"В Канаду, к шурину" - читать интересную книгу автора

В Канаду, к шурину В понедельник выдавали отпускные, а Огаркина опять обнесли. Заявили, что денег нет. И тогда бедного учителя замкнуло. Его и раньше все тянуло куда-то от хронического безденежья, все маялась у него душа. А в понедельник терпение взяло и лопнуло.

– А ну вас всех! – сказал Огаркин, и подался в областной ПВС. Стало быть, получать загранпаспорт, а касательно визы – шурин обещал помочь. Тот уже лет семь как обретался в Канаде, успел жениться на правнучке белогвардейца и даже получил ПМЖ.

– Ты, главное, Саша, ничего лишнего с собой не бери, на месте все купишь, – консультировал по телефону канадский шурин. – С евро не связывайся, они здесь не в ходу. Меняй все на доллары – и в добрый путь! Да, и черной икры не забудь захватить. Баночку, две… Здесь она дорогая, икорка. Кусается.

– А с работой-то как? – пытал Огаркин. Шурин вяло отбивался:

– Здесь работы как грязи… Главное, собеседование пройти. Ты там – кто? По научной части? Ах, историю в школе преподаешь… Ничего, приглядишься, притрешься… Покедова!

Бывшая жена Огаркина против отъезда не возражала.

– Катись, Сашок, – напутствовала она своего неверного, провожая на автовокзал. – Если повезет, может, и найдешь там, в Канаде, такую же дуру, как я. Только вряд ли.

– А вот и найду, непременно найду, – отвечал Огаркин, держась покрепче за чемодан. – Только не дуру найду, не дуру!

Но бывшую все же поцеловал на прощанье. Забрался в автобус. Глянул на чахлую городскую липу (попалась на глаза), подумал: «Может, Верку попросить, чтобы листок мне сорвала – на память?..» Но представил себя на таможне, с гербарием в руках – и рассмеялся от этих мыслей. Подмигнул своей бывшей через пыльное стекло. И поехал.

Потом – Москва, три часа ожидания в очереди за визой, тихий ужас, когда госчиновник спросил, что такое по-русски «шурин», что он делает там, в Монреале, и зачем к себе господина Огаркина зовет. Может, они собираются вместе фальшивые бумажки печатать. А может, и того хуже – русскую мафию думают организовать.

– Какая мафия? Да я и слова такого не знаю! – взмолился Огаркин. – Я в гости к шурину еду. Брат жены это по-нашему. Вот и еду на него посмотреть.

– Гей? – ласково спросил госчиновник.

– Какой гей? Шурин он мне. Брат жены! – отчаянно выкрикнул Огаркин.

Визу ему все-таки шлепнули.

В аэропорт Огаркин приехал за два часа до регистрации. Бродил по залу, разглядывал интуристов. Пачка долларов (квартира, проданная по срочному варианту) оттопыривалась в кармане, и Огаркин то и дело прикладывал руку к груди.

– Вам плохо, месье? – участливо спросила у Огаркина какая-то иностранка с лицом Мирей Матье. – Может, вам нужен врач?

– Мерси, мадам, – не растерялся Огаркин. – Мне уже лучше. А скоро будет и вовсе хорошо!

И правда, до Канады добирался без приключений.

На таможенном контроле заглянули в декларацию, но ничего не сказали. В самолете, напротив, говорили аж до самого Монреаля: предлагали кофе, коньяк, сигареты, виски… ну и чтобы господа пассажиры не забывали застегивать ремни. Европа Огаркову понравилась. Глядя сверху на чужие города, он вспомнил свою квартиру на улице Гоголя, проданную второпях и за полцены, и ему стало грустно. «А может, и поторопился я с этой квартирой, – подумал Огаркин. – А ну как ничего у меня с Канадой не получится?» Взял банку пива у стюардессы, выпил и задремал прямо над океаном…

Снилась Огаркину его бывшая жена, тоже, кстати, неверная. Будто бы сидят они на берегу реки, на бревнышке, и ловят рыбу. И все-то у неверной так ловко получается – одного за другим окуней тягает, а у Огаркина поплавок словно примерз к воде. «А ты на доллар попробуй ловить, – говорит неверная. – Может, какая дура и прицепится!»

