"Творения, том 3, книга 2" - читать интересную книгу автора (Златоуст Иоанн)

ТВОРЕНИЯ СВЯТОГО ОТЦА НАШЕГО ИОАННА ЗЛАТОУСТА АРХИЕПИСКОПА КОНСТАНТИНОПОЛЬСКОГО

Том III

Книга 2

XXVI. БЕСЕДЫ на Евтропия

евнуха, патриция и консула.

БЕСЕДА 1.

БЕСЕДА 2.

когда Евтропий, найденный вне церкви, был схвачен, и о садах и писаниях, и на слова: "Стала царица одесную Тебя" (Псал.44:10).

XXVII. БЕСЕДА

когда Сатурнин и Аврелиан были отправлены в ссылку, и Гайна вышел из города, и о сребролюбии.

XXVIII. СЛОВО о возвращении

св. Иоанна из Азии в Константинополь.

XXIX. СЛОВО

о принятии Севериана.

XXX. СЛОВО О МИРЕ

произнесенное еп. Северианом, когда он принят был блаженным Иоанном, епископом Константинопольским.

XXXI. БЕСЕДА

пред отправлением в ссылку.

XXXII. БЕСЕДА

по возвращении из изгнания.

XXXIII. БЕСЕДА

когда отправлялся в ссылку.

XXXIV. БЕСЕДА

по возвращении из первой ссылки.

XXXV. БЕСЕДА

по возвращении из первой ссылки.

XXXVI. Беседа о жене хананейской,

сказанная по возвращении (святителя) из ссылки.

XXXVII. Слово

о том, что кто сам себе не вредит, тому никто вредить не может.

XXXVIII. Слово

к тем, которые соблазняются происшедшими несчастьями, а также о гонении и бедствии народа и многих священников, и о непостижимом, и против иудеев

БЕСЕДЫ, СЛОВА И ПИСЬМА

БЕСЕДА

на Евтропия евнуха, патриция и консула

Всегда, но особенно теперь благовременно сказать: “Суета сует, сказал Екклесиаст, суета сует, - все суета!”(Еккл.1:2). Где теперь пышная обстановка консульства? Где блестящие светильники? Где рукоплескания и ликования, пиршества и праздники? Где венки и завесы? Где городской шум и хвалебные клики на конских бегах и льстивые речи зрителей? Все это прошло: вдруг подул ветер и сорвал листья, обнажил дерево и потряс его до основания с такою силою, что, казалось, вырвет его с корнем и разрушит самые волокна его. Где теперь притворные друзья? Где пиры и обеды? Где толпа тунеядцев и ежедневные возлияния вина, и изысканность поварского искусства, и поклонники могущества, льстившие словом и делом? Все это было, как ночь и сновидение и с наступлением дня исчезло; это были весенние цветы, и с удалением весны все увяло; была тень – и прошла; был дым – и рассеялся; были пузыри - и лопнули; была паутина – и расторглась. Посему мы и воспеваем это духовное изречение, постоянно повторяя: “Суета сует, сказал Екклесиаст, суета сует, - все суета!”. Это изречение навсегда должно быть написано и на стенах, и на одеждах, и на площади, и на доме, и на дорогах, и на дверях, и в преддвериях, а в особенности на совести каждого, и должно быть повторяемо постоянно. Так как коварство в делах, притворство и лицемерие принимаются многими за истину, то каждому должно всякий день и за обедом, и за ужином, и в собраниях повторять ближнему и слышать от ближнего это изречение: “Суета сует, сказал Екклесиаст, суета сует, - все суета!”. Не говорил ли я тебе постоянно, что богатство есть беглый раб? А ты нас не слушал. Не говорил ли я, что оно – неблагодарный слуга? А ты не хотел верить. Вот опыт на деле показать, что оно не только беглый и неблагодарный раб, но и человекоубийца; ведь оно теперь заставило тебя трепетать и страшиться. Не говорил ли я тебе, - хотя ты постоянно запрещал мне говорить правду, - что я люблю тебя более, чем льстецы, что я, обличая, забочусь о тебе более, чем те, которые угождают? Не прибавлять ли к этим словам, что: “Искренни укоризны от любящего, и лживы поцелуи ненавидящего” (Притчи 27:6)? Если бы ты переносил мои уязвления, то их лобзания не причинили бы тебе этой смерти, потому, что мои уязвления производят здоровье, а их лобзания нанесли неизлечимую болезнь. Где теперь твои виночерпии? Где те, которые расталкивали перед тобою народ на площади и говорили тебе пред всеми тысячи похвал? Они разбежались, изменили дружбе, ищут для себя безопасности в твоем мучении.А мы не так: мы и тогда не оставляли тебя не смотря на твое негодование, и теперь падшего тебя покрываем и защищаем. Церковь, которая терпела от тебя гонение, открыла для тебя свои недра и приняла тебя, а зрелища, которым ты покровительствовал и из-за которых ты часто негодовал на нас, предали тебя и погубили. Мы никогда не переставали говорить: что ты делаешь? Ты неистовствуешь против Церкви и сам стремишься на край гибели. Но ты все это оставлял без внимания. И вот конские состязания, поглотившие твое богатство, изощрили на тебе меч; а Церковь, испытавшая на себе твой безвременный гнев, обходит везде, желая избавить тебя от сетей.

2. Это я говоря теперь, не попирая падшего, но желая утвердить стоящих, не растравляя ран пострадавшего, но желая сохранить здоровье еще не раненых, не предавая утопающего в жертву волнам, но научая плывущих при попутном ветре, чтобы они не потонули. Как можно достигнуть этого? Если мы будем помнить о непостоянстве человеческих дел. И этот человек, - если бы он боялся непостоянства, не был бы теперь жертвою. Но если он не исправился ни сам по себе, ни при помощи других, то по крайней мере вы, гордящиеся своим богатством, в его несчастии найдите для себя полезный урок. Нет ничего ничтожнее дел человеческих. Какое бы слово ни употребил кто для обозначения их ничтожества, оно будет бледнее истины. Назовешь ли их дымом, или травою, или сном, или весенними цветами, или чем бы то ни было, они действительно тленны наравне со всем этим; они даже менее, чем ничто. И при таком своем ничтожестве они еще подвергают нас великой опасности, как это видно из настоящего случая. Кто был выше этого человека? Не превзошел ли он всех в мире своим богатством? Не достиг ли самой вершины почестей? Не все ли трепетали пред ним и боялись его? Но вот он сделался несчастнее узников, жалче рабов, беднее нищих, томимых голодом, каждый день видя пред собою изощренные мечи, и пропасть, и палачей, и ведение на смерть. Он не помнит уже прежнего величия и даже не видит солнечного света; самый полдень для него – глубочайшая ночь: заключенный в стенах, он как бы лишен зрения. Впрочем, сколько бы мы ни старались, мы не можем выразить словами то страдание, какое он должен терпеть, ожидая каждый час смертной казни. И нужны ля наши слова, когда он сам ясно изобразил нам это, как бы на картине? Вчера, когда пришли за ним из царского дворца, с тем, чтобы насильно взять его, и он прибежал к святилищу, лицо его было, как и теперь, нисколько не лучше, чем у мертвеца; а скрежет зубов, и дрожь, и трепет во всем теле, и прерывистый голос, и онемевший язык, и вся наружность были таковы, каковы могут быть у человека с окаменевшую душою.

3. И это говорю я, не порицая и не издеваясь над его несчастием, но желая смягчить ваши души, склонить к состраданию и убедить довольствоваться совершившимся наказанием. Многие у нас столь бесчеловечны, что даже и нас укоряют за то, что мы приняли его в святилище; поэтому я и выставляю на вид его страдания, желая словами своими смягчить их бесчувственность.

И почему, скажи мне, возлюбленный, ты негодуешь? Потому, говоришь, что нашел убежище Церкви тот, который постоянно враждовал против нее. Но потому особенно и нужно прославлять Бога, что он попустил (противнику Церкви) впасть в такую крайность, чтобы он познал и силу, и человеколюбие Церкви, - силу в том, что за вражду против нее он потерпел такое несчастье, а человеколюбие в том, что она, после всех притеснений, покрывает его теперь щитом, взяла его под свои крылья и поставила вне всякой опасности, не вспомнив ни о чем из прежнего, но открывать ему свои недра с великой любовью. (Для Церкви) это –самый славный трофей; это – (её) блестящая победа; это посрамление эллинов, это пристыжает иудеев. В этом с новым блеском проявилось Величие Церкви: взяв в плен врага, она не только щадит его, но когда все оставляют его одиноким, она одна, как нежно любящая мать, скрыла его под своим покровом и стала против царского гнева, против ярости народа и против невыразимой ненависти. Это – украшение алтаря. Какое, скажешь, украшение в том, что алтаря касается человек преступный, корыстолюбец и грабитель? Не говори этого: и блудница коснулась ног Христовых, а она была весьма преступна и нечиста, и однако это послужило для Иисуса не в вину, а в похвалу и великую славу, потому что нечистая не повредила чистому, но чистый и не скверный сделал преступную блудницу чистою через прикосновение. Не будь же злопамятен ты, человек; мы – рабы Того, Который на кресте сказал: “прости им, ибо не знают, что делают” (Лук.23:34). Но, скажешь, он сам заградил здешнее убежище разными указами и законами? Но вот он на деле узнал, что такое он сделал, и своими поступком сам первый перед лицом всей вселенной нарушил закон, и (теперь) отсюда без слов убеждает всех: не делайте этого, чтобы вам не испытать того же. Несчастие сделало его учителем. И этот алтарь изливает великий свет, оказываясь теперь особенно страшным потому, что держит связанным льва, подобно тому, как царское изображение большее впечатление, когда оно представляет не просто царя на престоле, в порфире и диадеме, но и то, что под его ногою лежат варвары со связанными назад руками и с поникшими вниз головами. Впрочем, нет нужды в убеждении словами, когда вы сами свидетельствуете об этом своим усердием и стечением. Подлинно, светлое у нас сегодня зрелище и блестящее собрание! Только в Святую Пасху я видел столько собравшегося народа, сколько вижу здесь теперь: так этот человек молча созвал всех: его дела прогремели громче трубы. И вот девы, оставив свои покои, жены – свои комнаты, и мужья – рынок, все вы собрались сюда, чтобы видеть, как обличается человеческая природа, как открывается тленность житейских дел и как с лица блудницы, которое сияло красотою вечера и третьего дня, переменою судьбы словно губкою стираются притирания и прикрасы, - ведь таково счастье, приобретаемого в погоне за богатством! – и она оказывается безобразнее морщинистой старухи.

4. Так велика сила этого несчастия, что человека славного и знатного оно сделало теперь ничтожнее всех. Войдет ли сюда богач – он получит (здесь) хороший урок. Он увидит, как сокрушен и повергнут в прах тот, кто потрясал всю вселенную, как боится и трепещет он, оказавшись трусливее зайца и лягушки, без цепей прикованный к этому столбу и вместо оков связанный одним страхом. (Это зрелище) укротит пыль (всякого богача), разъест его надменность, и он, начав ценить человеческие дела так, как следует их ценить, выйдет отсюда, научившись на деле тому, о чем Писания говорят в словах: “Всякая плоть - трава, и вся красота ее - как цвет полевой" (Ис. 40:6) и еще: “ибо они, как трава, скоро будут подкошены и, как зеленеющий злак, увянут” (Псал.36:2); “как дым, дни мои” (Псал.101:4), и тому подобное. В свою очередь бедный, войдя и увидев такое зрелище, не будет считать себя несчастным и оплакивать свою бедность, но станет благодарить свою нищету, за то, что она составляет для него безопасное убежище, безмятежную пристань и твердую стену. И не раз, имея перед глазами этот пример, он предпочтет остаться в том состоянии, в каком находится теперь, чем, на короткое время получить власть (хотя бы) над всем миром, потом подвергнуть опасности и самую жизнь свою. Видишь, как от этого бегства его сюда – не малая польза и для богатых и для бедных, и для низких и для высоких и для рабов и для свободных? Видишь, как отсюда каждый уходит, получив врачевство, исцеляясь от одного зрелища? Не смягчил ли я вашего чувства не отклонил ли гнева? Не истребил ли жестокости? Не склонил ли к страданию? Я весьма уверен в этом, и свидетельствуют о том ваши лица и потоки слез. Итак, если в сердцах ваших камень превратился в тучную и плодоносную ниву, то, произрастив плод милосердия и показать цветущий колосс сострадания, припадем теперь к царю, или лучше, будем умолять человеколюбивого Бога смягчить гнев царя и сделать нежным его сердце, чтобы он оказал нам полную милость. И уже с того дня, когда этот человек нашел здесь убежище, произошла не малая перемена. Когда царь узнал, что он прибежал в это убежище, и когда собравшееся войско негодовало на его преступление и требовало его смерти, тогда царь произнес длинную речь, чтобы укротить ярость войска, уговаривая обратить внимание не только на грехи (беглеца), но и на хорошие дела его, и объявляя, что за эти дела сам он благодарен ему, а за другое прощает его, как человека. Когда же они опять настаивали на отмщении за оскорбление царя, взывая, прыгая, требуя смерти и потрясая копьями, тогда он, пролив потоки слез из своих кротчайших очей и напомнив о священной трапезе, к которой прибегнул несчастный, таким образом наконец укротил их гнев.

