"Плохая война" - читать интересную книгу автора (Вячеславович Зубков Алексей)

Глава 3 «Дай нам Бог сто лет войны…»

«Дай нам Бог сто лет войны и ни одного сражения», как говорили в шестнадцатом веке.

Самое интересное на войне — это когда противник еще где-то за горизонтом, а жалование уже платят. А еще веселее, когда армия уже встала лагерем в каком-нибудь живописном месте и ждет, когда враги соизволят самолично пожаловать в гости. А враги, понятное дело, не торопятся. На войне вообще никто не торопится, кроме швейцарцев, но они-то, дикий народ, никакого комфорта не признают и даже обозом себя не стесняют.

Лагерь ландскнехтов это для своего времени чудо по уровню организации. Еще не во всех армиях великих империй солдаты умели держать строй, а здесь даже шатры поставлены ровными рядами, строго по чину. Рыцарские — побольше, поярче с гербами и с флагами, офицерские поменьше, со своими украшениями, солдатские и вовсе простые. А чей это шатёр, такой чистенький, полосатенький, прямо не шатёр, а конфетка? Только герба на нем для полной красоты не хватает. Это господина профоса[9] шатёр. Звонких талеров у него полно, а титула нет. А ему и не надо, он и так важная птица.

В шатре настоящая мебель из морёного дуба: сундуки окованные, стол на изогнутых ножках, кресла с резными спинками, даже настоящая двуспальная кровать. На полу медвежья шкура. На кровати шёлковые простыни и огромное тёплое одеяло. Под одеялом спит, разлегшись по диагонали, Марта — жена профоса. Законная супруга, а не какая-нибудь обозная девка. А мужа под одеялом уже нет, он с утра пораньше к интенданту с ревизией отправился. Мужа и вечером допоздна не было, он на нарушителей воинской дисциплины охотился. Тяжело быть женой трудоголика.

— Доброе утро, фрау Марта! — это девушка из полевого кабака завтрак принесла. Кувшинчик сливок, сыр, горячие булочки.

Марта села на краю кровати и потянулась. Девушка посмотрела на нее с завистью и любопытством. Мало кто в лагере в такие годы, а Марта разменяла уже четвертый десяток, мог похвастаться такой фигурой и таким здоровьем. Талия тонкая, грудь объемная, высокая, кожа светлая, нежная, волосы густые, тяжелые. Если к чему придраться, так это, во-первых, к тому, что волосы рыжие, а сейчас модно волосы выбеливать всякими не к обеду помянутыми натуральными средствами[10], и во-вторых, к росту. Пять футов девять дюймов — многовато для женщины. Большинство мужчин в лагере были ниже, а женщины так и почти все смотрели на Марту снизу вверх.

А вот и муж, лёгок на помине. Высокий и статный, подходящая пара для Марты. Одет по последней ландскнехтской моде. Красный дублет, весь изрезанный, из-под дорогого пурпурного бархата выглядывает белейшая шёлковая подкладка. Пришнурованные к дублету штаны до колена с такими же разрезами, тонкие чулки в вертикальную красно-белую полоску. Тупорылые тапочки, состоящие из подошвы, пятки и маленького куска кожи на носке, едва закрывающего пальцы, держащиеся на ноге при помощи ремешка с пряжкой. И огромный красный бархатный берет, закрывающий половину лица. Точнее, место, где была половина лица, потому что левее носа лицо выглядит как сплошной ожог, а место, где положено быть левому глазу, скрывается под черной повязкой.

— Доброе утро, Марта!

— Доброе утро, Маркус!

— Покушала? Одевайся, пойдем поединок смотреть.

— Какой еще поединок? Лучше бы мне внимание уделил! Никакой супружеской жизни!

— Потом. Оберст[11] просил присмотреться к Максимилиану из Нидерклаузица, сыну барона Фердинанда. Сегодня у Максимилиана поединок с ди Кассано и он поставил боевого коня против полного доспеха.

