"В.Зуев "О, душа моя..." [H]" - читать интересную книгу автора

откупиться тобой! Если Он есть, если Он только есть, Он примет у меня
спасенную твою душу, и я очищусь и смогу немного еще пожить. Я смирился, я
просил Его со смирением, я даже нацепил этот крест и зажигаю вечерами
свечу. Послушай, я молюсь ему: дьявол не помог мне, а ведь я продался ему
с потрохами - помоги мне Ты, докажи, что Ты есть, что Ты - милосерден и
справедлив! А во искупление я приведу Тебе живую душу, я наставлю ее по
пути Твоему, я спасу ее от греха и скверны. Понимаешь, это как прозрение,
как знак Господень! Лишь только я понял - и боль отступила, я почти не
слышу ее; и приступов стало меньше... Помоги мне, отдайся вся - пусть это
будет во благо, пусть!
Все более и более вдохновляясь, Соловьев ловил ее за руки, возбужденно
и болезненно шептал, брызгая слюной в ее помертвелые, точно мелом
выбеленные губы.
- Отпусти меня! А-а! - вдруг закричала шлюха, вырываясь и выпучив
ослепленные ужасом глаза.
Бросившись за ней, слыша треск рвущейся ткани, вылавливая и подавляя
обезумевшие ее руки, Соловьев и сам как бы обезумел и, отбросив ее на
диван, несколько раз ударил по лицу и по выставленным навстречу ладоням. -
Ты что? Ты решила, что я...
Шлюха всхлипнула, не отрывая от него полных ужаса глаз и забиваясь в
угол, и ему вдруг и в самом деле захотелось ее убить. "Что же это? Начнешь
о душе, о Боге - шарахаются, точно их бьют или насмехаются! Что же это?" -
подумал он с горечью.
- Дура, я ж тебя люблю! Продайся мне - я обеспечу тебя всем, ты не
будешь ишачить где-нибудь в вонючей конторе или расставлять ноги перед
каждым, кто за это заплатит. Ну? Черт с тобой, женюсь даже, если захочешь!
Мне сорок лет, я свободен и удачлив - что еще нужно для сытой спокойной
жизни? Одно только условие - не грешить. Не спать с мужиками, ясно? Ведь
это нетрудно: такой себе маленький монастырь в удобстве и роскоши, -
усмехнулся Соловьеву горечью осознавая, что та стройная картина, которая,
пригрезившись, совеем недавно казалась ему еще реальной, та сделка, на
совершение которой им было затрачено столько энергии и душевных сил,
выглядит в соприкосновении с действительностью смешной, нелепой и даже
безумной.
"Глупо-то как! - зашевелил он губами, переполняясь желчью и до смертной
дрожи ощущая свое бессилие. - Наперли к Господу шлюхи и воры... Глупо,
глу-упо..."
На этажерке догорела свеча, и, догорев, сплавилась и погасла - лишь
приторный густой запах все еще растекался по комнате, в полумраке более
похожей на притон, чем на святилище духа.
Теперь уже ничто не стояло между ним и смертью - ни Бог, ни сожаление
об уходящей жизни, ни дальний и святой свет детства, ни надежда, которая,
как водится, умерла в нем последней. И, внимая себе самому, обреченному и
потерянному, и проклиная себя в душе, Соловьев вдруг рассмеялся в глухой
решимости довести все до конца и, отпив прямо из горлышка дьявольской
веселой жидкости, сказал шлюхе буднично и грубо, как всегда говорил:
- Эй ты, шкура! Ну-ка разденься, я плачу!..


Иркутск-Москва