"Основатели кланов I: Исход" - читать интересную книгу автора (Биллс Рэндалл Н.)

4

«Гермес», боевой корабль класса «Потемкин»

Армада Исхода

Глубокая Периферия

27 июня 2785 года

Андрея осторожно, но крепко взяли за руку. При попытке освободиться он чуть не сломал себе кисть и только тогда сообразил, что удерживает его Уиндхэм. Он понимает меня. Он знает, что это все для меня значит – быть использованным вот так запросто.

В тот же момент Андрей понял: он не может попросту сбежать, не потеряв при этом лица. Он развернулся в сторону подиума и увидел то, что и ожидал: адмирал положил руку на плечо очередного гражданского и требовательно глядел в его сторону.

Более тысячи глаз уставились на Андрея. Он физически чувствовал тяжесть вопросительных взглядов, невысказанных желаний, жадности… Теперь, когда они увидели в своей среде одного из Керенских.

– Андрей, какая замечательная неожиданность, что вы нашли для нас время! – И снова невидимыми руками слова адмирала формировали человеческую массу.

Ну да, неожиданность. Только вот голос твой звучит совершенно не удивленно. На таком расстоянии ты бы меня нипочем не узнал.

Вид пустого пространства там, где недавно стояла она – где недавно стояла Джес – приносил боль.

– Я уверен, что генерал приказал вам прибыть сюда вместо себя, не так ли? Чтобы выслушать этих людей?

Интересно, они замечают, как ненавязчиво он продолжает унижать генерала? – Андрей медленно направился к подиуму, словно беспомощная муха, запутавшаяся в адмиральских сетях. Когда он приблизился к сцене, сил ему придавала лишь мысль об Уиндхэме – тепло его дружбы помогало приготовиться к тому, что предстояло.

Толпа расступалась перед Андреем почти испуганно, стараясь не прикасаться к нему. Тысячетонный космический крейсер, без труда прокладывающий путь сквозь вечную тишину пространства. Если бы он только мог чувствовать себя таким же могучим и невозмутимым! Уж скорее – дырявая шлюпка со сломанной мачтой и пробоинами ниже ватерлинии.

Многие месяцы ему удавалось избегать общественного внимания, прячась в одиночестве третьей смены. Теперь Андрей чувствовал себя неуютно под пристальными взглядами стольких людей. Их присутствие грозило задушить его. Он глубоко вздохнул, достиг подиума и едва не споткнулся, поднимаясь на него. Удар об острую стальную кромку вызвал волну боли, поднимающуюся в мозг от щиколотки.

Андрей прикусил язык, чтобы не взвыть во весь голос, однако двойная боль помогла ему сконцентрироваться. Словно эта боль была противоположным полюсом давлению, под которым он очутился. Я должен это сделать. Он должен сделать это для своего отца – независимо от того, что об этом подумает Николай. Достигнув середины помоста, он ещё раз сглотнул и заговорил:

– Я прилетел сегодня сюда по просьбе одной… – голос Андрея сорвался, прежде чем он смог взять его под контроль. – Одна девушка попросила меня прилететь. Она сказала, я должен быть здесь и встретиться с вами, с гражданами. Чтобы послушать о ваших заботах и проблемах. Я получил такую возможность и я обещаю вам, что передам генералу обо всем, что видел. Передам моему отцу. Это должно вернуть отцу большую часть человечности в их глазах. А адмирала ввергнуть в смертельный ужас, словно генерал собственной персоной стоит у него за спиной.

Неожиданно адмирал оказался перед ним. Андрей был на полторы головы ниже, так что адмиралу легко удалось обнять его рукой за плечи с наигранной доверительностью.

– Я не могу выразить, насколько я рад, Андрей. Рад, что один из Керенских прилетел сюда. Осознание того, что Керенский наконец-то взялся помочь нам, согревает мне сердце. Я уверен, что говорю от имени всех, кто здесь собрался: мы бесконечно благодарны вам за ваше решение поддержать наши требования.