5. Теперь приложим и мы должное с нашей стороны. Иначе, какого вы удостоитесь прощения, если, когда царь, сам оскорбленный, не помнит зла, вы, не потерпев ничего подобного, будете показывать такой гнев? И как, по окончанию этого зрелища, вы будете приобщаться тайн и произносить ту молитву, в которой нам заповедано говорить: “и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим “ (Матф.6:12), если будете требовать наказания вашему должнику? Но он сделал великие несправедливости и обиды? И мы не отвергаем этого; но теперь время не суда, а милости, не расследования, а человеколюбия, не допроса, а прощения, не приговора и осуждения, а сострадания и помилования. Поэтому, пусть никто не раздражается и не предается негодованию, но лучше будем умолять человеколюбивого Бога – продолжить жизнь несчастного и исторгнуть его из грозящей ему гибели, чтобы он загладил свои преступления, и все вместе приступим к человеколюбивому царю, прося его во имя Церкви, во имя алтаря, даровать священной трапезе одного человека. Если это мы сделаем, то и сам царь будет доволен, и Бог прежде царя одобрит и воздаст нам великую награду за наше человеколюбие, потому, что Он отвращается и ненавидит жестокого и бесчеловечного, а милосердного и человеколюбивого принимает и любит и, если это будет праведник, сплетает ему светлейшие венцы, а если грешник, прощает ему грехи в награду за его сострадание к подобному себе рабу. “Ибо Я милости”, говорит Он: “хочу, а не жертвы” (Ос. 6:6); и везде в Писаниях ты видишь, что Он всегда этого ищет и говорит, что это служит к отпущению грехов. Так и мы умилостивим Его, и тем избавимся от своих грехов и украсим Церковь. Тогда и человеколюбивый царь похвалит нас, как я выше сказал, и весь народ будет рукоплескать; тогда концы вселенной будут удивляться человеколюбию и кротости нашего города, и жители всей земли, узнав о случившемся, будут прославлять нас. Итак, чтобы нам насладится такими благами, припадем, будем просить и умолять, исторгнем из опасности пленника, беглеца, просящего о помощи, чтобы и нам самим сподобится будущих благ, благодати и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА

1. Приятен луг, приятен сад, но гораздо приятнее чтение божественных Писаний. Там – увядающие цветы, а здесь – цветущие мысли; там – дыхание зефира, а здесь – веяние Духа; там служит оградою терновник, а здесь охраняет промысел Божий; там – пение кузнечиков, а здесь – речи пророков; там – удовольствие от зрения, а здесь - польза от чтения; сад – в одном каком-то месте, а Писания – во вселенной; сад подчинен переменам времен года, а Писания и зимою и летом украшены листьями, обременены плодами. Будем же прилежны в чтении Писаний. Если ты внимаешь Писанию, то оно удаляет от тебя уныние, доставляет удовольствие, истребляет злоба, укореняет добродетель, не допускает бедствовать в вихре забот, подобно обуреваемым волнами. Море бушует, а ты плывешь в тишине: у тебя кормчий чтение Писания, а этого каната не расторгает искушение обстоятельств. И сами дела свидетельствуют, что я не лгу. На этих днях Церковь была осаждена; приступило войско и метало огонь из глаз, но маслины не иссушило; мечи были обнажены, но раны никто не получил; царские двери были теснимы, но Церковь осталась в безопасности; хотя здесь и разразилась война. Здесь искали убежавшего, но мы предстояли, не страшась их ярости. Почему? Мы имели верный залог в словах: "ты - Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее" (Матф. 16:18). Церковью я называю не только место, но и нравы, не стены Церкви, но законы Церкви. Когда ты ищешь убежища в Церкви, то ищи не в стенах, но в (расположении) души, потому, что Церковь - не стена и кровля, но – вера и жизнь.

Не говори, что предан Церковью тот, кто предан; если бы он не оставил Церкви, то не был бы предан. Не говори, что он искал убежища и был предан; не Церковь оставила его, но он сам оставил Церковь; не в Церкви он был предан, но вне нее. Зачем он оставил Церковь? Ты хотел спастись? Тогда ты должен был держаться жертвенника; не стены здесь доставляют опасность, но промысел Божий. Ты был грешником? Бог не отвергает тебя; Он и пришел: "призвать не праведников, но грешников к покаянию" (Матф.9:13). Блудница спаслась, когда коснулась ног Его. Вы слышали прочитанное сегодня? Это я говоря для того, чтобы ты никогда не сомневался прибегать под кров Церкви. Пребывай в Церкви и не будешь предан Церковью. Если же ты убежишь из Церкви, то Церковь не виновна. Если бы ты был в ней, волк не вошел бы; а если выйдешь из нее, то будешь схвачен зверем, и это – не от ограды, но от твоего малодушия. Ничего нет равного Церкви. Не говори мне о стенах и оружии; стены от времени ветшают, а Церковь никогда не старится; стены разрушаются варварами, а Церкви не побеждают и бесы. А что эти слова не хвастовство, о том свидетельствуют дела. Сколько было нападавших на Церковь, и нападавшие сами погибли? А она взошла выше небес. Таково величие Церкви: когда нападают на нее, она побеждает; когда злоумышляют против нее, она преодолевает; притесняемая, она прославляется; получает раны – не изнемогает, среди ярости волн, не утопает, в порывах бури не терпит кораблекрушения, в борьбе неодолима, в сражении непобедима. Разразилась эта война – и Церковь увенчана новой славою. Вы присутствовали в том день и видели, сколько поднималось оружия, ярость войска была сильнее огня, и мы спешили в царский дворец. И что же? По благодати Божией, ничто не смутило нас.

2. Это говорю я для того, чтобы и вы подражали. Почему же мы не смутились? Потому, что не боимся никаких настоящих бедствий. И что составляет бедствие? Смерть? Она – не бедствие, потому, что чрез нее мы скорее достигаем безмятежной пристани. Или лишение имущества? "наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь" (Иов. 1:21). Или изгнание? "Господня - земля и что наполняет ее" (Псал.23:1). Или клеветы? "Радуйтесь и веселитесь, когда будут поносить вас, ибо велика ваша награда на небесах" (Матф.5:11:12). Я видел мечи, и думал о небе; ожидал смерти и помышлял о воскресении; видел земные страдания, и исчислял небесные награды; смотрел на козни, и представлял себе небесный венец; самая цель борьбы ободряла меня и утешала. Я был в опасности, но это не причинило мне вреда, потому, что только одно вредно – грех. Хотя бы вся вселенная старалась вредить тебе, но, если ты сам себе не будешь вредить, то не потерпишь вреда. Предательство только одно – от совести; не предавай своей совести, и никто не предаст тебя. Я был в опасности, но зато видел дела, или лучше – видел, что мои слова сделались делами, - (что) моя беседа, произнесенная словами, была на площади проповедана делами. Какая беседа? Та которую повторял я всегда: "Засыхает трава, увядает цвет, когда дунет на него дуновение Господа" (Ис.40;7); прошла ночь, и явился день; удалилась тень, и явилась истина; взошли до небес, и ниспали в долину. Волны, поднимавшиеся высоко, усмирены человеческими делами. Каким образом? В этом дан был нам урок. И я говорил самому себе: ужели не вразумятся потомки? Ужели, еще не прошло двух дней, и случившееся предано забвению? Но еще живы эти воспоминания! Опять скажу, опять буду говорить. Какая от того польза? Конечно, есть польза. Если услышат не все, то услышит половина; если не услышит половина, то третья часть; если не третья, то четвертая; если не четвертая, то десять человек; если не десять, то пять; если не пять, то один; хотя бы даже и один, я имею готовую награду: "Засыхает трава, увядает цвет, слово Бога нашего пребудет вечно" (Ис.40:7:8).

3. Видите ли ничтожество дел человеческих? Видите ли непрочность власти? Видите ли, что богатство, которое я всегда называл беглым рабом, есть не только беглый раб, но и человекоубийца? Оно не только оставляет тех, которые имеют его, но и убивает их; когда привязываются к нему, тогда особенно оно и предает. Для чего ты заботишься о богатстве, которое сегодня у тебя, завтра у другого? Для чего заботишься о богатстве, которое нельзя удержать? Хочешь ли сберечь его, хочешь ли удержать его? Не зарывай его, но отдай его в руки бедных. Богатство, как дикий зверь: если удерживают его, оно убегает, если расточают, остается: "расточил" говорится в Писании: "роздал нищим; правда его пребывает во веки" (Псал.111:9). Расточай, чтобы оно оставалось, не зарывай, чтобы не убегало. Где ваше богатство? – охотно спросил бы я тех, которые ушли. Это говорю я, не обижая, - да не будет, - не растравляя ран, но обращая кораблекрушение других в пристань для вас. Когда явились воины, блеснули мечи, когда город был объят пламенем (возмущения), когда диадема не имела силы, когда порфира была оскорбляема, когда все было в неистовстве, тогда где было богатство, где серебряные сосуды, где серебряные ложа? Где слуги? Все они убежали. Где евнухи? Все они обратились в бегство. Где друзья? Они сняли маски. Где дома? Они заперты. Где деньги? Владелец их убежал. А сами деньги где? Они зарыты. Где спрятано все это? Но не стал ли я тяжелым, не стал ли несносным, постоянно повторяя, что богатство предает тех, которые худо пользуются им? Пришло время, которое показало истину этих слов. Для чего ты удерживаешь богатство, которое во время искушения не приносит тебе никакой пользы? Если оно имеет силу, то пусть поможет тебе, когда ты попадешь в нужду; если же тогда оно убегает, то какая тебе от него польза? Сами дела показывают это. Какая от него польза? Острые мечи, грозящая смерть, неистовое войско, ожидание такой грозы: а богатства нигде нет. Куда ушел этот беглый раб? Сам он приготовил тебе все это и во время нужды убегает. Многие осуждают меня, постоянно повторяя, что я нападаю на богатых, как и они всегда нападают на бедных. Я нападаю на богатых, но не вообще на богатых, а на тех, которые худо пользуются богатством. Я всегда говорю, что обвиняю не богача, но грабителя. Иное дело – богач и иное – грабитель; иное - достаточный и иное – корыстолюбивый. Различай предметы и не смешивай того, чего не должно смешивать. Ты богат? Я не препятствую. Ты грабитель? Я осуждаю. Ты владеешь своим? Пользуйся им. Ты похищаешь чужое? Яне молчу. Хочешь побить меня камнями? Я готов пролить свою кровь, только бы остановить твой грех. Я не забочусь о ненависти, не забочусь о вражде; об одном только забочусь – о преуспеянии слушателей. И богатые - мои дети, и бедные – мои дети; одна и та же утроба произвела тех и других, при одних болезнях родились те и другие. Поэтому, когда ты притесняешь бедного, я обвиняю тебя; притом ты не столько вредишь бедному, сколько - самому себе, потому, что бедный не получает никакого важного ущерба, - он терпит только денежный убыток, - а ты терпишь вред в душе. Кто хочет, пусть поражает меня; кто хочет, пусть побивает меня камнями; кто хочет, пусть ненавидит меня; злоумышления служат для меня залогом венцов, и по числу ран – я ожидаю наград.

4. Так, я не боюсь злоумышления; одного только боюсь – греха. Только бы во грехе не уличил меня кто-нибудь, и тогда пусть враждует против меня вся вселенная; эта вражда делает меня более славным. Этому и вас хочу я научить. (Не страшитесь злоумышления человека сильного, но страшитесь силы греха. Человек не причинит тебе вреда, если ты не поразишь сам себя. Если у тебя нет греха, то пусть угрожают тысячи мечей, - Бог спасет тебя. Если же у тебя есть грех, то хотя бы ты был в раю, будешь извержен. В раю был Адам – и пал; на гноище был Иов – и увенчан. Какую пользу принес тому рай, и какой вред причинило этому гноище? Против того никто не злоумышлял, и он пал; а против этого – дьявол, и он увенчан. Не отнял ли у него дьявол имущества? Но не отнял благочестия. Не лишил ли его детей? Но не поколебал веры. Не растерзал ли его тела? Но не нашел сокровища. Не вооружил ли его жену? Но не поверг воина. Не пускал ли в него стрелы и копья? Но он не получил ран. Придвинул орудия, но не поколебал башни; навел волны, но не потопил корабля. Соблюдайте же этот закон, увещеваю вас и ног ваших касаюсь, если не рукой, то мыслью, и проливаю слезы. Соблюдайте этот закон, и никто не причинит вам вреда. Никогда не ублажайте богатого; никогда не считайте несчастным никого, кроме находящегося во грехе; ублажайте того, кто – в праведности. Не свойство вещей, но душевное расположение людей делает и тем и другим. Никогда не бойся мечей, если совесть не будет обвинять тебя; никогда не бойся в борьбе, если чиста, будет твоя совесть.) Где отшедшие, скажи мне? Не все ли преклонялись перед ними? Не все ли, имеющие власть, больше других трепетали перед ними? Не им ли угождали? Но пришел грех, и все ниспровергнуто; низкопоклонники сделались судьями, льстецы – палачами; целовавшие руки, сами влекли его (Евтропия) из церкви; кто вчера целовал руку, тот сегодня – враг. Почему? Потому, что и вчера неискренне любил. Пришло время, и обнажились маски. Не ты ли вчера целовал его руки, называл и спасителем и покровителем, и благодетелем? Не ты ли придумывал тысячи похвал? Зачем же сегодня обвиняешь? Вчера хвалитель, а сегодня обвинитель? Вчера похвалы, а сегодня составляешь обвинения? Что за перемена? Что за превращение?

