"Железный трон" - читать интересную книгу автора (Хоук Саймон)

Глава 1

Южное Побережье, с его холмистыми травянистыми равнинами, примерно в ста милях от пролива Эреля постепенно сменяется возделанными полями Хартлэнда, похожими с высоты на лоскутное одеяло. Два эти района включают в себя все земли от расположенной на побережье залива Коранис провинции Осорд на востоке до густых лесов провинции Эребаннин с ее прибрежными болотами на юго-востоке; от лесов и сочных лугов Мореда и Марказора на севере до провинций Тэгас и Бросенгэ на западе, на берегах Моря Штормов. На южной окраине этих территорий, занимающих половину западной части материка Керилия, находится столица империи Ануир.

Когда еще существовал перешеек между двумя материками и первые люди пришли по нему из Адурии в Керилию, то именно на место современного Ануира основали они свое первое поселение. С течением лет поселение превратилось в процветающий городок, последний — в многолюдный город, который, когда люди расширили свои владения в Керилии, стал резиденцией правительства империи Ануир. Как самый старый и многонаселенный город людей в Керилии, Ануир превратился в оживленный центр торговли, науки и развлечений, средоточием искусств и политических интриг. Всякий раз, покидая город, Эдан чувствовал себя так, словно оставлял за спиной цивилизацию, чтобы с риском для жизни устремиться в дикие пустоши пограничных провинций, и с нетерпением ожидал возвращения. На этот раз ему особенно нетерпелось вернуться… не только в Ануир, но просто в мир дневного света.

Сейчас они двигались через холодные, туманные леса, и Эдан знал, что скоро они подойдут к землям Димеда и окажутся на расстоянии примерно шестидесяти миль от Ануира, лежащего прямо за рекой Мэзил. Река служила природной границей между провинциями Димед и Аванил, где находилась столица империи, которую Эдан страстно желал увидеть вновь. Он знал, что они будут там скоро, и пытался подбодрить себя этой мыслью, одновременно стараясь ни на миг не потерять бдительности. Он не мог позволить себе отвлекаться. Только не здесь.

Прежде они уже проходили несколько раз этой дорогой, и за время трудных и неприятных для него путешествий через этот зловещий холодный край, Эдан научился узнавать некоторые географические особенности этого в высшей степени противоестественного места. Хотя некоторые черты пейзажа начинали казаться ему знакомыми, другие продолжали изменяться, и он знал, что никогда в жизни не сумеет по-настоящему привыкнуть к Миру Теней.

Они медленно ехали верхом сквозь густой темный лес, мимо неестественно искривленных, уродливых деревьев, с ветвей которых клочьями свисал мох, похожий на седые волосы старухи, и Эдан вспоминал о первом своем путешествии через Мир Теней, состоявшемся восемь лет назад. Тогда он остался не в восторге и с течением времени так и не сумел привыкнуть к этому промежуточному миру. В конце концов это был мир самых страшных его детских кошмаров, и вопреки обыкновению в этом случае действительность оказалась страшней сна.

Восемь лет назад они с Микаэлом вместе с магом Гильвейном Ауреалисом и его сестрой эльфом-воительницей Сильванной выехали из Туаривеля, направляясь обратно в Ануир. Их сопровождал отряд воинов-эльфов и проводник-половинчик по имени Футхарк. От эльфийской столицы они два дня шли пешком через Эльфинвуд, пока не достигли подножья гор Каменный Венец на юге, недалеко от Марказора. Даже тогда Эдан сознавал, какой опасности подвергаются они в этих землях. На лесистых нагорьях Марказора жили гоблины, а в горах Каменный Венец нашли приют ноллы, огры и отчаянные отщепенцы из людей, которые бежали из своих земель, спасаясь от судебного преследования. Однако именно туда привел их Футхарк, поскольку по какой-то непонятной причине, как объяснил половинчик, завеса между двумя мирами была тоньше всего там, где хаос господствовал над порядком.

Футхарк не мог объяснить, почему так происходит. Возможно, сказал он, это как-то связано с отрицательной энергией зла. Возможно, местности, населенные существами порочными, подступают ближе всего к Миру Теней, который с каждым годом все больше и больше пропитывается злом. А возможно, предположил он, онсхеглины привели свои владения в состояние временной нестабильности вследствие значительного расхода темной силы и теперь им требуются крупные кражи крови, чтобы привести их в прежнее состояние. Половинчик не знал точно, и Эдану показалось трудным следить даже за отвлеченными его рассуждениями. Наверняка половинчики знают одно, сказал Футхарк, а именно: в определенных областях переходить из мира в мир легче, чем в других. А эти «определенные области» явно не входили в число тех мест, которые Эдану хотелось бы посетить.

На этот раз, как и в нескольких предыдущих проходах через зловещий Мир Теней, они пересекли границу между мирами в Паучьих Чащах, но в тот первый раз, на обратном пути из Туаривеля, они сделали это в глухом ущелье в горах Каменный Венец, недалеко от границы Марказора. Эдан мысленно вернулся в тот день и вспомнил все по обыкновению отчетливо. Хотя это случилось восемь лет назад, когда ему было всего восемнадцать, Эдану казалось, что все произошло только вчера.

Его всегда глубоко интересовала общеизвестная способность половинчиков создавать двери в пространство иных измерений и ходить Тенью. Он действительно боялся переходить из мира яви в мир своих детских кошмаров, но в то же время сгорал от любопытства узнать, как это делается. Когда они поднимались по тропинке, ведущей к горному ущелью, Футхарк шел впереди, несколько обогнав остальных, но не настолько, чтобы потеряться у них из виду.

Половинчик держался почти по-звериному настороженно; он то и дело склонялся к земле в поисках следов и принюхивался к воздуху, стараясь обнаружить близость хищников. Эдан встречал половинчиков в Ануире, но до сих пор ни с кем из них не общался близко и потому, как завороженный, пристально наблюдал за Футхарком.

Половинчик выглядел как более-менее нормальный взрослый мужчина, разве что ростом был около трех с половиной футов. Он был пропорционально сложен — в отличие от карликов с несоразмерно маленькими для головы и туловища конечностями.

У Футхарка были густые черные волосы, которые поднимались гребнем на макушке и спускались до середины спины почти как конская грива. У него были угловатые острые черты лица, как у эльфов, только брови были гуще и лишены изящного изгиба, характерного для эльфов, а уши заострены не столь сильно. В действительности, только внимательно присмотревшись можно было заметить, что они вообще заострены. Городские половинчики, как слышал Эдан, имели обыкновение носить одежду, принятую в той местности, где они жили. Однако Футхарк носил кожаный костюм: открывающий голые руки и грудь темно-коричневый камзол со шнуровкой из сыромятных ремешков и штаны из мягкой оленьей кожи. На ногах у половинчика были кожаные мокасины чуть выше щиколотки, тоже зашнурованные сыромятными ремешками. Вероятно, подумал Эдан, он одевается так, потому что большинство эльфов в Туаривеле носят такие костюмы.

Пока они поднимались, Футхарк продолжал постоянно наклоняться к земле и озираться по сторонам с настороженным видом, словно прислушиваясь к чему-то. Время от времени он вытягивал вперед руки с растопыренными пальцами, ладонями вверх, словно ощупывая воздух. А потом, едва они вышли на пологий спуск, ведущий в скалистое ущелье, половинчик резко остановился и сделал руками такое движение, будто сметал перед собой невидимую паутину, и на тропе прямо перед ними появилось вихрящееся серое облачко.

Казалось, будто в воздухе неожиданно сгустился туман, но лишь на небольшой, размерами с обычную дверь, площади. Это и был портал — дверь в пространство других измерений, мост в промежуточный мир.

Эдан вспомнил, как внезапно внутри у него все напряглось и сердце болезненно сжалось. У него совершенно пересохло во рту, и он обнаружил, что не может сглотнуть. Он начал дышать часто и тяжело, и холодный пот заструился у него по спине. Его любопытство было полностью удовлетворено. Он увидел, как половинчик создает портал в другой мир. Эдан не вполне понял, как именно он это сделал, но все остальное он сможет узнать в следующий раз. Он увидел, как открылась дверь в промежуточный мир. Однако ему не хотелось узнать, что находится по ту сторону двери.

Обладай Эдан и самой малой толикой здравого смысла, он уже понимал бы достаточно, чтобы почувствовать по меньшей мере некоторый трепет при мысли о необходимости пройти сквозь это вихрящееся серое облако в неизвестный мир — тем более что, по слухам, некоторые люди, проходившие в Мир Теней, никогда не возвращались обратно. Любой человек в здравом уме подумал бы хорошенько, прежде чем пройти сквозь этот сотканный из тумана портал, который внезапно появился на тропе, подобно низко летящему облачку. Любой, кроме Микаэла Роэля. Микаэл определенно пребывал в крайнем возбуждении и горел желанием пройти через портал. Именно тогда, увидев нетерпеливое выражение детского лица, светившегося от восторга, Эдан окончательно понял, что новый и еще некоронованный император не просто бесстрашен — он сумасшедший.

Вслед за Футхарком они прошли сквозь вихрящееся облако в Мир Теней и оказались в местности, во многих отношениях похожей на мир, который только что покинули… но в то же время совсем другой.

Они могли узнать тропинку, на которой стояли. Она выглядела почти так же, как и в мире дневного света. Окружающая местность тоже мало изменилась, и, насколько Эдан понял, они по-прежнему находились у подножья гор Каменный Венец, у входа в ущелье, ведущего в Марказор. Только при этом все в этом мире было несколько иначе.

Во-первых, здесь было совершенно другое освещение. Когда они проходили через портал, над землей стоял ясный солнечный день; но когда они вышли с другой его стороны, все вокруг стало темным и серым, как в туманный хмурый день на прибрежных топях. Вечный туман, в котором они утопали почти до колен, плотной пеленой стелился над землей и поднимался тонкими струйками в воздух. Дальность зрения ограничивалась дюжиной ярдов или около того — за исключением кратких мгновений, когда туманная дымка рассеивалась от внезапного дуновения ледяного ветра. И здесь было холодно. Ужасно холодно. Такого рода холод пробирает до самых костей и ломит их. Этот мир был зеркальным двойником мира дневного света, только двойником, явленным в зеркале темном, которое отражает лишь… тень.

