"Мы с Варварой ходим парой…" - читать интересную книгу автора (Исакова Галина)

Варваркины рассказки

Идем мимо скамейки, на которой сидят подростки буйного возраста. Почему-то, я осознаю это позднее, начинаем рядом с ними «гарцевать», то есть идти гордо, красиво, изящно покачивая бедрами и хвостами. Поводок, словно кокетливая бретелька, небрежно приспущен. Выпендриваемся. Хотя контингент явно не наш. Так и оказалось.

— Смотри, смотри, — толкает один подросток другого костлявым локтем, — волкодав идет!

— Не, это не волкодав, это ротвейлер…

— Да какой ротвейлер, те черные, а этот рыжий. Точно тебе говорю: волкодав. Что я, волкодавов не видел…

— Не, это, как его, — вклинивается третий, — забыл! Ну этот, доГерман, во! Когда помесь с догом.

— Что ли они ротвейлера с догом смешивали?

— А че, с них станется, — и, ставя невидимую точку в споре, малый сплевывает сквозь зубы.

С нас станется… Утром, бывало, беру парочку догов посимпатичнее, добавляю одного крупного ротвейлера, приправляю волкодавчиками по вкусу, все тщательно перемешиваю, — и вот она, гроза болонок, краса окрестных луж: и лужаек, гордость заводчиков — Варвара. Как Афродита из пены, выходит, отряхиваясь, из гигантского миксера…

Ночь. Беру Варвару и идем в последний раз перед сном выгуливаться. Подразумевается прогулка «на одну сигарету»: сделать дела, чтоб спала подольше, кружок вокруг сквера, чтобы спала покрепче, еще один кружок трусцой, для закрепления эффектов.

Выходим. На улице темень. Варя, подозреваю, в первый раз оказалась «в ночном» и посему впала в легкий ступор. Запахи, шелесты, тени… Раскидистые кусты-чудовища, поздние прохожие, угадываемые только по звуку шагов, пакеты-призраки в траве…

Минут пять мы пялились на какого-то человечка, который, видимо, специально для нас то ли что-то искан на газоне, то ли что-то прятал…

Потом мы на полусогнутых подкрадывались к пню посреди лужайки, он, хитрец, замаскировался под большую собаку.

И напоследок супер-развлечение, единственная гастроль в городе! — наступить на свой же поводок, в ужасе шарахнуться, подпрыгнуть и с круглыми глазами бежать прятаться за хозяйской ногой. Какие там дела, какая трусца!

Выкурив все, что можно, еле-еле затащила ее домой. В результате проснулась моя следопытка в полшестого. Труба, мол, зовет и все такое. Но отскрести себя от кровати мне удалось лишь через два часа. Оказалось, не очень-то и хотелось… Ну не крыса ли?

Сегодня закрепляли упражнение «Летающая рыбка». Исходное положение: Варя стоит в позе «кто идет там по дорожке, ах какая собака, подойди скорей поближе, я рвану тебе навстречу». Галка стоит, обмотавшись поводком и для верности наступив на него ногой, в позе «кто там прется по дорожке, не пора ли нам отчалить». Рывок, еще рывок! Варя мчится навстречу своему счастью, Галка лежит в траве, делая вид, что сильно увлечена флорой этого сквера. Еще были упражнения: «Дядька, выбивающий палкой ковры: новая игра или новая опасность?», «Поводок, поводок, я тебя съем! Нет, я тебя р-р-растерзаю!», «А ну-ка, догони!», «Руки прочь от вольных мастифов, или не видишь, мы играем»…, «Почему хозяйка не разрешает пить из лужи?» и другие интересные, развивающие и развлекающие игрульки.

Любим красивых женщин. Любим настолько, что идем, сворачивая голову, наступая на мои ноги, сбиваясь с тропинки и наступая на чужие кучки… Даже хвостом подрыгивая от восхищения. В этих подрыгиваниях — сплошные восклицательные знаки. На днях «запали» на красавицу-блондинку… Вы, конечно, поняли, что речь идет о человеческих самках.

Так вот, блондинка, покачиваясь на своих стройных ножках, стояла у дороги и ловила машину. И мы рядом. Покачиваясь в экстазе. И капала слюна из восторженно открытой пасти…

Пришлось, смущенно улыбаясь, объяснять красотке, что всему виной ее чертовская привлекательность. Собачка тут же из «страшной и огромной» превратилась «в это милое создание с чудесным окрасом».

