Петров Владимир Федорович

Всплытие

Аннотация издательства: В книге севастопольских авторов воспроизводятся героические страницы истории отечественного флота. В повести «Всплытие» освещены малоизвестные события 1907-1909 гг., связанные с зарождением подводного флота на Черном море. Герои — подводники-добровольцы, рисковавшие жизнью для освоения принципиально новых морских судов.

Петров В. Ф. Всплытие

Всплытие

В городе

Офицеры постоянно подшучивали над Несвитаевым: схимник-сидень.

— Если вы, Алексис, променяв прекрасный пол на дурацкую трубу, которую изобретаете, рассчитываете на оной трубе въехать в рай, то помните, — язвил Аквилонов, — после того как бог с сатаной, порвав дипломатические отношения, четко поделили сферы своих влияний, и сатанаил перетащил в свое ведомство все грехи и соблазны — в раю стало ох как скучно!

— Да я — в католическое чистилище, пожалуй, поначалу, — улыбался инженер, — а там посмотрим, налево иль направо.

— Ну, ну.

Аквилонов садился за пианино, напевал насмешливо:

— Господа, — гудел Борщагин, — а не махнуть ли нам вечерком к мадам Рекамье?

— Как так можно, Наполеон Савватеевич, — смеялся Несвитаев, — а как же Тверь? А как же распрекрасная невеста ваша, Гликерия Спиридоновна, которая, по вашим словам, возжигает?

— Алексис! — кричал неугомонный Аквилонов. — Запомни: мужчина — светильник, женщина — спичка, которая светильник возжигает, но нельзя же всю жизнь возжигаться от одной спички! Едем, господа, едем к мадам Рекамье! И берем с собой Несвитаева и отца Артемия!

Он вскочил на стул и выбросил вперед правую руку:

— Да здравствуют бордельезы — эти алтари противоскучия! Хочу — и в мирре смрадной ясно видеть, и, лик узнав, что в ликах скрыт внезапным холодом обидеть нагих блудниц воскресший стыд!

Несвитаев не обижался на офицеров, знал, за ерничеством, за внешней бравадой, за гусарством — толковые, преданные подводному делу специалисты, неплохие товарищи и, главное, думающие люди. Вон Мантьев — усовершенствовал перископ Герца, Подгорный переделал минные аппараты системы Леснера, Сережа Кукель пишет учебник для электриков-подводников, даже беспечный Аквилонов прекрасно знает минное дело, а когда остается один, извлекает из пианино не канкан, но романсы Гурилева, Булахова, Донаурова. Ну а что касается вольности поведения, что ж, проблемы пола разрешаются нынче запросто — по Арцыбашеву и Вербицкой. К тому же, как говаривал отец Несвитаева, радости жизни природа отпускает молодости в кредит, за них в старости человек расплачивается болезнями — с процентами! Несвитаев не принимал участия в похождениях своих товарищей, может быть, потому, что занят был постоянно чем-то.

Но однажды, в воскресенье, наконец решил отправиться в город. Один.

— Алексис, помни, — напутствовал его на дорогу Аквилонов, — в Севастополе около двух тысяч торговых заведений, но единственное, где с нами всегда расплачиваются за наши деньги сполна — бордель. Приличных здесь из шести — два. У мадам Акуловой девочек зовут выспренне: Галла, Изотта, Мирра, Виша; у мадам Рекамье — на библейский лад: Суламифь, Юдифь, Вирсавия, Ависсага... Алеша! — кричал он уже вдогонку Несвитаеву. — Превыспренность — это для грубых пехотинцев, нас флотских, должно влечь божественное...

Не повезло Несвитаеву: стоял великий пост, город выглядел полусонным, редкие прохожие с постными лицами спешили по своим делам.

А зима уже прошла, небо сияло удивительно чистой южной синевой, ощутимо пригревало солнце. «Ну хоть с городом познакомлюсь», — решил поручик.

А город — красивый, чистый современный город из белого камня — и состоял-то (таким было первое впечатление Несвитаева) из трех главных улиц, окаймлявших подошву престижного городского холма, на котором, брезгливо поджав лапки, расположилось все белокостное, голубокррвное, элитное.

Инженер не без интереса, но довольно быстро, обошел треугольник улиц. Кинематографы — их было два — по случаю поста были, конечно, закрыты, сорванные афиши свидетельствовали, что тут недавно демонстрировался живой иллюзион «Поцелуй Мей Ирвин и Джона Раиса». Дворянское собрание приглашало всех желающих (до событий 1905 года могло ли быть такое — «всех»?) за полтинник посетить лекцию коллежского асессора Плищенко: «Женщина — с биологической точки зрения. С показом интересных туманных картинок».

Севастополь — город флотский, отцы города — военные, это ощущалось во всем: в строгой планировке построек, в чистоте и порядке на тротуарах, в полном отсутствии пьяных на улицах (Несвитаев просто не знал, что севастопольские забулдыги в те времена как огня боялись трех главных улиц, они квасили по периферийным питейным точкам, коих было в Севастополе более трехсот), во встречающихся чуть не на каждом шагу флотских чинах, в особой подтянутости городовых, в расклеенных на афишных тумбах циркулярах и распоряжениях Начальника гарнизона и Градоначальника. Один из них Несвитаев пробежал глазами: «...требую от нижних чинов, а также прочих лиц, следующих на подводах, мажарах и проч. громоздких повозках, равно как и от гражданских извозчиков, чтобы при езде по улицам города они в точности исполняли указания полиции относительно направления и скорости езды и чтобы они по Нахимовскому проспекту, Б. Морской и Екатерининской улицам всегда ездили шагом». Подписано Градоначальником, капитаном 1 ранга фон Мореншильдом.