С первого взгляда окружающая местность казалась похожей на место, покинутое ими несколько мгновений назад — только все вокруг было окутано серым туманом; но при ближайшем рассмотрении оказалось, что деревья здесь имеют жуткие уродливые очертания и с ветвей их клочьями свисает мох, прикосновение которого к коже заставляло содрогаться от омерзения. Кусты здесь тоже были другими — более редкими и колючими, с большими, острыми, как кинжалы, шипами. Почва под ногами в основном была каменистая и голая, за исключением обширных участков, покрытых странным серебристо-голубым мхом, который рос неопрятными пучками и напоминал изодранный ковер. И в этих колючих зарослях наблюдалось какое-то раздражающее нервы движение, производимое некими существами, которых Эдан совершенно не хотел увидеть. С некоторыми из этих существ он познакомился довольно скоро.

— Стой, Эдан! Не двигайся, — сказала Сильванна, едва они двинулись вниз по тропе.

Она произнесла эти слова спокойно, но с силой, и что-то в ее тоне заставило Эдана застыть на месте.

— В чем дело? — тревожно спросил он.

— Просто не двигайся, — повторила она. — Не шевели даже пальцем. Даже не дыши. Стой очень, очень тихо.

Краешком глаза Эдан увидел, как она вынимает из ножен кинжал. Он недоуменно нахмурился, а потом почувствовал, как что-то ползет у него по шее сзади. Он тяжело сглотнул и стиснул зубы, пытаясь справиться с пробежавшей по телу дрожью. Что-то ползло по нему… что-то волосатое.

Сильванна быстро шагнула вперед, и лезвие ее кинжала сверкнуло. Эдан почувствовал слабый укол, когда кончик кинжала скользнул по его коже, а потом увидел, как Сильванна наступает ногой в грубой мокасине на что-то белое и многоногое. Сильное содрогание сотрясло все тело Эдана.

— Что это было? — тревожно спросил он.

— Паук-альбинос, — ответила она. — Маленький, еще детеныш. Они вырастают размером с твою голову, и это только туловище. Острые клыки, смертельный яд. Один крохотный укус, даже такого маленького паучка, — и без помощи целителя или мага ты в считанные секунды умер бы в страшных мучениях. Просто яд слишком быстро действует.

Эдан побледнел.

— Спасибо. Похоже, ты спасла мне жизнь.

— Просто держись подальше от висящего мха, — ответила Сильванна. — Они любят там устраивать гнезда и не видят разницы между мхом и твоими волосами. Если ты позволишь пауку забраться в свои волосы, даже если он и не укусит тебя, то все равно может отложить там яйца.

Эдану становилось дурно всякий раз, когда он думал об этом. С тех пор он участвовал во многих сражениях и встречался со многими ужасными обитателями Мира Теней, но ничто никогда не вызывало у него такого содрогания, как мысль о крохотных паучьих яйцах у него в волосах, из которых вылупляется множество маленьких белых паучков с острыми клыками, источающими яд. С тех пор он старался держаться подальше от висящего мха, словно прикосновение к нему было бы смертельным. И оно легко могло таковым оказаться, подумал Эдан, если учесть, какие существа скрываются в этом мхе.

— О чем ты думаешь? — спросила Сильванна, которая ехала рядом с ним по тропе, ведущей сквозь туманные леса. Ее голос мгновенно вернул Эдана к действительности, и он понял, что слишком увлекся воспоминаниями. В данных обстоятельствах впадать в задумчивость было опасно, а потому непозволительно, но он смертельно устал — и все они устали — и сознание его просто начало жить своей жизнью.

— Я думал о пауках, — ответил Эдан на вопрос. — О маленьких белых паучках, которые вылупляются из двух десятков крохотных яиц.

Несколько мгновений Сильванна смотрела на него, недоуменно нахмурившись, потом лицо ее неожиданно прояснилось.

— А, ты вспоминал о первом нашем путешествии через Мир Теней.

Он кивнул.

— С одной стороны кажется, что все это было только вчера. Но с другой стороны такое ощущение, будто с тех пор прошла целая вечность.

— Это было лет пять назад, да? — спросила Сильванна. — Или больше?

— Восемь, — ответил Эдан, улыбаясь про себя. Эльфы имели слабое представление о времени. Будучи бессмертными и, следовательно, имея в своем распоряжении вечность, они не придавали времени особого значения — в отличие от людей, которые располагали меньшим временем и потому уделяли ему больше внимания. — Восемь лет, за которые много чего произошло.

Во-первых, подумал он, бросив взгляд на ехавшего немного впереди императора, Микаэл вырос. В свои двадцать он все еще был юношей, но физически не уступал зрелому мужчине. Он вытянулся за шесть футов и теперь был выше Эдана. И также тяжелее него по меньшей мере на сорок фунтов. Микаэл очень серьезно относился к упражнениям с оружием и занимался со своим учителем каждый день. В результате он превратился в рослого и крепкого мужчину с широкой грудью и длинными мускулистыми руками, позволявшими ему вращать над головой двуручный меч с огромной скоростью и силой.

Многие молодые люди империи в его годы оставались еще мальчишками, но Микаэл сделал очень многое за восемь лет, прошедшие после их возвращения из Туаривеля — и то были годы бесконечных волнений в провинциях и трудного служения долгу в столице.

Боруин был только началом. Когда Эдан и Микаэл вернулись в Ануир, побывав в плену у гоблинов и ненадолго остановившись в Туаривеле, они обнаружили, что за это время в их мире прошло чуть более года. В этом и заключается сложность путешествий по эльфийским землям, где время течет особым, необъяснимым и непредсказуемым образом. Никогда нельзя сказать точно, сколько времени пройдет в мире людей, пока ты остаешься во владениях эльфов, даже если ты возвратишься назад через Мир Теней.

Эдан никоим образом не предпочитал хождение Тенью любым другим видам перемещения, но Микаэл обращался к нему много раз со времени того первого путешествия. Создав портал в Мир Теней половинчик мог по меньшей мере замедлить течение времени. Как объяснил Футхарк, если у них появится острая необходимость добраться из Ануира до Кал-Калатора, который находится на противоположной окраине континента, и им нужно будет оказаться там как можно скорее, то при путешествии верхом — даже если они будут гнать коней и менять их по пути — дорога займет около месяца. Ибо им придется преодолеть расстояние по меньшей мере в тысячу миль, и даже больше, если они пойдут окружными путями, чтобы миновать такие потенциально опасные территории, как Кулладарайт и Пустошь Тарван.

С другой стороны, если они пройдут Тенью через промежуточный мир, их путешествие займет приблизительно столько же времени… но они смогут выйти в мир дневного света почти в ту же минуту, когда покинули его. Другими словами, в Мире Теней для них пройдет месяц, но в мире дневного света тем временем пройдут лишь минуты. За одним исключением. Владения эльфов.

Таким же таинственным образом, как законы времени менялись в Мире Теней, менялись они и во владениях эльфов, что наводило Эдана на мысль о некой взаимосвязи, хотя какого именно рода эта взаимосвязь он не мог понять. Дело в том, что если в Мире Теней течение времени почти останавливалось, то в эльфийских владениях оно было совершенно непредсказуемым и могло либо ускориться, либо замедлиться — причем предсказать, когда как произойдет, было невозможно. Поэтому при переходе из эльфийских владений в Мир Теней и оттуда обратно в мир людей со временем могли произойти интересные вещи.

— Я никогда не забуду наше первое путешествие через этот ужасный край, — сказал Эдан Сильванне. Они ехали бок о бок шагом. Пускать коней галопом или даже рысью по лесам Мира Теней опасно. Никогда нельзя знать, что может ждать тебя впереди — если, конечно, это неизвестное не предпочтительней той опасности, которая подстерегает сзади. — Словно было недостаточно того, что мы рисковали жизнями, выбрав эту дорогу, так мы еще и обнаружили, что всего за несколько дней, проведенных нами в Туаривеле, в Ануире прошел целый год… — Он покачал головой и вздохнул. — Что ж, по крайней мере, больше нам не пришлось пережить ничего подобного, даже если император из желания выгадать время и настаивает на путешествиях через Мир Теней всякий раз, когда нам требуется преодолеть большое расстояние. Я всегда подозревал, что он не полностью осознает связанный с этим риск. Теперь я понял, что его просто мало волнует возможная опасность. Но тот первый раз… Никогда этого не забуду. Я никогда по-настоящему не понимал, в каком напряжении находился мой отец, пока не увидел его. Для меня прошла всего неделя, но для него — год. Целый год, в течение которого он никогда не знал точно, что сулит ему грядущий день. Один год, состаривший его на двадцать лет.

— Тебе по-прежнему очень не хватает его, да? — спросила Сильванна.

Эдан кивнул.

— Не могу сказать, как. Мне не хватает его мудрости и советов. Конечно, наибольшую утрату понесла моя мать, но с другой стороны, она просто потеряла мужа, в то время как я потерял не только отца, но и наставника. Он еще столькому мог бы научить меня, если бы прожил еще хоть несколько лет…

— Мне иногда кажется, что быть человеком ужасно, — сказала Сильванна: — Все ваши достижения, мечты и страсти настолько преходящи. Ваш жизненный путь так короток, что я не понимаю, как вы миритесь с этим.

Эдан улыбнулся.

— Ты хочешь сказать, что жалеешь нас?

— Ну… нет, не совсем так, — ответила она. — Жалость подразумевает некоего рода снисхождение, а за последние несколько лет я узнала очень многое о людях и том, сколь многого вы можете добиться, поставив перед собой цель.