Андрей скорчился от голоса адмирала, словно от горячего железа. Он попытался заглянуть ему в глаза – он просто не мог поверить, что адмирал – несмотря на лучшие намерения – ухитрился так извратить его слова. Андрей набрал воздух, чтобы выпалить злобный ответ – ему хотелось сорвать с адмирала его дешёвую маску. Однако когда его слуха достигло первое бормотание слушателей, Андрей запнулся. Он огляделся вокруг: вокруг можно было видеть море благодарных лиц. Лиц, осененных надеждой. Лиц, наполненных таким внутренним величием, что ему захотелось кричать. Он не имел никакого права разрушать их благодарность. Заключен в свинцовые цепи и прикован к палубе.

Андрей бросил ледяной взгляд на адмирала. Невзирая на его настоящие намерения, его использовали лишь для того, чтобы придать этой встрече ложную видимость одобрения со стороны генерала. Хуже того – если бы он попытался откреститься от сказанного, последствия могли бы оказаться непредсказуемыми. Это могло привести даже к насильственным действиям.

Андрей почти ожидал увидеть фанатичный блеск в адмиральских глазах – триумфальные огоньки победителя. Вместо этого тот бросил на него едва ли не отеческий взгляд. Так, будто он мною совершенно доволен. Андрея охватила неуверенность, делая его беззащитным. Он что, в самом деле верит в то, что делает? Или это тоже – только маска?

Пока он мучился над этими вопросами, где-то в толпе чьи-то руки соединились в первом неуверенном хлопке. Этот звук был немедленно поддержан окружающими и в скором времени волны аплодисментов и приветственных кликов сомкнулись над Андреем. Ему перехватило горло и дыхание превратилось в лёгкий шепот.

– Это было весьма неожиданно, – голос Раймонда Сайнце был исполнен иронией. Его ломаный англик Звёздной Лиги создавал между ним и собеседником почти непреодолимую дистанцию.

Уиндхэм нервно ёрзал на своем месте рядом с Андреем с тех пор, как шаттл лег на обратный курс к «Гордости Маккенны». Андрей успокаивающе положил руку на его запястье. Может быть, я проиграл сейчас важнейшую битву в моей жизни. Проиграл? Ситуация была катастрофической. И все-таки, я должен сам справляться со своими конфликтами. Воевать с иронией было бесполезно. Держаться независимо означало – попросту игнорировать куритянина.

Отсек наполняло гудение двигателей шаттла и даже сквозь обитые сиденья, к которым они были привязаны, ощущалась легкая вибрация могучей машины. Андрей откинулся назад, склонил голову набок и почувствовал, как на него надвигается прабабушка всех головных болей на свете. Такое разочарование… Страшный груз, сваленный на его плечи только что завершившейся встречей. Вопросы, метавшиеся в его голове, словно стараясь пробуравить череп насквозь. Слишком много, слишком много.

На какой-то момент взгляд Андрея расфокусировался и глаза его наполнили слёзы. Он ненавидел себя за эту слабость. Его переполняло ощущение полной беспомощности перед ситуацией. Слишком молод, чтоб понять, слишком стар, чтобы ясно видеть. Николай никогда не загнал бы сам себя в такое положение. Когда он понял это, его самооценка упала до нуля.

– Я должен признаться, молодой Керенский, я долго раздумывал над тем, как отплатить генералу за его, ах, ну скажем так, навязчивое приглашение. Но то, что произошло сегодня? Эта история? Мне бы и во сне не приснилось, что его собственный сын ударит его в спину! Нет, такое представление было… слишком заманчивым.

Эти слова сами по себе было тяжело вынести, но тон, которым они были произнесены, уязвил Андрея до глубины души. Он мигнул и посмотрел на единственного кроме себя и Уиндхэ-ма пассажира отсека, стараясь не думать об исчезновении Джес. О том, что она не вернулась на борт шаттла, чтобы лететь обратно вместе с ним…

Раймонд Сайнце.

