Петров Владимир Федорович

Всплытие

Аннотация издательства: В книге севастопольских авторов воспроизводятся героические страницы истории отечественного флота. В повести «Всплытие» освещены малоизвестные события 1907-1909 гг., связанные с зарождением подводного флота на Черном море. Герои — подводники-добровольцы, рисковавшие жизнью для освоения принципиально новых морских судов.

Петров В. Ф. Всплытие

Всплытие

Пролог

Осенним утром 1907 года катился по Тавриде необычный железнодорожный состав: за паровозом — наглухо запечатанный товарный вагон, следом — открытая платформа, на которой громоздилось нечто внушительное, длинное, укрытое брезентом; и замыкал короткий состав желтый спальный вагон. На крупных станциях эшелон не останавливался да на малых тоже подолгу не задерживался и весь путь от Балтийского до Черного моря одолел за какие-то сорок с небольшим часов. Видно, были обстоятельства, которые заставляли маленький похожий на черного жука паровоз торопко крутить колесами.

Наш эшелон бодро катил по сложным и, увы, неславным страницам истории России. Болью поражения в Японской войне, разочарованием в недавней революции, повальным отречением от опасных, как показала жизнь, идеалов свободы веяло с этих страниц. Но даже когда умирают идеалы, остаются законы механики, по которым крутятся паровозные колеса. Они-то и влекли сейчас за собой платформу с запеленутой в брезент подводной лодкой «Лосось».

Куда? Зачем?

После Цусимы россияне с горечью постигли: флота больше нет. «От флота остались одни адмиралы», — грустно обронил изрядный русский корабел и острослов Кази. Флот нужно было создавать заново.

Но какой? И нужно ли вообще? Мнения троились.

«Россия страна сухопутная, ей нужна крепкая армия, флот вообще не нужен», — гудел горластый дядька царя, великий князь Николай Николаевич. Царь от него отмахивался: нужен флот, нужен.

Другой великий князь, шеф флота Алексей Александрович, мужчина корпулентный, ориентируясь, надо полагать, в основном на свой семипудовый вес, ярился и стоял на строительстве флота мощного, броненосного. Николай II слушал тоскливо: где взять денег? Поди, на эти самые броненосцы Морское ведомство запросит пару сотен миллионов. А после Японской войны казна пуста, как голова этого Алексея Александровича.

Кази — царь к его мнению прислушивался — настаивал на флоте минном, малотоннажном, зато многочисленном. Алексей Александрович — «семь пудов августейшего мяса», как однажды прилепил ему кличку тот же Кази, — сопел и стоял на своем.

— Ваше высочество, — выпалил в сердцах корабел, исчерпав все логические аргументы, — вообразите, что вместо рекрутского набора вы раскормили Голиафа ростом с гору, одели в панцирь — ничто его не берет, — и вдруг накануне сражения он, подлец, обожрался и у него понос — что вы будете делать?

Августейший шеф флота задумался и, честно припомнив, что сам порой оказывался в пикантном положении объевшегося Голиафа, сдался.

Царь облегченно вздохнул и волеизъявил: быть флоту минному и подводному!

Интерес к боевому подводному флоту возник во многих странах как-то сразу, в начале 20 века, века гонки вооружения. Восемь пудов пироксилина, которые одной только самодвижущейся миной Уайтхеда (так тогда назывались торпеды) можно скрытно вмазать в борт противника, — не шутка. А если этих мин несколько? Не все державы делали одинаковую ставку на подводное оружие. Немцы и британцы пока ориентировались на крупные линейные силы. Зато во Франции и Италии фантазия конструкторов Лабефа и Лауренти была неистощима, там вовсю клепались подводные лодки — ныряющие, полупогружные и других оригинальных проектов. «Подводные лодки годятся только для защиты гаваней, — недальновидно заявил тогда обычно дальновидный немецкий адмирал Тирпиц, — пусть иностранцы рискуют людьми и деньгами для этих опытов».