— Возможно, так происходит именно потому, что наш жизненный путь столь короток, — сказал Эдан. — Именно сознание, что мы всего лишь смертные создания, и заставляет нас проживать жизнь в полную силу. И возможно, мы кажемся вам немного безрассудными лишь потому, что в некотором смысле таковыми и являемся. Вам, эльфам, как созданиям бессмертным, не свойственно подобное безрассудство. Людям же эльфы кажутся… пожалуй, вовсе не безрассудными, в отличие от нас. Вот почему наши страсти полыхают так ярко. Когда ты с самого начала понимаешь, что твое время ограничено, то начинаешь дорожить каждым днем.

Сильванна несколько мгновений задумчиво смотрела на него, пока они ехали бок о бок, легко покачиваясь в такт конской поступи.

— Пожалуй, это не лишено смысла. Я заметила, что вы, люди, очень остро все переживаете. — Она нахмурилась и тряхнула головой. — Я не хочу сказать, что эльфы не способны на сильные чувства, ибо мы способны на них… просто человеческие страсти куда более сильны. И неуправляемы.

— Это и есть безрассудство, — с улыбкой ответил Эдан. — Оно происходит из нашей недолговечности, как я сказал. Мы живем со страстью, трудимся со страстью… любим со страстью.

Сильванна взглянула на него. Он твердо встретил ее взгляд. Она не отвела глаза.

— Если развить эту мысль, — сказала она, — то можно утверждать, что самые страстные существа на свете — поденки, которые живут всего один день.

— И заметь, как яростно колотят они по воздуху своими крохотными крылышками, неизменно стремясь к свету., - сказал Эдан. — Пламя влечет их так сильно, что они летят на него и сгорают в огне. Если это не аллегория неукротимой страсти — то что еще?

— Я думала, на огонь летят мошки, — сказала Сильванна.

— Поденки делают то же самое, разве нет?

Она нахмурилась.

— Не уверена. Разве?

Эдан пожал плечами.

— Даже если и нет, это не умаляет достоинств аллегории.

Сильванна улыбнулась.

— Пожалуй, ты проглядел свое истинное призвание, — сказала она. — Тебе следовало стать не придворным министром, а бардом.

Эдан поморщился.

— О, только не это.

Сильванна подняла брови.

— О? Похоже, я задела тебя за живое.

— Когда-то я знал барда, — сказал Эдан. — На самом деле, я знал нескольких, и все они были невыносимы, но этот был хуже всех. По большей части барды влюблены в звучание собственных слов, что делает их тщеславными, но этот был влюблен еще и в идею, что делало его опасным.

— Каким образом приверженность идее может сделать кого-то опасным? — спросила Сильванна.

— А вот это вопрос к главному министру императора, усмехнулся Эдан. — Как лорд верховный камергер я могу утверждать, что все служители идеи опасны, потому что они ставят идею превыше власти императора, короля или аристократа. Такой человек в первую очередь хранит верность идее, которую он — или, возможно, она — проповедует. Как следствие, он никогда не видит причин идти на уступки. Однако лично я понял, что есть определенная разновидность служителя идеи, с которым можно договориться.

— А именно? — спросила Сильванна.

— Тот, который во всем с тобой согласен, — ухмыльнулся Эдан.

— Я могла бы и догадаться, — Сильванна состроила гримаску. Теперь ты скажешь, что я могла бы уже узнать тебя получше.

— Эльфы, как всем известно, учатся медленно, — поддразнил ее Эдан. — Вот еще один недостаток вашего бессмертия… вы никогда не чувствуете острой необходимости делать что-либо быстро.

— С некоторыми вещами лучше не торопиться, — ответила Сильванна, искоса взглянув на него.

— Ты имеешь в виду… с ухаживанием, например? — спросил Эдан.

— Не только.

Эдан в смущении кашлянул. За последние восемь лет они с Сильванной очень сблизились, чего он никак не мог предположить при первой их встрече. Во-первых, он не рассчитывал на длительное знакомство с девушкой, но она вернулась с ними в Ануир вместе со своим братом Гильвейном, и оба они — а также половинчик Футхарк и эскорт из двенадцать воинов-эльфов, сопровождавший их из Туаривеля, остались в империи.

Это было частью договора, заключенного между лордом Тиераном, который действовал в интересах тогда еще некоронованного императора Микаэла, и правителем Туаривеля принцем Филерэном. Эльфы должны были выступить в качестве личной охраны императора и в первую очередь обеспечить его безопасное возвращение в Ануир, а во вторую очередь показать всем эльфийским королевствам, что Туаривель заключил официальный союз с империей и поддержал императора Микаэла.

Это беспрецедентное соглашение с самого начала неминуемо должно было вызвать гнев экстремистов обеих сторон — таких как Руоб Человекоубийца и лорд Кир Эван, герцог Аванилский, который для эльфов был приблизительно тем же, кем Человекоубийца для людей. Поскольку Аванил и Руоб — провинция в южной части Эльфинвуда, которую выделил себе Человекоубийца, — имели общую границу, воины Человекоубийцы и рыцари лорда Кира часто совершали вылазки на вражеские территории, и случавшиеся там схватки были столь же частыми, сколь и жестокими. В действительности, если бы не Кир на юге и Эрвин Боруинский на севере его владений, ненависть Руоба Человекоубийцы простерлась бы куда дальше в глубину империи.

Почему же тогда, в свое время недоумевал Эдан, его отец заключил этот необычный союз? И почему Филерэн согласился на это? Ответ можно было получить, как учил его отец, рассматривая возможные варианты политической ситуации.

Подобный союз сулил Филерэну определенные выгоды, которые становились очевидными не сразу, но лишь по некотором раздумье. Филерэн понимал, что не может рассчитывать выстоять в одиночку и против людей, и против гоблинов Туразора. Перед его дедом, Человекоубийцей, такая проблема не стояла. Окруженный с одной стороны герцогом Аванилским, а с другой — эрцгерцогом Боруинским, он был отделен от гоблинского королевства Туразор провинцией Боруин и областью Пять Пиков и мог позволить себе всецело сосредоточиться на военных действиях против одних только людей.

Филерэна же действительно со всех сторон окружали враги — гоблины Туразора на западе, свирепые великаны из Великаньих Низин на севере, и ужасные приспешники онсхеглина Рейзена, обитавшие в горах Венец Горгона, на востоке. Эльфийский принц поддерживал мирные отношения только с соседней провинцией Дозон на северо-западе, которая нуждалась в союзе с Туаривелем, будучи обособленным аванпостом империи, окруженным со всех сторон владениями человекообразных. Филерэн прекрасно понимал, что подобные союзы ему совершенно необходимы для защиты эльфийских границ от вражеских нападений. Чтобы обеспечить безопасность своих владений, Филерэну приходилось проявлять политическую гибкость. Союз, заключенный с лордом Тиераном, и был продиктован политическими соображениями такого рода.

Подписав соглашение, Филерэн ясно засвидетельствовал официальное признание эльфийским королевством Туаривель Микаэла законным наследником Железного Трона, и это оказалось немаловажным обстоятельством, поскольку лорд Эрвин предпринял шаги к укреплению собственного своего положения за этот год, что они отсутствовали. Ему удалось склонить провинции Талини, Бросенгэ и Тэгас признать его притязания на регентскую власть.

Открытой всем ветрам провинцией Талини управлял лорд Эрик Доналз; и поскольку на северо-востоке с ней граничило гоблинское королевство Туразор, а на юго-востоке Эльфинвуд и область Пять Пиков, граф Талинийский отчаянно нуждался в покровительстве и поддержке такого сильного полководца, как эрцгерцог Боруинский. В этой малонаселенной северной провинции был лишь один город — хорошо укрепленная столица Невелтон, расположенная на берегу и в какой-то мере защищенная от яростных штормов Мир-Руана скалистым островом Дантьер. Большую часть Талини покрывали густые леса, кроме узкой полоски каменистой прибрежной равнины. Во владениях лорда Рерика не было таких процветающих городов, как Ануир, и даже больших селений вроде Сиседжа, но обитал в Талини народ сильный и стойкий — в основном могучие дровосеки и суровые рудокопы, добывавшие уголь в горах. Граф Талинийский не мог собрать многочисленное войско, но у него служили выносливые и закаленные воины, привыкшие к частым схваткам с налетчиками-гоблинами и разбойниками из области Пять Пиков. Вместе с рыцарями и солдатами лорда Эрвина они представляли грозную силу.

Кроме того к Боруину примкнула провинция Тэгас. Лорд Даван Дюрьен, граф Тэгасский, управлял своей относительно бедной провинцией из резиденции в Стормзпойнте, расположенном на берегу прямо к югу от Боруина. Тэгас отличался значительным разнообразием ландшафта — от прибрежных равнин до болот, от лесистых низин до Туманных гор, отделявших провинцию от Аванила. Население небольшого портового города Портиджа, расположенного в верхней оконечности Залива Пальца, промышляло в основном рыболовством, а прочие обитатели Тэгаса занимались земледелием и скотоводством. Постоянные набеги троллей из Туманных гор, привлекаемых сюда продуктами земледелия, а также овцами и прочим скотом пастухов, означали, что лорд Даван, как и Рерик Талинийский, нуждался в союзе с таким военачальником, как Эрвин Боруинский.

И наконец, сторону Боруина приняла провинция Бросенгэ, расположенная в месте выхода пролива Эреля в Мир-Руан. Побережье Бросенгэ, изрезанное глубокими заливами и болотистыми дельтами рек, занимали зеленые плодородные равнины, которые в удалении от моря сменялись лесистыми возвышенностями и горами. Как и Тэгас, провинция Бросенгэ граничила с Туманными горами, а потому подвергалась набегам троллей. Однако, в отличие от Тэгаса и Талини, эта провинция процветала и являлась центром нескольких могущественных гильдий. Ее глубокие заливы служили прекрасным убежищем для судов торговцев, контрабандистов и пиратов — всех их с одинаковым радушием принимали капитаны портов, которые не обнаруживали особой разборчивости, покуда гости могли платить за швартовку и стоянку.

