"Ефим Зозуля. Мастерская человеков (Роман)" - читать интересную книгу автора

двое, но я продолжал работать ножом, как бешеный, и, справившись с ними,
догнал последних двух, бежавших на небольшом расстоянии друг от друга. Ноги
мои дрожали от неповторимой сладости победы. Да здравствует победа! Да
здравствует решимость!! Да здравствует жестокость!! Пусть гибнет враг! Я не
хотел слышать их презренные вопли, их выкрики и слова! Не хотел! Мне было
безразлично, что они скажут! Если бы они говорили самые умные вещи...
- Вот, вот, вот именно, - с грустью перебил Капелов. - Это верно.
Когда тебя режут, можешь говорить самые умные вещи, это не поможет. Все
равно зарежут.
- Да, - продолжал Кнупф. - Я зарезал их. Почему они напали на меня,
шестеро на одного безоружного? Что за гнусность, что за бесстыдство!!
- Совершенно верно, - продолжал Капелов. - Именно бесстыдство. О, если
бы я мог так действовать, как вы! Но, повторяю, я не мог. Я жил
исключительно надеждой. Я надеялся на счастливую случайность, на то, что
они уйдут, что их отвлекут, что они забудут о нас, не заметят. Мало ли что
могло произойти. И, когда они ворвались в квартиру и ударом топора на моих
глазах убили мою жену, убили мою дочь, - я даже не понял, что произошло. Я
ничего не чувствовал в эти мгновения. Повторяю, я просто не понимал, что
происходит. Я думал, что это обман зрения, и - я помню - ко мне подошел
блондин, пристально глядевший на меня. Красивые губы его были чуть-чуть
сжаты. Возбужденное спокойствие на его лице перемножалось с любопытством.
Он подошел ко мне, схватил меня за волосы и стал резать шею. Так просто! Я
рванулся и опрокинул стол. Я схватил лампу и-помню-очень удачно, очень
ловко вклеил в его лицо. Мне казалось, что она вошла куда-то глубоко. А
дальше не знаю, что было, - я потерял сознание. Скажите мне, дорогие, не
можете ли вы оживить мою жену и дочь так, как оживили меня? Я не знаю, где
они. Их тела так же истерзаны, как было истерзано мое. Но, может быть, их
можно найти? Пойдемте поищем! Спасите их! Я буду вечно вашим рабом. Вечно!
Пойдем, а?
Было ясно, что больше ничего Капелов не скажет и вряд ли сможет
сказать. Кнупф высокопарно выразился, что человечество тысячелетия ждет
рассказа оживленного человека о том, как его убивали. Но ничего
существенного все же Капелов не сказал.
Латун громко зевнул и потянулся. На лице его отчетливо отразилась
скука.
Латун был практиком. Размышления отвлеченного порядка его захватывали
не очень глубоко. Во всяком случае из-за них он не забывал текущих дел.
Посмотрев на Капелова и особенно выслушав его просьбу, сделанную в столь
заурядной, унизительной форме, о спасении жены и дочери, он поморщился и
сказал будничным тоном:
- Постараюсь, постараюсь, голубчик. Это все же не так легко и просто,
как вам кажется. Постараюсь. Голову вам тоже поправлю в свободное время.
- А сейчас нельзя? - попросил Капелов.
Помимо его воли тон у него получился развязный.
Латун из обыкновенного чувства противоречия, рожденного раздражением и
легкой брезгливостью, ответил:
- Сейчас нельзя. Достаточно, что я вас оживил вообще. В вашем
положении уметь поворачивать голову хотя бы в одну сторону - уже большое
достижение.
- Это верно, - подтвердил Ориноко. Его задел тон Капелова. - Большое