"Борис Зотов. Происшествие на Невском (Сб. "Фантастика-91")" - читать интересную книгу автора

Холмов снял с себя серебристый функциональный костюм с прессованными
гофр-складками на коленных и локтевых сгибах, содержание карманов быстро
переложил в новое одеяние. Через две минуты Линдберг осматривал его в
студенческой форме, удивленно цедя:
- Оказывается, одежда сильно меняет внешность. Мы похожи друг на друга,
как близнецы. Скажите по чести - у вас в роду не было случаем Линдбергов?
Холмов, к своему стыду, родословной своей дальше деда не знал и
пробормотал что-то уклончиво. Линдберг тем временем совал в портфель
какие-то свертки и детали установки, лежавшие на столе. После этого он
решительным тоном объявил, что готов ехать, и предложил спуститься на
Невский. Холмов, выйдя на проспект, отметил, что он за сто лет изменился,
но не кардинально. Пока Линдберг на мостовой высматривал свободного
извозчика, мимо Ростислава прошел господин в черной пиджачной паре и
котелке, с черным же зонтом в руках и со странно изуродованным носом -
треугольным, сплющенным, с одной заросшей ноздрей. Вообще все петербуржцы,
казалось, одевались исключительно в темное платье, но этот прохожий
запомнился Холмову. И еще плавно прошли две очень красивые дамы, тоже в
темных и длинных юбках. Они отвлекли внимание Ростислава.
Линдберг уже махал рукой из закрытой пролетки:
- Садитесь же, Холмов!
Рысачок бодро зацокал копытами, пролетка заколыхалась на мягких
рессорах. Линдберг велел извозчику ехать на Петроградскую и далее по
Приморскому шоссе за город. Отвалившись на пухлую кожаную обивку, Линдберг
несколько минут молчал, изучая лицо Холмова.
- Я не хочу спрашивать об известном вам, очевидно, ближайшем будущем
России и мира, - заговорил он неполным голосом, на что Холмов лишь молча
кивнул, - это, знаете ли, отняло бы у жизни ее главную прелесть -
непредсказуемость. Я понимаю, как марксист, всю заданность революционного
катарсиса, в очищающем пламене которого непременно должна сгинуть без
следа власть мирового денежного мешка. Тут все ясно без оракулов.
Девятьсот пятый год был лишь прелюдией.
Пролетка ехала по самой середине Дворцового моста; золотой змейкой
плясал в неспокойной Неве шпиль Петропавловки, высота и положение этой
точки позволяли обозревать все самые изысканные архитектурные ансамбли
города, его всезахватывающую прелесть.
- Но просто как русский человек, - с тревогой в глазах продолжал
Линдберг, - заклинаю: скажите, все это сохранилось?
- Сохранилось, хотя в трудные времена не просто это было.
- Слава богу, - облегченно выдохнул студент, - значит, Петербург стоит.
И помирать-то не страшно.
- Да, только он переименован.
- Вот это напрасно, - живо возразил Линдберг, - города, как и люди,
должны всю жизнь носить имена, данные при рождении. Неужели же не
построены, при ваших-то великих достижениях, новые города по законам иной
красоты, достойные имен вождей и героев своей эпохи?
- Да, это есть тоже.
- А позвольте еще пару вопросов. Изжиты ли голод и нищета, истерзавшие
несчастный наш народ?
- Голода, повальных пандемий и эпидемий давно нет и в помине.
- Стало быть, исчезло воровство и пьянство, прекратилась проституция?