"Западный ветер или идти под солнцем по Земле" - читать интересную книгу автора (Павлов Алексей)

Глава 36

Ни с чем не сравнимое чувство испытал Павлов, когда пересел в Володину машину. Как будто перестали звонить оглушительные колокола, вдруг наступила тишина, и только в голове ещё слышится утихающий набат, и приходит ощущение театрального зрителя, только что посмотревшего и пережившего драму с благополучным исходом; в зале тихо, зрители разошлись, и всем  пора по домам, до следующего спектакля.

Колёса машины умиротворённо шуршали по ночному шоссе, Володя и Алексей молчали и слушали магнитофон.

Нет надёжней и вернее средства от тревог,

Чем ночная песня шин.

Длинной-длинной серой ниткой стоптанных дорог

Штопаем ранения души.

Это пел Юрий Визбор, который уже умер, а Алексей так и не успел с ним познакомиться.

За бетонными стенами и стальными решётками песни иногда помогали.

«Наши мёртвые нас не оставят в беде» - пел Высоцкий. Вы задумывались, что это может значить? Алексей ранее не задумывался, но в тяжкие минуты обращался к погибшим друзьям и говорил им: «Держитесь!» И они отвечали тем же. Иначе говоря, они не умирали никогда, они только уходили.

Через какое-то время Володя и Алексей приехали в приграничный городок Ахтырка. В типичной части города, состоящей только из частных домов, разделённых узкими дорогами-улицами, машина въехала во двор большого деревянного, с крыльцом и пристройками,  дома. Володя закрыл железные ворота и пошёл к хозяевам, оставив Алексея со словами: «Всё, мы дома». Вечер, тёплый украинский вечер, шелковичное дерево с нападавшими наземь ягодами, огоньки окон и фонарей, звёзды, цикады и полная гармония сфер. Конец страданиям. Завтра же в путь. На Запад, на Запад, на Запад.

Открылась дверь, оранжевый свет лёг на крыльцо, Володя позвал внутрь. Хозяевами совершенно дачной обстановки оказались два парня, моложе Алексея, а на столе стоял приготовленный ужин и бутылка коньяку, купленная вчера в прошлой жизни на Ленинском проспекте.

Выпили, познакомились. «Семён, Владимир» - представились ребята. Семён взял гитару, незатейливо перебирал струны, а песня брала за душу:

Расцвели над Киевом каштаны,

И моя причёска расцвела на воле.

- В этом доме ты в полной безопасности, - сказал Семён. – Здесь проведём несколько дней, потом поедем дальше.

- Володя, почему не завтра?

- А с чем поедешь, паспорт ещё не готов.

- Не бойся, мы в курсе всего, - успокоил новый знакомый Владимир, впоследствии оказавшийся залихватским, бесшабашным, но надёжным пацаном Вовкой.

Вот и вернулся Алексей на землю. Это же правда, только под бешеным эмоциональным натиском Алексея Володя согласился двинуться в путь раньше времени, предлагая пересидеть у него в деревне, пока не сделают загранпаспорт. А когда Алексей сказал, что нет, нет и нет, что это не путь, а конец пути, - Володя молча направил машину из Москвы в сторону Звенигорода. Алексей подумал, что это и есть немедленный побег, но остановились в деревне Горки у крайней избы.

- Здесь нам скажут, что можно, чего нельзя.

На стук дверь открыла женщина, далеко не молодая, но с переливающимися васильковыми огнями глазами.

- Проходите – сказала она и ушла в комнату. Что-то проговорив у икон, вернулась и тут только посмотрела на Алексея.

- Ой! – воскликнула она, - да это же граф Монте-Кристо! Проходите, проходите! Что вы хотите?

- Нам бы ответ на вопрос, можно ли в путь, - мягко сказал Володя.

За столом у низкого деревенского окна на чистой скатерти женщина разложила карты, что-то объясняла, над чем-то думала, прислушиваясь к себе, потом сказала: в путь можно, но ещё рано, нужна какая-то важная бумага, без которой будут большие проблемы, лучше подождать.

- Да, мы знаем, - сказал Володя, - но вопрос другой: можно или  нельзя в путь.

- Можно, - ответила женщина, - это ваше время.

- Скажите, пожалуйста, - спросил Алексей, - есть для меня где-нибудь безопасное место?

Изучив карты, женщина сказала: нет.

Взгляд её изменился, глаза перестали переливаться васильковыми искрами.

- Всё, - больше ничего не могу сказать, или это будет неправда. – Храни Вас Бог. Я буду за Вас молиться.

Конечно, Алексей подозревал Володю в подготовке этой встречи, но, похоже, напрасно.

- Если бы нам сказали, что в путь нельзя, - говорил Володя, - то я бы отказался. Проверенно многократно: Вера Петровна не ошибается.