А вот мужиков нелюбим. Не, не так. К мужикам, особенно, если те при ходьбе склонны размахивать руками или несут какие-то нестандартные по конфигурации предметы (оказывается, если положить дверцу от холодильника на хребет, очень миленький вид сзади получается), вот к таким ходокам относимся с опаской. Норовим драпануть от них на край света. «Просто мужчинам» не доверяем, на всякий случай, тоже. Телепатия, блин…

Девушка у меня славная, не без выступлений, конечно, но в целом — душа-человек! Вчера я почувствовала к ней признательность. Хотя это странно, наверное, чувствовать признательность к собственной собаке, но именно так и называется испытанное мной чувство. Когда мы пешкарусом домой с тренировки шли, обе уставшие, жаждущие пить и есть, не шли, а буквально плелись какими-то козьими тропами…, я глянула на свою собаку — идет рядом, не жалуется, на меня так преданно посматривает, мол, мам, все нормально? Я тебя ничем не расстраиваю? Я ведь хорошо себя веду?… Ну какой человек поперся бы так рядом?… И шёл бы без нытья три часа? И еще поглядывал бы — дескать, не расстраиваю тебя? Своей девочке поэтому посвящаю еще пару рассказиков.

Идем ясным летним днем по нашему району. Параллельным курсом идут мама с дочкой — белокурым созданием лет семи, в бантах и воздушном платье (может, на праздник шли?). Девочка, увидев Варю, остановилась в восхищении и спрашивает маму:

— Мама, это собака какой породы?

— Не знаю, — отвечает мама, — подойди и вежливо спроси у тети.

Я, видя такое дело, собачку притормаживаю, и, излучая вселенскую доброжелательность, жду начала интервью, Варюшу на всякий случай, корпусом от девочки прикрываю. Банты тем временем, волнуясь, подходят к нам. Тщательно выговаривая слова:

— Здравствуйте. Меня зовут Леночка. А как зовут вашу собаку, и какой она породы?

— Здравствуй, Леночка, — (Макаренко, услышав мой тон, умер бы еще раз — от зависти.) — Собаку зовут Варя. Это английский мастиф.

Забыв поблагодарить, девочка рванула обратно. Еще бы — столько информации! Надо маме скорее передать:

— Мама, мама, она мне все рассказала! Собаку зовут Валя…

— Не Валя, а Варя, — автоматически поправляет маман.

— Да, Варя. Собаку зовут Варя. А порода… А породу я забыла…

Гуляем по одной из дорожек нашей лужайки, никого не трогаем, нюхаем травку, разглядываем асфальт и думаем о вечном. Поводок не снят, но выпущен из рук. Тишь да гладь. Вдруг — крик. Даже не крик — вскрик, одиночное испуганно-истеричное восклицание. Поднимаю глаза: на соседней дорожке (до которой метров 50 и трава по пояс) стоит бабуся и громко причитает, что такая огромная собака (моя) сейчас на нее кинется… А Варвара ее даже не видит. Топография местности такова, что мы, даже если бы захотели, с бабкой не пересеклись бы ни при каких условиях. Тем не менее, пытаюсь бабульку успокоить, кричу ей:

— Идите себе спокойно, я собаку возьму на поводок, она вас не тронет.

— Да как же не тронет, — кричит в ответ бабуся, — вона какая огромная!

Я: — Мы от вас очень далеко, собака на поводке (беру поводок в руки и показываю бабуле), и вообще мы идем в другую сторону. Жестами показываю, что мы пойдем в обратном направлении. И действительно потихоньку уходим от греха подальше. Бабка не унимается. Подбавив громкости, она орет:

— Подумаешь, не видит, а я пойду, так увидит! И бросится!

Я злорадно думаю, что если этот «божий одуван» не перестанет блажить и махать своей авоськой, то точно бросится. Варик наконец-то замечает источник шума и в подтверждение моей мысли начинает ежесекундно на бабку оглядываться. Оглядываться — потому что мы все-таки уходим.

Слышно все хуже, мы удаляемся… А бабка, стоящая на лужайке уже почти в одиночестве, все никак не заглохнет. Венцом выступления стала, как и подобает, ее финальная фраза:

— Девушка! Девушка! — кричит она так настойчиво, что я, уже почти скрывшаяся с глаз, вынуждена оглянуться. — А она точно не бросится? А то я тороплюся…

Вообще-то это была история про Варю.

Как и говорила, на соседей, шуршащих на лестничной клетке, и на шумы больше не лаем. Слышим, но не гавкаем. Правильно: на всех реагировать — реакции не хватит… Слюни в доме пускаем, но в строго отведенное полотенце… Запах есть, но почти как у старой шапки.

На ежедневное мытье полы я забила. Глупости все это.