5. Но я не таков: я стал защитником того, кто злоумышлял против меня. Я потерпел множество бедствий, и не мстил, потому, что я подражаю Господу моему, который на кресте сказал: "прости им, ибо не знают, что делают" (Лук. 23:34) Это я говорю для того, чтобы вы не заразились подозрительностью злых людей. Сколько было перемен с того времени, как я сделался предстоятелем в этом городе, и никто не исправляется! Говоря: никто, я не всех осуждаю; да не будет; не может быть конечно, чтобы эта тучная нива, приняв семена, не произвела плода! Но я ненасытен, я хочу, чтобы не немногие, но все. Если даже один остается погибающим, и я погибаю и не колеблюсь подражать тому пастырю, который имел девяносто девять овец и пошел за одною заблудившеюся (Лук. 15:4). Доколе деньги? Доколе серебро? Доколе золото? Доколе возлияния вина? Доколе ласкательство слуг? Доколе увенчания чаши? Доколе пиршества сатанинские – служение воле дьявола?

Разве ты не знаешь, что настоящая жизнь есть путешествие? Разве ты гражданин? Ты – путник. Понял ты, что я сказал? Ты не гражданин, а путник и странник. Не говорите: у меня такой-то город, а у меня такой-то. Ни у кого нет города; город – горе; а настоящее есть путь. И мы путешествуем каждый день, пока движется природа. А есть ли такой, кто на пути откладывал бы деньги? Есть ли такой, кто на пути зарывал бы золото? Когда ты войдешь в гостиницу, то, скажи мне, украшаешь ли эту гостиницу? Нет, но ешь и пьешь и спешишь выйти. Настоящая жизнь, есть гостиница. Мы пришли и проводим здесь настоящую жизнь; постараемся же выйти с доброю надеждою; ничего не будем оставлять здесь, чтобы не погубить там. Когда ты войдешь в гостиницу, то что говоришь слуге? – Смотри, куда кладешь вещи; не оставь чего-нибудь здесь, чтобы не пропало что-нибудь, ни одна мелочь, ни один пустяк, чтобы все принести нам домой. Так мы и в настоящей жизни будем смотреть на жизнь, как на гостиницу, и ничего не будем оставлять здесь, в гостинице, но все понесем в отечество. Ты – путник и странник: или – лучше – ты меньше и путника. Как это? Сейчас объясню. Путник знает, когда он входит в гостиницу, и когда выходит, потому, что он властен и выйти и войти; а я, входя в гостиницу, т.е. в настоящую жизнь, не знаю, когда выйду. Иногда я приготовляю питание на долгое время, а Господь внезапно взывает ко мне: "безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?" (Лук.12:20) Неизвестен выход, непрочно стяжание, тысячи стремнин, со всех сторон волны. Зачем же ты увлекаешься этим призраком безумия? Зачем, оставив истину, прибегаешь к теням?

6. Это я говорю и не перестану говорить, возбуждая постоянную печаль и успокаивая раны, и не для падших, но для устоявших. Те отошли и получили конец, а устоявшие сделались через их несчастье более безопасными. Что же скажешь нам делать? Одно делай: возненавидь деньги и люби свою жизнь. Отвергни имущество, не говорю – все, но отдели лишнее. Не желай чужого, не обирай вдовицы, не похищай у сироты, не овладевай их домом. Я говорю не о лицах, но о делах. Если же кого укоряет совесть, то он сам виноват, а не мое слово. Зачем похищаешь там, где зависть? Похищай там, где венец. Похищай не землю, а небо: "Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его" (Матф.11:12). Зачем похищаешь у бедного, который жалуется? Похищай у Христа, который хвалит. Видишь ли безумие и неистовство? Ты похищаешь у бедного, который имеет немногое? Христос говорит: "у Меня похищай, и Я буду благодарить тебя за похищение; царство Мое похищай и бери силою" Если бы ты захотел похитить царство земное, или – лучше – если бы захотел даже подумать о том, ты был бы наказан; а а царства небесного если не похитишь, то будешь наказан. Где житейское, там зависть; а где духовное, там любовь. Об этом размышляй каждый день, чтобы, опять увидеть после двух дней кого-нибудь несущимся на колеснице, одетым в шелковую одежду, надмевающимся, ты не смутился и не встревожился. Не хвали богатого, но только того, кто живет праведно. Не осуждай бедного, но учись иметь о вещах правильное и не обманчивое суждение.

Не удаляйся от Церкви; потому, что нет ничего сильнее Церкви. Твоя надежда – Церковь, твое спасение – Церковь, твое убежище – Церковь. Она выше неба, обширнее земли. Она никогда не стареет, но всегда цветет. Поэтому Писание, выражая твердость её и непоколебимость, называет ее горою; за её непорочность, называет ее девою; за великолепие называет царицей; за родство с Богом называет дщерью; за многочадие, называет её, бывшею бесплодною, рождающую семерых: множество названий, чтобы представить её благородство! Как Господь её имеет много имен: и отцом называется, и путем называется, и жизнью называется, и светом называется, и мышцею называется, и очищением называется, и основанием называется, и дверью называется, и безгрешным называется, и сокровищем называется, и Господом называется, и Богом называется, и Сыном называется, и Единородным называется, и изображением Божьим и образом Божьим называется, - разве достаточно одного имени для выражения всего? – нет, но для того множество имен, чтобы мы знали о Боге хотя немногое, - так и Церковь называется многими именами. Она называется девою, хотя прежде была блудницею, потому, что это и есть чудное дело Жениха, что Он взял блудницу, и сделал девою. Необыкновенные и дивные дела! Брак у нас разрушает девство, брак у Бога восстанавливает девство. У нас, бывшая девою, вступив в брак, уже не дева; у Христа, бывшая блудницею, вступив в брак, делается девою.

7. Пусть это одно объяснит еретик, исследующий горнее рождение и говорящий: как родил Отец? Скажи ему: как Церковь, бывшая блудницею, сделалась девою? И как родившая осталась девою? "Ибо я ревную о вас ревностью Божьею", - говорит Павел: "потому что я обручил вас единому мужу, чтобы представить Христу чистою девою" (2Кор.11:2). О, мудрость и разумение! "Ибо я ревную о вас ревностью Божьею”. Что это значит? "Ревную”, говорит он. Ревнуешь, ты, духовный? "Ревную", говорит, как “Бог”. И Бог ревнует? Да, ревнует, не страстью, но любовью и желанием. “Ибо я ревную о вас ревностью Божьею".

Сказать ли тебе, как Бог ревнует? Видел он, что земля развращается бесами, и отдал Сына своего. Конечно, слова, употребляемые в отношении к Богу, имеют не то же самое значение; например, ревнует Бог, гневается Бог, раскаивается Бог, ненавидит Бог. Это – слова человеческие, но смыл их должен быть богоприличный. Ревнует ли Бог? "Ибо я ревную о вас ревностью Божьею" Гневается ли Бог? "Господи! не в ярости Твоей обличай меня" (Псал.6:2). "Даже не спит ли Бог? Восстань, что спишь, Господи!" (Псал. 43:24)? Раскаивается ли Бог? "Раскаялся, что сотворил человека" (Быт.6:7) Ненавидит ли Бог? "Новомесячий и суббот, праздничных собраний не могу терпеть" (Ис.1:14). Но ты не обращай внимания на простоту выражений, а пойми богоприличный смысл их. Ревнует Бог, потому, что любит. Гневается Бог не страстью, но возмездием и наказанием. Спит Бог, но не сном, а долготерпением. Принимай выражения с разбором. Так и тогда, когда слышишь, что Бог рождает, разумей не отсечение, а единосущие. Подлинно, много выражений Бог заимствовал от нас, и мы – от Него, чтобы это послужило к нашей чести.

8. Понял ли ты, что я сказал? Слушай со вниманием, возлюбленный. Есть имена божеские и имена человеческие. Взял Он от меня, и сам дал мне. Дай мне свои, говорит Он, и возьми Мои. В Моих ты имеешь нужду; не Я нуждаюсь, но ты; так как Моя сущность нетленна, а ты – человек, облеченный плотью, то ты и ищешь выражений плотских, чтобы ты, облеченный плотью, мог через известные тебе слова уразуметь превышающие тебя понятия. Какие же имена Он взял от меня, и какие дал мне? Сам Он Бог, и меня назвал богом; там таково естество предмета, а здесь почетное имя. "Я сказал: вы – боги и все – сыны Вышнего" (Псал.81:6). Здесь слова, а там действительное естество. Он назвал меня богом, потому что я удостоен чести. Сам Он назвался человеком и сыном человеческим, назвался путем и дверью, назвался камнем. Эти имена Он взял от меня, а те от себя дал мне. Для чего он назвался путем? Для того, чтобы ты узнал, что через Него мы восходим к Отцу. Для чего назвался камнем? Чтобы ты познал истинность и непоколебимость веры. Для чего назвался основанием? Чтобы ты знал, что Он носит все. Для чего назвался конем? Чтобы ты знал, что на Нем мы произрастаем. Почему назвался пастырем? Потому, что Он пасет нас. Почему назвался овцою? Потому, что за нас он принес Себя в жертву и сделался очищением. Почему назвался жизнью? Потому, что Он воскресил нас, бывших мертвыми. Почему назвался светом? Потому, что избавил нас от тьмы. Почему назвался мышцею? Потому, что Он единосущен Отцу. Почему назвался словом? Потому, что Он родился от Отца: как мое слово происходит из моей души, так и Сын родился, от Отца. Почему назвался одеянием? Потому, что я облекся в Него, крестившись. Почему назвался трапезою? Потому, что я вкушаю Его, причащаясь тайн. Почему назвался домом? Потому, что я живу в Нем. Почему, назвался обителью? Потому, что мы делаем храмом Его. Почему назвался женихом? Потому, что Он избрал меня Себе в невесты. Почему назвался непорочным? Потому, что принял меня – деву. Почему назвался Владыкою? Потому, что я – раба Его.

9. Смотри, как Церковь, как я говорил, называется невестою, иногда дщерью, иногда девою, иногда рабою, иногда царицею, иногда неплодною, иногда горою, иногда раем, иногда многоплодною, иногда лилиею, иногда источником, и всякими именами. Только, слыша это, не представляй, увещеваю тебя, чего-нибудь чувственного, но возвысь свой ум; помни, что это не может быть чувственным. Например: гора не то же, что дева, дева – не невеста, царица – не тоже, что раба; а Церковь – все это. Почему? Потому, что это – не в теле, а в душе; в теле это не поместилось бы, а в душе находится великое море. "Стала царица одесную Тебя" (Псал.44:10). Царица? Угнетенная, бледная, как стала царицею? И куда она взошла? Высоко предстала эта царица. Каким образом? Потому, что Царь сделался рабом; Он не был таким, а потом сделался. Помни же свойства Божества и помышляй о делах Его домостроительства; помни, кем Он был и кем сделался для тебя, и не смешивай предметов, и дела человеколюбия не обращай в повод к богохульству. Он был высок, а она унижена; высок не по месту, а по природе. Он есть Существо нетленное, неизменяемое, бессмертное, непостигаемое умом, невидимое, необъятное, всегда пребывающее таким, каково есть, превосходящее ангелов, высшее горних сил, побеждающее разум, превышающее ум, такое, которого невозможно видеть, а в которое можно только веровать. Ангелы видят Его и трепещут, херувимы пред Ним закрываются крыльями, - все в страхе. Он взирает на землю, и она колеблется; угрожает морю, и оно иссыхает; Он произвел реки из пустыни, поставил горы мерою и холмы весом. Как мне выразить, как представить? Величие Его не имеет пределов, премудрость Его не имеет числа: "Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его" (Римл. 11:33). Столь велик и столь высок Он, если только можно без опаски сказать это: столь велик и столь высок! Но что мне делать? Я человек и выражаюсь по человечески; я владею бренным языком и испрашиваю прощения у Господа. Конечно, не по гордости я употребляю такие выражения, но потому, что не имею других. Впрочем, я не останавливаю на скудости выражений, но возношусь выше на крыльях ума. Столь велик и столь высок: это я говорю для того, чтобы ты, не останавливаясь на выражениях и на скудости слов, научился и сам делать тоже. И зачем тебе удивляться, что я так делаю, когда и Он сам так поступает, желая представить что-нибудь, превышающее человеческие свойства? Так как Он беседует с людьми, то и употребляет образы человеческие; они, хотя недостаточны для выражения предмета речи и не могут представить его во всей мере, но достаточны для немощи слушателей.