Не ошиблась она и относительно проблем. Отсутствие этой самой бумаги стремительно бросило Алексея в поток опасных приключений и понесло по течению. Тогда Алексей ещё не знал, что его ждёт, но уже на следующее утро, когда Володя уехал в Москву, почувствовал головокружительное беспокойство, которое усилилось после того, как стало известно, что дом напротив снимают сотрудники прокуратуры. Земля под ногами опять начинала гореть. Нужно быть в движении, сидеть на одном месте хуже всего. Украина, особенно приграничная, - страна ментов и стукачей, привлекать к себе внимание нельзя. Одна радость – есть деньги. За пятнадцать тысяч долларов здесь можно избежать многих неприятностей; впрочем, как и нажить их. Один знакомый Алексея, работая в Москве, поехал на выходные домой в Запорожье, взяв с собой десять тысяч долларов, за что в украинском аэропорту был арестован и провёл полгода в тюрьме. В общем, расслабляться не приходилось. Новые знакомые были настроены иначе, никуда не спешили и радовались жизни, в Ахтырке у них были девушки, знакомые, какие-то дела с вторсырьём, но, впрочем, ничего серьёзного, и дневные выезды в лес, на озеро, вечерние пиры с заказом по телефону шампанского с ананасами привлекали и развлекали их вполне. Уже на третий день за стареньким голубым жигулём Семёна стала пристраиваться в некотором отдалении белая шестёрка.  Алексей зашел в парикмахерскую, постригся как все, купил шлёпанцы, дешёвые шорты и рубашку и внешне перестал отличаться от основной массы населения, но оставаться в Ахтырке было нельзя.  На факт появившейся слежки Вовка и Семён отреагировали беспечно и благодушно.

- Да, ясно – новый человек появился в городе, мало ли что, вот и решили поездить, посмотреть.

И тогда Алексей начал тратить деньги. За аванс и выплату по результату Алексея не должны были оставлять одного, по возможности, никогда и нигде. Ребята зашевелились. Выяснилась прозаическая подробность – у них нет денег на новую резину, а на старой – не факт, что до Киева доедешь. Вероятно, информация, которой владели новые знакомые, была ограниченной, тем более, что, уезжая,  Володя попросил никому денег не давать, потому что у него с ними свои расчёты. С такими рассчётами загреметь под фанфары была пара пустяков. Зашли в гости хлопцы, с которыми пересекали гарницу. Получив по сто долларов в подарок, недоверчиво спрашивали,  за что, и сказали, что всю акцию с Павловым провели за пятьдесят долларов. Дико, но месячная зарплата украинского крестьянина на тот период составляла тридцать долларов, то есть доллар в день. Семён был посерьёзнее своего друга и, получив деньги, тут же организовал отъезд из Ахтырки.

Только во время переездов Алексей обретал душевное равновесие, и то относительное, – первая же проверка документов – и последствия непредсказуемы. Семён, правда, снабдил Алексея паспортом кого-то из знакомых, похожего на Алексея, а потом и другим с переклеенной фотографией, но всё это была филькина грамота, потому что на украинца Алексей не был похож никак. В случае проверки Алексей собирался воспользоваться именно фальшивым документом, но благодаря удаче, делать этого не пришлось. Месяц спустя Киевская братва на стрелке, решая разные вопросы, среди которых значился и вопрос Алексея Павлова, быстро определила грубые недочёты этого документа и, к счастью, он тут же на безлюдной улице и был сожжён, ибо парняги сильно забеспокоились, что не ровен час, обыватели стуканут, что на улице собрание, понаедут менты или «Беркут» и заметут Алексея по липовой ксиве.

Из Ахтырки поехали в какой-то санаторий на Днепре, вода в котором была холодная, глинисто-жёлтая, теченье стремительное. Глядеть на эту воду было неприятно, хотелось чистых ручьёв, озёр, не говоря о море. Опять водка с какими-то кумовьями Семёна, общественная столовая с грязными тарелками и безвкусной жратвой и, наконец, отъезд в Киев – город предстоящих метаний и надежд.

Человек, вышедший из российской тюрьмы, не может смотреть равнодушно на милиционера. Первое рефлекторное желание – замочить гада, второе – уйти подальше от греха, третье – не видеть вовсе. Всё это смешивается в одно неприятное чувство, и не заметить этой реакции нельзя. Поэтому Алексей опасался встречи с ментами, обходя их за километр, а в Киеве этого добра хватало. На окраине города, в спальном районе, в одной из многоэтажек, Семён с Вовкой привели Алексея в офис к шефу. Офис являл собой обычную трёхкомнатную квартиру, в которой жил завхоз и были постоянно две секретарши. На кухне обычно присутствовала братва, распивая бутылочку водки. Фирма занималась сбором и продажей металлолома, Иван Михайлович, шеф, на вид был мужчина солидный, животастый, по-украински неопрятный, сопровождаемый дородной любовницей Клавдией Васильевной.

- Я хочу поднять тост за любовъ, - сказал Иван Михайлович на вечернем застолье после знакомства с Алексеем. - Любовъ – это самое главное в жизни. Я так считаю.