Правда, ковры пришлось убрать, ибо они хозяйские зато теперь у нас везде небрежно разбросаны веселые деревенские половички. Они не такие монументальные, но чрезвычайно удобные в эксплуатации.

Грязь с пола убираю пылесосом раз в неделю протираю по необходимости и будет.

Едим в две смены. Сначала бета-суки, потом альфа. Вожаки нашей стаи не делятся своей добычей, но иногда угощают. А иногда не угощают. Малыши (восьмидесятикилограммовый щеночек) к такому раскладу начинают привыкать и даже научились делать вид, что не очень-то и хотелось.

Блохи не обнаружены, уши чистим, мыться не хотим. В ванну ее приглашала, но на приглашение мне не ответили. Купаться не ходим, ибо некуда, сама я равнодушна к купанию, поэтому общение с водой ограничено питьевой миской.

На прогулках, когда мне становится скучно, отрабатываем команды. Или ходим и слушаем мои монологи о положении дел в нашем бюджете.

Но чаще всего видим уже знакомых товарищей и товарок и скачем с ними.

Или становимся участниками таких вот историй…

Бабуся другая, а мизансцена прежняя: лужайка, расчерченная дорожками, — мы на одной, божий одуван на соседней. Одуван, как и положено одувану, начинает подавать признаки паники на предмет съедения моей собакой. Я, как всегда, утешаю, мол, ничего, пронесет, и доберется одуван до своих внуков невредимой. Бабуля не сдается. И тут в голову приходит новый аргумент:

— Нет, не думаю, что она вас тронет, — как бы флегматично размышляю я. — Дело в том, что эта собака вообще мяса не ест, она вегетарианка… Бабуся делает круглые глазки. — Видите, собака траву ест? (Варя и вправду демонстрирует аппетит молодого козла, выпущенного на заливные луга.) Так вот, — лениво продолжаю я, — она никого не кусает, не трогает, ест себе траву. Мы ее так специально приучили, чтобы денег не тратить на кормежку, вы же понимаете, все нынче дорого, а зарплаты маленькие, мясокомбинат, вы слышали, опять цены поднял, а зарплаты маленькие, а цены опять подняли и т. д.

Ход мыслей бабуси вернулся в привычное продуктово-ценовое русло. Настороженность пропала. Действительно: легче поверить в то, что собака вегетарианка, чем в то, что можно прокормить такой паровоз…

Если бы пожилая леди проявила чудеса логического мышления и спросила, чем мы собаку кормим зимой… Пришлось бы импровизировать. Сеном, что ли? Или корой березовой? Или обоями, отставшими от стен? Или — о, идея! — старыми газетами!

В отличие от почти одноименного плана, наш касался не нападения, а, наоборот, защиты. Но все по порядку.

Идем с тренировки. На мини-рынке кутили садовой клубники, черешни, помидорчиков, огурчиков, яблок. Все упаковано в отдельные прозрачные пакетики: садоводы сейчас продвинутые, все фасуют в отдельные мешочки.

Напоследок подходам к супермаркету, купить сыра-колбасы, ну и всякой дребедени по мелочи. У Варвары — дебют: в первый раз должна сидеть на крыльце по команде «ждать». Поводок на всякий случай привязываю к перилам, а то мир не без добрых людей…

И тут встает вопрос: а куда девать все это садово-огородное добро? Можно в магазине сдать в камеру хранения, но на это уйдет время…

Идея! Мешочки кладутся рядом с моей красавицей. Просто и незатейливо: симпатяга-собачка и куча мешочков, пристроенных прямо на полу. Возьми, если сможешь… Нет, лучше сказать по-другому: картина маслом «Угощайтесь!».

Минут через пятнадцать вылетаю из магазина. Сидит, мой ребенок золотой, меланхолично поглядывает на всех.

А вокруг уже собралось человек пять народу. Глазеют. Не часто у нас увидишь собаку, сидящую в окружении симпатичных прозрачненьких пакетиков со снедью.

«Подают собаке, что ли?» — спрашивает один дядечка у стоящей рядом тетечки. Тетя пожимает плечами. Уже отвязывая поводок, замечаю, что рядом стоит еще пара пакетов — не наши. Кто-то воспользовался халявной охраной…

«Варюша, чьи это пакеты?» — спрашиваю у новоиспеченной секьюрити. Она, явно кого-то копируя, пожимает плечами.

Эта история с налетом грусти. Потому что вчера собака сильно проткнула лапу. Уже подходя к дому, наступила на какую-то колючку или гвоздь. К вечеру лапа, видимо, сильно разболелась. Варя лежала, поджав ее, а ходила так сильно хромая, что сердце мое обливалось кровью.