10. Усиль свое внимание и не тяготись длинной речи. Когда Он является, то является не тем, что Он есть, является не открытая сущность Его (никто не видел Бога так, каков Он есть, потому, что когда он является со снисхождением, то трепещут херувимы; снисходят и дымятся горы; снисходит и иссыхает море; снисходит и колеблется небо; а если бы Он явился без снисхождения, то кто перенес бы это?) – Он не является тем, что Он есть, а тем, что может видеть взирающий; почему иногда является ветхим, иногда новым, иногда в огне, иногда в ветре, иногда в воде, иногда в оружии, не изменяя Своей сущности, а переменяя вид применительно к разным обстоятельствам. Так точно и тогда, когда хочет сказать что-нибудь о себе, Он употребляет человеческие образы. Например: (Господь) взошел в гору - "и преобразился пред ними: и просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет" (Матф 17:2). Он открыл, говорится в Писании, немного Божества, показал ученикам обитающего в Нем Бога, "и преобразился пред ними". Вникните тщательно в эти слова. "и преобразился пред ними", говорится, и заблистала одежда Его как свет, а лицо Его как солнце. Я сказал: Он столь велик и столь высок, и прибавил: помилуй меня, Господи; (впрочем я не настаиваю на этом выражении, но недоумеваю и не знаю другого соответственного выражения). И теперь хочу внушить тебе, что я научился этому от Писания. Евангелист хотел показать блеск Его и сказал: " просияло". Скажи мне: как Он просиял? Очень светло. Как именно? " как солнце?" Да Почему же? Потому, что я не знаю другого более яркого светила. И был Он "бел, как свет" Почему же - " бел как свет"? Потому, что я не знаю другого более белого вещества. Но что Он не так только блистал, это видно из дальнейшего. "ученики пали на лица свои" (Матф.17:6). Если бы Он блистал, как солнце, то ученики не пали бы: ведь на солнце они смотрели ежедневно и однако не падали; ясно, что он блистал светлее солнца и света, и ученики, не перенесши этого блеска, упали.

11. Почему же, скажи мне, евангелист, Он просиял светлее солнца, а ты говоришь: "как солнце"? Да; желая сделать для тебя известным этот свет, я не знаю другого большего светила, не знаю другого образа, господствующего между светилами. Так я сказал, но чтобы ты не останавливался на скудости выражения, я указал тебе на падение учеников: они пали на землю, будучи поражены изумлением. "Встаньте" (ст.7), сказал Господь, и поднял их, а они были удручены. Они не перенесли чрезмерного блеска, но отяжелели глаза их, - настолько явившийся свет был больше солнечного. А евангелист сказал: "как солнце", потому, что это светило, будучи знакомо нам, превосходит все прочие светила. Или, как я сказал, столь великий и столь высокий оказал благоволение к блуднице. Бог оказал благоволение к блуднице? Да, к блуднице, т.е. к нашему естеству. К блуднице благоволит Бог? И человек, если стремится к блуднице, осуждается: а Бог оказывает благоволение к блуднице для того, чтобы блудницу сделать девою; таким образом пожелание человека служит в погибель той, к которой он стремится; благоволение Божие служит во спасение той, к которой Он благоволит. Столь великий и столь высокий благоволит к блуднице? Для чего? Для того, чтобы сделаться женихом ее. Что же Он делает? Он не посылает к ней никого из рабов, не посылает к блуднице ни ангела, ни архангела, ни серафима, но сам приходит со своею любовью. Опять, слыша о любви, ты не разумей любви чувственной. С разбором извлекай мысли из выражений, как прекрасная пчела, которая садится на цвета и извлекает мед, а травы пролетает мимо. Он благоволит к блуднице и что делает? Не возводит ее горе, потому, что Он не хотел возводить блудницу на небо, но сам снисходит. Так как она не могла взойти на небо, то Он Сам сошел на землю. Он приходит к блуднице и не стыдится; входит в ее хижину; взирает на нее нетрезвую. И как приходит? Не открытым существом Своим, а становится тем, чем была блудница, не призрачно, а по естеству становится таким, чтобы она, увидев Его, не устрашилась, не удалилась, не убежала. Он приходит к блуднице и делается человеком. Как делается? Зачинается в утробе, растет мало по малу и проходит путь своего возрастания. Кто возрастает? Домостроительствующий, а не самое Божество, образ раба, а не лицо Господа, моя плоть, а не Его сущность; Он возрастает мало по малу и общается между людьми. Он находит ту, к которой пришел, покрытой ранами, одичавшею, обремененною бесами. И что делает? Подходит к ней; а она увидела и отбежала. Он призывает волхвов. Чего вы боитесь? Я не судья, но врач: "ибо Я пришел не судить мир, но спасти мир" (Иоан.12:47). Тотчас Он призывает волхвов. О, необычайные и дивные дела! Волхвы являются первенцами. Держащий вселенную полагается в яслях и управляющий всем повивается пеленами; устраивается храм и вселяется Бог. Приходят волхвы, и тотчас покланяются; приходит мытарь, и делается евангелистом; приходит блудница, и делается девою; приходит хананеянка, и принимается с человеколюбием. Любящему свойственно – не требовать отчета в грехах, но прощать беззакония и прегрешения. Что же Он делает? Принимает ее и обручает ее Себе. Что дает ей? Залог обручения. Какой? [Печать] Духа Святого. "Утверждающий же", говорит Павел, "нас с вами во Христе и помазавший нас, Который и запечатлел нас и дал залог Духа в сердца наши" (2-е Кор. 1:21:22). Он дает ей Духа. Зетам говорит: не в раю ли Я насадил тебя? Она отвечает: да. Как же ты пала оттуда? Пришел дьявол и вывел меня из рая. Ты насаждена была в раю, а дьявол изгнал тебя оттуда; вот Я поселю тебя во мне, и Сам стану носить тебя. Каким образом? Дьявол не смеет приступить ко мне; не на небо Я возвожу тебя, но здесь больше неба; в самом Владыке неба стану носить тебя. Пастырь носит, и волк уже не приступает, или – лучше – пусть он приступает. Господь носит наше естество, подходит дьявол и поражается. Я насадил тебя, говорит Он, в Себе самом; поэтому Он и сказал: "Я есмь лоза, а вы ветви" (Иоан. 15:5); так Он насадил ее в Себе самом. Что же далее? Но я грешник, говорил человек, я нечисть. Не беспокойся об этом, отвечает Господь, я – врач. Я знаю мой сосуд, знаю, как он испорчен; прежде он был глиняный и испортился; Я исправлю его баней паки бытия и предам его огню. Смотри же: Бог взял перст от земли и сотворил человека, образовал его; пришел дьявол и извратил его; пришел сам Бог, снова взял человека, восстановил его, обновил его в крещении, и не оставил тела его глиняным, но сделал его “скудельным”. Он предал глину огню Духа: "Он будет крестить вас Духом Святым и огнем" (Матф. 3:11); крестит водою, чтобы обновить, а огнем, чтобы укрепить. Это издревле предсказывая, говорил пророк: "сокрушишь их, как сосуд горшечника" (Псал.2:9). Не сказал [просто]: "как сосуды глиняные", какими они бывают в употреблении, но - "сосуд горшечника", т.е., именно какими они бывают во время работы над ними на станке горшечника; [разница в том, что] в работе у горшечника они [просто] глиняные, а у нас сосуды "горшечника"[1]). Итак пророк употребляет выражение: "сокрушишь их, как сосуд горшечника", предусматривая обновление [падшего человека] через крещение. Он восстанавливает, говорит и обновляет. Я схожу в [воду] крещения, и мой вид преобразуется, огонь Духа обновляет его, и он делается горшечным. Что это не пустые слова, послушай Иова: "как глину, обделал меня" (Иов. 10:9). А Павел говорит: "Но сокровище сие мы носим в глиняных сосудах" (2-е Кор. 4:7). Но посмотри на твердость этого горшечного сосуда, который не огнем обожжен, а Духом. Каков же этот горшечный сосуд? "От Иудеев пять раз дано мне было по сорока [ударов] без одного, три раза меня били палками, однажды камнями побивали" и горшечный сосуд не разбился; "ночь и день пробыл во глубине [морской]", был в глубине, и горшечный сосуд не распался; "терпел кораблекрушение", а сокровище не погибло; корабль был в воде, а груз плыл (2-е Кор. 11:24:25). "Но сокровище" Какое сокровище? Наитие Духа, оправдание, освящение, искупление. Какое, скажи мне сокровище? "во имя Иисуса Христа Назорея встань и ходи. - Эней! исцеляет тебя Иисус Христос, - обратился и сказал духу: именем Иисуса Христа повелеваю тебе выйти из нее" (Деян. 3:6, 9:34,16:18).

12. Видишь ли сокровище, блистательнейшее царских сокровищ? Может ли царский жемчуг сделать то, что совершали слова апостольские? Наложи тысячи диадем на мертвого, и он не встанет; а произнесено одно слово апостола, и оно восстановило мятежную природу и возвратило ее в прежнее состояние. "Но сокровище сие". О, сокровище, не только сохраняющееся, но и сохраняющее тот дом, в котором оно находится! Понял ли ты, что я сказал? Земные цари и начальники, имея сокровища, приготовляют великие дома, стены, запоры, двери, стражей, замки, чтобы сохранить сокровище; а Христос сделал иначе: Он положил свое сокровище не в каменный, а в глиняный сосуд. Если это сокровище велико, то почему слабый сосуд? Именно потому-то и слабый сосуд, что велико сокровище: не сосуд хранит это сокровище, а оно хранит сосуд. Я полагаю, говорил Он, сокровище, и кто может похитить его? Приходил дьявол, приходила вселенная, приходили тысячи, и не похитили сокровища; сосуд был поражаем ударами, а сокровище не далось; он был потопляем в море, а оно не потонуло; он умер, а сокровище остается. Вот [какое сокровище] дал Бог [блуднице в] залог [обручения]. Где хулящие достоинство Духа? Слушайте: "Утверждающий же нас с вами во Христе, Который и запечатлел нас и дал залог Духа" (2-е Кор.1:21:22). Все вы знаете, что залог, есть малая часть всего; а как послушай. Приходит кто-нибудь продать дом за большую цену и говорит: дай мне залог, чтобы мне быть уверенным. Приходит кто-нибудь взять жену, условливается о приданом м других вещах и говорит: дай мне залог. Слышишь: и при продаже раба залог, и при всех договорах залог. Так и Христос, вступая с нами в завет, - потому что Он хотел взять меня, как невесту, - назначает мне приданое, не деньгами, а кровью. Он назначает мне в приданое воздаяние благ, "не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку" (1-е Кор. 2:9). Таким образом Он назначил мне в приданое бессмертие, славословие с ангелами, избавление от смертиЮ свободу от греха, наследие царства, - как велико богатство! – оправдание, освящение, избавление от настоящего, получение будущего. Велико дано мне приданое! Слушай со вниманием; посмотри, что Он делает. Он пришел взять блудницу, - так я называю ее потому, что она была нечиста, - чтобы ты узнал любовь Жениха. Он пришел, взял меня, назначает мне приданое, говорит: Я отдаю тебе мое богатство. Какое? Ты, говорит, потеряла рай? Получи его. Ты, говорит, потеряла красоту? Получи ее; получи все это. Но только приданое это дано мне не здесь.

13. Послушай, почему Он предвозвещает об этом приданом. Он назначил мне в приданое воскресение тела и нетление. Не всегда за воскресением следует нетление; это два отдельных явления: многие воскресли и опять умерли, например Лазарь и тела святых. А здесь не так, но Он обещает воскресение, нетление, ликование с ангелами, сретение Сына на облаках, - "и так всегда с Господом будем" (1Фес.4:17), - избавление от смерти, свободу от греха, уничтожение смерти. Каково это? "не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его" (1-е Кор. 2:9). Ты даруешь мне блага, которых я не знаю? Да, говорит Он; здесь Я вступаю с тобой в союз; здесь ты люби Меня. Почему же ты здесь не даешь мне приданого? Это будет тогда, когда ты придешь к Отцу Моему, когда войдешь в царские чертоги. Ведь теперь Я пришел к тебе, а не ты ко мне? И пришел я не для того, чтобы ты оставалась здесь, но чтобы взять тебя и вознестись. Не ищи же приданого здесь; все в надежде, все в вере. Неужели здесь ты ничего не дашь мне? Прими залог, говорит Он, чтобы верить мне касательно будущего; прими задаток, прими обручальные дары. Поэтому и Павел говорит: "я обручил вас" (2-е Кор. 11:2).

Бог даровал нам настоящие блага, именно, как обручальные дары; настоящее есть обручальный дар, залог; а все приданое находится там. Каким образом? Сейчас объясню. Здесь я старею, а там не старею; здесь умираю, а там не умираю; здесь скорблю, а там не скорблю; здесь бедность, и болезнь, и козни, а там ничего подобного; здесь тьма и свет, а там один только свет; здесь притеснение, а там свобода; здесь болезнь, а там здравие; здесь жизнь, имеющая конец, а там жизнь, не имеющая конца: здесь грех, а там правда, греха же никакого; здесь зависть, а там ничего подобного. Дай мне, скажешь это. Подожди, чтобы и сослужители твои спаслись, подожди. "Который и запечатлел нас и дал залог" (2Кор.1:22). Какой залог? Духа Святого, дар духовный. Я говорю о Духе. Он дал апостолам печать, сказав: примите и дайте всем. Разве разделяется эта печать? Раздается и не разделяется; раздается и не уничтожается. Таков духовный дар. Получил Духа святого Петр, получил и Павел; обошел вселенную, избавлял грешников от грехов, исцелял хромых, одевал нагих, воскрешал мертвых, очищал прокаженных, заграждал уста дьяволу, изгонял бесов, беседовал с Богом, насадил Церковь, разрушил капища, ниспровергал жертвенники, истреблял пороки, насаждал добродетель, делал людей ангелами.