За «любовъ» выпили: Иван Михайлович, дородная Клавдия Васильевна, кто-то из секретарш, ещё не ушедших домой, находящийся в розыске Олег Толстый (братан из Донецка), Игорь, не находящийся в розыске, а поэтому ездящий на джипе, в отличие от Олега, довольствующегося жигулями; выпили Вовка и Семён, а так же, конечно, Алексей. Иван Михайлович, будучи предупреждён о появлении Алексея, потребовал исповеди, как на духу. Таиться было нечего, и большую часть информации Иван Михайлович получил, и, исполнившись достоинства от нового знакомства (сулящего ему, как сказал Семён, хороший кредит от Павлова на покрытие хороших же долгов), дал мудрые советы, такие как не показываться у телекамер на улице, не попадать в ментовку и тому подобное, и обещал помочь. Братве было сказано, что Павлов был в плену, ибо ребята безошибочно определили, что человек не после дома отдыха, и сразу поинтересовались у Ивана Михайловича, сколь тяжкие дела за Алексеем. С внешним видом вопрос ещё решён не был, рожа  уголовная  - другое определение дать трудно. Стоило Алексею показаться в дорогом магазине, как по пятам за ним начинали ходить охранники. Купив несколько банок тухлой красной икры, Павлов через полдня принёс банки назад, и ему ласково вернули деньги, чего, как известно, обычно не бывает. А будучи совершенно свежим кавалером, то есть через несколько дней после Бутырки, Алексей пошёл в консерваторию; концерт был бесплатным, зрителей мало, Павлов уселся на самом видном месте и приготовился начать отсчёт исполнению тюремной клятвы: прослушать для очищения духа и слуха сорок концертов классической музыки. Объявили, что выступает музоркестр МВД России. Павлов, не веря ушам своим, посидел немного, слушая деревянную музыку, встал и пошёл восвояси, видя, как оркестранты, надувая щеки, косятся на него. Правильно косятся. Им волками выть, а не дрова пилить на благородной сцене. Вспомнилась тюремная присказка: «а теперь хор МВД России исполнит всенародно любимую песню «Виновата ли я». Ближайшее кафе «Гнездо Глухаря», куда Алексей немедленно направился выпить водки, оказалось приютом бардов, а вскоре должен был начаться концерт Александра Городницкого. К самодеятельной песне Павлов относился прохладно и с ненавистью поглядывал на какого-то очкастого барда, который нёс хренятину, перемежая песнями типа « в сто второй библиотеке вечер памяти меня». Но Городницкий – живая легенда. С детства хотелось познакомиться. Оказалось, что это совсем не сложно. В тот вечер Городницкий пришёл и пел всё, что его просили, в том числе и по просьбе Алексея. Так песня стала событием жизни.

У Геркулесовых столбов лежит моя дорога,

У Геркулесовых столбов, где плавал Одиссей.

Меня оплакать не спеши, ты подожди немного,

И чёрных платьев не носи, и частых слёз не сей.

До концерта, в перерывах и после было выпито немало шампанского, много сказано, и в клубах дыма от бесконечных сигарет Павлова сбылась его мечта. После того, как пришедший на интеллектуальную тусовку для скорочтения своих виршей В. Шендерович узнал, что неприятный субъект уголовного типа, с которым беседует Городницкий, есть не кто иной, как его же, Шендеровича, собутыльник юности, а теперь опасный государственный преступник Алексей Павлов, – поспешил исчезнуть.

Не надо думать, что автор плохо относится к Шендеровичу. Когда последний баллотировался в депутаты, автор добросовестно и честно поучаствовал ( правда не преуспел) в конкурсе на лучшую агитку в пользу кандидата:

Во фригидности отчизны

Президент не виноват.

Озабоченный по жизни,

Шендер – лучший депутат!

 - Ну, вот, испугался, - констатировал без сожаления Павлов. – А Вы, Александр Моисеевич, не боитесь? Молва обо мне недобрая, видите, как Сашу ветром сдуло?

- Я не боюсь, - ответил Городницкий, - мне всё равно, что говорят. Я что вижу, о том сам сужу.

И добавил доверительно, глядя на оттопыренный под свитером карман Павлова ( там был бумажник):

-А это у Вас пистолет?

