"Патрик Зюскинд. Германия, климакс" - читать интересную книгу автора

Но на следующий день, прилежно прочитав газеты (немецких мне не досталось, их,
что называется, отрывали с руками) и внимательно прослушав радио, я понял, что
Вальтер Момпер ─ герой дня. Никто и не думает тыкать его носом, а фраза о
Усамом счастливом народеФ у всех на устах, позже ее (по аналогии с Улучшим
голом месяцаФ) объявят Улучшим высказыванием месяцаФ и даже Улозунгом 1989
годаФ.


Едва оправившись от этого шока, я через несколько дней прочел в газете, что
Вилли Брандт, кумир моей юности, социал-демократ, как и Момпер, выдал на-гора
афоризм: УТеперь срастется то, что составляет единое целоеФ, очевидно имея в
виду ГДР и Федеративную Республику, включая целиком оба Берлина.


Старческий лепет, думаю я. Явный случай болезни Альцгеймера или еще какого-то
возрастного нарушения мыслительных способностей. Ибо что же тут составляет
единое целое, скажите на милость? Да ничего! Напротив: ничего более
несовместимого, чем ГДР и ФРГ, нельзя и вообразить! Разные общества, разные
правительства, разные экономические системы, разные системы воспитания, разный
уровень жизни, принадлежность к разным блокам, разная история, разный уровень
алкоголя в крови ─ ровным счетом ничего общего, и нечему тут срастаться, и нет
никакого единого целого. Жаль мне стало Вилли Брандта. Мог бы человек с честью
уйти на покой. Зачем ему понадобилось выставлять себя на посмешище и нести
подобную чепуху, рискуя своим добрым именем?


И снова я попадаю пальцем в небо. Точно так же, как недавний афоризм Момпера,
высказывание Брандта становится лозунгом дня, его встречают бурными овациями
на массовых митингах, на Западе и Востоке, его подхватывают как девиз не
только социал-демократы, но и правящие партии, и даже зеленые. И наконец,
третий мощный удар обрушивается на мою бедную голову, и я перестаю что-либо
понимать, утрачивая историко-политическое самосознание. Правда, это происходит
некоторое время спустя, но все в той же связи: в феврале 1990 года я смотрю по
немецкому телевидению репортаж о возвращении канцлера Коля из Москвы, где он
получил принципиальное согласие Советов на немецкое единство ─ или полагал,
что получил, не в том суть. Канцлер Коль стоит в салоне самолета, явно в
отличном настроении, держит в руке полный бокал, в котором, как поясняет
комментатор, искрится шампанское, и гаркает, обращаясь к теснящимся на заднем
плане журналистам и членам делегации: УЕсть у вас там сзади что выпить?Ф Ага,
думаю я, у человека день рождения, он хочет угостить компанию, как мило с его
стороны. Ничего подобного! День рождения у канцлера Коля, как я потом вычитал
в справочнике, только 3 апреля, а вовсе не в феврале. И он выпивает не просто
так, не потому, что у него как раз случилось хорошее настроение, нет, услышав
одобрительный шум, подтверждающий, что дело лишь за тостом, он поднимает свой
бокал и провозглашает: УИтак, за Германию!Ф И стоящий за его спиной и на
четыре пятых заслоненный им министр иностранных дел немного высовывается из-за
спины канцлера, чтобы показаться публике, и тоже поднимает свой бокал, хоть и
чуть-чуть менее решительно, и пьет УЗа Германию!Ф.