14. Все это сделалось с нами: залог наполнил всю вселенную. Когда я говорю: всю вселенную, то разумею всю землю, которую озаряет солнце, море, острова, горы, долины и холмы. Как птица облетел ее Павел, побеждая одними только устами. Делатель палаток, он работал резцом и выделывал кожи; и однако это ремесло не послужило ему препятствием в добродетели: делатель палаток оказался сильнее бесов, некрасноречивый - мудрее философов. Почему? Он получил залог, имел печать и носил с собою. Все видели, что Царь принял на себя наше естество; видел бес, и отступал; видел он этот залог, и трепетал и удалялся; взирая на одежды апостольские, он обращался в бегство. О, сила Духа! Не только душе и телу Он давал такую власть, но и одежде, и не одежде только, но и тени. Проходил Петр, и тень его прогоняла болезни, отгоняла бесов, воскрешала мертвых. Обходил вселенную Павел, истреблял тернии нечестия и бросал семена благочестия, как превосходный земледелец, употребляя плуг учения. И к кому ходил он? К фракийцам, скифам, индийцам, маврам, сардийцам, готам, к диким существам, и обращал всех. Каким образом? Силою залога. Откуда получал достаточные средства? От благодати Духа. Он был простой, нагой, босой, но ему Бог дал "обручение Духа". Поэтому Он и говорил: "И кто способен к сему; не потому, чтобы мы сами способны были помыслить что от себя, как бы от себя, но способность наша от Бога, Он дал нам способность быть служителями Нового Завета, не буквы, но духа" (2 Кор. 2:16;3:5:6) Смотри, что сделал Дух: Он нашел землю, наполненную бесами – И сделал ее небом. Не настоящее представляйте, но обратитесь мыслью к тогдашнему. Тогда был плач, тогда везде были жертвенники, везде дым, смрад, везде прелюбодеяния, идолослужение, жертвы, везде торжествующие бесы, твердыни дьявола, везде венчаемое блудодеяние; а Павел был один. Как он не был потоплен? Как не был растерзан? Как открывал уста? Он пришел в Фиваиду, и пленил всех жителей; вошел в царские чертоги, и царя сделал учеником; вошел в судилище, и судья говорит ему: "ты немного не убеждаешь меня сделаться Христианином", судья сделался учеником (Деян. 26:28); вошел в темницу, и обратил темничного стража; прибыл на остров варваров, и ехидну сделал учительницею; пришел к народу римскому, и склонил на свою сторону сенат. Он ходил по рекам, ходил по пустынным местам всей вселенной; ни земля, ни море не остались чуждыми деяний его. Господь дал ему "обручение печати" , дал залог и сказал: это Я даю тебе теперь, а прочее обещаю. Потому и говорит пророк: "предстала царица одесную Тебя в ризах позлащенных" (Пс. 44:10). Не об одежде говорит он, но о добродетели. Также в другом месте Писание говорит: "как ты вошел сюда не в брачной одежде" (Матф. 22:12)? Не об одежде конечно, говорит, но о прелюбодеянии, о гнусной и нечистой деятельности. Как нечистые одежды означают грех, так золотые – добродетель. Но эта одежда – царская; сам Он дал ей эту одежду; ведь она была нага, нага и безобразна. "Предстала царица одесную Тебя, в ризах позлащенных одеяна". Не об одежде говорил он, но о добродетели; не сказал: "в золоте" Заметь: самое выражение это заключает в себе весьма высокий смысл. Не сказал пророк: "в золоте", но "в позлащенных". Слушай со вниманием. Золотая одежда бывает вся золотая; а позлащенная бывает частью из золота, а частью из шелка. Почему же он сказал, что невеста носит одежду не золотую, а позлащенную? Вникни тщательно. Он разумеет здесь церковную жизнь, а она разнообразна: не все мы одинаковы по жизни, но один подвизается в девстве, другой во вдовстве, иной в другом виде благочестия. Одежда Церкви, есть жизнь Церкви.

15. Так как Господь наш знал, что если бы Он указал один путь, то многие были бы нерадивыми, то Он и указал разные пути. Ты не можешь идти путем девства? Иди путем единобрачия. Не можешь через единобрачие? Иди, по крайней мере через второй брак. Не можешь идти путем целомудрия? Иди путем милосердия. Не можешь идти путем милосердия? Иди путем поста. Не можешь тем? Иди этим. Не можешь этим? Иди тем. Поэтому пророк и показал не золотую, а позлащенную одежду. Она вместе и шелковая и пурпурная и золотая. Ты не можешь быть золотым? Будь шелковым; Я принимаю тебя, только в одежде. В этом смысле и Павел говорит: "Строит ли кто на этом основании из золота, серебра, драгоценных камней, дерева, сена, соломы" (1 Кор.3:12). Ты не можешь быть драгоценным камнем? Будь золотом. Не можешь быть золотом? Будь серебром, только бы "на основании". И еще в другом месте: "Иная слава солнца, иная слава луны, иная звезд" (1 Кор.15:41). Ты не можешь быть солнцем? Будь луною. Не можешь быть луною? Будь звездою. Не можешь быть великою звездою? Будь по крайней мере малою, только бы на небе. Не можешь быть девственницею? Живи в браке с воздержанием, только бы в Церкви. Не можешь быть нестяжательным? Будь милосерд, только бы в Церкви, только бы в одежде, только бы под руководством царицы. Одежда "позлащенная" – различная одежда. Я не закрываю тебе пути; по обилию добродетелей сделалось удобным домостроительство Царя. "В ризах позлащенных, преукрашенная". Разнообразна одежда ее; и, если хочешь, вникни в глубину сказанного изречения. Посмотри на позлащенную одежду. Здесь одни – монашествующие, другие живут в честном браке, немного отставая от тех; иные единобрачные, другие в цветущем вдовстве. Для чего рай? Для чего он разнообразен? Он имел различные цветы, и деревья, и много драгоценностей. Много звезд, а солнце одно; много родов жизни, а рай один; много храмов, а рай один; много храмов, а мать одна. Один – тело, другой – глаза, иной – перст, но все – одно; и малое, и великое, и меньшее – одно. Так дева нуждается в замужней жене: она произошла от брака, и не может, следовательно, презирать брак. И дева же – корень брака. Все соединено, малое с великим, а великое с малым. "стала царица одесную Тебя в ризах позлащенных" (Пс. 44:10). Наконец: "слушай Дщерь". И она тотчас сделалась женою? Да: но, конечно, здесь нет ничего чувственного. Он сочетался с нею, как с женою, любит ее, как дочь, заботится, как о рабыне, хранит, как деву, ограждает, как рай, лелеет, как свое тело, промышляет о ней, как глава, произращает, как корень, пасет, как пастырь, сочетается, как жених, прощает, как умилостивительная жертва, закаляется, как овца, хранит ее красоту, как жених, печется о ней, как муж. Здесь много мыслей, чтобы мы воспользовались, хотя малою частью этого домостроительства. "Слыши Дщерь, и смотри"; обрати внимание на дела брачные и духовные. "Слыши Дщерь". Прежде она была дщерью бесов, дщерью земли, недостойною земли, а теперь стала дщерью Царя. Этого хотел любящий ее. Кто любит, тот не разбирает внешнего вида; любовь не смотрит на безобразие; потому она и называется любовью (#941;#961;#969;#962;), что часто любит и безобразное. Так поступил и Христос: Он увидел безобразную, - потому, что ее нельзя было назвать благообразною, - возлюбил ее, и сделал ее новою, не имеющей скверны или порока. О, Жених, обращающий в красоту безобразие невесты! "Слыши Дщерь, и смотри". Употребляет два выражения: "Слыши" и "смотри"; оба зависят от тебя, одно от глаз, а другое от слуха. Так как приданое ее заключалось в слухе, - если некоторые глубже проникают, то пусть подождут слабейших; я хвалю и вас, преуспевших, прощаю и тех, которые идут сзади, - так, как приданое ее заключалось в слухе (что значит: в слухе? В вере, - потому, что "Итак вера от слышания" (Римл. 10:17); в вере, а не в обладании, не на самом опыте), то я и говорил, что Бог разделил приданое на две части: одно даровал ей вместо залога, а другое обещал ей в будущем. Что же он даровал ей? Даровал ей прощение грехов, помилование от наказания, оправдание, освящение, искупление, тело Господне, трапезу божественную, духовную, воскрешение мертвых. Все это имели апостолы. Таким образом одно Он дал, а другое обещал; и одно было на опыте и в обладании, а другое в надежде и вере. Послушай еще: что Он даровал? Крещение, жертву. Это на опыте. А посмотри, что Он обещал? Воскресение, нетление тела, единение с ангелами, ликование с архангелами, жизнь вместе с Ним, жизнь нетленную, блага "Но, как написано: не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его" (1 Кор. 2:9).

16. Вы понимаете сказанное: не забывайте же этого; я о том и стараюсь, чтобы вы понимали. Приданое этой невесты разделено на две части, на настоящее и будущее, на видимое и слышимое, на даруемое и ожидаемое верою, на испытываемое и предвкушаемое, на блага настоящей жизни и блага по воскресении. Одно ты видишь, а о другом слышишь. Итак, смотри же, что Он говорит ей, дабы она не думала, что получила только это, хотя и это было велико, невыразимо и выше всякого представления. "Слыши, дщерь и смотри"; о том послушай, а на это посмотри, чтобы не говорить: опять в надежде, опять в вере, опять в будущем? И "смотри": одно Я даю, а другое обещаю, то в надежде, а это получи в залог, это прими в задаток, это возьми в ручательство. Я обещаю тебе царство; веруй на основании настоящего, верь Мне. Ты обещаешь мне царство? Да; Я даровал тебе больше, - Владыку царства: "Тот, Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас, как с Ним не дарует нам и всего" (Рим. 8:32)? Даруешь воскресение тел? Да; Я даровал тебе больше. Что? Избавление от грехов. Почему же больше? Потому, что грех родил смерть. Я умертвил этого отца: неужели не умерщвлю дочь? Я высушил корень: неужели не истреблю плода? "Слыши, дщерь и смотри". Что мне видеть? Мертвых воскрешаемыми, прокаженных очищаемыми, море укрощаемое, расслабленного укрепляемого, рай отверзаемый, хлебы умножаемые, грехи отпускаемые, хромого скачущим, разбойника, делающимся жителем рая, мытаря, делающегося евангелистом, блудницу, делающеюся почтеннее девы. "Слыши и смотри". О том послушай, а на это посмотри. В настоящем ты можешь удостоверится на деле, а в будущем Я дал тебе залог. Оно еще лучше. Что же скажешь ты? Все это – мое. "Слыши, дщерь и смотри". Это приданое от Бога. Что же приносит невеста? Посмотрим. И ты должна принести: что же принесешь ты, чтобы не остаться тебе без приданого? А что я могу принести, говорит она, от жертвенников, от дыма, от бесов? Что я могу принести? Что? Расположенность и веру. "Слыши, дщерь и смотри". Каких же дел ты желаешь от меня? забудь народ твой". Каких людей? Бесов, идолов, дым, смрад, кровь. "И забудь народ твой и дом отца твоего" (Пс. 44:11). Оставь отца и иди ко Мне. Я оставил отца и пришел к Тебе: неужели ты не оставишь своего отца? Впрочем, под этим выражением: "я оставил", сказанном о Сыне, не разумей разлучения. Я снизошел, говорит Он, по домостроительству, принял плот. Как жениху и невесте, нам нужно оставить родителей, чтобы сочетаться друг с другом. "Слыши, дщерь и смотри, и забудь народ твой и дом отца твоего". А что ты дашь мне, если я забуду? "И возжелает Царь красоты твоей" (Пс. 4412). Господь даст тебе Свою любовь, а снею вместе ты приобретаешь и все то, что принадлежит Ему, - если только вы можете понять сказанное’ это – мысль тонкая, и я хочу обуздать язык иудеев.

Впрочем, усильте ваше внимание; слушает ли кто, или не слушает, я возделываю землю, я работаю плугом. "Слыши, дщерь, и смотри, и забудь народ твой и дом отца твоего и возжелает Царь красоты твоей ". Иудей разумеет здесь красоту чувственную, не духовную, а телесную.