Плюнул Огаркин и бросил удочку. И руку прижал к груди. А тут уж тебе и Монреаль. Стало быть, прилетели. Из аэропорта ехали на машине. За семь лет пребывания на чужбине шурин стал побойчей и поразвязней, чем был там, у себя в Тамбове. Лихо крутил баранку и трещал без умолку. Угощал Огаркина сигаретами, а про икру даже не спросил.

– Домик у меня так себе, в два этажа, но зато соседи хорошие. Слева – бывший полковник КГБ, справа – то ли бизнесмен, то ли сын бизнесмена, еще не разобрал.

– Недавно, что ли, дом купил?

– Да нет, уже года два, как квартиру снимаю. Девятьсот долларов в месяц. Канадских, разумеется.

Огаркин что-то прикинул в уме и слегка побледнел.

– Да ты не волнуйся, – успокоил его шурин. – Для начала у меня поживешь. Притрешься, присмотришься… Жена у меня нормальная, я с ней о тебе говорил. А вот насчет работы придется самому крутиться.

– Так ведь виза у меня гостевая, на три месяца. Могу и не успеть.

– Не волнуйся, я тоже с гостевой начинал. – Шурин притормозил, пропуская встречную машину, и свернул налево, на тихую улицу, всю в канадских деревьях. – Как работу найдешь, тут же подпишешь контракт, для начала хотя бы на год, и считай, ты уже почти канадец.

– А если не найду?

– Найдешь, – успокоил шурин. – Ты ведь вроде по научной части работал? Ах, да, в школе историю преподавал… Ну, ничего. Для начала на стройку зайди, поинтересуйся. Там, я слышал, каменщики нужны. А лучше вот что сделай: купи газету с объявлениями – и почитай их на досуге. Потом свое резюме по всяким фирмам разошли. Компьютер у меня есть, помогу тебе текст составить. Ну, это уже детали…

Шурин остановил машину около старого двухэтажного дома и выключил двигатель.

– Приехали. А вон и моя Жаклин, видишь? Выглядывает из окна. С утра тебя поджидает!

Подхватил чемодан и повел гостя в дом. «Даже машину не стал запирать!» – удивленно отметил Огаркин.

Рослая блондинка Жаклин говорила по-русски плохо, но зато внятно.

– Твое кроватное место. Плацкарт! – сказала она, и показала на диван, выглядывавший из-за пестрой занавески. – Только не надо бродить по ночам. Запрещено! Здесь так не принято.

– А туалет? – ахнул Огаркин. – И вообще? Умыться, например?..

– Полы здесь скрипят в коридоре, понимаешь? Соседи недовольны. Могут и хозяину пожаловаться, что отдыхать им мешаешь. А то и в суд подадут, – объяснил шурин. – Особенно этот, из КГБ, придирается. Ну такая зануда! Привык, понимаешь, на своей бывшей Родине за каждым шорохом следить, вот и не спит по ночам… Да ты не волнуйся, привыкнешь.

В тот вечер долго сидели за столом и говорили о ценах на бензин, о прелестях ПМЖ, о невозможности прожить на пособие, а также о взаимоотношениях интеллигенции и власти. Насчет власти шурин помалкивал (ну что простому шоферу эта власть?), зато интеллигенцию он ругал крепко. Даже Ильича процитировал, хотя и неточно: мол, не мозг нации эта самая интеллигенция, а сплошное собачье дерьмо. И откуда только шурин всего этого нахватался?

Не иначе как от Жаклин, этой правнучки белогвардейской. Но все равно симпатичная, зараза. И водку пьет ну совсем по-русски – на резком выдохе. А потом – хлоп! – и стопка уже пустая. И снова нужно ее наполнять. Ну и бутерброд, понятно, икрой намазать.