Я, конечно, лапу всю осмотрела сто тысяч раз. Не поймешь — то ли есть прокол, то ли нет… Но когда нажимаешь на подушечку, отдергивает лапу — больно.

Какое это мучительное состояние: знать о чужой боли, даже чувствовать ее, но не знать — как помочь! Позвоним всем, кому могла. Так как видимых повреждений нет, то решили подождать до утра. А на прогулку лапу бинтовать.

Нет, все-таки, если бы не было собаки, ее стоило бы завести! Это дорогого стоит: когда тебе доверяют смотреть больную лапу. Напрягаются от боли, закрывают глаза от страха, но все-таки доверяют! Когда по одному твоему бестолковому зову, припадая, ковыляют через всю комнату. Когда ходят за тобой, хозяином без году неделя, куда бы ты ни последовала. Не ходят, — хромают на трех лапах. Или ползут, упираясь локтями в пол, ползут, потому что хозяин зовет, а больно вставать.

Выползли на свою лужайку (даже больная собака не должна присаживаться на ближайший к подъезду газон, таково мое убеждение. Ну разве что совсем при смерти. Но мы вполне могли доковылять до лужайки).

У всех, кто это видел, в душе родился… ну не стон, конечно, но вздох сочувствия. «Собачка лапку поранила!». А один пацан даже дверь подержал открытой, пока мы по ступенькам поднимались.

Вечером я сделала то, чего мне давно хотелось. Включила телевизор, бросила пушистый плед, которым застилаю кровать, на пол, туда же подушки, улеглась сама и подтянула к себе Варика. Обняла ее за большой, но такой беззащитный, теплый живот с пуговками-сосками, уткнулась носом в шею…

Варик радостно задрыхла, засопела, доверчиво положив голову мне на руку. Рука тут же затекла… Так мы и валялись, разбрасывая вокруг обертки от творожных сырков — гулять так гулять!

Боль в ее лапе как будто чуть успокоилась, и ночь Варя провела спокойно. Спали мы каждая на своем «месте» — все-таки у нас не Калифорния, на полу человекам холодновато. Но утром плед убирать уже не стала. Пущай лежит!

Варик широкий жест зацепила, валялась на пледе во всех позах, делал вид, что спит, пришлось ее даже поднимать на утреннюю прогулку.

Гуляли опять мало и хромая. Но уже без страдания на морде. Надеюсь, такой я ее и увижу сейчас, когда вернусь с работы. Без страдания на любимой плюшевой лукавой чёрной морде.

Лапа, кстати, у нас прошла на удивление быстро… Буквально вечером. Когда на прогулке встретились со знакомым доберманчиком. Варвара, забыв про свои страдания, галопом понеслась к другу. «Хм, — подумала я, — странно. Вчера на лапу наступить не могла, а сегодня скачет как новенькая… Неужели «как на собаке» зажило?» Что это было, я так и не поняла. Поняла только одно — лапы сильно «болят», когда надо идти на тренировку. Ну так ноют, так отваливаются…

Вот и еще одна «хромота» появилась после тренировки, на которой нас гоняли так, что мало не показалось. (Я бы и сама симулировала какой-нибудь шизоидный припадок, если бы это помогло…) Но, надеюсь, столь коварный план — прикинуться инвалидом, посетил только мою, искушенную в поисках отмазок, голову. А Варвара, за неимением доказательств обратного, будем считать, действительно сильно ушибла лапенцию.

Повышенная порция ласк, правильных угощений, пониженных нагрузок и отмена витамина «Р», в простонародье — ремня, должны приблизить выздоровление.

Опять валялись на пледе, который уже прочно прописался на полу. Пихались в бока, боролись в щадящем режиме, лизались, терли за ушами, придумывали всякие смешные прозвища и необидные обзывалки вроде: «А Варька нюхает какашки!». Извините, конечно, за неинтеллигентный юмор, но меня так рассмешила эта обзывалка (что-то вроде детсадовского «А у тебя трусы видно!»), что я хохотала, как ребенок, впервые увидевший «Ну, погоди!».

Варик, которой в общем по барабану и трусы, и название субстанций, которые она нюхает по кустам, просто радовалась моему хорошему настроению, весело открывала пасть и делала вид, что сейчас будет грызть мои руки. Не грызла… Начала, наверное, соображать, что может влететь за неосторожную эксплуатацию хозяйки.