Поэтому Павлов занялся тренингом мимики, меняя выражение лица. Удалось добиться хорошего результата: стал выглядеть гораздо моложе своих лет, к тому же и чувствовать себя так же. Семён с Вовкой отметили, что Алексей меняется на глазах, предлагали вернуться в Ахтырку, мол у них знакомых девушек много. А между тем, потекли бесконечные будни человека без паспорта. Следователь уже должен вернуться из отпуска, розыск неминуем. Какое-то время можно было ночевать в офисе у Ивана Михайловича, потом стало неудобно. Целыми днями Алексей разъезжал с горе-бизнесменом по его делам, которые шли не очень. Шеф был в долгах как в шерсти; отправляемый по железной дороге металлолом регулярно раскрадывался в дороге, о чём с прискорбием и сообщала шефу контролировавшая вопрос братва. Иван Михайлович пребывал в каких-то надеждах, поисках, бесполезных встречах то с бандитами, то с СБУшниками (СБУ – служба безопасности Украины), метался по магазинам, обставляя новую квартиру, и Павлов много времени проводил с ним. Иван Михайлович любил собирать на улице сходняк и обсуждать с пацанами дела. Тут Алексей вертелся как уж на сковородке – и отойти и оставаться одинаково опасно. С неделю удалось пожить в пустой квартире Клавдии Васильевны, но менять место надо было как можно чаще. Семён изрядно устал от Алексея, к тому же часто ездил в Ахтырку. В Киеве он решал бесконечные проблемы Ивана Михайловича, но и зарабатывал что-то на металлоломе, уже сам, без шефа. Алексей старался не отходить от Семёна ни на шаг, ночевал у него, ездил в дом отдыха в Трусковец, отметился у всех его родственников, но в Ахтырку не хотел ни под каким видом. Иногда приходилось целыми днями ходить в одиночестве по Киеву, изображая какую-то целеустремленность, нахожены были сотни километров. В музеи заглядывать боязно, у ментов глаз намётанный, в кафе тоже не засидишься, оставалось бродяжничать. А потом Семён разъяснил ситуацию: у Ивана Михайловича большие проблемы, должен крупной фирме, а Семён везде выступает от имени шефа; получен ультиматум, и угроза серьёзная. У Ивана Михайловича лучше не показываться. Домой к Семёну тоже опасно. Теперь только Ахтырка. Решили всё же пару дней остаться в Киеве. Поехали на якобы неизвестную никому квартиру Ивана Михайловича. Семён пошел посмотреть, вернулся – нельзя: окно разбито, дверь взломана, соседи говорят, был участковый, спрашивал, кто здесь бывает. Поехали на последнюю «явку» - пустующую квартиру дальнего родственника. Это было как избавление. Место Алексею запомнилось живо. Тихо, уютно, солнечный свет в окно, за которым колышатся ветви плакучей ивы, под ивой у миниатюрного кафе шахматный столик, мужики сосредоточенно и беспечно режутся в шахматы и домино, и таким спокойствием веет, что хочется остаться и не уходить от него. Так было однажды в Подмосковье, в деревне, ещё перед тюрьмой. Тогда, оторвавшись от слежки неясного происхождения, Алексей провел последнюю ночь перед отъездом за границу в деревне. Спалось на редкость хорошо, а утром солнце заглянуло в окно, стояла волшебная тишина, пахло свежим деревом и было удивительно спокойно и хорошо, хотелось никуда уже не ехать. Алексей стал потихонечку собираться, стараясь подольше побыть в этом солнечном покое, глядеть на небо, сад и лес, подумал остаться ещё на день, но приехал водитель, и Алексей уже не стал менять ничего. А через сорок минут после его отъезда к дому подъехал чёрный джип с командой ФСБ.

Несколько часов умиротворённо и неспешно Семён с Алексеем беседовали за жизнь, радуясь пристанищу, и решили здесь и остаться, надо только заехать за бумагами к Семёну домой да забрать Вовку в городе. Так и сделали. А дома Семёну позвонили бдительные соседи по тихой квартире и сказали, что через десять минут после того, как он и товарищем ушёл, приезжала милиция. Тут же приготовленный мамой обед был забыт и втроем пошли на выход. Первым Вовка, за ним Семён, последним - Алексей. У подъезда стояли двое в штатском, в машине с открытыми дверцами ещё пара мужиков с характерном видом оперативников изображала сантехников, вертя в руках краны и трубки, увлечённо обсуждая их. Двое метнулись к Семену, не обращая внимания на Вовку, но притормозили, увидев, что выходит Павлов с дипломатом в руке (как известно, у охранников есть дипломаты, в секунду превращающиеся в автомат). «Добрый день» - вежливо сказал Семен, а незнакомцы растерянно смотрели то на него, то на Павлова. Вовка уже открыл машину, сел за руль (машина у них с Семёном была общая), поехали. Сантехники тоже тронулись вслед.  На окраине какого-то парка Семён с Алексеем выскочили чуть ли не на ходу и скрылись в кустах, Вовка дал газ, а за ним пролетели красные жигули сантехников.

В этот же день Семён снял не на свое имя через риэлторов квартиру. Объявился и бесшабашный Вовка: «Да шо они, не, меня даже не тронули. Я им не нужен». Надо отдать должное обоим, самообладания ребята не теряли никогда. А наутро, когда Семён не хотел просыпаться, Вовка засвистал в четыре пальца и заорал ему в ухо на весь дом: «Вставай, тебя милиция ищет!» «В х… дунь, там тоже дырка» - хмуро отозвался Семен. Потом оба уехали в Ахтырку, а Алексей остался обживать жилье. Вернувшись, однако, ночью из похода по городу, обнаружил, что в квартире спят какие-то люди, тихо закрыл дверь. Позвонил братану Олегу, тот не мешкая приехал, забрал Алексея. Ключ от квартиры Клавдии Васильевны по-прежнему был в кармане, и ехать, кроме как туда , было некуда.  Таким образом, в ночном жигуле сидел за рулём находящийся в украинском розыске братан из Донецка и находящийся то ли во всероссийском, то ли международном розыске Алексей Павлов.