– Насчет дерьма я не знаю… Я у себя там историю преподавал, – отбивался Огаркин, как мог. – Конечно, много лапши нам вешают…

– Лапша? Почем там лапша? – встряла в мужской разговор Жаклин. – Здесь она дорогая. Рожки дешевле. А у вас?

– Ты, Жаклин, рожки с властью не путай, – осадил ее шурин. – Правильно человек говорит: много у них там лапши развелось! А интеллигент как сидел в дерьме, так и сидит. Хоть и историю преподает, – и похлопал Огаркина по плечу. – Ничего, вот покрутишься здесь с недельку – всю свою историю забудешь. Душой тебе говорю!

Бестолковый какой-то вышел разговор. Но кое-что Огаркин из него уловил. Первое: на работу нужно устраиваться как можно быстрей – дело это трудное, может и на все три месяца растянуться. И второе: мимо полковника, что в комнате слева живет, желательно на цыпочках проходить. Да мало ли чего у бывшего на уме? Может и хозяину настучать невзначай. По старой привычке.

– А справа, ты говорил, бизнесмен проживает?

– Ха-ха! Бизнесмен, – снова встряла Жаклин. – Тут – купить, там – продать… Очень дорого! Ван хандрид долларс, ту хандрит долларс… О май рашен френд! Ай лав ю!

Короче, еле уговорили Жаклин прилечь отдохнуть. Отвели ее в смежную комнату, кое-как положили на тахту. А сами, выпив еще по одной, вышли на улицу покурить. Сели на лавочку возле двери и пригорюнились.

– И на хрена бы тебе, Санек, в Монреаль приспичило лететь? Полковников, что ли, не видел? – грустно спросил шурин, отводя глаза в сторону. – Вот у нас, как сейчас помню, этих полковников сроду никто не знал. Жили они, как все, не выпендривались… скромными были. Вот так на кухне случайно встретишь – ни за что не подумаешь, что гэбист. Сигаретку, бывало, стрельнешь… Анекдотом поделишься про Леонида Ильича… А он тебе в ответ что-нибудь про Никсона расскажет. А теперь?..

Здесь шурин подумал и перевел разговор на другое:

– Так как ты насчет завтрашнего дня решил? Может, после работы за город съездим? Там одно хорошее местечко есть, можно рыбу половить.

– На доллары? – хмыкнул Огаркин, припомнив давешний сон в самолете.

– Причем тут доллары? – не понял шурин. – На червя, конечно. Там прямо на месте червей и купим. И удочки напрокат возьмем… Ох и здорово же клюет! Поедем?

Однако следующим вечером так никуда и не поехали. Жаклин маялась после вчерашнего, валялась на тахте и вполголоса ругалась по-французски, шурин же с утра уехал частным извозом заниматься, но вскоре вернулся сам не свой – сказал, что проколол по дороге колесо, пришлось заплатить триста долларов за новую камеру, какие уж там поездки? Огаркин камеру проигнорировал, но двадцать долларов шурину все-таки дал. Попросил купить бумаги и конвертов – резюме по фирмам рассылать. Сам-то он по-английски два слова, может, и поймет, а на третьем – будет стоять и глазами хлопать.

– Давай тогда уж и газету тебе куплю, – предложил шурин. – А то возьмешь что-нибудь на немецком… или на иврите, например. Все может быть! Я, например, на иврите вообще не могу. А ты?

– И я не могу. Поэтому бери на русском. Штуки две или три. – И дал счастливому шурину еще пять долларов. На всякий случай. А сам подался город посмотреть, познакомиться.