Потом мы валялись на спине, раскинув лапы, высунув языки (причем обе, мне было интересно попробовать — в чем прикол, оказалось, лежать, высунув язык, не сильно удобно). Потом играли в «гляделки», Варька победила. Если смотреть на ее профиль снизу — она похожа на Волка из уже упомянутого «Ну, погоди!». Какая-то карикатурная морда: слегка курносая, с большой кожаной пипкой, редкие колючки усов, карие глаза, брови домиком, потешные складки на лбу. Не хватает только жеваной папироски в уголке пасти. И тельняшки. И кепки, залихватски заломленной на бок. А так — вылитый Волк: хулиганистый, но добрый и бесконечно наивный… Я ее так и зову: «Усатая девочка» или «Волчище».

Но иногда на меня накатывает черная меланхолия и чувство вины. «Хороша, — думаю я о себе, — днем и ночью луплю по клавишам, рассказывая про свою собаку, про наше с ней дивные взаимоотношения и мое су-пер-пупер ее понимание, в то время, когда сама собака, утром гулявшая пять минут и вечером полчаса, все остальное время сидит в дому одинокая». Про пять минут — художественное преуменьшение, но про одиночество — правда. Ничего, Варюха, будет и у нас когда-нибудь полный дом мужей и детей! Будет и у нас Новый год! Все еще у нас будет.

Пишу после двухчасовой прогулки, которую устроила, усовестившись своих же дневных слов. К тому же у нас отменилась поездка на выставку (во-первых, течем, во-вторых, не нашлось к кому подсесть в машину, чтобы отвезли), на сэкономленные деньги купила Варварушке вкусненького.

Девочка нагулялась, поужинала «дичью в соусе», а сейчас лежит на боку, лениво грызет боольшую косточку и удовлетворенно попукивает. Не усвоилась дичь, что ли?… У нас как назло (только я узнала, как вести себя в дождь!) наступило бабье лето.

А фонарик все-таки начну присматривать. И этот, как его, ошейник с мигалками. А лучше с полифонией. Представляете, пришпандорить к ошейнику телефон. Собака только в травке наклонится, ты ей звонишь с тротуара и ядовитым голоском: «Привет, подруга, чем занимаешься?»… А она тебе в ответ бубнит что-то невнятное: пасть-то занята…

Рассказики выложу сегодня. Обещала — сделаю… Сейчас пристрою Варвару набирать, а сама буду ходить по комнате и, заложив руки в проймы жилетки, диктовать…

(Стенограмма): Пишешь? Поехали! Итак… Варя мне тут подсказывает, что мы любим дождь. Пожалуй, соглашусь. Я-то точно люблю, хотя и прозвали меня наши добрые собачники «пчела Майя»: под куртягу надеваю сто пятьдесят свитеров и получается такое бочкообразное тельце на относительно тонких ножках. Да, подчеркни, что «относительно». Украшают композицию не сильно модные резиновые сапожки и зонт. Переваливается по дорожке этакий ворох одежды под зонтиком-грибком, а рядом — босая собака.

Но босиком по лужам — оно даже веселее… да, Варвара? Веселее или нет? Вот и я говорю. Можно с разбегу тормозить, поднимая тучи брызг. Можно замереть посреди лужи и торчать, как маяк на острове, выглядывая одиноких прохожих. Можно бегать где угодно: по грязи, по траве, по земле — после луж все равно. Правда брюхо пачкается, но из этого проблему делает только мама-чистоплюйка. Так, вот этот оборот мне не нравится, напомни, чтобы потом я его переделала. На чем мы остановились? Мама делает проблему… Да и то, когда не торопится на работу. Хотя фланелевой простыней вытрет обязательно.

Да, Варвара любит дождь, и когда семенит рядом, вижу, как она смешно щурится на льющуюся с небес воду. Наверно, улыбается…

Я ужасная лежебока. Но, видимо, за время сна отлеживаю не бока, а уши, потому что утром совершенно не слышу будильника. Посему обновляю их часто: пока не привыкла к новому трезвону, еще есть надежда. Последняя модель звенящего изверга представляла собой конструкцию с пипкой наверху. Он звенит, ты жмешь — вся недолга. Чем быстрее отреагируешь, тем скорее вернешься к своим снам.

Счастье побудки было недолгим. Через пару недель даже его звонка, более схожего с пожарной сиреной, мой слух не воспринимал.

