"Андрей Звонков. Закон сохранения " - читать интересную книгу автора

исключений ни для кого, но все, что делается, исходит только от него! И
то, что случилось с врагами и обидчиками коллеги вашего, все это
закономерно!
Сам же он тут совершенно не причем! Простил ли бы он их тогда или, как
было, проклял, все шло бы так, как шло! Не надо ставить себя в
исключительное положение.
Мы все для Него равны. Постарайтесь это понять! Может быть, тогда и
станет легче?!
Вы и так очень близки к осознанию этого! - так отец Владимир подытожил
свое понимание проблемы, мучившей Кабанова. Виталий сделал слабую попытку
исправить его, но Свешников махнул рукой, - Оставьте, Виталий Васильевич!
Стоит ли продолжать кривить душой? Когда вы только начали рассказывать эту
историю, стало ясно, что все это личное. Уж извините. И мне искренне
хотелось бы вам помочь.
Максаков молчал, пораженный. Не было ни проповеди, ни цитирования
Писания. Но казалось, что от слов отца Владимира прошел ветерок по тесной
ординаторской, шевельнул кипу кардиограмм на столе, колыхнул занавеску и
улетел в коридор, в сторону палат.
Полковник разрядил тишину.
- Да, Васильич, уж извини, но и мне притворяться не гоже. Я тоже не
дурак, понял. Но можешь не беспокоиться, я хоть и не поп, но сохраню, как
тайну исповеди, твою откровенность. В общем, не бери в голову, все пройдет.
И в самом деле, после той беседы все стало проходить. Полковник с отцом
Владимиром выписались через три недели. Максаков еще месяц оттягивался в
кардиологическом санатории в Крыму, а Свешников появился спустя полгода,
привез бочонок меда и оставил в руках Кабанова Библию, огромную,
толстенную в кожаном переплете с золотым тиснением. Доктор держал ее в
руках: тяжелая, теплая. Но, несмотря на тяжесть, вес не ощущался и не
тяготил, как когда иные тома тяжеленные поднимаешь с кряхтением. Он,
понимая невероятную ценность этой книги, сделал слабую попытку вернуть.
- Нет, Виталий Васильевич, - сказал отец Владимир, - она ваша. Я
понимаю, что вы отягощены материалистическим воспитанием, но мне кажется,
уже близки к пониманию и принятию Бога в сердце своем. Не хочу ускорять
события, каждый плод должен созреть. Буду рад видеть вас в нашем храме.
Как ни силился вспомнить Виталий Васильевич, чтобы Свешников как-то
выказывал свои симпатии Мариночке или еще кому-нибудь из медсестер, не мог
вспомнить. О чем и сказал, изрядно захмелевшему Максакову.
- Было, было - отозвался полковник, - это ты не видел. А он, хоть и
"особа духовного звания", - проблеял Максаков мартинсоновским голоском из
"Ночи перед рождеством", - а мужик! Он потом что-то бормотал... молился,
наверное... Что-то я пьяный совсем! Доктор, ну хрен ли ты не пьешь? Мы
что, тут втроем все выпьем?
Поляков и Леонидыч дружно показали свои пустые стопочки.
- Наливай! - сказал Леонидыч. - Доктор он - меру знаит! Не гони.
- Я шашлычок наворачиваю, - ответил Кабанов. - Изрядный ты шашлычок
зажарил. Не кривя душой, скажу, такого еще не едал!
Счастливый от похвалы Максаков, сел у костра по-турецки, хмель в глазах
пропал.
- То-то же! Уважил, Васильич! Уважил! Ну, давай, еще по одной! Ты, как
кардиолог, не запретишь?