Часть 3

В Ростове у трапа самолета Матвеева встретил молодой лейтенант на служебной «Волге».

— Соловьев, — козырнув, представился лейтенант. — Полковник Бахмуров направил меня в ваше распоряжение.

— Полковник Матвеев, — он пожал руку лейтенанту. — Знаете, куда едем?

— Конечно, — лейтенант открыл переднюю дверь «Волги». — Прошу вас, товарищ полковник.

Матвеев сел, и лейтенант тронул машину.

— В первый раз в Ростове, товарищ полковник?

— Да нет. Раньше приходилось бывать, правда, по служебным делам.

Через четверть часа «Волга» остановилась перед огромным трехэтажным особняком с декоративными воротами. Матвеев присвистнул.

— Я вас подожду, товарищ полковник!

Матвеев кивнул. На стук в ворота откликнулся голос с кавказским акцентом: «Кто?» — «Полковник Матвеев из Москвы». Дверь отварилась, показалось небритое лицо кавказца.

— Идите за мной!

Первое, что бросилось в глаза Матвееву, — довольно сильно покореженный спереди джип. По характерным вмятинам и многочисленным дырам в кузове и в окнах автомобиля Матвеев понял, что в джип стреляли из гранатомета. Недалеко от машины пять человек перекидывались в карты, не сводя с него подозрительных взглядов.

— Хапуга! Принимай гостя! — закричал кавказец.

У дверей дома показался мужчина.

— Ручки поднимите! — Хапуга быстро обыскал Матвеева — Следуйте за мной!

Пройдя несколько комнат, — богато обставленных, с множеством декоративных растений, — Матвеев, наконец, увидел Мазурова. Тот сидел на большом кожаном диване, перебинтованная рука его опиралась на подушку.

— Какая встреча, начальник! Заулыбался при виде Матвеева Мазуров. — Сам Матвеев в гости приехал! Скажу братишкам — не поверят!

— Здравствуй, Мазуров, — Матвеев протянул ему руку.

Мазуров в начале театрально прижал здоровую руку к груди, и только потом поздоровался.

— Можно присесть?

— Что за вопрос, начальник.

— Я просил бы не называть меня начальником, — попросил Матвеев. — Времена, когда я посадил тебя, давно прошли. Хотя и приехал я по делу, но визит мой частного характера. Я надеюсь на откровенный разговор. Именно поэтому не вызвал тебя в Москву, а сам приехал в Ростов.

— Слов мудреных сколько! Проще будь! Может, и пойму, о чем ты толкуешь.

— Меня интересует один вопрос, Мазуров. Зачем ты встречался с Дохлым?

— Баньку затопить? А как на счет девочек, начальник? Небось, жене не изменял? Пора прекратить такое дело!

— Перестань паясничать, Мазур! Я сюда не для того приехал, чтобы брехню твою слушать!

— Как на счет помидорчиков, начальник? — продолжал ерничать Мазуров.

— Каких помидорчиков?

— Красненьких. Вкусные!

— А огурчиков нет? — раздражаясь, спросил Матвеев

— Не прогони, начальник! Мясо не купили.

— Похоже, не клеится у нас разговор, Мазуров.

— Так и есть начальник. Урожай хороший. Пшеница высокая. Дожди были.

— А жаль, Мазуров, — усмехнулся Матвеев, вставая со своего места. — Я ведь собирался сказать тебе, кто в машину стрелял, что на улице стоит.

— Подожди, ты о чем толкуешь-то? — остановил Матвеева Мазуров.

— Об урожае.

— Ладно, не прогони за базар, начальник. Скажешь, кто стрелял, в долгу буду!

— Скажу, если ответишь на мой вопрос.

— Базара нет!

— Ты не обманешь, Мазуров? — прищурился полковник.

— Отвечаю, начальник.

— Верю! Дохлый тебя в «Синае» убить хотел, да Стрельников помешал.

— У Дохлого на такие дела кишка тонка. Бандюга он, в вора стрелять не стал бы, — уверенно проговорил Мазуров.

— А как насчет Ираклия? — осторожно спросил Матвеев.

Мазуров вздрогнул.

— Зачем ему меня валить?

— Не знаю, — Матвеев пожал плечами, — но, думаю, это связанно с твоей встречей в Москве.

— А ты не воздух гоняешь, начальник?

— Возле ресторана задержали троих с оружием. Они под Хромым работали. А Хромой с Дохлым в одной упряжке ходили.