Теперь завожу мобильный. Кладу его на столик рядам с кроватью и, скрупулезно высчитав часы и минуты предстоящего сна, радостно засыпаю. Вчера утром — звенит. Начинаю приходить в сознание. Звенит. Открываю глаза, смотрю на часы и… снова закрываю. Еще пять минут и встану…

Вдруг слышу рядом грохот. Продираю глаза — Варвара сидит у столика и шлепает лапой по телефону! А он, дурачок, звенит, заливается, счастливый, что обратили внимание…

Вот думаю: Варвара ведь регулярно видит, как я мою посуду, и если она такая повторюша…

Когда Варвара подлизывается, она делает всякие трюки. Я не говорю о банальных методах типа сования лапы или заглядывания в глаза. Нет, она относится к делу творчески. Например, подходит, кладет голову мне на колени и, смотря куда-то в пространство, начинает вздыхать на разные лады. Что-то вроде: «И не говори, маманя, такая жизнь пошла… Давай, что ли, погрустим вместе…»

Или плетется на свое место, ложится и лапами закрывает морду. Но из-за лап за мной следит внимательный глаз. И хвост, который в любую секунду готов начать долбиться обо что угодно: об стены, об пол, отбивает чечетку радостного примирения.

Или несет свою порядком изгрызенную косточку и кладет на кухонный стол — на, мол, последнее отдаю, а ты сердишься из-за какой-то ерунды.

Но особенно меня умиляет ее манера подсовывать башку под руку. Я ведь не всегда сажусь на стульчик в коридоре и провожу воспитательные беседы. Иногда в сердцах отмахиваюсь от поросенка, заявляя, что расстроена и видеть «его» в ближайшие пять минут не хочу. Поросенок скрывается с глаз, но через пару минут начинает ходить за мной и подсовывать голову под руку. Тянусь за чашкой, а попадаю в Варвару. За полотенцем — и тут собака. К лампе настольной — аналогично.

А голова у Варвары, надо заметить, приятная на ощупь. Бархатист такая, мягонькая… Ну, а раз погладила, то и дуться уже вроде не с руки.

Так Варвара борется за мир.

У нас с Варварой есть маленькая тайна. Дело в том, что мы — ужасные трусихи. Но, как те два индейца, которые вместе не замерзнут, так и мы вдвоем — сила. Когда я рядом, Варвара может себя перебороть и не трястись от грома, шума поезда или дрели, вгрызающейся в стену. Даже ужасный зонтик, из палки превращающийся в шатер со спицами, кажется не столь опасным, если он в маминой руке. И пустые пакеты, гонимые ветром, и птицы, вылетающие в траве прямо из-под лап, и даже дядьки, которые машут руками, — все это не так страшно, если можно кинуться к родному человеку. И спрятаться за него. Но просто прятаться — это вчерашний день.

Ноу-хау: втискиваться между моими ногами и, зная, что защищена, с любопытством поглядывать в сторону обидчика. Стоять так не очень удобно, но, как трусиха — трусиху, я ее понимаю. Я тоже боюсь дядек с руками. А к такому циклопу с собачьей головой промеж ног — никто не подойдет!

Варваре нравится, как я пою. Я так думаю, что нравится. Иначе она не смотрела бы на меня, поющую, с таким умилением, которое непосвященные могут принять за жалость.

Варвара знает, что всякой песне — свое время. Если затягиваю: «Виновата ли я, что мой голос дрожал…», значит, гулять пока не пойдем.

Если идет тема «Девочка красивая в городе жила, очень неприступная девочка была…», значит, мама всем довольна и сейчас будет ласкаться и чесать за ухом. Из этой же серии куплет «хорошая девочка Лида на улице Южной живет».

Если, не да Бог, с трагичным надломом звучит что-то вроде; «О дайте, дайте мне свободу!», надо сидеть на месте тихо-тихо.

Ну, а если мама поет во все горло, фальшивя, но с явным подъемом: «Встаньте, дети, встаньте в круг!» — все, идем гулять! Там будем скакать! Кидать мячики и перетягивать канаты! Значит, можно громко паять от возбуждения и далее пытаться танцевать: сидя на попе, быстро-быстро переминаться с одной передней лапы на другую.

А кто сказал, что дети в кругу танцуют иначе?

Счастья привалило много и сразу. Закончилась течка, включили отопление, продолжается бабье лето и пришли выходные. Солнце с утра запивает комнату, вставать не холодно, времени много, настроение отличное. Поэтому утренняя прогулка переросла в дневную и могла плавно стать вечерней, если бы так не хотелось есть.

Мы уже уходили с нашего зеленого пустыря, когда туда прискакала веселая Чита — добрейшей души боксер. С хозяином, разумеется. Вслед за Читой неспешно пришей Грей — овчарка. Хозяева поздоровались, собаки понюхались… И еще раз… Разговор между ними состоялся следующий:

— Эй, Чита, а чем это от тебя так вкусно пахнет?

— Да там, в кустах, рыбка протухшая лежит! На солнышке как раз дошла… И никто еще не прознал про местечко! Хозяин отвернулся, а я хотела обваляться — да куда там, только пузом да лапами успела пробороздить! А вы чего тут скучные такие стоите?