Лисандр Марко, герцог Бросенский, имел общую границу с Аванилом, где находилась столица империи Ануир — и потому, насколько понимал Эдан, его союз с Боруином объяснялся ничем иным, как беспринципностью. Он легко мог собрать армию своих и наемных воинов для отражения грабительских набегов троллей, и ему не приходилось бояться налетов гоблинов или разбойничьих шаек, поскольку провинция лежала далеко к югу от Туразора и Пяти Пиков и была отделена от них Боруином, Тэгасом и Аванилом.

Нет, думал Эдан, Марко вступил в союз с Боруином не из страха перед лордом Эрвином. В этом союзе он увидел возможность навредить своему сопернику, лорду Киру Эвану, герцогу Аванилскому. Все преследовали свои личные выгоды, думал Эдан, и Эрвин использовал каждого для достижения своей собственной цели. Были даны обещания, заключены сделки, выплачены дани — когда подобные «дани» получают обычные представители торгового сословия, они почему-то называются взятками, подумал Эдан — и в результате Эрвин надежно сплотил провинции всего Западного побережья под своим знаменем.

Все это произошло в течение того года, который они провели при дворе принца Филерэна в Туаривеле — года, который показался им неделей или около того; и никто не предполагал, что принц Микаэл может вновь объявиться. Никто, кроме лорда Тиерана, который держал это в тайне до благополучного возвращения Микаэла в Ануир из желания самолично убедиться в его благополучном возвращении. Лорд Эрвин давно объявил о смерти принца и разослал гонцов во все концы империи с целью распространить это известие и объявить о его вступлении в должность регента.

Талини и Тэгас официально поддержали лорда Эрвина с самого начала, каковое обстоятельство заставило Эдана недоумевать, просто ли они почуяли, куда ветер дует и стояли на страже своих личных интересов или же предварительно получили какие-то сведения о планах эрцгерцога. В любом случае они первыми признали его притязания законными. Впоследствии к ним присоединилась провинция Бросенгэ, но не раньше чем Аван отказался поддержать лорда Эрвина, усомнившись в его праве на должность регента и высказавшись за лорда Тиерана и императрицу. Барон Димедский тоже объявил о своей поддержке лорда Тиерана и императрицы, но не раньше чем сказал свое слово Кир Аванилский. Барон Харт Дим, чьи владения граничили с Аванилом, хотел посмотреть, какую сторону примет влиятельнейший герцог Аванилский.

И так по всей империи, каждая провинция и каждый правитель тянули до последнего, прежде чем заявить о своей лояльности либо лорду Тиерану, либо Эрвину Боруинскому, поскольку никто не хотел спешить с официальными признанием той или другой стороны.

Однако именно на это делал ставку лорд Тиеран, понимавший, что таким образом он выигрывает время — время для того, чтобы юный император мог вернуться и занять свое законное место на Железном Троне империи Ануир. И ему требовалось выиграть как можно больше времени, поскольку он не знал, когда именно вернутся Микаэл и Эдан. Лорд Тиеран знал о странном течение времени в эльфийских владениях и знал, что оно совершенно непредсказуемо. Для Микаэла и Эдана может пройти всего несколько дней, когда для него и остальных обитателей человеческого мира могут пройти недели, месяцы или даже годы.

Должно быть, отцу было чрезвычайно трудно, подумал Эдан, использовать политическую ситуацию в стране самым выгодным образом — покуда это было в его силах — сознавая при этом, что самое сильное оружие, которое можно обратить против лорда Эрвина, он не может открыть. Если бы он объявил о том, что Микаэл, живой и здоровый, находится в Туаривеле, Эрвин и его сторонники могли бы предпринять шаги, препятствующие возвращению принца, и позаботиться о том, чтобы он не вернулся из Эльфинвуда живым.

Вероятно, все это время отец жил в страшном напряжении, подумал Эдан. И конечно, оно не прошло для него бесследно. Он умер два года назад, когда Эдан находился в военном походе вместе с императором. И в сущности, со времени их возвращения в Ануир военные походы не прекращались.

Восемь лет, подумал он. Восемь лет почти беспрерывных военных действий ради сохранения целостности империи. Однако Микаэл хорошо показал себя на этом поприще. И с каждым боем он значительно совершенствовал свой полководческий дар. В самом начале планы военных действий составлял лорд Корвин, главнокомандующий императорской армии Ануира, который решительно возражал против того, чтобы Микаэл выходил на поле боя вместе с войском. Ко времени первой кампании Микаэлу только что исполнилось тринадцать, и лорд Корвин считал слишком рискованным для ребенка — тем более, единственного наследника императорского трона — идти вместе с армией в сражение. Однако Микаэл настоял на этом, и к удивлению Эдана его отец поддержал решение мальчика.

— Да, действительно, он молод и будет подвергаться большой опасности, — сказал отец Эдану в ответ на его возражения. Однако именно это сыграет ему на руку. Солдаты увидят мальчика-императора, идущего вместе с ними, ведущего войско в бой под своим знаменем — и это одновременно придаст им сил и воодушевит их. Вид мальчика, который не боится сражаться за правое дело, придаст взрослым смелости.

— Но если его убьют? — спросил Эдан.

Отец легко пожал плечами.

— Любому настоящему командиру приходится идти на такой риск. Если он хочет, чтобы его солдаты были готовы умереть за него, он тоже должен быть готов умереть с ними. Правитель, который просто посылает войска на врага, оставаясь в тылу в своем надежно укрепленном замке, никогда не заслужит такой верности и уважения, как правитель, ведущий армию в бой. Сейчас Микаэл в первую очередь должен заслужить уважение и преданность своих солдат и подданных. А уважение и преданность никогда не даются человеку просто так. Их нужно заработать.

Таким образом в возрасте тринадцати лет Микаэл повел в бой Императорскую армию Ануира, каковое внушительное название тогда не вполне отвечало действительности, поскольку в значительной степени сила этой армии зависела от войск, посылаемых из имперских провинций. И в начале они имели в своем распоряжении лишь гарнизон столицы и войско, посланное Киром Аванилским. Во все остальные провинции были отправлены гонцы с приказом императора выслать подкрепление, но хотя никто из правителей прямо не выказал неповиновения, никто и не торопился выполнить приказ, кроме герцога Аванилского. Все хотели посмотреть, как сложатся обстоятельства. И, по крайней мере вначале, они складывались неблагоприятно для императора Микаэла.

Когда гонцы разнесли по империи весть о том, что принц Микаэл, живой и здоровый, возвратился в Ануир, чтобы объявить о своем законном праве на трон, Эрвин в ответ обвинил лорда Тиерана в попытке подсунуть народу империи самозванца. Прошел целый год, заявил он, в течение которого пропавший император не давал о себе знать, и вот теперь он вернулся. Откуда? Если это действительно принц, то чем он занимался все это время? Как сумел бежать от похитивших его гоблинов? И почему эльфы, закоренелые враги людей, пожелали помочь ему? Что выгадает от этого принц Филерэн?

Совершенно очевидно, что выиграет от этого лорд Тиеран, утверждал Эрвин. Он стремится к власти и сам хочет стать регентом. Какими другими причинами можно объяснить его трусливое бегство из Сихарроу с императрицей в то время, когда не только судьба принца, но и судьба его собственного сына оставалась неизвестной? Эрвин зашел даже так далеко, что предположил, будто верховный камергер увез императрицу из Сихарроу против ее воли — ибо какая мать согласилась бы уехать, когда ее сын пропал без вести? — и теперь держит ее в имперском Керне в качестве заложницы, дающей ему возможность притязать на регентскую власть. Эрвин изображал страшный гнев по этому поводу, хотя, скорее всего, сам собирался сделать именно это.

Для многих его притязания не оказались неожиданными. В конце концов эрцгерцог Боруинский объявил о смерти принца Микаэла. И когда Микаэл возвратился, у Эрвина оставалось только два выхода — отказаться от своих притязаний на регенство, присягнуть в верности Микаэлу и надеяться, что новый император не затаит на него зла; или же объявить его самозванцем, навязанным народу лордом Тиераном при помощи эльфийской магии принца Филерэна. Эдан нисколько не удивился, когда Эрвин выбрал последний путь.

С тех самых пор одна война следовала за другой — и не только с армией Боруина, которая значительно увеличилась. В дополнение к своим войскам лорд Эрвин набрал на службу наемников и разбойников из области Пять Пиков и дошел даже до того, что вступил в открытый союз с гоблинами Туразора. Он объяснял свои действия с самой возмутительной наглостью. Лорд Тиеран, заявил он, предал империю, вступив в сговор с эльфами. И гоблины, не желая оказаться в порабощении у своих давних врагов, прибегших к помощи Ануирских войск, решили принять сторону эрцгерцога Боруинского, законного регента, в обмен на поддержку последнего в их войне с эльфами. Более того, в своих депешах из Сихарроу в другие провинции Эрвин самым настоящим образом похвалялся этим союзом, вспоминая битву при горе Дейсмаар и сравнивая себя с Хэлином, который ради доброго дела заключил союз с эльфами против темных сил Азрая. И как это ни удивительно, многие поверили ему на слово.

Как только стало ясно, что Эрвин не признает императора, которого настойчиво обвинял в самозванстве, и не откажется от своих притязаний на регентскую власть, ряд других провинций тоже восстал. Сначала это были не открытые восстания; просто провинции не смогли выполнить требование Микаэла прислать подкрепление. Коранис не ответил на депеши лорда Тиерана. Суирин, расположенный далеко на востоке, на берегах моря Золотого Солнца, также промолчал, как и провинция Алами в Хартлэнде. Барон Гистский, чья обнесенная крепостной стеной столица находилась в Хартлэнде, к северу от Ануира, выразил глубокое сожаление и заявил, что все его войска нужны ему самому для защиты границ от набегов ноллов из Паучьих Чащ.

Смысл происходящего был более чем ясен. Значительное число подданных покойного императора заняли выжидательную позицию, не желая принять сторону Микаэла против эрцгерцога Боруинского, поскольку боялись ошибиться в выборе. Сила и полководческий дар Эрвина были хорошо известны в империи, в то время как Микаэл был просто ребенком, который еще никак не проявил себя. Виконт Осордский даже посмел потребовать доказательств того, что Микаэл не является самозванцем, каким его объявил Эрвин. И несмотря на состоявшуюся в Ануире коронацию Микаэла, в стране началась эпоха междуцарствия. Только решительные действия могли спасти империю от развала.