Слежку за машиной Алексей почувствовал сразу, а вскоре увидел. Начали гонять по Киеву, договариваясь как быть. Решили проехать несколько раз по одним и тем же местам, и резко высадить Алексея в районе квартиры. Понять кто за кем следит и охотится, было уже трудно. Это совершенно особенное, отвратительное чувство – быть на  нелегальном положении и стремиться уйти от погони. Спокойная жизнь после этого представляется как величайшее благо.

Мрачноватая улица под названием Китайская, типовой кирпичный дом, ключ от квартиры человека, которого и фамилии-то не знаешь, ночь. Квартира, к счастью, по-прежнему пустовала. Алексей тихо как мышь улёгся спать, и рано утром опять топтал тротуары Киева. На просторном Крещатике – торговые ряды, гадалки и гадатели. Семён говорил про одного, что все рекомендуют – не врёт. Ну, и нашёл его. Дождался очереди, протянул ладони. Десять лет спустя Алексей попросил найти этого человека. Оказывается, он занимается хиромантией серьёзно, у него высшее образование, большая картотека ладоней отовсюду, где их можно достать, с приложенными к ним биографиями. Выглядел же он обычно, не отличаясь в торговом ряду ни от кого.

Предупредив, что не говорит, сколько человеку жить, дядька осмотрел ладони и серьёзно сказал:

- Молодой человек, отнеситесь, пожалуйста, серьёзно к тому, что я скажу. Вам грозит тюрьма. Но это не фатальное событие, его можно избежать, нужно быть только осторожным и внимательным.

- В связи с чем?

- Трудно сказать точно. Большие деньги, может быть акции. Будьте, пожалуйста, внимательны относительно всего, что касается денег. Далее, Вы избежали смертельной опасности и покинете родину, а вернётесь перед смертью. Тут хиромант поднял ясный взгляд и спросил: «Вы уже покинули родину?» Ответа, впрочем, не ждал. «За границей Вас ждёт известность в области искусства и богатство». С некоторым сомнением он оглядел Алексея, снова посмотрел на ладони, и, преодолевая визуальное впечатление, подтвердил: «Ну, да, богатство. Но получите Вы его когда потеряете… нет, этого я говорить не буду».

- А Вы могли бы сказать, - спросил Алексей, уже не воспринимая дядьку всерьёз, так как к искусству был не причастен, - не могли бы Вы сказать, когда грозит тюрьма.

- Между тридцати семью и сорока годами. Если Вы благополучно переживете это время, считайте, что опасность миновала.

- Так я уже пережил.

- Да? Тогда всё в порядке! – обрадовался дядька. – Сколько же Вам тогда лет?

Вот он, тренинг.

В тот же день пришла долгожданная весть: прилетает Володя. Встретились в аэропорту. «Вот твой паспорт», - Володя протянул Алексею книжечку с украинским гербом на обложке. Ёлки зеленые, теперь Алексей зовется каким-то Алексеем Стеценко.

- И это что, настоящий или с переклеенным фото?

- Такой человек существует, но вместо его фотографии не переклеена, а вклеена твоя.

Фотография выглядела совершенно неестественно. С помощью компьютера уголовную рожу одели в костюм и галстук, на теперешнего Алексея совсем похоже не было.

- Не волнуйся, - сказал Володя, засовывая паспорт в нагрудный карман рубашки Алексея, - зато ты теперь человек. Это даже лучше, чем российский, безопаснее, а то на границе могут быть проблемы. В международном розыске тебя пока нет, но кто знает, когда подадут.

- Пожалуй, да, но с моим московским выговором за украинца сойти сложно. Украинцы на границе и задержат.

- Теперь спешить некуда. Поедем в Ужгород, там друзья, а у них знакомые на переходе в Словакию. А лучше, конечно, с этим паспортом дождаться российского и действовать по ситуации.

- Как же дождаться российского, если я в розыске?

- Вопрос времени и денег. Вадим платит.

Вадим – это не кто иной, как человек с Бермуд.

- Хорошо, увидим. Так что, в путь?

- Да, поехали. Машина здесь, ждёт.

Вот это дело. Наконец-то.

«Дорога, дорога, дорога, меня успокой хоть немного», - вспомнились слова песни.