— Ди Кассано я видела, он скучный. Выигрывает только потому, что у него всегда доспехи лучше, чем у соперника. А Максимилиан это такой симпатичный молодой человек, который в первый день провел шесть боев подряд и все выиграл?

— Он самый. А тебя я вечером отшлепаю, чтобы поменьше на мужчин заглядывалась.

— Ладно-ладно, отшлепаешь и еще сделаешь всё, что захочешь. Лишь бы ты был со мной. Сейчас одеваюсь и идем.

Упомянутый Максимилиан на войне времени зря не терял. Пусть охоты нет никакой, звери разбежались, зато турниров конных и пеших сколько хочешь, вино рекой на выбор любое и девки поинтереснее крестьянок.

Здесь талант нашего героя раскрылся по-настоящему. Мало кто выдерживал пеший поединок против Макса с двуручным мечом. Хотя по традиции турнирный поединок требует равного оружия, но неофициально выходили противники и с поллэксом[12], и с двуручным мечом, меч-баклер, меч-павеза. Мало кто из них выдерживал больше трех минут. Сам Максимилиан ударов пропускал мало, а которые и пропускал, на те не очень-то реагировал. А уж побороть его в доспехах никто не мог. По сравнению с мастерством Антуана из предыдущей главы, уровень Макса весьма невелик. Но вот силы у него не в пример больше. А ещё он хорошо держит удары, поэтому может не утруждаться уворачиваться или парировать каждый удар, ограничиваясь принятием вражеского клинка вскользь на доспех.

Конечно, были бойцы и получше, но в молодежных забавах они не участвовали. За исключением одного.

Главная проблема — доспех часто чинить приходилось. Потому-то Макс и принял пари — поединок на поллэксах не на количество ударов, а до победы и подаренный отцом породистый жеребец против полного доспеха аугсбургской работы. Кони в шестнадцатом веке некрупные, непросто найти подходящего для всадника, который ростом хорошо выше среднего и неслабого телосложения. На таком рыцаре и доспех тяжелее доспеха для обычного человека. Так что всего через неделю после того, как старый барон подарил сыну боевого коня, появился герольд с вызовом и предложением условий. Противник — граф ди Кассано, тот самый высокий рыцарь со свежим шрамом на щеке, которого мы уже встречали в прошлой главе. Почему вдруг он? А почему нет? Центральная Европа не так уж велика, рыцарство — не самая многочисленная часть населения, а больших любителей пешего боя ещё меньше и все они регулярно встречаются друг с другом на предмет скрестить мечи или других видов средневекового досуга.

За пару часов до боя к Максимилиану подошёл высокий оберст ландскнехтов, телосложением напоминающий самого Макса, только на двадцать-тридцать лет старше и на двадцать-тридцать килограммов хороших мышц тяжелее. Точнее возраст определить сложно, как это часто бывает с мужчинами, ведущими здоровый образ жизни, обогащенный серьезными физическими нагрузками. Внимательный наблюдатель отметил бы указывающие на не первую молодость морщинки в уголках глаз, но в этом случае поправка на возраст означает, что оберст мог бы положить обоих участников грядущего поединка не двумя ударами седельного меча, а тремя-четырьмя.

— Позвольте представиться, Андреас фон Хансберг. Слышал, как Ваш отец ругался, решил посмотреть, с чего бы это он.

Макс с любопытством оглядел собеседника. Одет дорого, но неярко. Черный дублет, черный бархатный флэтрок с алыми полосами, черный объемный берет. Когда-то черный цвет считался уделом рыцарей-храмовников, дававших обет бедности, и крестьян, но изобретение красителей, дававших не темно-темно-коричневый и не темно-темно-серый, а насыщенный и устойчивый черный цвет, уже в начале шестнадцатого столетия сделало черный одним из привилегированных цветов в гардеробе высшего света. Поверх флэтрока на скромной перевязи устроился, как ни странно, короткий катцбальгер[13]. Вообще-то этот воин наверняка предпочитает поллэкс или седельный меч, но подобное оружие не предназначено для ношения с костюмом, а катцбальгер, кроме основной и декоративной функции оружия ещё и показывает окружающим, что его владелец имеет отношение к ландскнехтам.