— Рыба?! Обожаю рыбу! Счастливая ты, Читка! А мой хозяин глаз с меня не спускает… Ну, после того случая с дохлой кошкой…

— А где, говоришь, рыба лежит?

— Да вон там, в кустах, побежали, покажу!

— Давайте быстренько смотаемся, я палку в зубы возьму, будто играем, а вы за мной!

— Ура! Побежали!

И, сделав пару обманных кружков, вся троица ломанулась к кустам… Лица хозяев спустя пять минут лучше не описывать. И слова. И движения носов. Ни татками, ни салфетками, ни тряпками, ни лопухами, ни перчатками мерзкую субстанцию оттереть не удаюсь.

Варвару спасло только то, что она опять опоздала, и в рыбе оказались только лоб, уши и щеки. Но даже одна «морда лица» пахла так, что домой мы пробирались огородами, чтобы люди не подумали, что идет ассенизатор с собакой-повыдырем.

А дома — сюрприз! Мыться Варя отказалась. Наотрез, упираясь всеми своими «документами» — усами, лапами, хвостом. В ванну такую коровушку мне в одиночку не затащить (проверено уже не раз). В ведре отмывать бесполезно… Оттирать, поплевав на губку, — дохлый номер (хороший каламбур в данном случае). И что прикажете делать?

Заперлись в ванной, чтобы любительница острых ощущений не сбежала, и давай-таки запихивать ее в чугунное корыто… Борцы сумо отдыхают. Далее были переговоры. Уж лучше бы мы боролись. Да, орешек помывки тверд, но мы не привыкли отступать!

Залив весь пол водой из льющегося душа, чуть не опрокинув раковину, мы все-таки пришли к консенсусу: Варвара разрешает помыть голову под краном, даже, фиг с ним, с шампунем и губкой, но за это ее оставляют в покое и дают тот кусок сыра, что завалялся в холодильнике.

Пришлось принять драконовские условия. В результате долгих и водопролитных боев, дурья башка была вымыта. Наспех, конечно, без особого вдохновения, но останки ужасной рыбы удалось сплавить в канализацию.

Никогда не думала, что, наклонившись над ванной и подставив голову под струю теплой воды, буду мыть котелок не себе. И заворачивать полотенце тюрбаном…

Несмотря на наши ути-пусечные внешне отношения и даже на подъемы уже в 8.30 (!), на прочность мы провернем друг друга ежедневно и ежечасно. Перемирие заключается только на время сна, да и то — соревнуемся, кто кого перехрапит. В часы бодрствования приз за упрямство переходит из рук в руки. Точнее, из лап в руки и обратно из рук в лапы.

Я воюю за каждую минуту утреннего сна, ежедневное мытье лап и выполнение команд с первого раза, не взирая на Варварины отговорки про временную глухоту, слепоту и тупоту.

Собака сражается за немытье лап и невыполнение команд ни с какого раза. С лишними минутами сна она иногда готова мириться. Как и с тем, что с ней не делятся едой и просят пройти на «место». В конце концов, на «месте» можно развалиться и лежать, а клянча колбасу, приходится очень сильно прогибаться, что гордым мастифам хоть и не в тягость, но иногда просто лень.

Но тут, решив для себя, что мама — скорее добрая, чем злая, и что есть вещи поважнее умения настоять на кусочке колбасы, Варвара стала наглеть.

Нет, не переть как танк, доказывая свое, а потихоньку, незаметно, точно выверяя миллиметраж, делать то, что хочется. Особенно на прогулках. Ну, рыкнуть на кого-нибудь своим подростковым баском, или рвануться к тому персиковому пуделю, который давно напрашивался, или кинуться под лапы к берну (бернскому зенненхунду)… Короче, борзота по-американски. При этом намерения не обнародуются до последнего. Идет себе собака, цветочки нюхает, от шума машин медитирует и вдруг — рраз! рывок в сторону — и идут лесом месяцы занятий по ОКД.

Сегодня Варвара придумала новую игру. «Зачем, — подумала она, — мне, словно дурочке какой-то, бегать за мячам? Гораздо эффективнее прыгнуть на маму, перехватить ее руку в замахе, сжать посильнее и мячик сам упадет к ногам».

