"Михаил Жванецкий. Послушайте, Посидим, Портрет и другие рассказы" - читать интересную книгу автора

майонезом. Подумал я - и сметанки столовую ложку сверху для мягкости. И
опять деревянной ложкой снизу и все это вверх, вверх. Затем пошел из кухни
на веранду, неся вазу в руках. А столик белый на веранде сияет под
солнышком. Хотя на мое место тень от дерева падает. Тень такая кружевная,
узорчатая.
Я в тень вазу с салатом поставил, вернулся на кухню, а в сковородке уже
и глазунья. Сверху прозрачная подрагивает, и колбаска в ней архипелагом. И
чайник... Чайник... Снял пузатого и еще две четверти кипяточку. А там уже
темным-темно, и ароматно пахнуло, и настаивается. Опять поставил чайник.
Пошел на веранду, поставил сковородку на подставку. Затем достал из
холодильника баночку, где еще с прошлого года хранилась красная икра. От
свежего круглого белого хлеба отрезал хрустящую горбушку, стал мазать ее
сливочным маслом. Масло твердое из холодильника, хлеб горячий, свежий, тает
оно и мажется с трудом. Затем икрой красной толстым слоем намазал.
Сел. Поставил перед собой вазу. В левую руку взял хлеб с икрой, а в
правую деревянную ложку и стал есть салат ложкой, захлебываясь от жадности и
откусывая огромные куски хлеба с маслом и икрой.
А потом, не переставая есть салат, стал ложкой прямо из сковороды
отрезать и поддевать пласты яичницы с колбасой и ел все вместе. А потом, не
вытирая рта, пошел на кухню, вернулся с огромной чашкой "25 лет красной
армии". И уже ел салат с яичницей, закусывая белым хлебом с красной икрой,
запивая все это горячим сладким чаем из огромной чашки. А-а... А-а... И на
пляж не пошел. А остался дома. Фу... Сидеть... Фу... За столом...
Скрестив... Фу... Ноги... Не в силах отогнать пчелу, кружившую над сладким
ртом... Фу... Отойди..
Так я сидел... Потом пошел. Ходить трудно: Живот давит. Стал шире
ставить ноги... Дошел-таки до почтового ящика. Есть газеты. Одну просмотрел,
понял, что в остальных. А день жарче... Накрыл посуду полотенцем, надел на
бюст легкую безрукавку, на поясницу и ноги - тонкие белые брюки, светлые
носки и желтые сандалии, на нос - темные очки и пошел пешком к морю.
Навстречу бидоны с пивом. Прикинул по бидонам, двинул к ларьку. Минут
через десять получаю огромную кружку. Отхожу в сторону, чтобы одному. Сдуваю
пену и пью, пью, пью. Уже не могу...
Отдохнул. Идти тяжело. Уже полпервого. Поджаривает. На голове шляпа
соломенная. В руках авоська с закуской и подстилкой.
Блеснуло. Узенько. Еще иду. Шире блеснуло. И уже блестит, переливается.
Звук пошел. Крики пляжные, голоса: "Мама, мама..." "Гриша, Гриша."
"Внимание. Граждане отдыхающие..." А внутри пиво, салат... Фу... Ноги стали
в песке утопать. Снял сандалии, снял носки. Песок как сковорода. А...
Зарылся глубже. О. Прохлада. Занял топчан. Сел.
Раздеваюсь. Сложил все аккуратно. Палит. Терплю. Солнце глаза заливает
потом. Терплю, чтобы потом счастье. Медленно, обжигаясь, иду к воде. А вода,
серая от теплоты, звонко шелестит и накатывается. Не стерпев, с воем,
прыжками, в поту кидаюсь... Нет. Там же не нырнешь. Там мелко. Бежишь в
брызгах. Скачешь. Ищешь, где глубже. Народ отворачивается, говорит: "Тю". А
ты уже плывешь... Холодно. Еще вперед. Набрался воздуха и лег тихо. Лицом.
Глаза открыты. Зелено. Тень моя, как от вертолета. Покачивает. Рыбки-перышки
скользнули взводом. А-а-ах. Вдохнул. Снова смотрю. Там ничего. Песок и тень
моя. А-а-ах. Снова воздух и поплыл назад. А когда выходишь, то, невзирая на
пиво и салат и сорок лет, вырастаешь из воды стройным, крепким, влажным. Ох,