Рыцаря в черном сопровождала свита: высокий офицер, одетый в типично ландскнехтский костюм с нетипично широким использованием шёлка и бархата и в надвинутом на левый глаз огромном красном берете, женщина в таком же берете и характерном платье кампфрау, шествовавшая справа от офицера, и скромно одетый человечек, в котором на первый взгляд была видна его невоенная сущность, а по запаху угадывалось, что это, скорее всего, доктор.

— Максимилиан фон Нидерклаузиц — в ответ представился Макс, — да, Вы же знаете. А отец вообще-то добрый, наверное, не верит, что я чему-то научился.

— Ему обидно, что Вы сделали ставку на этого жеребца почти сразу после того, как получили его в подарок. Зря не цените, большому человеку нужен конь под стать, иначе смешно получается, поверьте моему опыту. А итальянец силен. Конечно, до Антуана Бурмайера ему далеко, но я бы на Вашем месте не был так уверен.

— Итальянец как итальянец, видел я его. Он слишком активно защищается от колющего удара в лицо и левый наплечник у него очень большой и ограничивает движения. Не думаю, что смогу сколько-нибудь повредить его доспех, поэтому попытаюсь вымотать его и повалить.

— Даже не думайте. Выносливость у Вас может быть и выше, но Ваш доспех, не в обиду Вам будет сказано, против поллэкса в таких руках долго не выдержит. А насчет «повалить» тоже забудьте. Повалить человека борцовским приемом легко, когда он равного с Вами веса или легче. Когда на нем доспех, это не в пример сложнее. И Ваш доспех нисколько Вам в борьбе не помогает, даже наоборот. Лучше попытайтесь взять его на болевой прием, вроде того, которым Вы победили того парня из Кёльна позавчера.

— Можете обращаться ко мне на ты, учитывая разницу в возрасте и положении это будет более уместно. А итальянца теперь я точно повалю. Специально, если принято считать, что это так сложно. Сложные приемы — показатель мастерства, не так ли?

— Не совсем так. Попытайся, конечно, но если надумаешь насчет болевого, лучше лови его за правую руку. Ран не бойся, если ранят, постарайся не показывать вида, у меня здесь лучший врач в нашей армии.

Маленький спутник фон Хансберга смущенно заулыбался и закивал. Оберст продолжил.

— У меня и профос самый лучший.

Макс перевел взгляд на красно-белого офицера. Тот с чувством собственного достоинства ответил легким наклоном головы. Уж чего-чего, а собственного достоинства у него хватило бы на трех рыцарей и ещё бы осталось. Эта должность предполагает каждый день оценивать на глазок то, что Фемида аккуратно взвешивает на своих весах. Выше профоса — Бог, Император и оберст, но никто из них не обсуждает его решения, и солдаты это знают.

Жена профоса, как Макс определил женщину в платье кампфрау, производила не в пример более приятное впечатление. Почти новое платье из тонкой шерсти, на котором чередовались горизонтальные красные и белые полосы, было туго стянуто шнуровкой на животе и подчеркивало крутые бедра и тонкую талию. Портной предусмотрел шнуровку и выше живота, но не предусмотрел, что платье будет надевать женщина с такими формами, поэтому на груди края разреза не сходились. Зато красная полоса, проходившая от нижнего края немаленького прямоугольного декольте до талии, которая, как известно, у платьев первой четверти шестнадцатого века все ещё завышенная, была украшена рядом вертикальных разрезов, через которые открывался замечательный вид на высокую грудь, скрытую под полупрозрачной шёлковой нижней рубашкой.