Чудодейственное, целительное свойство имеет дорога. Быстро остался позади опостылевший Киев, умчалась тревога. Путь Володя выбрал не самый короткий, зато живописный, кругом леса, горы, долины. Постов нет, только на въезде в Ужгород остановил военный патруль, попросили открыть багажник, тем дело и кончилось. Ужгород Алексею не понравился – маленький, как Ахтырка, все как на ладони. Володины знакомые оказались посерьёзнее киевских, с бизнесом, с деньгами, связями.  Это успокоило, но паспорт всё же был ни к чёрту, чем дольше Алексей его разглядывал, тем больше сомневался в фотографии с размытыми контурами – явно переснята с другого отпечатка, и костюм как бы сам по себе. Нет, нельзя. Только с гарантией знакомых на переходе. Ребята разместили Алексея в квартире и разбежались по делам. А между тем, беспокойство стало нарастать и усиливаться. Сколько ни просил Алексей не оставлять его одного – бесполезно – ребята пожимали  плечами: чего бояться, их все тут знают, да и через пару часов они вернуться. Но не прошло и часа, как судьба постучалась в двери. Несколько длинных настойчивых звонков свидетельствовали о том, что это не друзья. Что оставалось делать? Не открывать – значит дождаться прихода хозяев и подробной ментовской проверки, а это конец. Алексей быстро разделся догола, обернул бёдра полотенцем и пошёл открывать. Два украинских мента за дверью уже беседовали с соседями, а дверь немедленно заблокировали, чтобы не захлопнул. Дело принимало паршивый оборот. «Вы здесь живёте?» - последовал вопрос. Вот оно и приехало. Конечно, Алексей слегка насобачился в украинском акценте, но эти ребята говорили нарочито на чистом украинском, так что и понять было трудно. На несколько длинных вопросов Алексей ответил кивками - да, нет, понимая смысл только по интонации. Выход был только один – ввести мужиков в смущение, поэтому Алексей нарочито молчал, типа ожидая, когда у людей проснётся совесть – всё-таки голый человек средь бела дня должен иметь причины, чтоб быть в таком виде. Но печальней всего, что Алексей оказался не способен ответить, кто живёт в этой квартире, пожав плечами в ответ на вопрос. Менты всполошились, и вот уже ударил в колокол первый набат, а рука стража порядка потянулась к наручникам. «Кто живет в этой квартире?» - спросил второй мент соседа, выглядывавшего из дверей. «Не знаю» - ответил тот. Мент задумался и потребовал у Алексея паспорт. Павлов молча, с полным параличом в груди, повернулся и ушёл  в комнаты. Менты дёрнулись за ним, но он деликатно закрыл дверь в прихожей – нечего мол вторгаться в частную жизнь. Вернувшись, молча подал злосчастный паспорт в совершенной уверенности, что теперь – воронок, ментовка, проверка, экстрадиция, Бутырка. Но ментов паспорт устроил.  «Откуда Вы?» - прозвучал вопрос. «Да с Киева!» - в этот ответ Алексей вложил максимум украинской, на его взгляд совершенно нелепой интонации. Менты обрадовались – наконец-то заговорил, уверенно захлопнули паспорт, вручили Павлову и не попрощавшись пошли вниз по лестнице. Не стал прощаться и Алексей. Тут не то что слова – междометия было достаточно, чтобы понять, что обладатель нового загранпаспорта  не украинец.

В этот же день из Ужгорода уехали. Ребята сказали, что и знакомые не помогут: Павлов уже на крючке. Выезжали поочерёдно на нескольких машинах, пока не убедились, что хвоста нет. Так Алексей снова оказался в Киеве с Вовкой и Семёном, а Володя уехал в Москву дальше решать паспортный вопрос. Киев встретил Алексея негостеприимно, у Семёна и Ивана Михайловича проблемы достигли апогея. Семён решил уехать в Харьков, а Алексея определил на постой к своему брату. Сначала Алексей обрадовался большому двухэтажному дому, в котором живёт холостой мужчина с десятилетним сыном. Мужик тоже обрадовался, особенно после того, как выпили коньячку вечерком на бульваре, но радость была не долгой. Во-первых, Семёнов брат оказался ментом, только что уволившимся из органов, во-вторых, каждый божий день к нему ходили бывшие сослуживцы, и каждого интересовало, кто такой Павлов. «Не знаю, - уже раздражённо отвечал мужик, – Семен привёл». Деньги, которыми Алексей пытался задобрить хозяина, стали вызывать только зависть и неприязнь, а с сыном вышло и того хуже. Паренёк в свои десять лет жил как взрослый – отец не давал ему ни гривны. Парень путешествовал по Украине как бездомный, был умный, самостоятельный  и месяцами не появлялся дома, ночуя по подвалам и чердакам, добывая средства не воровством, а случайной работой. Настоящий герой Джека Лондона. После того, как Алексей дал парню денег, а папа узнал об этом, стало ясно, что дни Павлова в этом доме сочтены. А прошёл между тем уже месяц. Оперативники стали заглядывать и вечером и утром. Один усатый был особенно злобен, настальгировал по Андропову, говорил, что доверять нельзя никому, даже себе, и подбирался к вопросу о документах Алексея. Но кумовство на Украине большая сила, а Семён представил Алексея московским бизнесменом, и держаться ещё было можно, тем более, что по ходу дела Алексей познакомился с полковником таможни, с которым летними днями ходили в парк кушать под дубовый шелест шашлык по-гусарски и обсуждать, может ли начальник продвинуть состав контрабанды в Россию. Полковник утверждал, что может, только деньги должны быть соответствующие. Алексей вошел в роль и чувствовал себя уверенно и весело. Но критический момент настал. Вечером в дом пришёл опер, и Алексей чутьём арестанта понял, что сегодня будет поднят вопрос документов. Сначала усатый ментяра разразился старыми речами, потом рассказал, что на общаке в киевской тюрьме места живого нет, внимательно глядя на реакцию Павлова; что так мол и надо гноить преступников, и когда в глазах усатого уже мелькнули две серебряные плахи с золотыми топориками и с губ почти слетели слова «а покажите Ваши документы», Алексей весело и спокойно прервал опера:

- Правильно говорите! Сто раз правильно. Знаете, как Ленин зашёл  к Дзержинскому и спросил, почему на стене висит портрет Пушкина?