17. Обрати внимание, мы исследуем, что такое красота телесная, и что духовная. Есть душа, есть тело, - две сущности: есть красота телесная, и есть красота душевная. Что такое красота телесная? Густые брови, веселый взгляд, румяные щеки, розовые губы, высокая шея, волнистые волосы, длинные пальцы, стройный рост, цветущая белизна. Эта телесная красота бывает от природы или от воли? Известно, что от природы. Послушай мнений философов: эта красота, красота лица, глаз, волос, чела, бывает от природы или от воли? Очевидно, что от природы. Безобразная, хотя бы употребляла бесчисленное количество украшений, не может сделаться красивою по телу, потому, что природные свойства постоянны, определены, неизменны. Красивая всегда остается красивою, хотя бы и не употребляла никакого украшения, а безобразная не может сделать себя красивою, равно как красивая – безобразною. Почему? Потому, что эти свойства от природы. Видишь ли телесную красоту? Обратимся внутрь души: пред нею тело – раба пред госпожой. Обратимся же к душе. Посмотри на эту красоту, или - лучше - послушай о ней, потому, что ты не можешь видеть ее, - она невидима. Послушай же об этой красоте. Итак, что такое красота душевная? Целомудрие, скромность, милосердие, любовь, дружелюбие, доброжелательство, повиновение Богу, исполнение закона, правда, сокрушение сердца. Это – красоты души. Они – не от природы, а от воли. Не имеющий их может приобрести, а имеющий, если будет нерадив, теряет их. Как о теле я говорил, что безобразная не может сделаться красивою, так о душе скажу противное: безобразная душа может сделаться благообразною. Что было безобразнее души Павла, когда он был богохульником и гонителем, и что прекраснее его, когда он говорил: "Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил" (2 Тим. 4:7)? Что безобразнее души разбойника, и что благообразнее его, когда он услышал: "истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю" (лук. 23:43)? Что безобразнее мытаря, когда он похищал, и что благороднее его, когда он произнес свое суждение? Видишь, что красоту тела ты не можешь изменить, так как она не от воли, а от природы. А благообразие души приобретается у нас волею. Отсюда мы и получаем определение предмета. Какое? То, что душевная красота происходит от поминовения Богу. Если даже безобразная душа будет повиноваться Богу, она изгладит свое безобразие и сделается благообразною. "Савл, Савл! что ты гонишь Меня; н сказал: кто Ты, Господи? Господь же сказал: Я Иисус" (Деян. 9:4:5). Савл повиновался, и повиновение сделало безобразную душу его благообразною. Мытарю Господь сказал: "следуй за Мною" (Матф.9:9; Лук. 5:27). Мытарь встал, и сделался апостолом, безобразная душа сделалась благообразною. ОТ чего? От повиновения. Так и рыбакам Господь сказал: "идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков" (Матф.4:19)., и от повиновения души их сделались благообразными. Посмотрим же, о какой красоте говорит Он здесь. "Слыши, дщерь и смотри и забудь народ твой и дом отца твоего и возжелает Царь красоты твоей". Какой возжелает красоты? Душевной. В чем эта красота? В том, что она забыла. "Слыши", говорит Он, "и забудь"/. Это зависит от воли. "Слыши", сказал Он. Безобразная слушает, и телесное безобразие ее не уничтожается. А скажи грешнику: "Слыши", и если он послушает, то смотри, какое будет благообразие. Поэтому, так как безобразие невесты было неестественно, а произвольное, вследствие того, что она никогда не послушала Бога и преступила заповедь, - то Он и врачует ее сообразно с этим. Она безобразна не от природы, а от воли; и благообразною сделалась через повиновение. "Слыши, дщерь и смотри и забудь народ твой и дом отца твоего и возжелает Царь красоты твоей". А чтобы ты знал, что он говорит не о чем-либо чувственном, и, слыша о красоте, не разумел ни глаз, ни носа, ни уст, ни шеи, но – благочестие, веру, любовь, вообще внутреннее, Он прибавил: "Вся слава дщери Царя внутри" (Псал. 44:14). За все это возблагодарим Бога, Подателя: Ему одному подобает слава, честь, держава во веки веков. Аминь.

[1] Глиняный …. Из мягкой глины; такими бывают сосуды во время работы над ними горшечника, отсюда название - "горшечный". "Горшечный" - обожженый глиняный= - Выражение "сосуды горшечника" характеризует людей ветхозаветных, а слова апостола о "сосудах горшечника" относятся к людям, обновленным благодатью крещения.

БЕСЕДА

когда Сатурнин и Аврелиан были отправлены в ссылку, и Гайна вышел из города, и о сребролюбии

1. Долго я молчал и спустя много времени опять возвратился к вашей любви; впрочем это – не от какой-нибудь беспечности или телесного расслабления, а от того, что я успокаивал смятения, укрощал волны, утешал бурю, спасал терпящих кораблекрушение, старался ввести утопающих в тихую пристань. Я – общий отец всех; мне необходимо заботится не только о стоящих, но и о падших, не только о плывущих при попутном ветре, но и о колеблемых волнами, не только о живущих в безопасности, но и о находящихся в опасностях. Потому и в минувшие дни я на время оставлял вас, и везде ходил, увещевая, упрашивая, умоляя избавить тех господ от бедствия. Когда же те горестные события прекратились, я опять возвратился к вам, находящимся в безопасности и совершающим свое плавание в полном спокойствии. К тем я ходил, чтобы прекратить бурю, а к вам возвратился, чтобы у вас не было бури; к тем я отправлялся, чтобы избавить их от бедствий, а к вам прибыл, чтобы вы не подверглись бедствиям. Мне надобно заботится не только о спящих, но и о падших, и опять – не только о падших, но и о стоящих: о тех, что встали; об этих, чтобы не пали; о тех, чтобы освободились от тяготеющих над ними бедствий, об этих, чтобы не подвергались угрожающим горестям. Нет ничего твердого, ничего постоянного в делах человеческих, но они подобны разъяренному морю и ежедневно испытывают удивительные и жестокие крушения.

Все исполнено смут и волнений; везде скалы и стремнины; везде подводные камни и утесы; везде страхи и опасности, подозрения, ужасы и беспокойства. Никто никому не доверяет, каждый боится ближнего. Может быть, скоро наступит то время, которое описывая пророк говорил: "Не верьте другу, не полагайтесь на приятеля", каждый берегись своего ближнего: "от лежащей на лоне твоем стереги двери уст твоих" (Мих. 7:5). Почему? Потому, что настало время лукавое: "ибо всякий брат ставит преткновение другому, и всякий друг разносит клеветы" (Иерем. 9:4). Нет верного друга, нет надежного брата. Исчезло благо любви, всем овладела междоусобная война, междоусобная и притом не явная, а скрытная. Всюду личины без счету; много овечьих шкур, а под ними везде скрываются бесчисленные волки, и гораздо безопаснее было бы жить между врагами, нежели между мнимыми друзьями. Те, которые вчера заискивали, и льстили, целовали руки, теперь вдруг оказались врагами, и сбросив личину, сделались злейшими из всех обвинителей; кому недавно выражали благодарность, тех ныне обвиняют и порицают.

2. Какая же причина всего это7го? Любовь к деньгам, неистовая страсть сребролюбия, эта неисцелимая болезнь, пламя неугасимое, сила, покорившая себе всю вселенную. Поэтому, говорили мы прежде, то самое не перестаем говорить и теперь, хотя многие тогда обвиняли нас и говорили: перестанешь ли ты вооружаться языком своим против богатых? Перестанешь ли непрестанно враждовать против них? Но против них ли я враждую? Против ли них вооружаюсь? Не за них ли скорее я все говорю и делаю, тогда как они изощрили мечи свои сами на себя? Не доказал действительный опыт, что я, обличая и постоянно укоряя, заботился об их пользе, а они, осуждая нас за слова наши, были скорее сами себе врагами? Вы видели, как произнесенные нами слова оправдались на деле. Не говорил ли я всегда, что богатство – беглый раб, переходящий от одного к другому? И, о, если бы оно только переходило, но не убивало; если бы перебегало, но не губило! А теперь оно и оставляет без своего заступления, и предает мечту, и ввергает в пропасть, как злой предатель, причем и враждует особенно против тех, которые любят его. [Богатство] – это неблагодарный раб, неутолимый человекоубийца, неукротимый зверь, скала обрывистая со всех сторон, подводный камень, непрерывно обуреваемый волнами, море, вздымаемое бесчисленными ветрами, свирепый тиран, неприятель неумолимый, не прекращающий никогда своей вражды к тем, которые владеют им.

3. Не такова бедность: [в ней все] противоположно сказанному сейчас. Она – безопасное прибежище, тихая пристань, всегдашнее спокойствие, не омрачаемая опасностями радость, чистое удовольствие, жизнь невозмутимая и безмятежная, благополучие ненарушимое, источник мудрости, узда надменности, свобода от наказания, корень смирения. Для чего же, скажите мне, вы убегаете от этой бедности и гоняетесь за тем, что враждебно, убийственно, злее всякого зверя? Ведь таково именно сребролюбие, такова именно неистовая страсть к деньгам. Для чего ты всегда держишь при себе твоего постоянного врага? Для чего раздражаешь зверя, которого нужно укрощать? А как он может, скажешь, сделаться ручным? Если вы послушаетесь моих слов хоть ныне, когда падения близ нас, когда несчастие во всей свежести, когда все в смятении и унынии. Как этот зверь перестанет быть зверем? Я могу изменить его, если вы захотите; сила слова произведет это. Как же он изменит свое зверство? Чтобы узнать это, нужно посмотреть, как он делается свирепым. А как он делается свирепым? Как львы, тигры и медведи, будучи заперты и заключены во мрак, приходят в ярость и сильно злятся, так и богатство, если его запирают и закапывают, бывает свирепее льва и везде наводит страх. А если ты выведешь его из мрака и посеешь в недра бедных, то этот зверь становится овцою, предатель - защитников, подводный камень – пристанью, кораблекрушение – тишиною. Тоже можно видеть и на кораблях: когда груз бывает чрезмерно тяжел, то судно тонет, а когда соразмерен, то оно идет по ветру. Тоже бывает и в наших домах: когда ты соберешь богатства больше потребности, то и слабый напор ветра, и случайное стечение неожиданных обстоятельств потопляет корабль вместе с людьми; если же ты будешь собирать столько, сколько требует нужда, то, хотя бы возрастала сильная буря, ты удобно пройдешь через волны. Итак, не желай большего, чтобы не лишиться всего; и не собирай больше нужного, чтобы не потерять и нужного; не переступай установленных пределов, вместе с тем не остаться без всякого имущества, но отсекай излишнее, чтобы тебе быть богатым в необходимом. Не видишь ли, что и земледельцы обрезают виноград, чтобы вся сила растения обнаруживалась не в листьях и ветвях, а в корне? Тоже делай и ты: отсекая листья и все попечение направляй к принесению плодов. Если же ты пренебрегаешь этим во время благоденствия, то ожидай несчастий; во время тишины, жди бури; во время здоровья, ожидай болезни; во время богатства, думай о бедности и нищете. "Во время сытости вспоминай о времени голода и во дни богатства - о бедности и нужде" (Сир. 18:25). Если ты будешь так настроен, то и богатством станешь распоряжаться со здравою рассудительностью, и приключившуюся бедность будешь переносить с непоколебимым мужеством. Зло, неожиданно случившееся, возмущает и тревожит нас; а ожидаемое, случившись, причиняет невеликое смущение. Таким образом ты получишь два блага: во – первых, ты не опьянеешь и не обезумеешь от благоденствия, и во – вторых, не будешь смущаться и тревожится при перемене на противное, особенно, если всегда будешь ожидать противного; здесь ожидание заменит опыт. Например: ты богат? Каждый день жди бедности. Для чего и почему? Потому, что это ожидание может быть для тебя особенно полезно. Кто ожидает бедности, то и при богатстве не надмевается, не предается изнеженности и рассеянности, не домогается чужого, потому, что страх ожидания, как бы некоторый наставник, вразумляет, удерживает помыслы и не позволяет развиваться худым росткам от сребролюбия, страхом противного, как будто каким серпом, останавливая их и отсекая.

4. Итак, вот какое получишь ты величайшее благо. А другое, не меньшее этого, состоит в том, что ты не будешь тяготиться бедностью, когда она действительно наступит. Пусть же ожидание предваряет скорби, чтобы не приходилось испытывать их на деле. Испытание потому и приходит, что не было ожидания: если бы последнее исправляло человека, то в первом не было бы нужды. Свидетелем этого был пророк Иона – у ниневитян. Они, по предсказанию пророка, ожидали подвергнуться невыносимому бедствию, и этим ожиданием имевших наступить зол отвратили гнев Божий. А иудеи не поверив пророку, предсказавшему взятие Иерусалима, потерпели это бедствие: так "Мудрый боится и удаляется от зла, а глупый раздражителен и самонадеян" (Притч. 14:16). Кто, живя в благоденствии, всегда готов быть бедным, тот не скоро сделается бедным; а в чем не хотел ты вразумиться ожиданием, то хорошо узнаешь на опыте. Итак, живя в богатстве, ожидай бедности; наслаждаясь благоденствием, жди голода; пользуясь славой, жди бесславия; наслаждаясь здоровьем, жди болезни. Размышляй всегда о том, что дела человеческие по своим свойствам нисколько не лучше речных потоков, быстролетние дыма, развивающегося в воздухе, и ничтожнее бегущей тени. Если ты будешь держаться таких мыслей, то ни блага не могут произвести в тебе надменности, ни скорби – унизить тебя; если ты не очень будешь занят настоящими благами, то не станешь огорчаться лишением их. Если ты приучишь душу свою к ожиданию противного, то противное большей частью и не случится с тобою, а если и случится, то не сильно тронет тебя.