Если бы фрау была на полфута ниже, то Макс подумал бы, что она полная и не в его вкусе, но длинные ноги в дополнение к тонкой талии делали её высокой и стройной. С заметной задержкой подняв глаза от разрезов на платье, Максимилиан встретился взглядом с женщиной и отметил, что, судя по глазам, она заметно старше его, но такую милую улыбку он не видел ни у одной молоденькой девушки. На фоне весьма скромного платья несколько неуместно выглядел вышитый золотом кошелечек на поясе, а ещё более странно — толстая золотая цепь на шее и несколько увесистых золотых перстней на пальцах. Цепь наводила на мысль о морском флоте, и Макс чуть не рассмеялся, обнаружив, что лежащая на высокой груди кампфрау золотая штуковина, прикрепленная к этой цепи, формой и размерами очень напоминает якорь.

Марта улыбнулась ему в ответ. «Хороший парень. Говорят, у него до сих пор нет постоянной женщины. Повезёт кому-то», — подумала она.

— Фердинанд с сожалением отметил, что ты предпочитаешь воевать в пешем строю — продолжил беседу фон Хансберг — почему бы тебе не пойти в ландскнехты? У меня найдется для тебя подходящая должность. В ландскнехтах можно стать героем ничуть не хуже, чем в кавалерии.

— Да я, в общем, ещё не думал — ответил Макс, переводя взгляд на собеседника, — но предложение интересное. Если, конечно, отец не возражает.

Едва Максимилиан раскланялся и отправился облачаться в доспехи, оберст повернулся к своим спутникам.

— Что скажете? Густав?

Доктор начал доклад в характерном медицинском стиле, как будто о состоянии своего пациента.

— Молодой человек не вылезает с ристалища, но до сих пор находится в добром здравии. Я бы предположил, что он неплохо знаком с высоким искусством фехтования. Судя по следам помады на щеке и легкому покраснению глаз, полночи он… хм… не спал, но того, что осталось, ему хватило, чтобы выспаться. Я, конечно, не одобряю подобного несерьёзного отношения к грядущему поединку, но среди благородной части населения этого лагеря хорошим тоном считается засыпать с рассветом и просыпаться с полуднем. Например, сеньор ди Кассано придерживается именно такого расписания.

— Хорошо. Маркус?

Профос прищурил глаз, как будто прицеливался. Выдержав небольшую паузу, он неспешно изложил свои наблюдения.

— Прирожденный воин. Двигается очень легко, не устаёт, новые приемы схватывает на лету. Отец его недооценивает — дисциплину можно вбить в любого суслика, а фехтованию некоторые учатся годами и погибают в бою раньше, чем чему-нибудь выучатся.

Оберст кивнул и из вежливости обратился к Марте.

— Марта?

— Я вот боюсь, не натворил бы он чего. Не похоже, что он проводил вечера над книгами по военной науке.

— Будем учить. Соображать он должен нормально, фехтование требует не меньше ума, чем любое другое общение с людьми.

Незадолго до полудня на нехитром огороженном ристалище собрались зрители, благородные и не очень, герольд в гербовой накидке объявил начало боя.

Оба бойца были примерно одного роста и использовали почти одинаковое оружие. Равные стартовые условия — скорее правило, чем исключение для описанного времени. По взаимной договоренности рыцари могли использовать разное оружие или облегчать доспехи, но сегодня участников поединка вполне устраивают стандартные условия.

Доспехи участников поединка заметно отличались и по качеству и по внешнему виду. У молодого рыцаря старомодная миланская кираса со следами многочисленных ремонтов, такие уже лет десять, а то и все двадцать, как перестали делать. Шлем, вполне приличный немецкий салад, тоже давным-давно был снят с производства, а хорошее состояние этого экземпляра объяснялось тем, что он недавно был вытащен на свет божий из замкового арсенала, где спокойно лежал последние пару десятков лет. Латные руки в немецкой традиции, когда наплечники, налокотники и наручи соединяются невидимыми снаружи кожаными ремешками. Кисти защищались недавно купленными новыми латными рукавицами, состоящими из десятка узких шарнирно соединенных поперечных полос. Ножные латы были сделаны в миланском стиле, который кардинально не менялся уже лет семьдесят, хотя знающий человек без труда определил бы, что они относятся к тому же периоду, что и кираса.