— Сам знаю! — отмахнулся Мазуров и тут же задумался: — Может по этому и не пришел, паскуда.

— Так ты с Ираклием должен был встретиться? — догадался полковник.

— С ним. Но вместо него Дохлый пришел. Сказал, что Ираклий в Грузию уехал: что-то там у него случилось.

— А почему ты хотел встретиться с ним, Мазуров?

— Друг мой попросил, Роберт. Под ним армяне ходят. Его ребята фуры проезжие бомбили на трассе. В одну залезли, а пока коробки вытаскивали, тачка московская подкатила. Вытащили их и постреляли прямо на дороге. Тот, что на стреме стоял, слышал, как один про Дохлого что-то сказал. Роберт с ним дел не имеет, вот и попросил меня разобраться, зачем пацанов застрелили. В нашем мире воровать никому не запрещено!

— А что в машине было? Что они там нашли?

Некоторое время Мазуров растерянно смотрел на Матвеева, потом принялся яростно трясти здоровой рукой:

— Паханом живу, а дешевый фраерский кидок не развинтил!

Матвеев уже не слушал Мазурова. То, что ему нужно, он узнал. Полковник встал.

— Ладно, Мазуров. Мне ехать пора. Будь здоров!

Мазуров протянул ему руку:

— С сегодняшнего дня другом тебя считаю. Помог ты мне.

Матвеев пожал протянутую руку.

Едва Матвеев ушел, Мазур вызвал Хапугу и Гришу.

— Слушай сюда! Гриша, езжай к Роберту, скажи: жду, сегодня!

Гриша ушел.

— А ты, Хапуга, — продолжал Мазуров, — узнай наперво, где пацаненок сидит, который Дохлого завалил. Ксиву от меня передай. Тронет кто — сам порешу гниду! — разгорячился Мазур.

— Понял, пахан.

— Дальше слушай, Хапуга. Собирай всю братву, робертовские пацаны еще приедут. На уши Ростов поставьте, но чтобы к завтрашнему дню ни одной твари, которая под Ираклием работает, а городе не было. Кто борзый — валите, остальных — пинком под зад. И еще. Мусоров подключи, пусть все фуры шмонают, а сам цыган потряси- узнай, откуда наркоту берут.

— Да мы и так знаем, пахан, они же нам долю откидывают.

— Дают, но все меньше. Итог — свои каналы прорыли, меня обходят.

— За такие дела мы их всех припрем!

— Цыган не трогай! Узнай только, откуда наркота идет.

— Все понял, пахан.

— Иди! — Мазуров заскрежетал зубами. — Из гранатомета пуляете? Я вам сделаю Новый год!

Матвеев провел бессонную ночь, раздумывая, как поступить в отношении Стрельникова. Дело было практически закончено. Виновность Сергея не подлежала сомнению, но впервые в жизни Матвеев сомневался. Он не знал, как ему поступить. С одной стороны, он хотел помочь Стрельникову, с другой — понимал, что тем самым он нарушит закон. Матвеев еще раз хотел поговорить со Стрельниковым перед тем, как дело окончательно передадут в суд.

Утром он отправился на работу. Там его ждал неприятный сюрприз в лице полковника ФСБ Прохорова. Матвеев пригласил его в свой кабинет.

— У меня есть несколько вопросов к вам, — сказал, присаживаясь Прохоров.

— Пожалуйста.

— Где вы были 13-го мая с 10 до 13 часов? — задал первый вопрос Прохоров.

— На работе, — коротко ответил Матвеев.

— Кто может подтвердить?

— Мой помощник Мишин и секретарь. Может, и другие сотрудники прокуратуры меня видели. А почему вы спрашиваете об этом?

— У вас имелась информация о готовящемся убийстве гражданина Дохлякова?

— Вопрос, по меньшей мере, странный!

— Отвечайте! Да или нет?

— Нет.

— Правда ли, что в убийстве вашего сына обвиняли Дохлякова?

— Да.

— Правда ли, что вы пытались вмешаться в ход дела?

— Это не имеет значения!

— Имеет! У нас есть сведения, что вы пытались вмешаться, несмотря на прямой приказ начальства, которое отстранило вас!

Матвеева охватила злость:

— Да! Пытался! Дохляков убил моего сына!

— Суд решил иначе!

— Суд ошибся!

— Почему вы так считаете?