Россия решила рискнуть. И не было в этом ничего странного: так же естественно, как текут со Среднерусской возвышенности к разным морям могучие русские реки, так и нация, разрастаясь по их течению и мужая, исторически закономерно должна была в конце концов к этим морям выйти. Но, овладев морскими берегами, их надо было защищать. И не только с суши, не только с морской поверхности, но и из-под воды. И потому, едва успев выйти в начале 18 века к Балтийским водам, русский человек сразу же стал думать, как овладеть морскими глубинами. В 1724 году крестьянский сын Ефим Никонов исхитряет «потаенное судно», сиречь первую русскую подводную лодку, на палубе которой устанавливает связку медных труб, начиненных селитрой! (Нераскрытая тайна: уж не первая ли это в мире ракетная подводная лодка?). В 1866 году по проекту И. Ф. Александровского строится подлодка с механическим двигателем, работающим на сжатом воздухе, вслед за ним, в 1884 году, С. К. Джевецкий создает лодку с электрическим двигателем, питающимся от аккумуляторной батареи. И все это — в нищей России, в других странах пока ничего подобного нет! Наконец, Иван Григорьевич Бубнов совместно с инженером Беклемишевым конструируют и в 1903 году спускают на воду первоклассную по тем временам боевую подводную лодку «Дельфин», по своим качествам ничуть не уступающую заморским образцам. Русские рвутся под воду. Но Россия была бы не Россией, если бы делала ставку лишь на своих умельцев. Одновременно с выдачей серийного заказа Бубнову были заключены контракты на строительство трех лодок в Германии, у Круппа, а также на дюжину американских субмарин солидной фирмы «Голланд» и не ахти какой солидной лесосплавной (!) конторы Симона Лэка. Странно, не правда ли? Россия покупает оружие за границей. Во все времена ни одна страна мира не желала усиления России. Какого же качества оружие могла ожидать она в подарок от Запада?

Сверхдорогие германские унтервассерботы оказались с сюрпризом: мина Уайтхеда нового образца, 1903 года, не засовывалась в минные аппараты. Аппараты оказались ровно на три вершка короче мин! «О, майн гот, — разводили руками аккуратные немецкие инженеры, — ми сделал, как ви хотел». Действительно, на проектных чертежах стояли согласующие подписи русских специалистов из Морского ведомства. Специалистов, командированных за границу, увы, не по признакам компетентности — по родственным связям. Зато немцы, не имевшие до того опыта подводного судостроения, понаторев на щедром славянском заказе, вовсю пошли строить уже для себя лодки знамени той серии «U».

Американцы же, — о, Веспасианово «деньги не пахнут» янки могли бы смело начертать на своем звездно-полосатом флаге, — урвав за свои субмарины хороший куш из русского несытого морского бюджета, бессовестно выторговали у японцев взятку в три миллиона долларов за обязательство затянуть постройку лодок до окончания русско-японской войны. Обязательство это они «честно» выполнили, а под занавес сняли топографический план Либавского военного порта, где Лэк достраивал свои субмарины, и выгодно загнали этот план германской военной разведке — заодно с секретными чертежами своих субмарин.

Вот так, увы, заканчиваются мезальянсы сопящей кондовой тупости с утонченной подлостью.

Тем временем Бубнов успел спустить на воду пятнадцать своих подводных лодок.

В итоге Россия, уступая лишь Франции, вышла на второе место в мире по численности подводного флота: к концу 1906 года она имела 29 подводных лодок, дюжину из которых, впрочем, через несколько лет пришлось списать в металлолом.

Подводные лодки базировались в Либаве и Владивостоке. Вообще говоря, в те годы их столько раз перебрасывали по чугунке с Запада на Восток и обратно, что у подводников количество наезженных железнодорожных верст во много раз превышало протяженность миль наплаванных. Зато японская и германская разведки приходили в отчаяние от безуспешных попыток постичь смысл этих перебросок. Загадка славянской души, — разводили они руками.

Ах, как были хрупки и ненадежны эти первые ныряющие стальные скорлупки водоизмещением всего-то в 100- 200 тонн. Но на них плавали особенные люди. Прежде всего потому, что они добровольно избрали себе рисковый подводный жребий. И матросы и офицеры. Под таинственный свод моря шли энтузиасты, романтики. Поначалу романтиков были сотни. После гибели экипажа «Дельфина», в 1904 году, половина из них покинула подводный флот. Тоже добровольно. Зато остались романтики мужественные, высшей пробы. Но даже не это, пожалуй, было сутью подводников. Демократизм. Демократизм во взаимоотношениях офицеров и матросов. Немыслимый в условиях флота надводного. Ничто так не сближало людей, как подводная лодка. Одна общая судьба, впрессованная в тесную стальную оболочку, один в скромном кипарисовом окладе образ Николы Морского над глубиномером, один общий! камбуз, один (да извинят меня дамы) красной медью сияющий подводный унитаз и тридцать кубометров отравленного воздуха — поровну, честно, на всех членов экипажа. Фанаберия надводного золотопогонства была бы тут просто смешна и неуместна. Все были на виду друг у друга, все друг друга прекрасно знали и не то чтобы уважали в современном смысле слова, но были крепко привязаны один к другому, ибо «член экипажа подводной лодки, не пользующийся признанием и авторитетом среди офицеров и нижних чинов, — как говорилось в «Положении о прохождении службы в Подводном плавании» от 1906 года, — подлежит списанию с нее». За 13 лет существования царского подводного флота никогда никто из офицеров-подводников не опозорил себя рукоприкладством.

Но покуда я испытывал терпение читателя экскурсом в прошлое, наш эшелон проскочил первый туннель перед Севастополем. Подводники приникли к окнам. В глаза плеснулась изумрудная зелень Севастопольской бухты.