5. А чтобы вы знали, что я говорю это не по догадкам, хочу рассказать вам одно древнее событие. Был некоторый муж, дивный, великий и славный во всей вселенной, блаженный Иов, подвижник благочестия, вселенский венценосец, совершивший все подвиги, торжествовавший бесчисленные победы над дьяволом. Он был богат и беден, славен и уничижен, многочаден и бездетен; был в царских чертогах, был и на гноище; облачался в блестящую одежду, а потом был терзаем червями; пользовался услугами бесчисленных рабов, а потом терпел бесчисленные оскорбления, когда восстали слуги, поносили друзья, злоумышляла жена. Сперва все стекалось к нему, как бы из источников: обилие богатства, величие власти, высота славы, мир и безопасность, почести и угождения, телесное здоровье, благополучие детей, и ничего не было у него прискорбного, богатство у него было в безопасности, благоденствие постоянное; и весьма справедливо, потому что Бог ограждал его со всех сторон. Но в последствии все это исчезло, и в дом его вторглись тысячи бурь, все они следовали одна за другой непрерывно, и все с величайшую силою: имущество отнято было у него вдруг; рабы и дети погибли насильственною и преждевременною смертью, будучи поражены за трапезою во время пиршества, не ножом или мечом, а сильным ветром, разрушившим их дом. После того жена воздвигла свои козни и направила их против праведника; также и рабы и друзья, из которых одни плевали ему в лицо, как сам он говорит: "не удерживаются плевать пред лицем моим" (Иов.30:10), другие нападали на него. Он изгнан был из своего дома, и местом жительства его сделалась навозная куча, где ото всюду стекались к нему рои червей, где этот адамант обливался кровью и гноем, и взяв черепок, соскабливал гной, сделавшись палачом для себя. Страдания следовали за страданиями, мучения были невыносимые; ночь была тяжелее дня, а день ужаснее ночи, как сам он говорит: "Когда ложусь, то говорю: "когда-то встану?", а вечер длится, и я ворочаюсь досыта до самого рассвета" (Иов. 7:4).Во всем были для него утесы и скалы; утешающих – ни одного, а оскорбляющих – множество. И, однако среди такой бури и волн, поистине невыносимых, он всему противостоял мужественно и непоколебимо. А причиной этому было именно то, о чем я говорил, т.е., что он ожидал бедности, когда еще был богат; когда был здоров, он ожидал болезни; когда был отцом многих детей, ожидал вдруг сделаться бездетным. Этот страх он всегда чувствовал, это беспокойство он всегда питал, зная свойство дел человеческих и размышляя об их скоротечности. Потому и говорил он: "и постигло меня; и чего я боялся, то и пришло ко мне" (Иов. 3:25). Своими помыслами он всегда обращался к нему, ожидая, предчувствуя, предощущая; поэтому, когда бедствие наступило, оно не смутило его: "Нет мне мира" говорит он: "нет отрады: постигло несчастье" (Иов. 3:26).Не сказал: ни умиряюсь, ниже умолкаю, но: "Нет мне мира", во времени прошедшем: хотя дела мои располагали меня к высокомерию, но ожидание скорбей, не позволяло мне успокоится; хотя чрезвычайное благоденствие побуждало к роскоши, но беспокойство, внушаемое ожидаемым, отгоняло беспечность; хотя настоящее принуждало к наслаждению, но забота об ожидаемом пресекала его. Поэтому, увидев совершившимся на деле то, о чем он часто помышлял, он переносил это мужественно; увидев давно обдуманные и ожиданием предъиспытанные подвиги, он не смутился. А что, и обладая благами, он не слишком привязывался к ним, о том послушай, что говорит он: "Полагал ли я в золоте опору мою и говорил ли сокровищу: ты - надежда моя, Радовался ли я, что богатство мое было велико, и что рука моя приобрела много" (Иов. 31:24:25). Что говоришь ты, человек? Ты не радовался, когда текло к тебе богатство? Нет, отвечает он. Почему же? Потому, что я видел непостоянство и скоротечность его, видел непрочность приобретения. "Смотря на солнце, как оно сияет, и на луну, как она величественно шествует" (Иов. 31:26). Смысл этих слов следующий: если светила, находящиеся на небе и непрестанно сияющие, подвергаются некоторым переменам, если солнце как бы оскудевает и луна ущербляется, то не крайнее ли безумие считать постоянными и неподвижными вещи земные? Вот почему он и настоящим благам не слишком радовался, и о потерянных не сильно скорбел, так как хорошо знал свойства их. Слыша это, возлюбленные, и мы не будем тяготиться бедностью и надмеваться богатством, но, при превратности вещей, сохраняя неизменяемым дух свой, будем пожинать плоды любомудрия, чтобы т здесь наслаждаться удовольствием, и получить будущие блага, которых да сподобимся все мы благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа.

СЛОВО

о возвращении св. Иоанна из Азии в Константинополь[1]

1. Моисей, великий раб Божий, глава пророков, перешедший море, потрясавший воздухом, доставлявший (чудной) снеди, брошенный родительницею и спасенный гонительницею , - потому, что родила его мать, а унесла и воспитала египтянка, - воспитывавшийся в Египте, а обитавший на небе, воздвигший столь великие и славные трофеи, этот великий и дивный муж, оставив народ свой на сорок дней, нашел его устроившим идола и производившим возмущения. А я не был здесь не сорок только дней, но и пятьдесят, и сто, и более, и нашел вас радующимися и пребывающим в истине и страхе Божием. Неужели же я выше Моисея? Нет: сказать это было бы крайне безумно. Но народ этот выше того народа. Поэтому Моисей, сойдя с горы укорял Аарона за народное возмущение и гневно осуждал его, зачем он уступил воле толпы; а я, прибыв к вам, воздам вам похвалы и венки. Где вероломство, там необходимо следует обвинение и укоризна; а где исправность, там – одобрения, похвалы и венки. Хотя и долгое время провел я вдали от вас, но не жалею о том: я полагался на силу вашей любви и непорочность вашей веры; я знал, что обрученная мне жена крепка в своей чистоте. Как обыкновенно бывает в мирском супружестве? Когда муж знает, что его жена бесстыдна, то он не позволяет ей и выглянуть из дома, и когда принужден бывает совершить путешествие, то, побуждаемый как бы каким жалом подозрения, старается возвратиться скорее. А у кого жена воздержанна и чиста, тот спокойно медлит вне дома, полагаясь на верность жены, как на достаточное обеспечение семейного очага. Это именно испытали на себе я и Моисей; он, имея женой неисправимое общество, оставил ее, и она сблудила; поэтому Бог, отправляя его, говорил: "поспеши сойти; ибо развратился народ твой" (Исх. 327). А я не получил такого повеления. И когда приключилась со мной небольшая телесная слабость, отсутствие ваше не беспокоило меня, но, уверенный в вас, я спокойно ждал исцеления моей болезни. "не здоровые имеют нужду во враче, но больные" (Матф. 9:12). И то, что я несколько пробыл вдали от вас, было, думаю, не к ущербу вашему, а к богатству. (Ваша добродетель вышла чистою из этого испытания, и хотя) она взращена мною, или – лучше – благодатью Божией, но, конечно, это – ваш венец, ваш успех. Поэтому я радуюсь и торжествую, как бы летаю на крыльях, и величия моей радости не могу выразить. Что же я сделаю? Как покажу восторг души моей? Призываю во свидетельство ваше сознание. Я вижу, как от моего прибытия ваши сердца исполнились радости; и эта радость – мой венец, моя похвала. Но если присутствие мое, - одного человека, - исполнило столь многочисленный народ, такою радостью, то подумайте, какова должна быть моя, при свидании с вами? Старец Иаков, увидев одного сына, Иосифа, радовался и обновлялся духом; а я не одного Иосифа, а всех вас, подобных ему, вижу и радуюсь. В вашем лице я возвратил себе мой рай, лучший и древнего рая. Там был змий, строивший козни, а здесь Христос, совершающий таинства; там была Ева обольщавшая, а здесь Церковь венчающая; там был обольщаемый Адам, а здесь прилепляемый к Богу народ; там различные деревья, а здесь различные дарования; в раю деревья увядающие, а в Церкви древа, приносящие плоды. В том раю, каждый родж семени оставался в своем состоянии, а в этом раю, если я найду дикий виноград, сделаю из него богатую виноградную лозу, и, если найду дикое оливковое дерево, сделаю из него истинную оливу. Таково свойство этой земли. Итак, я радуюсь, не требуя объяснений; а в том, что вы были в разлуке со мною столь долгое время, примите мое объяснение, возлюбленные. Если вы посылаете куда-нибудь раба и он долго не возвращается, то вы требуете объяснения, где и почему он замедлил, где потерял столько времени. И я – раб вашей любви: вы купили меня не деньгами, а своей любовью. Радуюсь я, что продан в такое служение и никогда не желаю освободиться от этого рабства. Это служение для меня прекраснее свободы, это служение дало мне место на этой священной кафедре; это служение – не по необходимости, а по воле. Подлинно, кто с полной охотою не стал бы служить вашей любви, - вам, умеющим так любить? Если бы я имел даже каменную душу, ваша любовь сделала ее мягче воска. Что скажу о вашем благожелании и расположении, которое вы показали вчера, когда радостные голоса ваши достигали неба? Вы освящали сам воздух, и из города сделали Церковь. Я был чтим, а Бог прославляем; еретики покрывались стыдом, а Церковь увенчивалась, потому, что велика бывает радость матери, когда веселятся сыны ее, и велика радость пастырю, когда прыгают агнцы стада. Я пришел радоваться вашим добродетелям; я слышал, как вы боролись с еретиками, и укоряли их в неправильном совершении крещения, напрасно ли я говорил, что чистая жена в отсутствие мужа отвергает прелюбодеев, в отсутствие пастыря прогоняет волков? Здесь без кормчего пловцы спасли корабль, без вождя воины одержали победу, без учителя ученики сделали успехи, без отца сыновья укрепились. Или лучше - не без отца, - потому, что ваш успех – моя радость, ваше прославление – мой венец. Но мы желали, говорите вы праздновать с тобою Пасху. Буду надеяться, что ваша любовь не откажет мне в извинении, тем более, что гнев ваш уже рассеялся при нашей встрече. Если отец, приняв блудного сына, тотчас примирился с ним и не подверг его наказанию, но тогда же обнял, то тем более сделают это сыновья, принимая отца. Впрочем, отвечаю и на это. Вы желали праздновать Пасху со мною? Никто не препятствует вам праздновать ее вместе со мною теперь. Но, может быть, вы скажете: неужели мы будем праздновать две Пасхи? Нет, одну, только многократно. Как солнце восходит каждый день, и однако мы не говорим, что много солнц, но одно солнце, ежедневно восходящее, так и Пасха совершается всегда, и, хотя празднуется всегда, остается одним нашим праздником. Мы не походим на иудеев, не служим месту и не подчинены необходимости времени, укрепляясь словами Господними: "Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию", говорится в Писании: "смерть Господню возвещаете" (1 Кор.11:26). Мы и теперь возвещаем смерть Христову. Тогда был праздник и теперь праздник: где торжествует любовь, там и праздник, и когда я встретил радующихся сынов, тогда и торжествую величайший праздник. Ведь и тот праздник Пасхи – от любви: "Ибо так возлюбил Бог мир", говорит апостол: "что отдал Сына Своего Единородного" (Иоан. 3:16). Но многие, говорите в твое отсутствие крещены. Что же? Благодать от того не уменьшается, дар Божий не хромает; я не присутствовал при их крещении, но они крещены в присутствии Христовом. Крестит разве человек? Человек простирает десницу, а управляет рукою Бог. Касательно благодати не сомневайся, возлюбленный; она есть дар Божий. Тщательно вникни в сказанное: если по какой-нибудь причине нужна тебе царская грамота и ты, подав прошение, получишь подписанную грамоту, то ты не исследуешь, каким пером подписал ее царь, и на какой бумаге, и какими или которыми чернилами, а спрашиваешь только об одном, подписана ли она царем. Так и в крещении: бумага есть совесть, перо – язык священника, рука – благодать Святого Духа. Поэтому через меня ли, или через того, кто исполнял должности священника, пишет эта рука, мы – служители, а не виновники дела. И Павел – служитель. "Итак каждый должен разуметь нас", говорит он: "как служителей Христовых и домостроителей таин Божиих" (1 Кор. 4:1). "Что ты имеешь, чего бы не получил" (1 Кор. 4:7)? Что имею, то принял; а что принял, то не мое, а дар того, кто даровал. Итак, не сомневайся возлюбленный: благодать Божия совершенна; место не препятствует, здесь ли ты крестился, или на корабле, или на пути. Филипп крестил во время пути, Павел - в узах; Христос крестил разбойника на кресте из своей раны, и он тотчас удостоился отверзть двери рая. Итак, ничто не омрачает моей радости и восхищения при возвращении к вам. И я прошу вас впредь продолжать ваши молитвы обо мне: ведь с ними я отправлялся в Азию, с ними возвратился сюда, с ними переплыл море и, с ними путешествующий, плавал благополучно. Не без вас взошел я на корабль, не без вас сошел с него, не без вас я в городе, не без вас в Церкви: я отторгнут был от вас телом, но соединен с вами любовью. Я и на море видел вашу церковь, и в восторге радовался. Такова сила любви; она не поддается ограничениям. (Духом) я входил в Церковь, предстоял перед алтарем, возносил молитвы и говорил: Господи! Сохрани Церковь, которую ты вверил мне; телом я удален от нее, но с ней Твое милосердие, приведшее меня туда и даровавшее мне более, нежели сколько я заслуживал. И вот Господь умножил ее, о чем свидетельствует множество присутствующих. Я вижу, что виноград цветет, шипов и терна нет и следов, овцы веселятся, и волка нет нигде, а если бы где он и был найден, то он изменился и сделался овцою, потому, что такова ваша вера и любовь, что вашей ревностью поощряете и прочих. Сам Господь сохранил вас, сам Он возвратил и меня. Находясь в немощи, я чувствовал помощь ваших молитв, которых ежедневно прошу у вас для моего ободрения. Мое путешествие увенчало ваш город. Теперь для всех сделалось ясным, что вы любили меня с самого начала, - потому, что и в отсутствии моем, вы также расположены ко мне, как и в присутствии. Когда я был в Азии для исправления церквей, то приходившие отсюда туда, говорили нам: ты воспламенил весь город. В самом деле, любовь от времени обыкновенно увядает, а ваше расположение ежедневно возрастало; и кого вы так любили в его отсутствии, того присутствующего, надеюсь, будете любить еще более. Вот мое сокровище, вот мое богатство! Поэтому я и прошу ваших молитв. Молитвы ваши – для мне стена и твердыня. Не говори: я слаб, как могу молиться за священника? Ты слышал, что говорит Писание: "между тем церковь прилежно молилась о нем Богу" (Деян. 12:5). И эта молитва Церкви сняла оковы с Петра и усиливала ревность к проповеди в Павле. Молитва угасила огненную печь, молитва заградила уста львов, молитва укрощала возмущение, молитва отверзла рай, молитва разрешила затворы неба, молитва оплодотворила неплодную, молитва Корнилия проникла небеса, молитва оправдала мытаря. Такой твердыни прошу у вас, такой милости требую; и Бог славы, приемлющий молитвы наши, да даст мне при отверстии уст моих слово, которым я мог бы научить вверенный мне народ во спасение чрез Христа Господа нашего, с Которым Богу Отцу, со Святым Духом, честь, слава и держава во веки веков Аминь.