Худо-бедно, расспрашивая прохожих руками, Огаркин выбрался поближе к цивилизации. Собственно, располагалась она буквально на соседней улице и имела вид большого трехэтажного дома с десятком табличек у двери. Шурин с вечера отнюдь не соврал – половина надписей была на русском языке. «Агентство по сдаче жилья в наем», «Прокат автомобилей», «Бюро по найму»… Ага! Вот сюда и зайдем.

Но. Как зашел Огаркин в бюро, так из него и вышел.

– Гостевая виза, говорите? Ты что, соотечественник, прямо из Урюпинска сюда свалился? – почти угадали в бюро. – Не возьмут здесь тебя с гостевой. Не возь-мут! Рабочая виза нужна. Да нас же первых отсюда выкинут, если мы тебя какой-нибудь фирме предложим.

Шурин сидел в большой комнате и пил пиво из банки. Заметив мрачного Огаркина, бодро зашуршал газетами. Тут же, кстати, его и порадовал:

– Интересное объявление прочитал…

– Хрен тебе, а не объявление! – взорвался Огаркин. – Виза-то у меня – какая? Гостевая! Ну кто меня с ней на работу возьмет?

Шурин голову опустил: да, действительно, кто возьмет?

– Чего ж ты мне об этом по телефону не объяснил? – продолжал бушевать Огаркин.

– Ты, Саня, тише. Ты не шуми. Соседи тут у меня, я же тебе говорил… Могут и настучать, – боязливо заметил шурин. И точно, не ошибся. Тотчас же раздался вежливый стук в дверь.

– Василий, можно к тебе? – и на пороге появился сосед. «Тот самый, бывший. Из КГБ», – почему-то подумал Огаркин. И тяжело упал на стул рядом с шурином.

– Да что вы, Павел Петрович? В любое время дня и ночи! – шурин расплылся в улыбке. – Ну как там наши сыграли в Квебеке? Небось, опять продули?

– Как всегда. Ноль четыре! Белугин Павел Петрович, бывший полковник и жертва «холодной войны», – представился вошедший. – Кстати, ваш сосед по этажу.

– Александр Андреевич, – ответствовал Огаркин, пожимая гостю руку. – Я, правда, на войне не был…

– Тогда вам повезло. А я двадцать лет, считай, из окопов не вылезал, – заметил полковник, присаживаясь к столу. – То в Париж, то в Берлин, то на Кубу, то опять в Париж… А толку-то? Все равно проиграли. Я в плен попал… на Богамских островах. Прямо на пляже в засаду угодил! Хотел негром прикинуться, да не удалось: лицом не вышел. Теперь вот здесь живу. Такие дела!

Белугин достал из кармана расшитый бисером кисет и стал задумчиво крутить «козью ножку».

– А вас я где-то видел, – вдруг сказал он Огаркину. – Вы случайно вчера ночью, часа в три, по коридору не проходили? Еще носки у вас черные были?

– Не проходил, – на всякий случай соврал Огаркин. – Тем более в черных, – и спрятал ноги под стол.

– Жаль. А то я вас сразу бы узнал, – ухмыльнулся Белугин. Чиркнул спичкой и закурил, наполнив комнату сладким дымом «Вирджинии».

– Может, пива? А, Павел Петрович? – залюбезничал шурин. – Оно бы водки, конечно, не мешало… за знакомство…

– Много водка! – раздался голос из смежной комнаты. На что полковник понимающе улыбнулся, но от водки отказался. А пива выпить захотел.

Поднялся Павел Петрович из-за стола часа через полтора. Душевный получился разговор. Все объяснил Огаркину полковник Белугин, все разложил по полочкам. Сказал, что глупость Огаркин сморозил – продал квартиру и в Канаду подался. Теперь придется домой возвращаться… Ну кто его здесь по гостевой визе на работу устроит? Хотя, конечно, есть один вариант…

– Жениться вам нужно, Александр Андреевич, – сказал полковник. – Жениться! И – срочно.

– Да где же я такую дуру… такую женщину найду, чтобы за меня выйти замуж согласилась? Да еще так быстро? – ахнул Огаркин. – Да нет же, ерунда все это, Павел Петрович. Нереально.