— Одноклассник моего сына видел, как Дохляков вкалывал ему насильно героин. Он мне рассказал об этом, но на суде выступить отказался. Его запугали. Его и родителей. В 1987 году я посадил Дохлякова за решетку. Он предлагал мне взятку, а когда я отказался, пригрозил расправой. Как вы не понимаете! У него были причины убить моего сына!

Прохоров прищурился:

— Так же, как у вас — убить Дохлякова?

— Я слуга закона!

— Вы не ответили на мой вопрос!

— Полагаю, что ответил.

— Ну, что ж, — Прохоров встал, — надеюсь, мы с вами еще увидимся, товарищ Матвеев.

У Матвеева остался неприятный осадок в душе после встречи с Прохоровым. Он снял трубку и набрал номер.

— Аркаша, Никонов!

— Вася, ты что ли? Куда пропал? Почему не звонишь, не приходишь?

— Потому и звоню. Исправиться хочу, Аркаша. В кафе наше приглашаю. Пивка выпьем, шашлычками побалуемся. Что скажешь?

— Когда?

— Да прямо сейчас.

— Пойдет!

Матвеев положил трубку. Через час он обнимался с другом. Аркадий Никонов был его одноклассником. Матвеева связывала с ним долгая крепкая дружба.

Никонов подозвал официанта:

— Две кружки холодного пива и две порции шашлыка мне. Ему не надо, — Никонов указал на Матвеева, — товарищ- вегетарианец.

— Принесите три порции, — Матвеев улыбнулся шутке.

Они с удовольствием отпили по глотку холодного пива, а вскоре подали шашлык с приправой.

— Рассказывай, что случилось, — сказал Никонов, отправляя большой кусок мяса в рот.

— Ничего, хотел тебя увидеть, — Матвеев последовал его примеру.

Жуя, Никонов рассмеялся:

— Вася, ты только мне лапшу на уши не вешай! Я тебя как облупленного знаю. Говори, а то у меня времени в обрез.

— Сдаюсь, Аркаша, ты прав. Ко мне сегодня Прохоров из вашей конторы приходил, допрашивал меня.

— Причина?

— Убийство Дохлого. Хотел узнать, что я знаю.

— Дохлого убили? — удивился Никонов. — А я и не знал. Кто сделал известно?

— Шестнадцатилетний парнишка.

— Ну и ну, — восхищенно выдохнул Никонов. — Молоток парень. Гнилой был человек Дохлый. Беспредельничал в Москве. Парню медаль надо дать.

— Аркаша, скажи, зачем Прохоров ко мне приходил?

— Как-то связан он с твоим делом, Вася. Это я еще тогда понял, когда мы с тобой Дохлого не смогли задержать. Прохоров помог! Его рука!

— А что он за человек, Аркаша? — поинтересовался Матвеев.

Никонов нахмурился:

— Держись от него подальше, Вася. Я в ФСБ из ментовки пришел, а этот — из ГРУ. Темная личность. Рядом с такими, как он, даже дышать опасно.

— Думаешь, Аркаша, он как-то замешан в ситуации вокруг убийства Дохлого?

— Трупы были? Свидетели?

— Да!

Никонов отрицательно покачал головой:

— Если эти ребята что — то захотят сделать, после них не останется ни трупов, ни свидетелей — ничего, одна пустота.

— Тогда по какой причине он помогал Дохлому? Где связь?

— И не старайся понять, не получится! А если получится, на одном из московских кладбищ появится мемориальная доска с твоим именем.

— После смерти сына я ничего не боюсь.

— И все же будь осторожен в отношениях с Прохоровым, — посоветовал Никонов.

— Буду, — пообещал Матвеев и тут же спросил: — Аркаша, я хочу помочь Стрельникову, но не знаю, как быть. Ведь придется закон нарушить.

— Да не будь ты таким правильным, Вася! Взгляни, что вокруг твориться. Сажают кого? Мелочевку, шпану, детей, которым есть нечего, вот они и воруют. А те, кто кровь людскую и слезы потоками льют, на шестисотых мерсах ездят, виллы строят в Испании. А что парнишка этот сделал? То, что государство должно было сделать. Самоуправство не выход? Тогда где выход? Надо помочь, Вася. И не сомневайся. Это самое малое дело, чем ты отплатить можешь.

— Спасибо, Аркаша! Честно говоря, я и сам так думал. И я помогу! А дальше пусть сам дорогу выбирает.

