"Сиракузовы против Лапиных" - читать интересную книгу автора (Длуголенский Яков Ноевич)4. Велогонка (продолжение)Дома я сказал Вере что Сиракузовых надо поставить на место. Я ничего не имею против незнакомых мне Кеши и Виктора, но наших Сиракузовых надо поставить на место. — Как? — спросила Вера. И тогда я сказал ей, что уже придумал. Главное у велогонщиков — это поломки и проколы. Велосипеды мы, конечно, ломать не будем, а вот шины, возможно, проколем. — Как? — опять удивилась Вера. — С помощью гвоздиков. Мы разбросаем на дороге гвоздики, и когда Сиракузовы появятся в нашем городе, они проколют себе шины. — Жалко ведь, — тихо сказала Вера. — Ничего. Им поставят новые. — Да не шины жалко, — сказала Вера, — а Сиракузовых… Кешу этого и Виктора… — А мне, думаешь, не жалко? — сказал я. — Люди много дней несутся к финишу, а мы их прокалываем гвоздиками… Конечно, жалко! Но я просто не знаю, как поставить иначе Сиракузовых на место. Сегодня в классе они, например, заявили, что это будет у них вторая золотая медаль. Первую они, мол, получили на вторых Олимпийских играх… — Врут, — безнадёжно сказала Вера. — Конечно, врут. Вот и надо поставить их на место. — Конечно, жаль Кешу и Виктора, но с гвоздиками ничего не выйдет, — подумав, сказала Вера. — Гвоздики, чтобы на них наехали, должны стоять торчком. — Мы их вобьём в асфальт шляпками… — Затупятся, — сказала Вера. Поразмыслив, я вынужден был согласиться (всё-таки Вера кое-что соображала) и предложил другой план: — Тогда мы вобьём эти гвоздики в дощечку, положим эту дощечку на дорогу, и Сиракузовы, которые пойдут первыми — ведь они же лидеры! — на неё наступят… — Объедут, — сказала Вера. — Увидят и подумают: «Что там за дощечка?» — и объедут. Определённо, Вера и тут больше меня соображала. И тогда мне пришло в голову купить металлическую щётку, примерно такую, которой чистят коней. Тут-то они её не объедут: увидят — щётка как щётка — и не объедут. — А как ты её положишь? — спросила Вера. — Металлической частью вверх, — сказал я. — Я про другое, — сказала Вера. — Как ты её положишь? Ведь люди кругом будут… — А я встану у самой кромки шоссе и будто бы уроню. Тут уж Вера ничего не смогла возразить, и я стал думать, где взять теперь такую щётку. Потому что коней в нашем городе не было и в магазинах такие щётки не продавались. Я решил сходить к Ферапонту Григорьевичу. — Ну, поздравь, — увидев меня, сказал он, — меня, кажется, включили в штаб. — Да нет же, — сказал я, — вас в штаб не включили. Включили тётю Розу. Я не хотел огорчать его, но я ничего не мог поделать. — Разве? — удивился он. — Тогда куда же меня включили? — Помогать тёте Розе. — Ага, значит, всё-таки включили… — Он повеселел. — Но ты хорошо сделал, что пришёл. Я хочу посоветоваться с тобой… — Я тоже, — сказал я. — Ты о чём? — Где достать щётку, которой чистят коней. — А я про другое. Помнишь, я рассказывал тебе историю… гм-гм… про банку Лафонтена? — Помню… Конечно, помню! — сердито сказал я. Но он не обратил на мою сердитость внимания. — Так вот, я записал всю эту историю на бумаге. Получилось пять страниц. Может, послать куда-нибудь эту историю?.. — Куда послать? — не понял я. — В детскую газету или в журнал… Тут до меня дошло: — А вы что, хотите, как Михайла Михайлович, стать писателем? — Нет, про это я не говорю, — сказал он. — Ни я, ни Михайла Михайлович, насколько я знаю, не собираемся становиться писателями… Он просто пишет научную книгу, а я просто хочу послать то, что я сделал, в газету или в журнал… Тётя Роза говорила, что однажды ты посылал что-то такое… Я покраснел. — Ну, посылал… — Про поэтический опыт Сиракузовых я ему не стал рассказывать. — Заметку про нас и про Сиракузовых… что, мол, живём мы в городе, где половина всех жителей — это или Лапины, или Сиракузовы… — Ну и что? — с интересом спросил он. — Сказали, чтоб не баловался… — Боюсь, меня тоже отругают, — вздохнул он. — Так что ты говорил про щётку? — Которой коней чистят. — А у вас что, кони завелись? Я оглянулся на дверь, проверяя, не подслушивают ли Сиракузовы, а потом начал объяснять, зачем мне эта