– Ну, не скажите, – улыбнулся тот. – Было бы желание, а уж женщину найти!.. Скажите честно: хотите иметь ПМЖ в Канаде?

– Да кто же от него откажется? – Огаркин даже рассмеялся, невесело, правда. Однако Павел Петрович продолжал улыбаться, словно бы знал о будущем Огаркина – все.

– Например, Жаклин. Красивая женщина, умелая домохозяйка…

– А Васька как же? – вырвалось у Огаркина. – Да он же мне шурин! Я, правда, с его сестрой давно развелся…

– Ну вот. А здесь на его нынешней жене и женитесь. Правда, ей тоже придется развестись, но это не на долго. Вот как получите ПМЖ, она снова за Василия Сергеевича пойдет…

– Семеныча, – поправил шурин.

– Ну пусть Семеныча, какая разница? Лишь бы человек был хороший. А вы, Василий, я знаю, человек хороший. Лишний раз по коридору не пройдете… – заметил полковник как бы между прочим, и снова взялся за кисет. – Ну и как вам, Александр Андреевич, мой план? Хотите жениться на Жаклин? Только честно?

Огаркин жениться хотел, и очень. Шурин, кстати, не возражал. Осталось только получить согласие Жаклин. На это ушли весь следующий день и половина суммы, полученной Огаркиным от проданной в России квартиры. Однако прошел целый месяц, прежде чем свежеиспеченный жених смог повести Жаклин под венец. Все это время Огаркин сидел в смежной комнате на тахте и обсуждал со своей невестой их короткое семейное будущее. Шурин отчаянно ревновал и требовал у Огаркина по двадцать долларов за каждый разговор с Жаклин – в качестве моральной компансации.

На регистрацию брака полковник пришел в белом пиджаке с алой розой в петлице. Свидетелей было двое – бывший шурин, а теперь еще и брошенный муж (впрочем, за месяц вполне оправившийся от тяжелой потери), и сосед, что справа – бывший московский еврей с молдаванским акцентом, по фамилии Аптекарь. В руках свидетель почему-то держал четки и все время их перебирал.

– В Эмираты собрался лететь, бизнес свой развивать, – шепнул полковник Огаркину. – Уже и билет на самолет купил. Между прочим, в первом ряду у окна. Видать, раньше других хочет Эмираты увидеть!

На другой день Огаркин подал в иммиграционную службу необходимые документы и заявил Жаклин, что их любовь была ошибкой. В том смысле, что шесть тысяч долларов за брак, пусть даже и фиктивный, это большое свинство. Жаклин устроила сцену ревности и даже швырнула в Огаркина левой туфлей.

– Ну ты, того… Ты обувью почем зря не разбрасывайся, – сказал шурин, отобрал у Огаркина туфлю и вернул ее Жаклин. – Ты с недельку еще потерпи, а уж потом и разводись. Не дай бог, иммиграционная служба придет с проверкой! Хлопот не оберешься…

Аптекарь улетел через неделю. Проводили его, как смогли. Бывший шурин и на время брошенный муж попросил написать по приезду, что и как, а заодно насчет бензина разузнать. Полковник, тот отвел Аптекаря в сторону и долго с ним о чем-то толковал. Слышались слова «три двойных», «он в курсе» и «только без «хвостов»!» И Огаркин тотчас же понял, что Аптекарь из Эмиратов, пожалуй, уже не вернется.

Грустная Жаклин курила одну за одной египетские папиросы с длиннющим мундштуком и задумчиво вертела на пальце подаренное ей на свадьбе кольцо. Потом решительно сняла его, сунула в руки оторопевшему Огаркину и кинулась Аптекарю на шею…

По дороге из аэропорта спустило правое заднее колесо. Пришлось выйти из машины и с полчаса простоять у обочины. Бывший шурин закручивал гайки и ругался на все шоссе, а полковник стоял рядом и задумчиво поглядывал на автомобильный номер.

