"Василий Звягинцев. Одиссей покидает Итаку (роман, книга вторая)" - читать интересную книгу автора

трагических событий этих дней все его поступки имеют исчезающе малое
значение, но если при его участии немцев задержат хоть на сутки, уничтожат
сколько-то солдат, еще пару десятков танков, общий счет войны изменится в
лучшую сторону. Правда, он знает, как было на самом деле... Значит ли это,
что его вмешательство бесполезно? "Нет, - сказал он себе. - Все равно -
нет".
Просто без его вмешательства было бы еще хуже. Не задержанные здесь
немцы, может, на сутки раньше возьмут Киев, на несколько километров ближе
подойдут к Москве, погибнут новые тысячи людей, и среди них, возможно, те,
без кого мир будущего станет еще беднее. Погибают-то всегда самые смелые и
честные, кого так не будет хватать после войны, чье отсутствие будет
сказываться еще многие десятилетия. Если не всегда.
И в то же время он чувствовал, что и то дело, за которым он пришел,
тоже надо сделать. Не опоздать.
Здесь уже все пошло заведенным порядком. Пишется боевой приказ, люди
и техника готовятся к маршу и бою. Бойцы и командиры и без его присутствия
исполнят все, на что способны. А он сейчас уедет. Пусть считают, что
дивкомиссар исполняет свою миссию в другом месте.
Интересно бы, вернувшись, прочесть во вновь написанных исторических
трудах: "В период оборонительных боев на Киевском направлении важную роль
сыграла опергруппа дивизионного комиссара Воронцова, действовавшая на
коммуникациях группы армий "Юг". И так далее... Да нет, не напишут. По
крайней мере, в известном ему мире не напишут. И, значит, не суждено ему
вести в бой этих людей, и никого из тех, кто мог бы доложить о его участии
и роли в Киевском сражении, в живых не останется. Или, если кто и остался,
то за всем последующим просто забыл об этом кратком эпизоде.
Не мог же знать Воронцов, что после его отъезда генерал, так и не
избавившийся от своих сомнений, решил не ввязываться в авантюру, в успех
которой не верил, и предпочел с остатками своей дивизии и группой майора
Карпова прорываться по кратчайшему направлению на Житомир.
И уж совсем непредставима для Воронцова была такая повлиявшая на
Москалева причина, как обнаруженное генералом сходство между дивкомиссаром
из Ставки и теми, ныне исчезнувшими комдивами и комкорами, которые читали
в академии лекции о тактике глубоких операций и перспективах грядущей
мировой войны, командовали округами и армиями, считались гордостью и
надеждой РККА, и вдруг... Ради своих бонапартистских замыслов предавшие
дело Ленина-Сталина, пошедшие в услужение троцкистам, фашистам, японским
милитаристам, и понесшие справедливую кару, они ведь предали и лично его,
генерала Москалева. Хотя бы тем, что оставили его один на один со страшной
немецкой военной машиной.
Он, генерал Москалев, готов был идти в бой под командой прославленных
полководцев, а они его бросили... Возложили на него огромной тяжести груз,
вынудили играть роль, к которой он совсем не был готов, а сами ушли... Они
и виноваты в его сегодняшнем поражении.
И вдруг появляется дивизионный комиссар, который говорит, думает и
держится очень похоже на тех, бывших... Вновь требует от него
самостоятельных, ни с кем не согласованных решений, пытается подорвать
веру в слова, сказанные товарищем Сталиным в речи от третьего июля... Нет,
хорошо, что дивкомиссар уехал, избавив его от необходимости обращаться в
особый отдел фронта.