щётка, но Ферапонт Григорьевич остановил меня: — Не трудись, я знаю. Ты хочешь подложить её Сиракузовым. — Верно, — сказал я. — Они на неё сядут, а ты будешь смотреть, что из этого получится. — Не сядут, а наедут! — сказал я. — Чем? — удивился Ферапонт Григорьевич. — Колёсами! — Ах, ты вот про что, — сообразил Ферапонт Григорьевич и нахмурился. — А я думал, ты про наших Сиракузовых… Чем же Кеша и Виктор заслужили от тебя такой подарок? — Ничем, — покраснел я. — Я тоже думаю так. Парни жмут на своих велосипедах от самого Ленинграда, никогда до этого ни тебя, ни меня не видели, и вместо первого рукопожатия ты подкладываешь им щётку!.. — Но ведь Сиракузовы… — Они такие же Сиракузовы, как я — Лапин. Седьмая вода на киселе нашим Сиракузовым. Можешь спросить у бабушки Василисы: в её инвентарной книге всё записано. Впрочем… — Он посмотрел на часы. — Скоро обеденный перерыв, и я, если ты не возражаешь, могу пойти с тобой… Через полчаса мы сидели у бабушки Василисы. — Вы слышали про велогонку? — спросил Ферапонт Григорьевич. — Конечно, — сказала бабушка, — и готовлюсь: вместе со всеми буду махать… — А вот он… собирается подложить Сиракузовым под колёса железную щётку. — Майн гот! — сказала бабушка. — Зачем? — Из-за наших Сиракузовых. Думает этим их наказать. — Но ведь они не имеют никакого отношения к нашим Сиракузовым! — сказала бабушка. — Пусть уж он лучше мне подкладывает эту щётку! — Да зачем вам? — сказал я. — А как ты ко мне относишься? — Очень хорошо! — сказал я. Бабушка удовлетворённо кивнула. — А почему? — спросила она. — Потому что я твоя бабушка? — Не только поэтому, — сказал я. — Тем более, что ты скорее бабушка Сиракузовых. Ферапонт Григорьевич улыбнулся, а бабушка Василиса сказала: — Но если говорить строго, им я тоже не бабушка. Просто я ношу их фамилию. — Как — не бабушка? — удивился я. — Сейчас объясню… — Она полезла в сундук и вытащила оттуда свои инвентарные книги (так я их впервые увидел) и раскрыла одну. — Вот тут всё записано про Сиракузовых и Лапиных, начиная с восемнадцатого века… — И это всё ты записывала? — разглядывая старинные буквы, спросил я. — Ты хочешь сказать, я родилась в восемнадцатом веке? Тогда мне сейчас должно быть… — Она задумалась. — Около двухсот семидесяти лет, — подсказал Ферапонт Григорьевич. — Но мне всего семьдесят. Эти записи делали другие люди. Их давно нет, а я храню и продолжаю вести третью книгу… Так вот, я была замужем за Иваном Ивановичем Сиракузовым, а он не состоял в прямом родстве ни с Лапиными, ни с Сиракузовыми. А я вообще Горохова… это моя девичья фамилия… — Она улыбнулась. — И только выйдя замуж за Ивана Ивановича, я появилась в этой книге… Так что ни тебе, ни Сиракузовым я, строго говоря, не бабушка… — А кто же ты? — спросил я. — Да бабушка, бабушка! — сказала она. — Кто же ещё? Вы так считаете, я так считаю, и это самое главное. Только не надо подкладывать ничего велосипедистам Сиракузовым… Они тоже считают всех нас своими родственниками, и это самое главное!.. — Если считают, то почему писем не пишут? — сердито сказал я. — А вот за это мы их, конечно, отругаем… В общем, выходило, что мы все — родственники, но если строго придерживаться инвентарных книг, то давным-давно стали чужими. Это меня здорово напугало: я не мог представить себе чужой бабушку Василису или Ферапонта Григорьевича, не говоря уж про этих жутких Сиракузовых… — А про олимпийскую медаль там ничего нету? — показывая на книги, спросил я. — Сиракузовы говорили, что один из Сиракузовых завоевал её на скачках… — В каком году? — спросила бабушка. — В тысяча девятьсот шестом. Бабушка полистала одну книгу. — Верно, — сказала она. — Один из Сиракузовых участвовал в Олимпийских играх, но занял там лишь тридцать второе место. — А сколько было участников? — Тридцать два и было, — сказала бабушка. Ферапонт Григорьевич захохотал, а я подумал, что ничего другого и не следовало ожидать от Сиракузовых. Когда я пришёл домой, Вера спросила: — Ну, достал щётку? — Какая щётка! — сказал я и, видя, что Вера ничего не понимает, добавил: — Я не буду им ничего подкладывать… |
|
|