После разговора с Никоновым Матвеев больше не сомневался в том, что ему делать. Он отправился на Петровку.

Матвеев находился один в кабинете, когда ввели Стрельникова. Стрельников был по-прежнему холоден и молчалив.

— Может, присядешь? — спросил у него Матвеев.

В ответ молчание. Стрельников не сдвинулся с места.

— Как пельмени, понравились?

В глазах Стрельникова застыл удивленный вопрос.

— Я про те, что тебе Ирина Аркадьевна приносит, — пояснил Матвеев.

— Оставьте ее в покое, — отчетливо, с холодной угрозой произнес Стрельников.

— Ты уж прости, — улыбнулся Матвеев, — не могу. Видишь ли, Сережа, Ирина Аркадьевна — моя жена.

Впервые Матвеев увидел, как холодность исчезает с лица Сергея, уступая место растерянности. Матвеев вытащил из портмоне фотографию улыбающегося подроста и положил на стол перед Сергеем.

— Это мой сын! Его тоже звали Сергеем, как тебя. Моего сына убил человек, которого убил ты. Знаешь, Сергей, я не мог посадить Дохлого, хотя знал, что он убийца моего сына. Не было дня, чтобы я не мечтал сделать то, что совершил ты, но у меня духу не хватило. А ты смог! Ты отомстил за своего дядю и за моего сына. Я буду благодарен тебе всегда. Я восхищаюсь тобой. И еще. Не знаю, какое тебя ждет наказание, не знаю, как сложится твоя судьба, но хочу, чтобы ты знал: ты больше не будешь, одинок, Сережа. Отныне у тебя есть семья. Мы с Ириной Аркадьевной всегда будем ждать тебя…

Матвеев не смог продолжать — на глазах появились непрошеные слезы.

— Мне нужно идти, — тихо произнес Сергей.

Матвеев увидел, что Стрельников едва сдерживает свои чувства и не хочет показать свою слабость.

— Иди с Богом, Сережа!

Вызванный конвоир увел Стрельникова.

Через две недели после этой встречи состоялся суд. Сергея приговорили к двум годам лишения свободы и этапом отправили в самарскою колонию для несовершеннолетних преступников.

В середине июня 1993 года на одной из законспирированных квартир около Ленинградского вокзала полковник ФСБ Прохоров заслушивал доклады своих людей. Прохоров восседал за столом в небрежной позе, перед ним сидели четыре человека.

— Что известно из Ростова? — спросил у первого Прохоров.

— Мазуров начал вести активные действия. Он убирает в основном тех, кто работает с Ираклием. Ему помогает местная милиция, которая, ко всему прочему, устраивает обыски проезжающих автопоездов.

— Есть провалы?

— Ни одного. Поставки идут по графику.

— Отлично.

— Однако существует опасность разоблачения. Людям Мазурова удалось разыскать двух цыган, которым Дохлый продавал наркотики. Они могли видеть схему провоза. Если так, то Мазур, скорее всего, узнает обо всем.

— Так я же приказывал: никаких действий во время маршрута! — повысил голос Прохоров. — Как вы могли прошляпить такое!

— Мы следили за машинами в определенных точках. По-видимому, Дохлый сгружал товар где-то между ними.

— Мы не можем допустить утечки. Если Мазуру станет известно о наших действиях, возникнут огромные проблемы.

— Ликвидировать Мазура?

— Ликвидируйте цыган. Тем самым мы предотвратим утечку, а пока Мазур будет выяснять отношения с цыганами, Ираклий сам с ним разберется. Кстати, что там по Ираклию? Спросил Прохоров второго.

— По Ростову — ничего, — ответил тот, — ему не до Мазура. Ираклию удалось подмять под себя две бригады в Тольятти. В данный момент он занимается еще одной, самой крупной бригадой Моченого, которая контролирует ВАЗ. Требует с них пятьдесят процентов доли. Однако известно, что Моченый наотрез отказался платить. После отказа Моченого Ираклий послал в Тольятти Касыма. Для каких целей — пока не известно.

— Не вмешивайтесь в события, — приказал Прохоров, — только следите! А что по Стрельникову узнали? — спросил он у третьего.

— Несколько дней назад осудили. Никаких контактов с группировками. Дохлый убил его дядю — лесника, Стрельников отомстил.