Другой боец был экипирован не в пример лучше. На нем тот же турнирный доспех от Миссалья, что был во время боя с Бурмайером, выполненный в характерно итальянском стиле, с элегантно закругленными контурами всех деталей и без единого острого угла. Кираса, что характерно для шестнадцатого века, была надета поверх латного ожерелья. Огромные наплечники, требующие немалого мастерства для подгонки таким образом, чтобы не стеснять движения, полностью закрывали проймы кирасы. В конструкцию наплечников входили и вертикальные пасгарды, защищающие шею от горизонтальных ударов. Шарнирные сегментные налокотники не оставляли уязвимых мест даже с внутренней стороны локтя. Тяжелые латные рукавицы имели необходимый минимум деталей и внушали уверенность в своей способности выдержать удар любым оружием. Латные ноги — проверенной миланской конструкции, но качество изготовления заметно выше, чем у противника.

Зато оружие у бойцов было почти одинаковое. Характерные особенности поллэкса (pollaxe) это головка (poll) в виде топора или молота с задним шипом или крюком. Почти всегда есть шип на верхушке оружия, а часто и шип на нижнем конце древка — подток. Помимо этого, древко оснащалось металлическими полосами, называемыми лангетами, спускавшимися от головки оружия вниз по сторонам древка, и предназначенными для защиты его от ударов. Отдельные образцы имели также рондели (металлические диски, насаженные на древко) для защиты кистей рук. По иллюстрациям можно предположить, что длина древка могла изменяться от 150 до 210 см. Специалист по фехтованию древковым оружием Пьетро Монте в 1509 году отдельно отмечал, что поллэкс должен быть на одну ладонь длиннее роста его обладателя.

Поллэкс создавался с целью повредить доспех или нанести оглушающие удары, если доспех нельзя пробить. Повреждение доспеха достигалось протыканием его с помощью верхнего шипа или шипа на задней стороне головки, дробящими ударами топора или молота. Эффективность этого оружия хорошо видна на иллюстрациях к учебнику Талхоффера, где результатом технически правильного удара полэксом по одоспешенному бойцу неизменно считается пробитый доспех и кровавая рана.

Если кто-то думает, что поллэкс — такая штуковина, которую надо тупо поднимать над головой и с силой опускать на противника, то он сильно ошибается. Фехтование древковым оружием в поединке требует не меньшего умения, чем фехтование мечом. Только стиль будет другой, большее значение по сравнению с клинковым фехтованием получают захваты оружия, а также появляются приемы с использованием зацепов противника топором или крюком на обухе.

Бой начался с очень активного и эффектного обмена ударами. Рыцари били друг друга с большого замаха и кололи верхним шипом и подтоком. Сразу обнаружилось, что сеньор Ди Кассано несравнимо сильнее привычной турнирной молодежи, у него за плечами десяток лет опыта и поединки с лучшими бойцами. К тому же, его доспех не только заметно красивее, но и заметно легче, чем старый отцовский, подогнанный под размеры Макса городским кузнецом. Зато на стороне юноши молодость и адреналин, которые иногда значат больше, чем всякие объективные преимущества.

Удары ударами, но взять защиту поллэксом можно ничуть не хуже, чем мечом. До цели дошло меньше четверти ударов и уколов. Доспех от Миссалья выглядит как новый, весь ущерб — пара скромных вмятин. Зато доспех Макса уже безнадежно испорчен — кираса пробита в двух местах, забрало перекошено, левая рукавица смята и не разгибается, левый набедренник пробит, и по ноге под доспехом течет кровь. Если бы герольд разглядел эту рану, он бы остановил бой, но кровь на красных чулках не бросается в глаза, а герольд собирается остановить бой после ещё одного удара в мятое забрало.