Отец Эдана и лорд Корвин сошлись во мнении, что при наличии существующей военной силы — вернее, при отсутствии оной — они не могли надеяться успешно выступить против лорда Эрвина, который целый год готовился к войне и укреплял свои позиции. Поэтому им пришлось начать военные действия против тех провинций, которые не откликнулись на требование прислать войска. Сначала они двинулись на Гист, поскольку он находился ближе всего к столице и граничил с Аванилом.

Лорд Корвин повел свои войска форсированным маршем на Гист; рядом с ним ехали Микаэл и Эдан со знаменем Роэлей в руке, с изображением стоящего на задних лапах красного дракона на белом поле. Лорд Ричард, барон Гистский был застигнут врасплох. Проснувшись в одно прекрасное утро, он обнаружил перед своим замком ставшие лагерем отряды Личной Стражи Короля и армию Ануира, усиленную войсками Аванила, готовые начать осаду. Такого оборота событий он ожидал в последнюю очередь. И ему не дали времени подумать. Едва лишь он успел осознать, что прямо под стенами его замка стоит армия, как к нему явился посланник с высочайшим повелением выйти и встретиться с императором в его палатке. Отказ был бы равнозначен открытому мятежу, а выдержать осаду лорд Ричард не смог бы. Ему ничего не оставалось делать, кроме как подчиниться.

Он выехал из замка к палатке Микаэла в сопровождении лишь символического эскорта, и именно с этой встречи Микаэл начал доказывать, что достоин своего наследственного права на престол. Лорд Тиеран заранее подготовил мальчика к встрече, но Микаэл действовал на свое усмотрение, к чему лорд Ричард оказался совершенно неподготовленным. Он рассчитывал вести переговоры с верховным камергером, но вместо этого оказался лицом к лицу с самонадеянным тринадцатилетним мальчишкой, который держался с уверенностью взрослого человека.

Он тепло приветствовал лорда Ричарда и выразил ему сочувствие в связи с проблемой защиты от набегов. Он заявил о своей готовности оказать ему поддержку и пообещал при следующем набеге на город послать войска в карательный поход на ноллов с целью показать им, что император не потерпит вторжений в свои владения. Затем он заверил лорда Ричарда, что и в мыслях не имел оставить баронство Гист незащищенным, забрав для кампании все войска, а потому возьмет лишь треть их. А чтобы показать, насколько высоко император ценит лорда Ричарда, он пожалует его старшему сыну звание рыцаря, чтобы тот мог вести в сражение войска Гиста под знаменем лорда Ричарда.

Лорд Ричард понимал, что его ловко переиграли. Он находился не в том положении, чтобы отказывать, когда войска лорда Корвина стояли перед замком; и после их ухода он уже не сможет снова выйти из повиновения, поскольку император заберет с собой его старшего сына в качестве заложника. Произведя в рыцари юного виконта Гистского, Микаэл смог бы также оставить его при своем дворе, что пришлось бы по сердцу юному Гисту, поскольку жизнь при ануирском дворе была куда более увлекательна и предпочтительна для неженатого молодого человека, чем тихая сельская жизнь в удаленной провинции. В то же время это явится залогом верности барона Гистского; а если император заберет с собой треть его войск, то пусть это будет и незначительным подкреплением, но поход их с императором под знаменем Гиста будет равнозначен официальному признанию Микаэла наследником престола. Таким образом город был взят без единого выстрела. Это был превосходный пример военной дипломатии, принадлежавший лорду Тиерану, но Микаэл замечательно сыграл свою роль и держался безукоризненно, произведя на лорда Ричарда очень сильное впечатление.

К несчастью, с некоторыми другими провинциями договориться оказалось не так просто. Коранис находился в трехстах милях от Ануира, и потому застать герцогиню Сариэль врасплох, совершив форсированный марш через Хартлэнд, не представлялось возможным. Юджиния Сариэль управляла провинцией с того времени, как тяжелый недуг превратил ее мужа в калеку, и в течение многих лет оставалась более-менее независимой от Ануира. Земли Кораниса были мало населены, и обитатели их в основном промышляли торговлей и скотоводством. Кочевые пастухи Кораниса, обладающие обостренным чувством независимости, постоянно странствовали по широким равнинам провинции; многие из них образовали собственные племена со своими правительствами и не видели необходимости отчитываться перед герцогиней, которая мало ограничивала их свободу.

В Коранисе было много болотистых местностей, особенно в южной части провинции, где воды залива вторгались в сушу многочисленными бухтами, реками и ручьями. Вследствие сильных гроз, постоянно приходящих со скалистых плоскогорий Барук-Ажик, провинцию затопляли почти непрерывные дожди и многие центральные низменности представляли собой торфяные болота, через которые перейти вооруженному войску было непросто. Не знающие эту местность досконально легко могли заблудиться среди топей или увязнуть и утонуть в глубокой трясине.

Столица Кораниса, город Руорван, располагался на берегах реки Сэмил, текущей от подножий Силвода к топким болотам. К югу, востоку и западу от Руорвана простирались сплошные топи и многочисленные заливы, что делало город практически неприступным с этих сторон. Единственным разумным способом подступить к столице по суше было пересечь провинцию Элини и подойти к ней с севера по узкой полоске суши, которая тянулась от болот к открытым равнинам, лежащим к северу от города. Следовательно, приблизиться к столице Кораниса незаметно не представлялось возможным — разве что, совершив переход через промежуточный мир.

Лорд Корвин дважды пытался ввести свои войска в Коранис, чтобы заставить герцогиню Сариэль подчиниться. И оба раза потерпел неудачу. Оба раза с ним шли Микаэл и Эдан, и оба похода закончились плачевно. В первый раз они увязли в топях на северо-западе от Руорвана, пытаясь перейти Сэмил. Обильные ливни вызвали разлив реки и превратили дороги в грязевые потоки, в которых лошади утопали почти до загривка, а солдаты-пехотинцы увязали по колено. После нескольких недель отчаянных усилий проложить дорогу в таких немыслимых условиях, армии пришлось вернуться.

Следующий поход закончился не лучше. Хотя на сей раз погодные условия были далеко не столь суровыми, ко времени начала второй кампании герцогиня, предупрежденная провалом первой, привела в боевую готовность не только свои войска, но и поставила под оружие кочевников для отражения императорской армии.

Полоса возвышенной суши между болотами и трясинами у восточных границ Элини — единственный проходимый путь в Коранис через реку Сэмил — имела всего двадцать миль в ширину, и значительную часть этой территории занимали травянистые торфяники, через которые армия пройти не могла. Проходимый участок был шириной всего несколько миль, и на этой узкой полоске суши малочисленное войско легко могло отразить нападение куда более многочисленного, особенно если защитники прекрасно знали окружающую местность. В своем продвижении вперед императорским войскам, столкнувшимся не только с рыцарями и воинами герцогини Сариэль, но и с яростными и свирепыми кочевниками, приходилось сражаться за каждый дюйм земли.

Военной тактике лорда Корвина очень сильно мешало то обстоятельство, что ему пришлось не только вести обычные боевые действия против войск Кораниса, но и постоянно держать оборону против кочевников, которые вели партизанскую войну и совершали бесконечные набеги на вражескую армию. Они нападали ночью или во время проливного дождя, наносили тяжелый урон живой силе с помощью своих мощных длинных луков, и затем отступали в болота, где каждая попытка преследовать их оборачивалась для императорской армии лишь еще большими потерями. И снова войскам Микаэла пришлось отступить, потерпев поражение.

Тем временем лорд Эрвин не бездействовал. Со своей армией, значительно усиленной войсками Тэгаса, Талини и Бросенгэ, он напал на Аванил. Он дождался сообщения своих шпионов о том, что армия Ануира двинулась на Коранис, подсчитал, сколько времени понадобится императору и лорду Корвину, чтобы достичь реки Сэмил, и предпринял сокрушительную двустороннюю атаку на Аванил. Он разделил свою армию и послал часть войск через лежащие к востоку от Сихарроу леса, чтобы они пересекли границу и вторглись в западный Алами, а оттуда в южный Аванил; остальные же двинулись на восток из Бросенгэ, пересекли границу Аванила и атаковали столицу провинции Далтон, цитадель лорда Кира.

Поскольку значительная часть аванилского войска ушла в поход с армией Ануира, у лорда Кира осталась лишь половина обычного боевого состава. Он предвидел возможность вражеского вторжения со стороны Бросенгэ и сосредоточил большую часть своих войск на участке открытой равнины шириной в двадцать миль между южными отрогами Туманных гор и побережьем. Чего он не ожидал, так это нападения из западного Алами, поскольку такой переход был не только очень длинным, но и предполагал движение армии вдоль границ территории, которую Руоб Человекоубийца объявил своими владениями.

Человекоубийца не устоял против соблазна избрать тактику стремительных набегов с последующим отходом на арьергард армии, идущей вдоль его границ — по крайней мере, так считал лорд Кир. Кроме того армии, совершающей переход от Сихарроу до Далтона через западный Алами, нужно преодолеть расстояние в четыреста миль, и по меньшей мере пятьдесят из них пройти через древний густой лес, в котором войско тоже оставалось не защищенным от внезапных нападений. Герцог Аванилский не принял в расчет лишь той возможности, что Руоб Человекоубийца с удовольствием позволит подобной армии спокойно пройти вдоль его границ, если будет знать, что она идет в наступление на другие силы людей. Если эта армия потерпит поражение и будет вынуждена отступить, он сможет напасть на нее на обратном пути, когда она будет ослаблена. С другой стороны, если поход закончится успешно, он сможет подождать, пока победившие войска уйдут, и напасть на проигравших.