- Нет, - удивился опер.

- Ленин говорит: «Феликс Эдмундович, это почему у Вас на стене портрет Пушкина?»

- А как же, Владимир Ильич, - отвечает Дзержинский, - это же наш первый чекист.

- Почему?

- А кто сказал первый «души прекрасные порывы»?

Опер замялся, не зная как реагировать, а Павлов неспешно пройдя по комнатам, спустился на первый этаж, взял сумку и ушёл навсегда из этого дома.

Вызвонив Вовку, сообщил, что надо немедленно ехать в Ужгород. Будь что будет, кругом капканы. С ментами и паспортом прошло, может и теперь обойдётся. И вот уже два разгильдяя, приняв по стакану, курят в тамбуре скорого поезда под стук колёс, а Алексей подначивает молодого ухаря из поездных бандитов, что водятся в каждом поезде дальнего следования. Заветный паспорт так и лежит в нагрудном кармане, грея душу надеждой. Алексей возбуждён и весел и сыплет на пацана тюремные шутки. Тот недоумевает, позвать ли братву и скинуть чудака с поезда или поступить иначе, и уходит. А дальше происходит такое, о чём Павлов только слышал или видел в кино. А именно. Они с Вовкой идут в вагон-ресторан, хотя и не собирались. По вагону туда-сюда ходит известный хлопец и какая-то братва, уже ясно, что дошутились, но ребята все не крепкие, а Вовка – здоровенный мужик. Алексей садится у окна, к нему не подойти сразу. Идя в очередной раз по проходу между столами, паренёк, над которым шутил Алексей, внимательно посмотрел Павлову в глаза и пошёл дальше. Только потом, через несколько дней, Алексей вспомнил, как рука его сама полезла за паспортом и сунула его в батарею отопления, и мелькнула мысль: а после заберу.

Выпито было, между прочим, совсем мало, а сон в купе одолел сразу. Среди ночи Алексей проснулся от ясной тревоги за паспорт: его нигде не было. Были деньги, но паспорта не было, хотя купе было закрыто изнутри. И память как отшибло. «Так работают гипнотизёры, - объяснил позже Володя. – И наказали они тебя гуманно: видать, ты их не сильно оскорбил».

Такой шок, как отсутствие паспорта можно было сравнить с днём, когда в Матросской Тишине в день выезда на суд, которыймог изменить меру пресечения, - объявили строгий карантин.

Обыск соседей по купе ничего не дал, обращение к проводнику кончилось вызовом милиции, и два ошалевших бедолаги соскочили с подножки уже тронувшегося поезда, теряя на ходу вещи, на знаменитой станции Жмеринка.

Позже Алексей благодарил судьбу за это происшествие, а сейчас ненавидел Жмеринку всеми фибрами души. Город на редкость не подходил для маскировки. Ментов пруд пруди, ни лесочка, ни парка, ни хрена; подвыпивший – норма, пьяный – нонсенс. Вовка с Алексеем взяли по бутылке шампанского и пошли слоняться по узким улочкам дачного типа, пока не нашли поляну с высокой травой, в которой и залегли в запахе полыни на тёплой земле, а чтобы успокоиться, допили шампанское и заснули. Утром подсчитали потери: паспорт, пуховая подушка, взятая на вечную память в эмиграцию, книги. Деньги на месте – это главное. И снова перестук колес, теперь назад, в Киев. На счастье, объявился  Семён  и открыл секрет: паспортным вопросом Павлова, по поручению Володи, занимается он. «Слушай, Семён, а русский паспорт ты можешь сделать?»

- Могу, но это дорого. Восемь тысяч долларов, потому что всё делается через Москву.

- По рукам!

- Как по рукам? Володя сказал - не дороже тысячи.

- Но это он сказал, а у меня деньги в кармане. И две тысячи тебе лично.