Он был примерно одного роста с Андреем, однако старше. Азиатские черты лица и военная прическа заставляли его выглядеть почти что нереальным. Так же, как и всех иных офицеров Синдиката, с которыми я до сих пор встречался. Нет, не совсем.

Солдатская униформа Дома Куриты, раньше блиставшая белым и красным, износилась из-за ежедневного использования и потеряла свой вид. Вдоль швов во многих местах проглядывали нитки, словно маленькие черви, старающиеся сбежать из шерстяной тюрьмы. Похоже, Дракон никогда не снимал своего облачения. Как религиозный символ. Андрей слыхал, что офицер Куриты несколько раз ссорился с товарищами по каюте. Раймонд Сайнце до поздней ночи оставался на ногах, чтобы почистить униформу вне своей очереди на стирку.

Да, такое увидишь не каждый день. Куритянин в изношенной униформе. Андрей глянул Дракону прямо в глаза. Он выглядит таким же потрёпанным, как его одежда.

Сам того не желая, Андрей ответил:

– Мне кажется, что за все время нашего совместного пребывания на борту мы обменялись не более, чем полудесятком слов. Что дает вам право считать, что вы можете судить о том, что я делаю? – Не самая оптимальная контратака, но все же лучше, чем ничего, в данных обстоятельствах.

– А что мне ещё надо знать, кроме того, чему стал сегодня свидетелем? Вы поддержали открыто бунтующего адмирала! – Сайнце пожал плечами.

Андрею показалось, что он услышал некоторое сомнение в голосе Дракона.

– В Синдикате подобные люди были бы казнены за бунт. – Раймонд слабо улыбнулся. С самого начала его принудительного участия в Исходе его губы вообще не принимали иных очертаний. – Точно так же, как те, кто им помогают. Вы уверены, что вам ясны последствия ваших действий? – Куритянин склонил голову, словно и в самом деле ожидал ответа на свой риторический вопрос.

Андрей почувствовал, что его застали врасплох. Слышать из уст этого одинокого человека слова собственного брата было тяжело.

– Я не думаю, что у вас есть право осуждать Андрея, – Уиндхэм, увидев, как Андрей буквально проваливается в свое кресло, словно ища защиты в объятиях синтетической обивки, в конце концов вмешался в разговор.

Раймонд, похоже, не очень-то хотел выслушивать замечания от Уиндхэма – он продолжил:

– Может быть, я неправ? Докажите, что я неправ.

– Я как раз хотел это сделать. Только…

– Что «только»? – прервал Раймонд. Его голос стал ещё более резким. – Что именно вы пытались сотворить? Уничтожить собственного отца? – Слова колотили по Андрею, как очереди из автопушки, уничтожая все, что он мог сказать в свое оправдание. Он чувствовал себя ранимым и беззащитным.

– Нет, ни в коем случае.

– Что тогда?

– Я хотел помочь! – теперь уже и Андрей вышел из себя, его «я» восставало против обвинений. Это же просто бред! Вся эта злоба, все эти моральные нападки озлобленного старика… Слова Андрея прозвучали в тесноте отсека куда громче, чем ему того хотелось.

– Я хотел только помочь, – повторил он тише. Он ушел в себя, словно эти слова были достаточным объяснением, как будто он должен был повторять их снова и снова, пока не растворится в них.

– Значит, вы хотели помочь, – Раймонд говорил медленно, как будто проверяя каждое слово на вкус.