Именно так Руоб и поступил, хотя Эрвин не мог заранее знать этого наверняка. Как множество раз говорил Эдану отец, умение просчитывать возможные варианты — самое главное в жизни. Эрвин просто взвесил все возможности и пошел на риск. Как оказалось, успешно. Пока половина его армии сражалась с войсками, защищавшими границу между Бросенгэ и Аванилом, другая половина совершила переход через леса Боруина, вокруг северных отрогов Туманных гор и вдоль владений Руоба, затем вторглась в западный Алами, чтобы мечом и огнем проложить себе путь на юг, в сторону Далтона. Именно так лорд Эрвин заставил герцога Флаэрта заплатить за то, что тот занял выжидательную позицию и не присягнул ему в верности.

Третий поход Микаэла на Коранис был отложен из-за необходимости возвратиться форсированным маршем через весь Хартлэнд на помощь лорду Киру. По пути они прошли через герцогство Алами и через его столицу Лофтон с целью демонстрации силы, призванной склонить лорда Деклана Алама, герцога Аламского, присягнуть в верности императору. Естественно при виде армии, идущей через столицу провинции, лорд Деклан поспешил подтвердить свою лояльность императору, после чего Микаэл снова прибег к уловке, испытанной на бароне Гистском. Он торжественно посвятил в рыцари старшего сына лорда Алама и назначил его командующим аламийским войском в походе в западный Алами, чтобы быть уверенным, что лорд Алам не переменит свои убеждения после ухода императорской армии.

В западном Алами они нашли лишь опустошенные земли, которые оставила за собой армия Эрвина в своем движении на юг, в Аванилу. Деревни и села были сожжены, скот убит, поля безжалостно вытоптаны. В западном Алами не скоро забудут лорда Эрвина, и когда армия Ануира достигла столицы провинции, Аэса, на Герцога Флаэрта не потребовалось оказывать никакого давления, чтобы он присягнул в верности императору. Армия Боруина не стала останавливаться для осады Аэса, но разрушила все города и деревни на своем пути, и столица была переполнена беженцами и ранеными, которые потеряли кров и явились к своему правителю в поисках убежища и с требованием возмещения нанесенного урона. Чего не удалось достичь лорду Тиерану дипломатическим путем, того эрцгерцог Боруинский добился мечом. Герцог Флаэрт признал Микаэла законным правителем и отдал ему половину своих войск.

Затем они спешно двинулись от Аэса к Далтону и, перейдя границу Аванила, нашли еще большие разрушения. Посланные вперед разведчики вернулись с сообщением, что две части армии Эрвина соединились и начали осаду Аванхолда, замка лорда Кира. Когда Эрвин узнал о приближении императорской армии к Далтону, он снял осаду с замка и ушел в Бросенгэ. Он отказался от сражения с императором, но своей цели достиг. Эрцгерцог наказал Флаэрта за отказ принять его сторону против «самозванца», как он называл Микаэла, и, хотя ему пришлось снять осаду с Аванхолда, он разрушил значительную часть города и нанес большой урон внутренним войскам лорда Кира.

Микаэл рвался пуститься в погоню за ним в Бросенгэ, но лорд Корвин убедил его в неразумности подобного шага. Императорские войска были измотаны трудным переходом через топи Кораниса после проигранной компании и длинным форсированным маршем через Хартлэнд. Более того, Эрвин поджег все поля и убил весь скот в окрестностях Далтона, которые до сих пор еще полыхали в огне, лишив императора возможности пополнить запасы провизии. А что еще хуже, Человекоубийца подождал, пока армия Ануира уйдет в Аванил, а затем совершил ряд зверских набегов на герцогство западный Алами. Микаэлу пришлось разослать по окрестностям отряды на поиски любой имеющейся провизии, а потом возвратиться на помощь герцогу Флаэрту для отражения опустошительных набегов Человекоубийцы.

Когда армия наконец вернулась в Ануир после долгого и губительного похода, войска были измучены до смерти. Многие воины пали в боях с эльфами Руоба, другие умерли от истощения, голода и болезней. Именно тогда Микаэл поклялся, что никогда больше не опоздает прийти на помощь своим верным вассалам. И вспомнив о своем путешествии из Туаривеля, он напал на мысль о переходах через Мир Теней.

С тех пор армия Ануира почти непрерывно вела боевые действия, отражая набеги лорда Эрвина, совершаемые через Хартлэнд, и подавляя мятежи, вспыхивавшие по всей империи. Едва императорская армия успевала отбить очередную атаку Эрвина, как тут же вспыхивала война в любом другом уголке страны. Гоблины Марказора нападали на крепости людей в этой разоренной провинции. Осорд подвергался набегам морских пиратов из Гамура. Ноллы Химарона, осмелевшие в виду междоусобных войн в империи, совершали постоянные нападения на Коранис, что заставило строптивую герцогиню Юджинию обратиться к императору с просьбой о помощи.

— Пусть сама расхлебывает свою кашу, — сказал лорд Корвин, когда гонец из Кораниса доставил в Ануир депешу с просьбой о помощи. — Мы потеряли черт знает сколько отличных воинов в этих отвратительных болотах, а теперь ей нужна наша помощь? Пусть ноллы обглодают ее кости — меня это мало волнует!

— Нет, лорд Корвин, — ответил Микаэл. — Я хорошо понимаю ваши чувства и должен признать, что при любых других обстоятельствах, согласился бы с вашей точкой зрения. Однако в первую очередь я должен думать об империи, и если мы не смогли вернуть герцогиню Юджинию на путь истинный, воюя против нее, мы сделаем это, воюя за нее. Встречные обвинения не послужат нашим целям, сколь бы справедливыми они нам ни казались. В конце концов нам важен конечный результат. Империя должна снова обрести свою целостность.

Итак, они отправились освобождать Коранис, только на сей раз прошли через портал сквозь Мир Теней. Проводником их снова был Футхарк, который сопровождал Микаэла и Эдана в обратном путешествии из Туаривеля. Вначале половинчику пришлось терпеть недовольство солдат, ошибочно решивших, что предложение совершать переходы через Мир Теней исходило от него. Футхарк не жаловался, но Эдан заметил недоброжелательное и оскорбительное отношение к нему людей, что побудило его устранить недоразумение.

Известие, что эта идея принадлежала императору, не вполне успокоила солдат, но больше никто никогда не усомнился в необходимости таких путешествий. К тому времени Микаэлу минуло пятнадцать, и он участвовал во всех битвах со своими солдатами. Он сражался бок о бок с ними и вместе с ними терпел все лишения. Он не ел, пока не насыщались они; и не ложился спать, пока они не засыпали; и он отказывался от любых удобств, чтобы жить во время похода в таких же условиях, в каких жили они. Физически он еще оставался мальчиком, но во всех других отношениях солдаты видели в нем взрослого мужчину. Он заслужил их преданность и восхищение, и они готовы были следовать за ним куда угодно — даже в наводящий ужас Мир Теней.

Освободительный поход в Коранис ознаменовал наступление новой эпохи для армии Ануира. Они вытеснили налетчиков-ноллов назад в Химарон и после этого армия Ануира стала известна по всей империи под названием Призрачных Всадников Роэля, которое получила за свою видимую способность почти одновременно находиться в двух разных местах. Микаэл использовал половинчиков в качестве разведчиков и посыльных: они могли быстро проходить через Мир Теней и приносить сведения о перемещениях вражеских войск, нападениях ноллов и гоблинов и опустошительных набегах онсхеглинов, которые, пользуясь нестабильностью политической обстановки в империи, старались расширить свои владения и занимались кражей крови с невиданным доселе размахом. И где бы, и как далеко ни вспыхивали боевые действия, Микаэл со своим войском мгновенно оказывался там.

Например, Призрачных Всадников Роэля видели в марше на Осорде, а всего несколькими часами позже они вступали в бой в Мореде, в двух сотнях миль от Осорда. Они вели сражение с войсками Эрвина на равнинах Алами, потом проходили в Мир Теней и в тот же день подавляли мятеж в Барук-Ажике, в четырехстах милях от Алами. Истории об их подвигах сначала вызывали недоверие, но с течением времени стали неопровержимыми.

Сначала это объясняли только магией, но скоро рассказчикам подобных историй стали возражать те, кто имел некоторое представление о чудодейственной силе; они утверждали, что ни один маг, даже самый могущественный, не обладает такой великой магической силой, чтобы переносить с места на место целую армию. Со временем осталось одно возможное объяснение: Призрачные Всадники путешествовали через Мир Теней. И именно тогда армия Ануира начала внушать противникам подлинный страх. Воинов, достаточно бесстрашных — или достаточно безумных, — чтобы путешествовать через Мир Теней, действительно следовало бояться.

Такая репутация помогала солдатам в сражениях, подумал Эдан, и она была вполне заслужена, поскольку, даже если не принимать во внимание риск, предполагаемый любой военной кампанией, в Мире Теней таились свои опасности. Конечно, численность войска служила залогом большей его безопасности, но все же в промежуточном мире оно подвергалось нападением живых мертвецов или странных смертных существ, населявших туманные равнины. И теперь, после восьми долгих лет тяжелых войн за целостность империи, армия Ануира закалилась и окрепла — словно меч, выкованный искусным мастером. Теперь в ее рядах стояли стойкие, выносливые бойцы, несгибаемые и закаленные; и хотя обязанности главнокомандующего по-прежнему выполнял стареющий лорд Корвин, стратегию и тактику сражений теперь разрабатывал сам император Микаэл.

Мы преодолели трудный и долгий путь, думал Эдан, который ехал за своим императором через серый туманный край, но еще многое предстоит сделать. Хотя они множество раз сражались с войском лорда Эрвина, за восемь лет им так и не удалось покорить эрцгерцога. Сихарроу был поистине неприступной крепостью, и с течением лет Эрвин установил надежные укрепления на всех подступах к своему замку. Он не совершал переходов через Мир Теней, но армия его не уступала в силе и выучке ануирской армии, и кроме того у эрцгерцога было тактическое преимущество. Микаэлу приходилось защищать всю империю и принимать участие во всех военных действиях, вспыхивавших в пределах ее границ. Эрвину приходилось защищать только территорию Западных Топей, большую часть которой он подчинил своей власти, и никогда нельзя было угадать, где и когда его войска нанесут удар.

