"Василий Звягинцев. Одиссей покидает Итаку (роман, книга вторая)" - читать интересную книгу автора

стала рассказывать ему про Великую Галактическую конфедерацию, включающую
добрую сотню звезд в соседнем спиральном рукаве, то есть, по земным.
меркам, невообразимо далеко. И про весьма влиятельную секту, а может быть,
сословие или касту "форзейлей", как их назвала Наташа, видящих цель и
смысл своего существования в том, чтобы на протяжении десятков тысяч лет
разыскивать я собирать во Вселенной высочайшие достижения в области мысли
и духа, каким бы разумам они не принадлежали.
Это было явно рекламное вступление, Воронцов слушал и одновременно
думал, причем не только о том, что пришельцы-археологи пытались внушить
ему устами женщины, которую он когда-то любил... Вот-вот, именно когда-то!
И, однако, они считают, что как раз с ней он будет наиболее уступчив.
Неужели галактические мудрецы понимают в его душе больше, чем он сам?
Посмотрим, посмотрим...
"Форзейли"... Почему они выбрали именно такое слово для самоназвания?
По созвучию? В парусном военном флоте так назывался корабль-разведчик.
Фор-сейл. Передний парус, если дословно, или - парус, идущий впереди.
Тонкий расчет на его образованность или невольный промах? А самое главное
- что им нужно конкретно от него? Мало ли на Земле других людей,
посговорчивее?
Да и в легенду о благородной, чисто познавательной миссии он верить
не хотел. Жизнь била Воронцова достаточно, вдобавок в морях он
пристрастился к неумеренному чтению. Особенно уважал Марка Аврелия,
Шекспира, Салтыкова-Щедрина. Отчего приобрел скептический, с изрядной
долей пессимизма взгляд на мир и человеческую природу, Кроме того,
Воронцов очень не любил, когда его принимали за дурака. А это бывало. Как
правило, со стороны начальства.
- Хорошо. Насчет их целей я понял. Вполне приветствую столь
возвышенное занятие. А при чем тут я, не шибко культурный морях, сперва
военный, а теперь вообще торговый? По части вершин мысли сроду не блистал,
как ты должна помнить. Ничего, кроме докладных и объяснительных записок, в
жизни не писал. Даже стихами, каковые могли бы внезапно оказаться
бессмертными, и то не баловался...
Наташа посмотрела на него осуждающе.
- Не спеши, Дим. Я все объясню. И если можешь, не надо иронизировать.
Мне и без того трудно. Я же не робот и не пришелец. И я тоже совсем о
другом хотела бы с тобой говорить...
- И в другом месте?
Она с досадой вздохнула.
- Все-все. Молчу. Да ты бы села, что ли... Стоишь, как эта...
- Что значит - эта? - Глаза у нее стали опасно прищуриваться. Он
хорошо помнил, что бывало обычно дальше.
- Ну, у Блока там... "Желтая роза в бокале золотого, как небо, аи..."
Очень похоже...
Действительно, платье на ней было с бронзовым отливом, а под ногами -
золотистый ковер.
- Ох, мичман, смотри...
Она села в кресло у дальней стены, и фокус невидимой телекамеры сразу
сместился, вновь приблизив Наташу вплотную к рамке экрана.
"Здорово разыграно, - подумал Воронцов. - Они действительно
используют не только мои воспоминания, но и полную запись ее личности. И