— Закройте эту тему, она нам не нужна. И займитесь Матвеевым. Я хочу знать о нем все: куда ходит, с кем дружит, что любит, даже какой туалетной бумагой пользуется. И последний вопрос- это профессор Никольский.

— Наотрез отказывается от сотрудничества, — доложил четвертый. — Он отклонил предложение об освобождении сына из тюрьмы. Считаю невозможным уговоры.

— Никаких действий против Никольского не предпринимать без моего приказа. Все на сегодня. Встречаемся ровно через неделю. Если ничего экстренного не произойдет.

В четверть часа езды от Самары в стороне от жилых кварталов была расположена колония для несовершеннолетних преступников. Колония представляла собой квадрат, окруженный высокими стенами. На территории колонии разместились несколько зданий: здание администрации колонии, библиотека с читальным залом и кинозалом, казарма для солдат внутренней службы, спортзал, несколько мастерских, а также самое длинное здание — в нем обитали сами преступники.

Здание было разделено на восемь помещений, каждое из которых имело свое название. Кроме того, здесь имелись туалет, общая душевая, комната для проведения досуга, где стоял телевизор, и просторная столовая. Сами обитатели колонии, а здесь их находилось около ста двадцати человек, называли помещение бараком.

Хотя, справедливости ради, нельзя не заметить, что колония для несовершеннолетних сильно отличалась от взрослых зон не только обстановкой, но и относительной свободой передвижения. Воспитанников, правда, под охраной, не раз выводили в город. Или устраивали им походы по грибы в ближайшие леса. Наверное, поэтому колония напоминала не тюрьму, а скорее, охраняемый интернат. Возраст обитателей колебался от четырнадцати до восемнадцати лет.

25 июня 1993 года около двух часов дня почти все осужденные собирались на летней спортплощадке во внутреннем дворе колонии. Ежедневно — разумеется, только в летние дни — они проводили время на воздухе. Начальство колонии поощряло спортивные увлечения своих воспитанников.

Наигравшись в футбол, ребята, разбившись на группы, разбрелись по площадке. Одни отдыхали, другие вели оживленный разговор. В центре одной из таких групп, развалившись на скамье, полулежал долговязый парень по прозвищу Шнырь. Он был самым старшим в колонии. Ему должно было исполниться скоро восемнадцать лет, после чего оставшиеся три года наказания ему предстояло провести на взрослой зоне.

Шнырь являлся неприкасаемым авторитетом в колонии, так называемым смотрящим, и имел очень хорошие связи на воле. Вокруг него, как сейчас, всегда собиралось человек тридцать — сорок, которые ловили каждое его слово. Стоило Шнырю кому — то из ребят дать команду, они тут же выполняли ее. Все знали: ослушавшегося ждет наказание.

Пока блатные — так их называли — вели свой разговор, немного в стороне расположилась другая группа. Человек двадцать — их называли молокососами, так как они были младше других — курили сигареты. С завистью глядя на окружение Шныря, еще одна группа, человек пятнадцать, молча сидела в одном из углов площадки. Это были чмошники, самая низшая каста в колонии. Даже молокосос мог наехать на них, не опасаясь последствий.

И отдельно от всех на скамейке сидели двое семнадцатилетних парней. Они составляли резкий контраст между собой. Один — невысокий, худой, с правильными чертами лица, по прозвищу Махно. Другой — высокий, здоровый, с огромными кулаками, сила, которого вошла в шутку здесь, в колонии, имел кличку Барракуда. Оба лениво потягивались на пригретых солнышком скамейках и вели беседу.

— Арбат где? — спросил Махно.

— В библиотеку пошел, — отозвался Барракуда. — В натуре придурок. Учиться хотел — надо было в институт поступать, а не сюда на каникулы приезжать. Знаешь, ведь Арбат попал сюда случайно.

Махно лениво махнул рукой:

— Ладно, глохни, Барракуда, не то расплачусь от жалости к Арбату. Эх, скукота…

— Эй, Махно! — позвал его со своего места Шнырь.

— Чего тебе родимый? — отозвался Махно

— Айда ко мне, а то скучно!

— Ты мне за веселье не платишь, Шнырь!

— Харю начищу, Махно!

— Телохранитель не позволит, — Махно показал на Барракуду, — да и мамочке расскажу, она тебя, хулигана, за уши оттаскает.

Шнырь, а вместе с ним и его окружение загоготали. Махно и Барракуда встали и подошли к Шнырю.