И все же Микаэл достиг многого. Несмотря на регулярные набеги из Боруина и Бросенгэ, вся территория Хартлэнда и большая часть Восточных Топей была возвращена империи. Южное побережье было надежно защищено, хотя изредка на границах Бросенгэ с Аванилом вспыхивали военные действия. Северные Топи и земли, лежащие дальше к северу, оставались дикими пустошами, а также не представлялось возможным завоевать восточные окраины Керилии, где на юге обитали хинази, а на севере — онсхеглины и другие человекообразные.

Микаэл пришел к власти в империи, которая погрузилась в хаос междуцарствия и распалась на враждующие провинции, и за восемь лет снова объединил почти все ее владения. Теперь оставалось лишь разобраться с Эрвином Боруинским. И, конечно, это было легче сказать, чем сделать. Боруин всегда был одним из сильнейших герцогств империи, а Эрвин — самым выдающимся полководцем страны. Его армия ничем не уступала ануирской, и он имел преимущество географического положения. На всех подступах к его крепости в Сихарроу простирались густые леса, через которые армия не могла пройти, не подвергаясь опасности уничтожения.

Единственная проходимая дорога — та, по которой всегда при переезде в Сихарроу императорский двор путешествовал в прошлом (и, кажется, в таком далеком прошлом, подумал Эдан) — подходила к замку с юга и пролегала через Бросенгэ, по узкой полосе прибрежной равнины, шириной около двадцати миль, которая тянулась между южными отрогами Туманных гор и проливом Эреля. К Сихарроу вели еще несколько узких ущелий в Туманных горах, но переход через них целой армии грозил обернуться катастрофой. Там они легко могли попасть в засаду, будто мыши в мышеловку. А попытка вторгнуться в Боруин с юга через Бросенгэ была сопряжена с самыми разными трудностями.

Как опытный военачальник, Эрвин предусматривал все возможные шаги неприятеля. Он возвел мощные укрепления вдоль участка равнины шириной двадцать миль, лежащего между Аванилом и Бросенгэ, к югу от Туманных гор и к северу от побережья. Укрепления эти располагались в несколько рядов. Если бы неприятелю удалось прорвать первую линию обороны, державшие их войска могли отступить ко второй, затем третьей и четвертой — что означало, что наступающей армии пришлось бы снова и снова атаковать надежно укрепленные позиции.

Даже если бы пали все укрепления, защищавшие их войска могли бы постепенно отступать в Бросенгэ, непрерывно держа оборону. Но несмотря на это, в течение многих лет Микаэл снова и снова предпринимал попытки подступить к Сихарроу с юга. И каждый раз ему приходилось возвращаться ни с чем. Для атаки и захвата расположенных вдоль границы укреплений требовалась вся сила ануирской армии, тогда как для обороны их хватало лишь части войск лорда Эрвина.

Каждый раз, когда они предпринимали наступление, Эрвин вынуждал их повернуть обратно с помощью одного и итого же тактического хода: когда Микаэл бросал все силы своей армии на захват укреплений, расположенных южнее Туманных гор, Эрвин выставлял на их защиту войска Тэгаса и Бросенгэ, а тем временем сам с армией Боруина, подкрепленной войсками Талини и отрядами гоблинов из Туразора, шел лесными тропами, хорошо ему знакомыми, чтобы вторгнуться в западный Алами.

Ситуация казалась совершенно безвыходной, с какой стороны ни посмотри. Атакую Эрвина с юга — и он пошлет войска Боруина и Талини атаковать империю с севера. Напади на него с севера — и войска Бросенгэ и Тэгаса нападут с юга и вторгнутся в Аванил. Так это и продолжалось годами, вместе с неуклонным увеличением численности враждующих армий, и конца этому не было видно. Был еще один возможный путь разрешения ситуации, но чрезвычайно рискованный.

Если бы они сумели найти дорогу через Мир Теней, которая вывела бы их в прибрежную область Боруина, тогда боевые действия завязались бы у самого порога Эрвина. Однако открыть портал в Мир Теней было легче в таких местностях, как Туразор, Туаривель или Паучьи Чащи, где пересекались силовые линии миров. Именно эти силовые линии, проходящие под землей, и давали половинчикам возможность открывать порталы в Мир Теней. Каким-то образом половинчики поглощали энергию, текущую по этим «подземным каналам» и использовали ее для уничтожения барьера, разделявшего мир дневного света и Мир Теней. Никто не знал точно, как именно они это делают. Эдан множество раз видел, как Футхарк создает порталы, но это ничего ему не дало. Это было похоже на магию. А в своих объяснениях Футхарк доходил лишь до известных пределов.

Однако он объяснил, что порталы в Мир Теней предпочтительней открывать от точек пересечения силовых линий, нежели еще где-либо; и равным образом выход из промежуточного мира легче осуществить в родственных ему местностях, таких как Марказор, Сильвод или Эребаннин. Однако в местностях вроде Боруина выход из Мира Теней будет более трудным и сопряженным с непредсказуемыми опасностями.

Они могут войти в Мир Теней через портал, созданный сразу за границей Паучьих Чащ — в месте, наиболее приближенном к точке пересечения силовых линий — и затем идти через Мир Теней в северо-западном направлении до тех пор, пока не достигнут местности, в пространственном отношении соответствующей Боруину. Но, поскольку на территории Боруина нет точек пересечения силовых линий, нельзя с уверенностью предсказать, в каком именно месте они выйдут в мир дневного света.

Попытка послать вперед разведчиков-половинчиков, чтобы они открыли портал и посмотрели, куда он выходит, не решит проблемы, поскольку если силовые линии по ту сторону портала слабы — иными словами, проходят слишком далеко от той точки, где они намерены покинуть Мир Теней — то место, в котором разведчики выйдут в мир дневного света, в следующий раз может оказаться недосягаемым.

— Я не понимаю, — сказал Микаэл, когда он и Эдан обсуждали этот план с Футхарком. — Ты имеешь в виду, что разведчики не смогут вернуться или что нам не удастся выйти вслед за ними?

— Нет, мы можем послать их вперед, — объяснял Футхарк, после чего они вернутся и доложат нам, в каком месте открылся портал, но портал необязательно откроется в одном и том же месте дважды. Возможно, и даже очень возможно, что мы выйдем в мир дневного света в совершенно другом месте и неожиданно окажемся окруженными со всех сторон войсками противника.

Это было не очень утешительное предположение. Тем не менее, Микаэл решил предпринять такую попытку. Они создали портал поблизости от Паучьих Чащ, что само по себе было рискованно, поскольку это были владения одного из самых могущественных онсхеглинов. Говорили, что Паук может видеть глазами всех паукообразных существ своих владений и потому знает обо всем, что происходит в пределах Паучьих Чащ. Если это было правдой — а Эдан не знал, так это или нет — то Паук до сих пор воздерживался от нападения на целую армию Ануира. Однако он мог все-таки решить послать своих приспешников на императорские войска, и Эдан не находил удовольствия в мысли о нападении миллионов ядовитых паукообразных существ. При этой мысли он содрогался от отвращения и страха. Но смертные пауки представляли не единственную опасность а Паучьих Чащах.

Онсхеглины обладали способностью, усилившейся за счет постоянной кражи крови, создавать существа по своему подобию, не столь могущественные, но все же опасные. И кроме того онсхеглины имели в своем распоряжении войска, состоящие из людей и человекообразных, с которыми императорской армии уже приходилось сталкиваться раньше. Необходимость встретиться лицом к лицу с закаленной в боях армией лорда Эрвина была достаточно тяжелой и без необходимости при этом сражаться по пути с ноллами, монстрами и разбойниками-людьми.

Тем не менее Микаэл решил, что такая попытка оправдывает сопряженный с нею риск. Футхарк и его разведчики-половинчики сомневались в правильности подобного решения, но согласились попытать счастья. Они обильно запаслись провизией и совершили переход от Ануира до Паучьих Чащ, где прошли через портал в Мир Теней. Там они двинулись на восток и совершили переход в триста миль через туманный край, пространственно соответствующий Хартлэнду, направляясь в сторону Боруина.

К несчастью, опасения Футхарка оправдались, и они не сумели найти портал, который вывел бы их в Боруин. Вместо этого армия вышла из Мира Теней высоко на склонах туманных гор, где ей пришлось вступить в сражение с дикими племенами огров, обитавших на этой территории. Императорские войска значительно превосходили численностью племена этих неповоротливых грузных человекообразных, но огры дрались яростно, защищая свои владения от вторжения, как они решили, захватчиков. Договориться с ними было невозможно, поскольку по уровню своего развития они лишь немногим превосходили животных. Защищаясь, солдаты императора вынуждены были убить всех до единого, и несмотря на свою малочисленность, огры нанесли армии тяжелый урон. Когда все осталось позади, о продолжении похода уже не могло быть и речи. Микаэлу пришлось сдаться и повернуть назад.

И вот они, потерпев неудачу в своем предприятии, устало тащились через туманный Мир Теней. На обратном пути несколько солдат погибло от укусов ядовитых змей и прожорливых пауков-альбиносов, а трое воинов из головного отряда при переходе через болото провалились в промоину и мгновенно утонули. Солдаты пали духом, и Микаэл чувствовал себя ответственным за это. Он погрузился в угрюмое молчание и целыми днями не произносил ни слова. Эдан пытался поднять ему настроение, но безуспешно. Он знал императора всю жизнь и видел его в мрачном расположении духа и прежде. В таких случаях лучше было оставить его в покое.

Разговор с Сильванной, которая ехала рядом с ним перед войском, помог самому Эдану не пасть духом окончательно, за что он был очень благодарен девушке. За последние восемь лет они очень сблизились, и Эдан, несущий на себе тяжкое бремя обязанностей лорда камергера, находил огромное облегчение в присутствии рядом друга, с которым он мог разговаривать, не взвешивая каждое слово.

