"Сиракузовы против Лапиных" - читать интересную книгу автора (Длуголенский Яков Ноевич)

6. Парикмахерская

— А почему вы в школу ходите теперь отдельно? — спросил меня Михайла Михайлович Зарынкин.

— Так, — сказал я, совсем не думая, что на следующий день он пошлёт нас всех троих к тёте Галине в парикмахерскую.

Возможно, это было только совпадение, а возможно, он надеялся, что по дороге мы помиримся.

Дело было так. На географии, изучая природные ресурсы, я получил вдруг записку от Сиракузовых. «Некоторые говорят, — писали они, — что у них пропало кресало. А зачем ты вчера приходил с кресалом в парикмахерскую, а?»

Я разозлился и ответил: «Не был я вчера у парикмахерской. Я там давно уже не был».

— Кстати, о парикмахерской, — отбирая записку, сказал Михайла Михайлович. — Всем троим вам пора подстричься. Вы заросли.

И после уроков мы отправились стричься: Сиракузовы по одной стороне улицы, я — по другой. Сначала мы шли не торопясь, как бы соблюдая дистанцию, но потом, видно, решив опередить меня, Сиракузовы галопом бросились по улице и прямо ворвались в парикмахерскую.

— Это моё кресло! — заорали они и, путаясь в дверных портьерах, ринулись занимать места.

— Да вы что? — хватаясь за кожаный ремень, о который точат бритвы, спросила их тётка Галина. — Не знаете, как нужно входить в парикмахерскую? А если бы тут был народ?

И тут вошёл я.

— Кто последний? — услышав все эти переговоры, вежливо спросил я.

— Вот как нужно входить в парикмахерскую! — заявила им тётя Галина и, смахнув с кресла одного из Сиракузовых, сказала мне: — Садись!

Я сел.

— Как подстричь? — всё ещё сердито спросила меня тётя Галина.

— Под барана его, — ответили за меня Сиракузовы.

— Отправляйтесь за портьеры, — ответила им тётя Галина. — Я думаю, — не обращая больше на них внимания, продолжала она, — хватит носить тебе чёлку. Ты уже в пятом классе.

— В пятом, — сказал я.

— Большой парень.

— Большой, — сказал я. — А что мне носить?

— Канадскую скобку.

Я замер. Сиракузовы тоже. Канадская скобка — это как раз было то, о чём мы неоднократно просили тётю Галину.

— Это как раз то, что тебе надо. Лицо у тебя худощавое, сам ты тощий, а волосы тёмные.

— Тёмные, — на всякий случай взглянув на себя в зеркало, сказал я.

Тётя Галина осторожно повернула мою голову двумя пальцами, прикидывая, вероятно, как лучше стричь.

И наконец взялась за машинку.

Увидев машинку, Сиракузовы перестали строить мне в зеркало рожи и уставились на этот стрекочущий агрегат, от которого, вероятно, ожидали чуда: мол, сел в кресло Алёша Лапин, а вышел из парикмахерской коза козой.

И чудо свершилось. Правда, не то, о котором мечтали Сиракузовы. Минут через десять тётя Галина вытряхнула меня из вафельной салфетки и я глянул на себя в зеркало: передо мной стоял незнакомый худощавый подросток с умным приятным лицом. Серые внимательные глаза тоже источали разум. Волосы были подстрижены по всем правилам канадской скобки.

— Нас тоже так, — поспешно сказали Сиракузовы тётке Галине.

Молча я прошёл мимо них.

Молча, сомкнутым строем, прошли они мимо меня к креслу.

А когда назавтра я пришёл в школу — на их остриженных головах болтались трафаретные чёлки.

— Мэ-э-э-э!.. — не скрывая своей радости, сказал я им.

А они, сжав зубы, мне ответили:

— Увидим, что он запоёт в субботу, когда мы выйдем играть против них в городки!