— Глядите, пацаны, у Махно мамочка появилась!

— И помечтать нельзя? Так и быть, пацаны, расскажу анекдот.

— Вали, — милостиво разрешил ему Шнырь.

— Здорово, Вован, — Махно помахал рукой солдату внутренней службы Вавилову, которые в это время нес службу на вышке и внимательно следил за происходящим.

Вавилов нахмурился, услышав приветствие Махно. Он недолюбливал его и, откровенно говоря, было за что.

— Спецом для тебя анекдот, родной. Хочу показать свою скрытою любовь к мусорам, прошу прощения, к нашей родной и всеми любимой милиции.

— Хорош трещать, Махно, анекдот выкладывай!

— Так, значит. Сидят двое зеков на берегу реки. Один другого спрашивает: «О чем мечтаешь, братан?», тот отвечает: «Вот бы сейчас кораблик приплыл и меня прямиком домой к жене отвез. А ты о чем?» — «А я представил: вот бы сейчас мимо нас менты в гробах проплывали». Первый его упрекает: «Зачем ты так говоришь? И среди них есть хорошие люди». — «А я что говорю: хорошие менты в хороших гробах пускай проплывают».

Вокруг грянул хохот, ребята попадали на землю. Шнырь держался за живот. Барракуда дернул Махно за руку: «Глянь на Вована!». Махно посмотрел и увидел, как Вован снял с плеча автомат и направил его в их сторону.

— Не понтуй, Вован, все одно не выстрелишь, — крикнул ему Махно.

Тот сделал вид, будто не слышит Махно, вздернул автомат на плечо и отвернулся.

В это время к Шнырю подошел один из молокососов и услужливо протянул сигарету. Шнырь взял ее, и тут же несколько человек чиркнули спичкой. Шнырь затянулся и выдохнул клубок дыма.

— Махно, давай сюда чмошников, — приказал он.

— Он тебе не шестерка, — раздался голос Арбата, который вернулся из библиотеки. Твердым шагом он подошел к Шнырю.

— Тогда сам сходи, — Шнырь хищно прищурился.

— Тебе надо, ты и сходи!

— Борзый ты больно, Арбат, пора тебе на место показать! — Шнырь поднялся.

Все его окружение только и ждало знака, чтобы кинуться на Арбата.

Вмешался Махно:

— Да ладно тебе, Шнырь, не кипятись. Сейчас схожу, какие проблемы!

Но Шнырь уже подал знак, и блатные, как свора собак, бросились на Арбата. Арбат до колонии занимался боксом и успел нанести несколько ударов, прежде чем его повалили на землю и стали избивать. Барракуда и Махно бросились на помощь Арбату. Барракуда сразу же оттащил двух напавших за шиворот, но на него тут же навалились шестеро, и ему самому пришлось отбиваться. Махно так и не добрался до Арбата — ему сразу же разбили лицо в кровь.

Послышался резкий свисток охраны, но прежде чем охранники появились на площадке, блатные бросили троих друзей лежащими на земле и разбежались врассыпную, всем своим видом показывая, что они не имеют к происходящему никакого отношения.

Охрана ушла, так и не добившись ничего. Как всегда, виновников не было. Пострадавшие сказали, что упали со скамейки и разбили себе лицо. Все трое под ехидные взгляды блатных пошли в туалет умываться.

— Надо было тебе против Шныря выступать, — трогая разбитую и опухшую губу, упрекнул Махно Арбата.

— Я ему не раб и вы не рабы! — отозвался Арбат, подставляя голову под струю холодной воды.

— Да пойми ты, дурья башка! Шнырь от вора поставлен колонию смотреть. Против них не попрешь!

— Мне до них дела нет, я просто хочу, чтобы нас не трогали. Может, Шнырь и главный, то вы мои друзья.

— Когда вас бьют, мне плевать, кто это делает, я просто даю им в морду, как могу, — вмешался Барракуда, меньше всех пострадавший в потасовке и нанесший самый значительный урон нападавшим.

— Все одно, пока Шнырь здесь, нельзя с ним воевать, — стоял на своем Махно.

— А кто воюет? — разозлился Арбат. — Он сам лезет, все время задирается.

Спор прервало сообщение о прибытии пятнадцати новичков.

Тюремный автобус въехал во двор колонии. Задняя дверь автобуса открылась. Раздалась команда сопровождающей охраны, приказывающая выходить.