– Где-то я его уже видел, – наконец, сказал он. – Ты, Василий, в прошлом году, в июле, на Онтарио рыбачить не ездил?

– Не ездил, – буркнул шурин. – Там клев плохой. А что?

– Да так, ничего. Ты не отвлекайся, Василий, ты крути. Скоро темнеть начнет, а нам еще километров двадцать ехать.

Как не спешили, а домой добрались затемно. Полковник сразу же ушел к себе, шурин с радостной Жаклин – к себе. А Огаркин устроился в комнате отбывшего в Эмираты Аптекаря. Бизнесмен забрал из комнаты все, что мог, поэтому спать пришлось на полу. С непривычки ломило спину. Огаркин раза два за ночь поднимался и на цыпочках крался в туалет. Там он долго сидел и курил, размышляя о разных вещах. И к утру кое-что придумал.

Полковник идею в целом одобрил, хотя и заметил, что Аптекарь теоретически может вернуться, и тогда сдавать его комнату бедным пуэрториканцам не получится. Впрочем, все будет зависеть от цен на бензин и котировки акций «Петролиум-ойл компани».

– Денег, простите, у вас много осталось? – поинтересовался Белугин. – И ста долларов не наберется? Плохо. Может на мебель и не хватить, – поискал по карманам, достал бумажку в двадцать франков. – Ишь, ты! Еще с времен «холодной войны» завалялась. – И заторопился на улицу. – Тут, за углом, один одессит ресторанчик держит, можно попробовать у него обменять. Много не даст – куркуль еще тот! Но я с ним поговорю…

От одессита Белугин вернулся с оттопыренными карманами.

– На индийские рупии предложил поменять, один к миллиону, – сказал полковник, выгребая рупии прямо на пол. – Франки нынче не в моде, в Париже все больше евро в ходу… Слушайте, Саша, а может, и вам что-нибудь подобное организовать? Обменный пункт, например? Я поговорю…

– Не надо, – сказал Огаркин. – Я плохо математику знаю.

– Печально, – Белугин привычно потянулся за кисетом. – А кем вы, простите, на бывшей родине работали? Я слышал, что-то по научной части?

– Ага. По научной, – привычно соврал Огаркин. – А что?

– То-то, я чувствую, где-то с вами встречался! – воскликнул Белугин. – Вы у Олега Иваныча в восемьдесят девятом году случайно на дне рождения не были?

– Был…

– Так что ж ты мне полтора месяца лапшу на фуражку вешаешь?! – радостно заорал полковник, конспиративно не разжимая губ. – С приездом, майор!

И кинулся обнимать обалдевшего Огаркина. Выпросив у шурина веник, Огаркин замел индийские рупии в угол и накрыл по случаю встречи прямо на полу небольшую холостяцкую «поляну». Пили помалу, но часто. Шурин все больше молчал, Жаклин рассказывала про Париж и вспоминала художника Пикассо, которому однажды на рю де Бланш позировала для «Девочки на шаре». Полковник ругал Багамские острова, кричал, что ни за что бы в плен не сдался, если бы не перестройка, и намекал на связи Аптекаря с Арабскими Эмиратами. («Ничего, – говорил Белугин, – приедет – я с ним разберусь!») Что же касается Огаркина, так тот на середине тостов задремал и пропустил Пикассо с Аптекарем мимо ушей. И что там дальше случилось с Эмиратами, не запомнил. Снилась Огаркину чахлая липа у автовокзала. И бывшая неверная за пыльным стеклом. Вот сейчас автобус тронется с места, и прощай, прежняя жизнь! А там – в Москву и дальше – до самой Канады… «А шурин все-таки сволочь. Мог бы и раньше про Белугина рассказать, – думал Огаркин во сне. – Вернемся в Москву – обязательно рапорт подам. Пусть его, подлеца, в лейтенанты разжалуют!»