Андрей почувствовали ненавистные укусы слёз под опущенными веками – теперь, когда его злость прошла. Он попытался бороться. Он не позволит себе расплакаться, только не здесь. Может быть, позже, в своей каюте, но только может быть… если останется один на один с Уиндхэмом. Андрей спрашивал себя, чувствовал ли Уиндхэм себя когда-нибудь вот так или он всегда находил утешение в своем Боге. Вот бы спросить у него…

– Черт побери, оставь его в конце концов в покое! – вмешался Уиндхэм. Андрей изумился этой вспышке. Это был первый раз, когда он слышал, как Уиндхэм чертыхается, пусть и весьма выдержанно – учитывая корабельные стандарты.

На этот раз куритянин обратил внимание на Уиндхэма.

– А почему я должен? Я уверен, что его отец тоже не оставит его в покое. И адмирал со своими сторонниками – в любом случае. А гражданские – уж никак. Он придал им легитимности – неважно, что он, собственно, хотел сделать.

– Я только хотел помочь, – в третий раз пробормотал Андрей. Он чувствовал себя перегоревшим. Хуже того – он чувствовал себя использованным. Вопреки лучшим намерениям. Слова Николая молотом били по нему гораздо более болезенно и точно, чем любые реплики Раймонда. При этом не имел ни малейшего значения тот факт, что адмирал заманил его в ловушку, переврав все, что он говорил. Потому что Андрей полез в эту ловушку по своей воле, несмотря на предупреждения своего брата.

К чему это приведёт? Этот вопрос прогремел в его голове, словно сигнал тревоги, не позволив прорваться ни одной ясной мысли.

– Итак, вы хотели помочь, – повторенные слова Раймонда едва прорвались сквозь завесу жалости к себе, окружавшую Андрея. Опять он почувствовал себя задетым тоном этого человека.

На полпути шаттл развернулся и неожиданно наступившая невесомость дала о себе знать. Потом сила тяжести вновь восстановилась, когда двигатель опять заработал и корабль начал торможение. Ощущение было, словно вторая, тяжёлая кожа вдавливала всех в сиденья.

Андрею наконец-то удалось взять себя в руки. Он снова смог отделять внешнее от внутреннего, восстановив таким образом важнейший защитный барьер. Он смог подумать о последствиях сегодняшних событий. В этот момент он ещё раз пообещал себе, что сам будет отвечать за последствия своих действий, неважно, какими они будут. Я буду смотреть правде в глаза.

Андрей перевел взгляд на Раймонда.

– И что, если они в самом деле пытаются бунтовать?

Он почувствовал, как рядом с ним застыл Уиндхэм. Раймонд изумленно поднял брови, как будто приветствуя этот вопрос.

– Тогда вы будете приговорены к смерти, вместе с бунтовщиками.

– Если бы речь шла об обычной военной операции – тогда да, наверное. Но то, что здесь творится, нормальным не назовешь, – сказал Андрей, бессознательно повторяя формулировку Джес. Он выпрямился, стараясь освободиться от свинцового груза, все ещё давившего на плечи. Ему едва удалось перебороть шок и чувство вины, вызванные происшествием на «Гермесе».

– Вы сами были там. Вам не кажется, что у этих людей есть все основания, чтобы вести себя именно так?

– Для бунта не бывает хороших оснований. Никогда.

Слова повисли в воздухе и Андрей попытался прочесть ответ в глазах куритянина. Он в самом деле так думает или мне это только кажется?

– Вы не можете отрицать, что сами все это видели. Раймонд помедлил, не согласный сам с собой.

– Нет, я не могу отрицать того, что видел.

Ну вот, опять. Что это? Сочувствие? К положению людей с «Гермеса» или ко мне? С ним просто невозможно быть ни в чем уверенным. Николая – и то понять проще.

Тем не менее, Андрей ощутил некую связь между ними. Он не мог бы ответить, что это за связь, да и не хотел делать никаких поспешных выводов. Тем более, после катастрофических результатов встречи. Однако, может статься, что он нашел в Раймонде родственную душу. Человека, которому можно доверять.

– Тогда я знаю, что мне делать.

– Хай.

Опять этот взгляд.

Может быть, это даже новый друг.