"Эдуард Павлович Зорин. Большое Гнездо ("Всеволод Большое Гнездо" #3) " - читать интересную книгу автораи прямой, как покойник. Вокруг него смиренно стояли, сложив руки на груди,
испуганные служки. Свечи горели, воняло мочой и ладаном. Ворвавшиеся в ложницу люди, самолично узрев скорбь и великую немочь владыки, отступили к дверям. Крики стихли, послышались жалостливые голоса. Отодвинув в сторону служек, Ефросим приблизился к ложу Мартирия. Склонился над ним - лицо к лицу, упёрся бешеными глазами в полуприкрытые дрожащими веками глаза владыки, про себя подумал: "Смердит, как навозная куча", откинулся, пригнулся снова, снова выпрямился. Сплюнул. За окнами ударили колокола, сзывая новгородцев к вечерне. - Чада мои, - сказал Ефросим. - Помолимся в святой Софии за господа нашего Иисуса Христа. Возвысим глас наш ко всевышнему, испросим у него прощения за грехи наши великие... - Сам служи, отче, сам! - послышались голоса. Вслед за Ефросимом покорная толпа направилась к собору... 4 В тот самый день, когда Роман получил известие от Рюрика из Киева, во Владимире в светлой горнице у князя Всеволода сидел старший сын его Константин и, рассеянно слушая отца, сжимал в кулачке только что пойманную большую зеленую муху. У двери, выставив одно плечо выше другого, переминался с ноги на ногу поп Четка. Глаза его преданно пожирали князя, корявые пальцы рук оглаживали поднесенную к груди книгу в тяжелых досках с позеленевшими медными застежками. - Сколь уж говорено тебе было, - ворчал Всеволод, - княжича не мне доносить... - Сын твой зело сметлив, князь, - отвечал Четка. - А проказы его не от нерадивости и лени, а от живого ума. - Вырастишь мне дурня, - сказал князь. - Дружки его, сыны боярские, одно только и ведают, что баловать. А после отцы их идут ко мне чередой с жалобами на своих чад. Срам! - Тебе ли ровнять княжича с боярскими отроками? - отвечал Четка. - У тех уж девки на уме, до грамоты ли им! Константин же и Юрий, младшенький твой, преуспели и в латыни, и в греческом, читают не токмо Святое писание, но и Косму Индикоплова, и Георгия Амартола, и Романа Сладкопевца... - Изрядно, - подобрел Всеволод, выслушав Четку.- Ступай покуда... А ты останься, - задержал он сына. Вскочивший было Константин снова покорно опустился на лавку, смотрел на отца исподлобья. Всеволод встал со стольца, приблизился и сел с ним рядом. - Экой ты дикой какой, - погладил он Константина по жестким волосам. - Почто хмуришься? Аль не по сердцу мои слова?.. Аль дума какая закручинила?.. Погоди, уж не обидел ли тебя кто? - Не, - мотнул Константин головой. - Тогда почто отца бежишь, сердца мне не откроешь?.. Княжич промолчал, прислушиваясь, как бьется в ладони обезумевшая муха. - Не ворона тебя в пузыре принесла, - грустно сказал князь, стараясь поймать сыновний взгляд. -Родитель я твой, и ты моя кровь. Помнишь ли, как сказано у прадеда твоего Владимира Мономаха в его "Поучении": "Что доброго |
|
|