Богу известно, как и что делается на свете. После бесконечных топтаний около каких-то домов, пока Семён кого-то выслеживал и, наконец, выследил, после его бесед с какими-то обшарпанного вида женщинами пожилого возраста, после ночёвок чёрт знает где и заполнения российских бланков на выдачу паспорта вышел однажды Семён из подъезда какого-то панельного дома и повёл Павлова на пустырь у реки, где и вручил ему настоящий русский загранпаспорт. Ставя в него свою подпись, Алексей уже не верил, что успеет это сделать, прежде чем его арестуют. Но подпись была поставлена, и паспорт был настоящим. Фото на сей раз было безукоризненным. И тут, среди бурьяна, мусора и милого душе Семёна металлолома АлексейПавлов снова стал человеком. Оставался ключевой вопрос, находится ли Алексей в международном розыске и можно ли идти на пограничный переход. Вот всё и прояснилось. Многоуважаемый человек с Бермуд тянул время, решая вопрос подешевле, а теперь, когда узнает про паспорт, наверняка определит местом назначения Испанию, где дома Алексея и Вадима соседствуют на побережье Коста-Бланка. Там же и могила приготовлена Алексею где-нибудь в горах или в море, тоже не дорогая. Недаром Володя говорит, что Вадим настаивает на том, чтобы Алексей не делал ни одного неконтролируемого шага. Благо, Володя ведёт двойную игру, а Семён вообще сам по себе. Без денег, конечно, ничего бы не вышло. Как говорил Бальзаковский отец Горио, за деньги можно купить даже собственных дочерей.

Кто его знает этого Володю, где он искренен, где он играет. Зачем, спрашивается, перед побегом из Москвы он затащил Алексея в Управление по делам президента для консультации какого-то бухгалтера; сдается, с несильно благими намереньями. Но границу без него не перейти, Семён здесь не помощник, к сожалению, нужны ужгородские ребята, они могут оперативно выяснить, в интерполе Павлов или нет. Тут момент тонкий – сейчас ты не в розыске, а через пять минут появился в компьютере. Ареста за границей Алексей не боялся – там разберутся, проблемы лишь две – чтобы арестовали в правовой стране и чтобы не убили по пути к этой стране.  И что это должна быть за страна? А пока приходилось перезваниваться и с Вадимом и с Володей и изображать послушность.

Известия о приобретении Алексеем паспорта человека с Бермуд ошеломило, и Володя прилетел в Киев как ошпаренный и уже ни на шаг от Алексея не отходил. Разговор по душам тоже состоялся, и Алексей выбрал из колоды ещё несколько козырей, одним из существеннейших  неожиданно оказался тот, что Вадим – еврей. Володе это сильно не понравилось, ему это было не известно, а Алексей возражать не стал, хотя от национального вопроса избавился ещё в тюрьме. Не любят русские евреев, и неистребимо силён в них великодержавный шовинизм, поди и не зарастёт травой никогда.

… Но вот опять Алексей и Володя в машине едут в Ужгород, уже не таясь, по прямой магистрали. Эх, орлы общипанные. Знал бы Алексей, что если нет официальных данных о пересечении российской границы разыскиваемым лицом, то и в международный розыск оно объявляется с очень большим временным интервалом, и можно было не мучиться, а спокойно жить по российскому общегражданскому паспорту. Но, по планам Вадима, этого Алексей  знать был не должен. Сволочь и есть сволочь.

В Ужгороде дело пошло споро. День ушёл на выяснение о розыске. Павлова отвезли в какой-то дом с охраной, теленаблюдением за улицей и с баней. Баня была восхитительна. Запомнилась навсегда, будто сегодня парился. С веником, чистая, пахучая. Потом хозяин владения попросил выпить всех побольше водки, чтобы никто не выказал нервозности, а сам, будучи трезв, загрузил Алексея и Володину команду в черный джип и стремительно без очереди переправил всех за границу. На погранпосту остановились лишь на минуту, все весело смеялись – команда ехала погулять в загранке, паспортам особого внимания не уделяли, проверка прошла быстро: хозяин джипа оказался сильно авторитетной личностью.

Вряд ли уважаемому читателю знакомо чувство, когда пограничник возвращает отданный ему паспорт и желает счастливого пути – в то время, как вполне может прозвучать известное «следуйте за мной». В памяти навсегда остаётся ночное шоссе с белыми полосами, предупреждением о границе и контроле и то, как эти полосы снова убегают под радиатор машины, и буквально с каждым метром на душе легче и светлее.

Говорить с московским или каким-нибудь другим акцентом не пришлось, Алексей только пьяно и весело улыбался, и всё прошло наилучшим образом. А «вражеский» пограничник вообще просто поставил штамп в паспорт и махнул рукой: мол, счастливо. И Алексей Павлов оказался в свободном мире. Тут же и хмель как рукой сняло. Час был поздний, ночные бабочки предлагали «комплексные услуги», а ужгородские ребята удивлялись, как это Павлову не до них. Алексея устроили в маленькой чистой гостинице, попросили разбудить к завтраку и заказать билет на поезд. Какое это было счастье – погрузиться в чистую  постель и заснуть  сном состоявшегося эмигранта. Боги, какой покой. В цивилизованной стране ты всегда человек, уважительное отношение – норма жизни, а вежливость – её составляющая. А как приятно прийти утром в гостинице к завтраку, когда ты там скорее гость, а не клиент. Нет, господа, ни Москва, ни Россия не доросли ещё до человеческой жизни. Но это уже было не важно. Алексею Павлову посчастливилось оказаться за чертой, за которой человек становится самим собой. Приключения еще не кончились, но новая жизнь уже началась, подул западный ветер и надо было идти под Солнцем по земле.