"Алексей Зубарев. Мона Лиза " - читать интересную книгу автора

грустно. Сергей поставил чайник, зажег керосиновую лампу. Он любил посидеть
вот так в одиночестве в обществе керосиновой лампы еще в детстве, когда
приезжал на дачу со взрослыми. Когда все засыпали, он уходил на веранду с
кипой старых журналов и смотрел их часами, до поздней ночи, а то и до
рассвета. Он помнил старые комплекты журналов. Там были и научные журналы
отца, и дедовы "Вестники Европы", комплекты дореволюционного еще "Вокруг
света", сойкинские "Миры приключений", "Природа и люди", "Всемирный
следопыт" и довоенная. "Техника - молодежи". И еще масса старых книг и
брошюр "по всем знаниям", как говорил отец, россыпь часто без обложек и без
страниц (дед покупал их когда-то у букинистов на вес). Там были и брошюры
Циолковского, и "Пещеры Лейхтвейса", и дневники Цыбикова, и путешествия
Ливингстона, и почти вся старая естествоиспытательская классика от имен
известнейших до весьма скудно знакомых читателям.
Посмотрев на часы, он увидел, что до полночи ровно час. Вполне можно
еще что-то посмотреть. Хотелось стихов. Но стихов не было.
Почему-то жизнь складывалась так, что стихов давно не было. А была
скучная и грустная история с диссертацией, которую не зарубили, но и не дали
ей ходу. В своем институте (бывшем своем - там он давно уж не бывал) работу
Сергея сочли слишком теоретичной и посоветовали сходить с ней в Институт
Астрономии, что ни к чему не привело.
Ах, как трудно было ему, как ему тогда было трудно!
Тогда-то он и встретил Лизу. Она была лаборанткой в его институте.
Работала на кафедре экспериментальной физики. А ему как раз нужен был
эксперимент. Видеть ему ее приходилось довольно часто. Институтские остряки
называли скромную, тихую и приветливую молодую лаборантку Джокондой. Она и
вправду походила на Джоконду своей совершенно обычной внешностью. А в
придачу ко всему этому явному внешнему сходству ее и звали-то Лиза. Никогда
до того Сергей с ней ни о чем не говорил. А тут попросил о помощи. Может
быть, потому, что добрая, вот и попросил.
Она согласилась помочь ему. Работали много. Сергей проводил в
лаборатории целые дни. Сначала он вообще ее не замечал. Может быть, вот
потому, что не замечал, она и согласилась помогать ему. А потом он
почувствовал, что без ее помощи не Мoжет ничего, ни шага в своем
эксперименте. Ее простота, доброта, отзывчивость и чуткость были так ему
нужны, что не встреть он ее утром в институте, он ничего не мог, все
валилось из рук.
В общем, он в нее не то что влюбился, а просто сроднился с нею
бесконечно. Он пришел к ней, когда она заболела, и с того дня они стали
мужем и женой.
Он занимался проблемой шаровых молний. Сомнительной, на взгляд многих
физиков, и бесперспективной. Считалось, что сегодня для решения ее нет ни
научного, ни экспериментального аппарата, а значит, пусть ею занимаются
безответственные авторы популярных брошюр и фантастических романов.
Пробить эту почти трехсотлетнюю стену научной косности в одиночку
Сергей не смог, как ни старался. Расплачиваться за дерзость пришлось
расставанием с альма-матер, к слову сказать, давшей Сергею очень много.
Диссертация была сделана, в целом сочтена интересной и рекомендована к
доработке. На том дело и кончилось. Сергей прочно выпал из графика защит, а
житейская неустроенность (надо было как-то жить) одолевала.
И тут произошло событие, внезапно заставившее Сергея по-новому