бекренев не сломал
налаженную организацию? Дело ведь не только в управлении маневрами корабля,
чему Бекренев хорошо выучился еще в должности помощника.
Эти тревожные мысли погнали, наконец, Долганова на "Упорный".
Придя на свой старый корабль, Николай Ильич испытал сложные чувства.
Все говорило о том, что он возвратился в родную семью, где о нем помнят, где
по нему соскучились. Но в продолжение дня, наблюдая за Бекреневым, слыша его
приказания, а главное, присматриваясь к жизни корабля, Долганов с удивлением
и некоторой ревностью заметил, что ничего не изменилось со дня его ухода.
Бекренев распоряжался именно так, как распорядился бы он сам, и люди
работали так же, как при нем, может быть, даже с некоторым подъемом, будто
каждый на своем посту ощущал возросшую личную ответственность.
"Упорный" становился в плановый ремонт. Бегло просмотрев ведомости
работ по боевым частям, Долганов убедился, что офицеры предусмотрели все
важные мероприятия и даже оказались в некоторых частностях смелее и
требовательнее его самого. Кулешов хлопотал о том, чтобы была уничтожена
креповая девиация, хотя прежде в планово-предупредительном ремонте
ограничивались уничтожением полукруговой. Он вынес на берег для проверки все
магнитные компасы и очень тщательно подготовлялся к определению скорости на
мерной миле. Штурман мечтал, что после дока корабль будет иметь большую
скорость на максимальных ходах. Механик умудрился варить и клепать в таких
местах корабля, о которых Долганов думал лишь в связи со средним ремонтом.
Николай Ильич и Бекренев засиделись в салоне допоздна. Бекренев, как
обычно, петушась, быстро говорил:
- Вот, Николай Ильич, я записочку составляю о вещевом довольствии.
Непрактичные эти ватники и ушанки. Нужно подобрать такую одежду, чтобы люди
лучше владели своим телом. Башлык, старый русский башлык надо вернуть в
жизнь. Спецовки черные или синие - опять же для однообразия, в котором и
состоит военная красота. Белое хорошо было, когда работа шла в парусах.
Поутру Николай Ильич услышал, как новый помощник, его любимец Игнатов,
выговаривал боцману за небрежно брошенный мушкель у шлюпки левого борта:
- Где же ваш глаз, Кийко? И тряпки засунуты под шлюпку. Зрелище!
Конечно, несколькими минутами позже опытный, старательный боцман сам
заметил бы огрехи. Но Игнатов был прав в своей требовательности.
Эта подробность подтверждала вывод Долганова: люди на всех кораблях
хорошие, но они становятся настоящими работниками, если от них требуют и
показывают, что и как делать, пока они не научатся самостоятельно
разбираться в задачах.
Этот вывод был приятен, но вместе с тем Николай Ильич не мог отделаться
от неожиданной и смешной досады, что и без него корабль может жить и воевать
не хуже.
Последние три недели Долганов провел преимущественно на "Умном".
Впечатление было грустное. Как только "Умному" давали задачу по боевой