Ди Кассано, хотя его доспех и невредим, чувствует себя ничуть не лучше, чем его молодой противник. Всего один удар, пришедшийся сбоку в голову, стал причиной кровавого тумана в глазах, а мысль о том, как бы не наблевать в шлем и тем самым потерять лицо, стала важнее, чем мысль о победе.

В результате, через пару минут после начала поединка, оба бойца по разным причинам пришли к выводу, что не стоит пытаться измотать противника, а лучше раскрыть его хитрым приемом и положить одним верным ударом. Попытка, вторая, третья — ничего. Один очень опытен, другой молод и быстр.

Максу пришлось тяжело — итальянец показал такой уровень мастерства, что только удачей можно было объяснить, что бой ещё продолжается. Руки устали, раненая левая нога еле слушается, в голове уже гудит, нет никаких сил ни парировать удары, ни уворачиваться, ни уж, тем более, принимать удары на доспех. Остается только попробовать силы в борьбе, если, конечно, сеньор ди Кассано изволит подпустить на короткую дистанцию.

Повезло. Оппонент тоже уверен в своих борцовских навыках. В узких прорезях турнирного армета глаза итальянца на долю секунды слегка расширились от удивления самоуверенностью юноши, сразу же удивление сменилось уверенностью в победе. Сцепились, попытка зацепа крюком, захват древка, контрприем, удар древком в забрало, удар подтоком в бедро…

Исход боя решил один-единственный захват даже без броска (из многократно читаных учебников, упомянутых в первой главе). Большой и тяжелый человек в доспехе не может легко и просто перекрутиться, чтобы избежать травмы сустава при болевом удержании. А наплечник, сделанный со знанием средневековой эргономики с целью обеспечить максимальную степень свободы в плечевом суставе, не способен помешать выкручиванию руки. Ди Кассано провёл прием на обезоруживание, Макс, не стараясь удержать свой поллэкс, перехватил правую руку противника левой за локоть, правой за запястье и с силой повернул её против часовой стрелки. Прием уже удался, победа очевидна, герольд бросает жезл. Но Макс не видел герольда и не успел мгновенно остановиться, а, услышав команду, довёл начатое движение до конца. Противник упал с коротким криком боли.

Победа. Ничего более важного сегодня уже не будет. Неожиданно дала знать о себе левая нога под смятым набедренником. Победитель сразу после того, как герольд объявил, что бой окончен победой баронета фон Нидерклаузиц, медленно осел на землю. Перед глазами поплыли цветные круги, шары, красные шары с вертикальными разрезами,… что? Зрение сфокусировалось на находившейся на расстоянии вытянутой руки объемной груди жены профоса.

Фон Хансберг легко поставил Макса на ноги одной рукой.

— Молодец. Отцу твоему я так и сказал, что Ди Кассано силен, но по сравнению с тобой он какой-то сонный. И что он тебя непременно ранит, я тоже угадал. Сейчас наш Густав тобой займется.

— Да-да, непременно, — суетливо залепетал медик с каким-то странным акцентом.

Доктор нетерпеливо присел, ощупывая раненую ногу победителя. Макс сначала одной, потом двумя руками попытался открыть забрало или сложить подбородник[14], но не смог, настолько были повреждены подвижные детали. Оберст тоже попытался и тоже не смог, потом повернулся к своим спутникам.

— Маркус, поможешь ему снять доспехи и проследишь, чтобы все было в порядке.

— Легко, герр оберст.

Профос не стал пытаться что-то починить прямо на месте. Вместо этого он левой рукой потянул за заднюю часть шлема вниз, а правой вытащил нож, просунул его между шлемом и подбородником и аккуратно разрезал ремешок, после чего спокойно снял шлем. Одновременно его жена присела рядом с доктором и аккуратно расстегнула все крепления набедренника на раненой ноге. Картина, которую увидел Макс, опустив глаза, произвела на него незабываемое впечатление. Марта подняла голову и увидела неприкрытое восхищение в его глазах. Оба одновременно перевели взгляды на Маркуса, держащего острый нож в дюйме от шеи победителя.