Сергей выходил четвертым. Когда прозвучала его фамилия, он на секунду остановился, распрямляя затекшие ноги и руки. В то же время он получил сильный удар в плечо, и над его ухом раздался громкий голос: «Двигай, гаденыш!». Повинуясь инстинкту и не думая о возможных последствиях, Сергей резко развернулся и нанес удар по челюсти охранника. Тот свалился как подкошенный, из носа и рта показалась кровь.

Стрельникова сразу же скрутили и отвели к начальнику колонии. Подполковник Рыхлый был краток: «В карцер!»

— Что будешь делать? — спросил Рыхлого его заместитель Васин. — Дело возбудишь?

— Нет, зачем, — ответил Рыхлый. — Мы не в концлагере находимся. Бить и оскорблять осужденных ребят нам права не давали. Пусть посидит трое суток. После этого поймет, что можно делать, а что нет.

Перед ужином Махно, несмотря на возражения Арбата, примирился со Шнырем. Тот благосклонно принял руку дружбы. Затем Шнырь торжественно объявил о начале праздника по поводу приема прибывших в коллектив. Ведущим праздника он назначил Махно. Новичков построили по одному возле входа в столовую. Все остальные в столовой выстроились в две параллельные колонны. Разрыв между ними составлял один метр. Махно и Барракуда стояли у двери первыми. Арбат не принимал в этом участие.

Шнырь поднял руку, и по его знаку Махно заговорил:

— Господа фраера, мелкие бродяги и честные голодранцы! От вашего имени открываю прием в честь прибытия новых страждущих в коллектив. Блатных ждет понимание, молокососов — неуважение, а чмошникам выражаю свою глубокую жалость. Погнали!

Прибывшие заходили по одному в столовую, попадая под град щелбанов. Первым был Махно, затем Барракуда, а уж потом все остальные, когда новички проходили между ними.

— 14-й! 15- й… — Махно заглянул за дверь. — Сказали, вроде пятнадцать прибыло. Где 15-й, желторотики?

— В карцер отправили, — отозвался один из них.

— Ничего, — Шнырь махнул рукой. — Устроим встречу отдельно.

Когда начался ужин, по установленному порядку чмошники подходили к столу Шныря и оставляли свою порцию компота и котлету, которые тут же распределялись среди блатных. Чмошники ели постную кашу и запивали ее водой.

После ужина Шнырь собрал всех в душевой. Махно и Барракуда тоже пришли. Чмошники стояли испуганные, сжавшись в углу.

— Ты, — показал Шнырь на одного из них в очках, — иди сюда!

Мальчик, испуганно озираясь, вышел вперед.

— Где бабки, чмо? — в упор спросил его Шнырь.

— У меня их нет. Мне некому присылать. Мама в больнице, а кроме нее ни кого нет.

— Я же тебе сказал, паскуда, чтобы деньги были сегодня! — угрожающе выдохнул Шнырь.

Мальчик от страха закрыл руками лицо

— Пожалуйста, Шнырь, не бей меня! Я правду говорю — мама в больнице…

Шнырь нанес первый удар, за ним начали бить блатные. Они ударами загнали свою жертвы в одну из душевых.

— Вали Шурика! — закричал Шнырь.

Удары сыпались один за другим. Наконец Шнырь приказал прекратить избиение.

— Жду три дня, Шурик. Не будет бабок — встретимся еще раз. И вы, — Шнырь угрожающе направил палец в сторону перепуганных чмошников, — если не заплатите на месте Шурика будете. Пошли!

Избитый мальчик, сжав колени, горько плакал. Вода лилась ему на голову, разбегаясь тысячами капель и смешиваясь с кровью. «Не могу так больше жить!» — шептал тихо мальчик, сотрясаясь в рыданиях.

Махно и Барракуда вернулись в барак, где в одиночестве сидел Арбат и читал книгу.

— Что за сходка была? — спросил Арбат.

— Шурика избили.

— Опять! Ну и гад же этот Шнырь. Знает же, что парень отчима убил за то, что мать избивал до полусмерти. Она шесть месяцев уже в больнице лежит. Денег нет, помочь не кому. Может, и на ноги не встанет… Откуда у него бабки возьмутся, если единственный родной в таком состоянии!

— Это не наши проблемы, Арбат! — вяло отмахнулся Махно

— Не наши проблемы, — повторил вслед за ним Арбат.