Но мама тоже не дурочка. Поймала собаку в прыжке, обругала грубо и резко и наказала хождением на поводке всю оставшуюся прогулку, в процессе которой доходчиво объяснила, что в следующий раз будет бить. Хотя и несильно, но…

«Следующий раз» наступил через 15 минут. Пришлось девочке не больно, но все-таки всыпать… Так тяпнула меня за руку! Ужас! Я аж взвыла и слезы полились. Какой будет синяк, даже представить страшно! Девочка прижала уши и вперила в меня взгляд, полный страха, упрека и страдания.

Невинно убиваемые младенцы должны пройти курсы овладения мастерством у Варвары. А «NationalGeogrephics», увидев такой кадр из жизни живой природы, лишил бы меня годовой подписки.

Да, наш тренер говорил что-то в этом роде. Мол, собака будет утверждаться, а хозяин должен показать, что он главный.

Но мы вроде все эти выяснения уже проехали. Все-таки 4 месяца вместе. А оказалось — фигушки… Крошит батон Варвара, тянет куцее одеяльце власти на себя… Как бы объяснить ей, что собакам одеялЫ не положены?…

И снова о веселом. Варвара, конечно, упрямая. Но я упрямее. И в той, глобальной, борьбе мне придется победить, чтобы, как дедушке Шарит, не спать на коврике и не получать веником.

Но бывают такие минуты, когда Варвариным придумкам не могу не отдать должное. Шиты они, конечно, белыми нитками, но на том и стоит цирк зверей: животные пытаются схитрить, а люди просекают и смеются.

Расскажу, как Варвара пробирается на кухню, когда там ей быть не положено. Она как-то вся ужимается, пригибается (особенно стараются уши) и боком, боком пробирается… При этом выражение лица такое: я и не собираюсь смотреть, что ты там ешь, мне это вовсе неинтересно — что ты там ешь, и просить не буду, Я ВООБЩЕ ПОПИТЬ ПРИШЛА! И пьет, бедная, давится…

А вчера мы играли в малютку-привидение из Вазастана. Я надела на себя простыню, размахивала руками и прыгала по кровати. А Варвара подвывала — то ли из страха, то ли за компанию…

Маленькие радости большой страны.

Впервые посетили местную собачью площадку, до этого ее стороной обходили, неудобно мне было в сколоченный социум встревать, хотя в Варварином дружелюбии нисколько не сомневалась.

А тут девочка тянет и тянет в ту сторону, тянет и тянет… «Почему бы и нет?» — подумала я.

Уже сумерки, на площадке, вижу, всего две собаченции тусуются, в крайнем случае уйдем огородами… К тому же одна псинка наша знакомая оказалась — мастино наполитано.

Пока мы через травушку пробирались к ним, откуда ни возьмись еще собак восемь прискакало. Мы, видимо, как раз в «час пик» попали. И вся эта разномастная компашка как прилипла к Вариному хвосту, так и гоняла, хозяева еле успевали уворачиваться.

Течка у нас по календарным срокам прошла, а по запаху еще, наверное, нет… Я давай разговоры разговаривать на предмет завязывания контактов с собаковладельцами, а они все стоят, как тычки, каждый сам с собой, и молчат, даже не курит никто.

Представляете картину? Сумерки, собачий клубок и одиноко стоящие люди с неподвижными лицами. Армагеддон какой-то…

Так я и не поняла — то ли мы помешали и все нас не залюбили, то ли тут такой стиль общения.

Отход по плану «В» прошел благополучно. Через недельку еще разок туда сунемся, вдруг там все шутят, смеются и очень рады вновь прибывшим… И лишь в сумерки заколдовываются в статуи с суровыми лицами.

Собственно говоря, я совершенно не в претензии! Еще бы была в претензии! Пришла с собакой «почти в течке» на площадку! Голова-то моя где была?!

Просто написала о своих впечатлениях. То, что не всех и не всегда принимают с распростертыми объятиями, — дело хозяйское. Я даже горжусь отчасти, что именно нам удалось открыть редкие экземпляры необщительных собачников.

А если честно, первое впечатление всегда меня обманывает. И к тому же имею такую способность проецировать свое состояние на людей. Например, тоскливо мне, а кажется, что все вокруг уроды бессердечные, буки нелюдимые. У меня самой, наверное, было состояние не ахти, вот и оговорила людей.

Впрочем, пока туда не возвращались, ничего сказать не могу. А наоборот продолжаю напряженно думать над вопросом — оставлять свет в квартире или нет… Ребята на форуме успокоили немного, но… срочно, срочно нужно обзаводиться Человеком, Который Приходил Бы Домой Засветло и Сидел Бы С Варварой! Некоторые называют это Любовник, некоторые Муж, некоторые — Друг. Неважно! Хоть Вася Пупкин, хоть Виталий Балалайкин! Лишь бы собака не скучала, а статус мы ему придумаем.