"Борис Зубков, Евгений Муслин. Плоды (Авт.сб. "Самозванец Стамп")" - читать интересную книгу автора

полной лопатой глины. - Я тебе разрешал?
Он с наслаждением шмякнул глину на звенящие струи. Упруго выскользнув
из-под глиняной лепешки, голубая вода веером брызг ударила в Жмачкина.
- ...Не нравится? Не уважаешь? - бормотал Жмачкин, ляпая глину на
упрямый фонтан и путаясь в жесткой траве. - Ты кто? Ты зачем? Мне без тебя
плохо было? Да? Плохо? Погубить думаешь, гадина? Я тебе глотку-то враз
заткну! Заткну! Заткну!
Наконец ему показалось, что он добился своего.
На том месте, где только что бил подземный ключ, теперь лежала
бесформенная куча сизой и мокрой глины. Жмачкин воткнул лопату в эту кучу,
словно утверждая памятник на могильном холме, и, с наслаждением
освобождаясь от душевной тяжести, плюнул на холмик...
Маленькая кухонька с никудышным столиком, покрытым клеенкой, и старым
венским стулом тоже была маскировкой. За дверью, похожей просто на дверь
узкого стенного шкафчика, находилась настоящая роскошная кухня - без окна,
но освещенная модерновыми польскими светильниками, с тремя холодильниками
и шведским книжным шкафом.
Жмачкин болезненно любил поесть. Он был едоком особого сорта,
наркоманом от еды, тайным обжорой и лакомкой втихую. Холодильники хранили
югославскую ветчину в жестянках, своими округло-продолговатыми формами
напоминавших свиной окорок, датские сыры, обернутые серебряной фольгой,
греческие маслины в вощеной бумаге, венгерские ромовые конфеты, индийский
растворимый кофе... Жмачкин уважал яркие этикетки с иностранными словами и
потому купил как-то два десятка банок английской питательной смеси для
младенцев. Даже приправленная перцем смесь оказалась
тошнотворно-безвкусной, и банки пришлось выбросить. Впрочем, припасы свои
он обновлял обильно, и так же обильно они портились. Тухлятину Жмачкин
скармливал своему псу-сторожу. Жалея выбрасывать дорогую провизию, Жмачкин
дожидался, пока тухлятины накопится много, и пес каждый раз шалел от
обилия внезапно обрушивавшейся на него еды. Некоторые продукты, к примеру
маслины и грибы, пес упрямо не жрал, и их приходилось ночью закапывать в
землю.
В шведском книжном шкафу хранились поваренные книги. Пожелтевшие, в
которых специи отмерялись лотами и унциями, первые послевоенные,
рекомендующие капустные котлеты, и самые новые, в лакированных
суперобложках. Но книги эти Жмачкин употреблял не к делу, а так -
вприглядку. Запинаясь, читал вслух мудреные поварские рецепты, всухомятку
поглощая консервы и колбасы. Стряпать что-нибудь стоящее - горячее и
ароматное - опасался: вдруг лакомый запах полезет из трубы и щелей,
разнесется по всему поселку?
Одолев в тяжелом единоборстве непонятный, угрожающий сломать его
благополучие источник голубой воды, Жмачкин почувствовал усталость и
голод. Ноги стали ватными и подкашивались, сосущая боль поднималась к
сердцу, руки словно распухли и онемели, не различали предметов, которых
касались, и действовали отдельно от него. Тупо уставясь в пространство, он
не видел, как руки открыли холодильник, достали банки крабов и перца в
маринаде. Во рту держался сладковатый привкус, и острые консервы не
вызвали привычного чувства жадного аппетита. Он проглотил три стопки водки
и облизал губы. Водка не ошеломила, не отстранила чувства тревоги и
ожидания.