Эдан не мог сказать точно, когда он впервые осознал, что полюбил Сильванну. Со времени своей безрассудной связи с принцессой Лэрой он всегда старательно избегал подобных чувств. Однако в случае с Сильванной не было речи о внезапно вспыхнувшей и безумной страсти. Его чувство к ней крепло постепенно и почти незаметно до тех пор, пока он не понял, что она значит для него больше кого-либо другого на свете — кроме, возможно, Микаэла.

Микаэл был его сеньором и другом, и Эдан должен был выполнять свой долг перед ним — ибо именно для этого он появился на свет. Он любил его как друга и как господина, но Сильванну он любил всей душой, всем сердцем. Эдан никогда не говорил ей об этом прямо, но не сомневался, что она все знает. И не сомневался, что она отвечает ему взаимностью. Они никогда не признавались друг другу в своих чувствах, ибо по многим причинам это было бы неразумным. Они служили разным правителям, чьи народы ныне находились в союзе, но все-таки имели за своей спиной многовековую историю вражды. Кроме того Сильванна была бессмертной и, хотя выглядела моложе Эдана, была на много лет старше его. По эльфийским меркам она была еще совсем молодой, но по понятиям людей годилась Эдану в матери. И еще, конечно, дело было в Гильвейне, который стал другом и учителем как Эдану, так и императору. Эдан чувствовал, что он не одобрил бы их связи. Поэтому он молчал. Принцесса Лэра преподала ему хороший урок.

Лэра по-прежнему оставалась при дворе, поскольку из-за мятежа Эрвина брак ее так и не состоялся. И хотя она до сих пор не вышла замуж, с течением лет красота ее расцвела еще больше. Однако они находились в крайне напряженных отношениях. В ее лице Эдан приобрел смертельного врага, и он знал, что при малейшей возможности Лэра не колеблясь отомстит отвергшему ее любовнику. Каждый раз, когда она смотрела на Эдана, в глазах ее загорался огонь ненависти; и Микаэл прилагал все усилия, чтобы держать их двоих как можно дальше друг от друга. Вероятно, проблему можно было решить, выдав принцессу замуж за какого-нибудь аристократа из удаленной провинции, но многих возможных женихов отпугнул нрав Лэры. Да и слухи, ходившие про нее при дворе, едва ли могли прельстить мужчину, желавшего иметь верную жену.

Лэра была ошибкой, подумал Эдан, и он мог пережить это. Но он не хотел совершить подобную ошибку с Сильванной. Две эти женщины непохожи, как день и ночь, подумал Эдан, и Сильванна была в десять раз больше женщиной, чем при всем своем желании могла бы быть Лэра; но это вовсе не означало, что он должен внимать голосу сердца, а не разума.

— Что? — спросила Сильванна.

— Я ничего не говорил, — ответил он.

— Нет, но ты очень странно смотрел на меня, — сказала она. Что-нибудь случилось?

— Нет, ничего, — он отрицательно покачал головой. — Я только мечтаю поскорее возвратиться домой. Я уже сыт по горло этим ужасным миром.

— Теперь уже скоро, — ответила Сильванна. — Мы достигнем Ануира завтра.

— Хорошо бы сегодня, — с тревогой сказал Эдан. — В этом походе нас преследуют одни несчастья, и я никогда не видел императора таким подавленным. — Он оглянулся на ряды пеших солдат, с трудом бредущих за ними. — Это плохо сказывается на настроении войск.

— Они терпели неудачи и прежде, — сказала Сильванна. — Это бывалые вояки. Они все смогут выдержать. Несколько недель разгула в тавернах и борделях Ануира — и они снова будут готовы выйти в поход.

Эдан с любопытством взглянул на нее.

— А как насчет тебя? Как ты расслабляешься?

— Я эльф, — ответила она. — В отличие от людей, я не являюсь рабом своих страстей.

Он не знал, как истолковать ее тон или выражение лица. Несмотря на многолетнее знакомство, иногда ему было трудно понять, когда она шутит, а когда говорит серьезно. У эльфов довольно своеобразное чувство юмора, отличное от человеческого, и Эдан так и не сумел вполне привыкнуть к нему. Просто ли Сильванна констатировала факт, который считала очевидным, или же уколола его легкой насмешкой?

— Если ты надеешься, что я тебе поверю, — сказал он, боюсь, ты будешь разочарована. Я слишком хорошо тебя знаю.

Она вскинула брови.

— Ты полагаешь?

— Никто не может владеть своими чувствами все время, сказал он. — Даже вы, эльфы, несмотря на все ваше самодовольное сознание собственного превосходства. Я видел тебя в сражениях. И видел также, какие чувства испытываешь ты, узнав, сколько эльфов пало в бою. В конце концов мы не такие уж разные. Тебе просто нравится так думать.

— Думаю, как раз тебе нравится думать, что мы более похожи, чем это есть в действительности, — ответила Сильванна. — Мы разные, Эдан. И от желания, чтобы это было иначе, ничего не изменится.

Она говорила обычным своим ровным, обыденным тоном. Однако Эдану послышались в нем едва уловимые нотки печали. Он предпочел не продолжать разговор на эту тему.

Внезапно ехавший впереди император осадил коня и перегнулся из седла, обращаясь к лорду Корвину, который ехал рядом с ним впереди армии, чуть позади разведчиков и головного отряда. Эдан и Сильванна тоже натянули поводья, затем развернули своих коней и вслед за императором и лордом Корвином отъехали в сторону, чтобы не задерживать движение войск, следующих за ними.

— В чем дело, сир? — спросил Эдан, подъехав к императору и его главнокомандующему.

— Не знаю, — нахмурившись, ответил Микаэл. — Взгляни вон туда, вон на ту гору.

Эдан не сразу понял, на что указывает император, но через мгновение разглядел. Справа от них, в нескольких сотнях ярдов круто поднималась скалистая горная гряда. У подножья ее лежал густой туман, сквозь разрывы которого там и сям виднелись чахлые уродливые деревья и редкие кусты. Верхняя часть гряды, лишенная деревьев и любой другой растительности, вырастала из тумана, будто скалистый остров из моря. По гребню гряды что-то двигалось параллельно направлению движения войска.

Эдан пристально всматривался, пытаясь определить, что это такое. Двигавшаяся вдоль гряды масса казалась черной как смоль и бесформенной. С этого расстояния было трудно сколько-либо точно оценить размеры загадочного объекта. Он словно плыл по воздуху, совершая некие волнообразные движения и перемещая какие-то конечности, которые напоминали ноги, но как будто расплывались и не вполне держали форму. Эдан насчитал их четыре. Такое впечатление, будто густо-черное облако движется по горной гряде легким галопом, подумал Эдан, хотя, конечно же, это невозможно. Или возможно? В вечных сумерках Мира Теней встречалось много явлений, не имеющих ничего общего с явлениями мира дневного света. Было ли это некое таинственное существо, которое они до сих пор не встречали? И если да, что это за существо? Эдан вспомнил, как в детстве он наблюдал за полетом облаков в небесах и отыскивал в их очертаниях знакомые формы. Если он смотрел на них достаточно долго, то некоторые облака начинали казаться ему похожими на птиц, животных или какие-то лица. Вот и теперь, пристально глядя на странную расплывчатую массу, Эдан начал различать приблизительные очертания таинственного объекта. Четыре конечности, отходившие от основного тела, походили на конские ноги, а спустя мгновение он рассмотрел примерные очертания конской головы и даже гривы, которая в виде тонких струек черного тумана спускалась по шее коня. Если нижняя часть странного черного облака выглядела скорее как туловище коня, то верхняя его часть при пристальном рассмотрении приняла форму всадника с развевающемся за спиной плащом.

— Похоже на небольшую грозовую тучу, — сказал Корвин и, словно прочитав мысли Эдана, добавил: — Которая в потоке ветра приняла очертания, очень напоминающие очертания всадника.

— Я не чувствую никакого ветра, — нахмурившись, заметил Микаэл.

— Это потому, что мы находимся внизу, — сказал Корвин, потом пожал плечами. — Ничего особенного. Просто облако и все.

— Это не обычное облако, — сказал Эдан. — Для облака оно слишком маленькое. Посмотрите внимательнее, милорд. Оно движется по своей собственной воле.

— Вздор, — сказал Корвин. — При всем своем уважении к вам, лорд Эдан, хочу заметить, что вы позволили разыграться своему воображению.

В этот миг облако неожиданно остановилось прямо напротив них.

— Вздор? — переспросил Эдан напряженным тоном. — Взгляните еще раз. Если ветер перестал дуть, почему оно не продолжает плыть? Оно остановилось. А теперь наблюдает за нами.

Расплывчатое черное облако на горной гряде чуть изменило свои очертания. Оно как будто уплотнилось у них на глазах и теперь приняло отчетливую форму всадника на коне, разве что первый и второй представляли собой единое целое.

— Это не облако, — сказал Микаэл. Он повернулся к молодому виконту Гистскому. — Дэван, поезжай вперед и позови сюда Футхарка.

Юный Гист пришпорил коня и ускакал галопом прочь: скоро он вернулся с половинчиком, сидевшим в седле позади него.

— Вы звали меня, милорд? — спросил Футхарк.

Микаэл кивнул и указал на горную гряду.

— Посмотри туда. Видишь черное облако на горе?

Половинчик посмотрел в указанном направлении, потом побледнел, и глаза его расширились при виде расплывшейся массы.

— Да защитят нас боги! — воскликнул он.

— Что это, Футхарк? — спросила Сильванна.

— Это рок, госпожа, — испуганно ответил половинчик. Он тяжело сглотнул. — Именно этого я боялся каждый раз, когда мы проходили через Мир Теней. — Он повернулся к Микаэлу. Мы должны бежать, милорд! Мы должны немедленно покинуть это место!

— Бежать? — переспросил лорд Корвин. — Но от чего? Что это такое?

— Именно от него бежал мой народ из своего, некогда солнечного, мира в ваш мир, — ответил Футхарк. — Это Холодный Всадник.