— Почему у вас в городе военные всем командуют? — обратился Несвитаев к рядом стоящему городскому посыльному в красной шапке, который по складам вслух читал этот циркуляр.

— Потому как у нас всему голова их превосходительство адмирал Цивинский, Начальник гарнизона, а Городской голова — не голова, а шляпа, — очень бойко выдал тот, а у самого в шалых глазах черти хохочут.

«М-да, своеобразный город», — подумал поручик.

Но было все же в Севастополе такое, что имели далеко не все крупные города Российской империи. Трамвай. В самом Петербурге рельсовую конку влекла еще пока лошадиная упряжка, а здесь уже несколько лет как денежные сборы горожан, вложенные в Бельгийское акционерное общество, надежно запрессовали лошадиные силы в тугой электрический барабан, бойко толкавший по рельсам ажурные вагончики — от вокзала в гору и по кольцу трех главных улиц.

Однако приспела пора перекусить. Офицеры, помнится, хвалили Ветцеля, расположенного возле Морского собрания на Екатерининской. В пустом зале ресторации перед Несвитаевым бесшумно возник кельнер с бритым лицом лютеранского пастора.

— Кровавый ростбиф по-гамбургски?! — изумился официант, воздев глаза а-ля страждущий Христос. — Как можно такое! Великий пост!

Несвитаев, как военный, привыкший поститься лишь последнюю неделю перед пасхой, огорчился.

— Неужели у вас тут целый месяц одними рисовыми котлетами обходятся?

— Отчего же?! — в голосе кальнера искренняя обида за фирму. — Есть рыбка, пожалуйста, на выбор: судачок отварной а-натюрель под креветочным соусом, фирменная стерлядь по-Ветцелю, кусочками, с раковыми шейками и красной икоркой, есть недурной белужий бочок в белом соусе, икорка разная свеженькая — красная, черная, ксеневая, зернистая, паюсная, имеется ушица — стерляжья, карасевая, мнёвая, балычки есть разные, яички-кокотт с шампиньоновым пюре в чашечках, куриные полотки — это не постное, правда, есть еще...

— Хватит, хватит! — воскликнул подводник. — Уху карасевую русскую с блинами!

— Что прикажете под ушицу — хереса, марсалы, водочки? — вкрадчиво и очень доверительно шепнул официант. — Хотя в великий пост и не совсем позволительно, но для уважаемого господина поручика... А может, приятную дамочку — на десерт?

— Под креветочным соусом? — засмеялся офицер. — Не надо. Уху, блины и водку!

Хорошо, когда ты молод, здоров, материально обеспечен, когда ты холост, свободен и тебе не нужно думать о завтрашнем дне! Несвитаев после ресторации, довольный, шагал по Нахимовскому проспекту. Служит он прекрасно, служба интересная — не канцелярская какая-нибудь, а подводная, героическая, — с матросами ладит, с офицерами тоже, через неделю испытает — впервой в мире! — свое устройство, он готов обнять весь мир, солнцем полна голова и... ушица отменная у Ветцеля, славно «попостился»! Конечно, если уж честно, порою он тяготится военной службой, не создан он для нее. Но все равно, жизнь прекрасна!

Он шел, улыбаясь, и чуть не натолкнулся на девушку в смушковой шапочке с вуалеткой.

— Хотите, я сделаю вам электрический сон? — сказала та с легкой хрипотцой.

— В другой раз, ладно? — стараясь не огорчить ее отказом, ответил он мягко.

— Фи, какой некомильфотный поручишка! — И добавила нецензурное слово.

«А я-то думал, Севастополь — город необычный», — огорчился Несвитаев.

Он увидел ее неожиданно. Она вышла из магазина Эрихса — стройная, худая, в длинном узком пальто из нежно-сиреневого пье-де-паона. Поручик остановился, как споткнулся. Она глянула на него из-под опушки длинных ресниц русалочьими глазами внимательно, заинтересованно вроде бы, но тут же глаза ее потухли, оледенели, поскользнулись на серебряном инее инженерных погон. Она пересекла улицу и скрылась в дверях кондитерской Мисинского. Он не посмел пойти следом.

Уже поздно вечером Несвитаев шел к Минной пристани, чтобы оттуда прямиком катером на «Днестр», домой. Впереди, саженях в двадцати, шагал коренастый мужчина в пальто военного покроя, в руке его тлела папироса. На глухой Таможенной уличке Несвитаев вдруг увидел, как от забора оторвалась тень и бесшумно заскользила за коренастым. Алексей сразу почувствовал неладное, в тускло сверкнувшей полоске в руке преследователя угадывалось лезвие. Что делать? Тень и жертву разделяло уже не более трех саженей.

— Стой! Берегись! — крикнул поручик.

Желтая дуга папиросы прочертила «темноту. Клац! — смачный удар — и что-то звякнуло. Видно, реакция у коренастого была отменная.

Когда Алексей подбежал, коренастый, держа за ворот кожуха своего преследователя, обстоятельно дубасил того головой о стену дома. Нож валялся под ногами.

— Ну зачем вы так? — поручик схватил коренастого за руку. — Вы же его убьете!

Коренастый выпустил жертву — она кулем завалилась под стену, — обернулся.

— Честь имею. Перфильев, бывший полковник. Я вам обязан, похоже, жизнью? Примите искреннюю благодарность.