[1] Это, а также следующие два слова, имеются только в латинском переводе.

СЛОВО

о принятии Севериана[1]

1. Как главе необходимо быть в связи с телом, так Церкви – со священником и народу – с правителем; и как ветвям необходимо соединятся с корнем и рекам с источниками, так сыновьям – с отцом и ученикам с учителем. Это не напрасно высказали мы вашей любви, но так, как мне нужно объявить вам нечто, [то я и хочу подготовить вас], чтобы потом никто не смущался и как-нибудь не прервал нашей речи, но чтобы возрастало в вас повиновение учеников и видно было, какое расположение вы питаете к отцу. Украсьте меня, дети, и возложите на меня венец вашей покорности, сделайте, чтобы все почитали меня блаженным и прославьте мое учение своим послушанием, по увещеванию апостола, который говорит: "Повинуйтесь наставникам вашим и будьте покорны, ибо они неусыпно пекутся о душах ваших" (Евр. 13:17). Это я предварительно возвещаю, чтобы кто-нибудь не пренебрегал нашим увещеванием. Я – отец, и мне необходимо давать советы детям; что в плотских отцах делает естество плоти, то в нас благодать Духа. Я – отец, и крайне заботливый о детях так, что готов пролить за вас кровь свою. И это – не заслуга моя, таков апостольский закон и заповедь Господа, говорящего: "пастырь добрый полагает жизнь свою за овец" (Иоан.10:11). И вы тоже делаете для нас, так как привязаны к нам подобною же любовью. Так и Павел, слышите, что говорит: "Приветствуйте Прискиллу и Акилу, сотрудников моих во Христе Иисусе, которые голову свою полагали за мою душу" (Римл. 16:3:4). Подлинно, как прекрасно пастырю быть закланным за овец, так же прекрасно и овцам в самой смерти не отделяться от пастыря; если они будут с ним нераздельно, то не станут боятся волка – дьявола. Стена любви крепче адаманта. "Брат от брата вспомоществуемый, как город крепкий и высокий" (Притч. 18:20).

С этого начал я свое слово, чтобы вы с любовью выслушали то, что мы скажем, и чтобы кто-нибудь из вас не стал возмущаться. Говорим о таком деле, о котором достойно говорить в Церкви и о котором достойно слушать с охотою. Говорим с вами о мире. И что прилично священнику Божию, как не располагать народ к миру? Противоречия не бывает там, где и посольство священно, и посол любезен. Говорим о мире для которого Сын Божий снизошел на землю, чтобы кровью своею примирить не только то, что на земле, но и то, что на небе, и земное соединить с небесным. Говорим о мире, для которого Сын Божий пострадал, для которого Он пригвожден был ко кресту и погребен. Мир Он оставил нам вместо всякого наследственного имения и дал Церкви вместо стен, его положил щитом против дьявола, им вооружил нас, как мечом против бесов; в мире указал Он верным спокойнейшую пристань и в нем даровал нам средство к умилостивлению Бога и способ к очищению грехов. Об этом мире я пришел к вам ходатаем. Не покройте меня стыдом, не обесчесте моего посольства; согласитесь со мною, прошу вас. Много уже было в Церкви печальных событий, исповедуюсь пред Богом; но я не одобряю возмущений, не люблю мятежей. Оставим же это; перестаньте, успокойтесь, умирите дух, обуздайте гнев; довольно уже страдала Церковь; пусть будем конец, пусть прекратятся смуты. Это и Богу угодно, и благочестивому государю приятно. Надобно повиноваться и царям, особенно, когда они сами повинуются церковным законам; если апостол говорит: "покоряться начальству и властям" (Тит.3:1), то не тем ли более – царю благочестивому и заботящемуся о Церкви? Итак, если я приготовил ваши души к принятию моего посольства, то примите брата нашего, Севериана епископа. Благодарю вас, что речь мою сопровождаете похвалами. Вы даете мне плоды повиновения; теперь я радуюсь, что посеял доброе семя, потому, что вот уже и собираю снопы пшеницы. Да наградит вас Господь за вашу благосклонность и послушание! Теперь вы принесли Богу истинную жертву мира, потому, что услышав это имя, никто не возмутился, но с любовью вы принимаете его, и как скоро мы произнесли слово, тотчас вы изгнали из души весь гнев. Примите же его с искренним сердцем, с отверстыми объятиями. Если произошло что-нибудь прискорбное, забудьте: во время мира не должно быть воспоминаний о раздоре, чтобы радость была на небе, радость на земле, радость и духовный восторг в Церкви Божией. Впрочем, будем молится, чтобы Бог благоволил сохранять Церковь в мире, даровал ей мир твердый и непрерывный, во Христе Иисусе Господе нашем, с Которым Богу Отцу, со Святым Духом, слава во веки веков. Аминь.

[1] Епископ Габальский Севериан был изгнан из Константинополя народом за вражду против св. Иоанна Златоуста, а потом возвращен в Константинополь.

СЛОВО О МИРЕ,

произнесенное еп. Северианом, когда он принят был блаженным Иоанном, епископом Константинопольским

При рождении Господа и Спасителя Нашего и в телесном Его присутствии небесные лики ангелов благовествовали пастырям, говоря: "я возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям" (Лук.2:10). От святых ангелов, заимствуя этот возглас, мы возвещаем вам сегодня великую радость. Сегодня Церковь в мире, а еретики в гневе. Сегодня корабли Церкви в пристани, а ярость еретиков мечется на волнах. Сегодня пастыри Церкви в спокойствии, а еретики в смятении. Сегодня овцы Господни в безопасности, а волки неистовствуют. Сегодня виноград Господень в изобилии, а делатели нечестья в нужде. Сегодня народ Христов ликует, а враги истины унижены. Сегодня Христос в радости, а дьявол в печали. Сегодня ангелы в веселии, а демоны в смущении. Но что много говорить? Сегодня Христос, Царь мира, выступив со своим миром, обратил в бегство всякий раздор; прогнал ссоры, рассеял несогласие. И как солнечный свет озаряет небо, так Церковь озарило сияние мира. О, как вожделенно и самое имя мира, этого твердого основания веры Христовой и небесного оружия алтаря Господня! Что еще сказать о мире? Мир есть имя самого Христа, как говорит и апостол: "Ибо Он есть мир наш, соделавший из обоих одно" (Еф. 2:14), [соединивший] то, что не верою, но завистью дьявола было разъединено. И как при въезде [в город] царя, улицы принимают праздничный вид, весь город убирается цветами и различными украшениями, и с пути устраняется все, что могло бы оскорбить взор царя, так и теперь – при торжественном шествии Христа, Царя мира, пусть будет устранено все печальное; пусть будет изгнана ложь, когда возблистала истина, пусть бежит прочь несогласие, когда возродилось согласие. Часто можно увидеть, как при изображении [двух] царей или братьев художник, желая наглядно выразить их взаимное единодушие, изображает позади их согласие в виде изящной женской фигуры, обнимающей своими руками обоих, показывая таким образом, что те, которых видят разделенными телесно, в мыслях и воле единодушны; так точно теперь мир Божий, став по средине и заключив нас всех в любвеобильные объятья, соединением рук внушает нам при различии тел слиться в одну душу. В этом, без сомнения, исполняется слово пророческое, которое говорит: "и совет мира будет между тем и другим" (Зах. 6:13). Еще только вчера общий отец наш в евангельском слове предрекал мир: и вот сегодня мы утвердили слова мира. Вчера он со словами мира раскрыл для нас свои объятия: и сегодня мы, с умягченным сердцем и простертыми руками спешим к Господу с дарами мира. Война уже прекратилась, торжествует блаженство мира. Теперь дьявол в печали, и все полчище демонов испускает вопли. Теперь радость на небесах, и ликование среди ангелов, которым особенно приятен мир. Этому делу [состоявшемуся примирению] удивляются и небесные силы, потому, что их [всегда] имеет при Себе Тот неиссякаемый Источник мира, из которого как бы каплями увлажняется и наша земная нива. Поэтому, хотя мир собственно на земле, блеск хвалы его разливается до небес; небесные ангелы восхваляют его и говорят: "Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение!" (Лук.2:14). Видишь, как все небесные и земные взаимно обмениваются благами мира? Небесные ангелы возвещают мир земле, святые на земле восхваляют Сидящего на небесах Христа, Которые есть мир наш, и в таинственных ликах восклицают: "Осанна в вышних!" (Матф.21:9). Итак скажем и мы: "Слава в вышних Богу", Который низложил дьявола и вознес Христа Своего. "Слава в вышних Богу", Который сокрушил раздор и восстановил согласие. Конечно я не могу забыть хитрости дьявола, коварство которого небезызвестно и вам. Видел сатана твердость вашей веры, ваше непоколебимое постоянство в этом благочестии догматов, видел изобилие у вас плодов добрых дел: и вот все это приводит его в неистовство, он воспламеняется бешенной яростью, чтобы разрушить дружбу, искоренить любовь и расторгнуть мир. Но да будет всегда с нами мир Божий, во Христе Иисусе, Господе нашем, с Которым Богу Отцу и Духу Святому слава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА

пред отправлением в ссылку

1. Много волн и сильна буря; но мы не боимся потопления, потому, что стоим на камне. Пусть бушует море, - разрушить камень оно не может. Пусть поднимаются волны, - потопить корабль Иисусов они не в силах. Чего, скажи мне, боятся нам? Смерти ли? "Ибо для меня жизнь - Христос, и смерть - приобретение" (Фил.1:21). Ссылки ли, скажи мне? "Господня - земля и что наполняет ее" (Псал. 23:1). Отнятия ли имущества? "Ибо мы ничего не принесли в мир; явно, что ничего не можем и вынести" (1 Тим.6:7). И все страшное в мире для меня презренно, а благоприятное смешно. Я не боюсь бедности, не желаю богатства, не страшусь смерти, не желаю жить, разве для вашего преуспеяния. Поэтому я и нынешнее, вспоминая, и убеждаю вашу любовь сохранять мужество. Никто не может разлучить нас; что Бог сочетал, то человек разделить не может. Если жене и мужу сказано: "И сказал: посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью: так что они уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает" (Матф. 19:5:6); если ты не можешь расторгнуть брака, - то тем более можешь ли разрушить Церковь Божию? Ты восстанешь на нее, не имея возможности повредить Тому, против кого враждуешь. Войною против меня ты делаешь меня более славным, а собственную силу разрушаешь; "Трудно тебе идти против рожна" (Деян. 26:14). Острия ты не притупишь, а ноги обагришь кровью; так и волны не разрушают камня, а сами превращаются в пену. Нет ничего, человек, сильнее Церкви; прекрати войну, чтобы тебе не разрушить своей силы, не вноси войны в небо. Если ты воюешь с человеком, то и побеждаешь, или бываешь побежден; а когда воюешь с Церковью, то победить тебе невозможно, потому, что Бог сильнее всех. "Неужели мы [решимся] раздражать Господа? Разве мы сильнее Его" (1 Кор. 10:22)? Бог утвердил: кто осмелится поколебать? Ты не знаешь могущества Его. "Призирает на землю, и она трясется" (Псал.103:32); повелевает, и колеблющееся утверждается. Если Он утвердил колебавшийся город, то тем более может утвердить Церковь. Церковь сильнее неба: "небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут" (Матф. 24:35). "И Я говорю тебе: ты - Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее" (Матф. 16:18).

2. Если не веришь слову, верь делам. Сколько было тиранов, хотевших одолеть Церковь! Сколько сковород! Сколько печей, звериных зубов, изощренных мечей! И не одолели. Где враждовавшие? Они умолкли и преданы забвению. А где Церковь? Она сияет светлее солнца. Их дела исчезли, а дела ее бессмертны. Если христиане не побеждены тогда, когда были малочисленны, то как ты можешь победить их, когда благочестием полна вселенная? "небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут". И весьма справедливо, потому, что для Бога Церковь вожделеннее неба. Небесного тела не принял Он, а плоть Церкви принял. Небо для Церкви, а не Церковь для неба. Ничто из случившегося пусть не смущает вас. Одолжите меня этим – верою неизменною. Разве вы не знаете, что Петр, идя по водам и немного усомнившись, стал утопать не от беспорядочного движения воды, а от слабости веры? Разве по человеческим определениям мы пришли сюда? Разве человек привел нас, чтобы человек мог и извести? Это говорю я не по гордости, - да не будет, - и не по тщеславию, а желая утвердить колеблющееся в вас. Дьявол захотел поколебать Церковь после того, как успокоился город. Проклятый и коварнейший дьявол, ты не одолел стен, и надеешься поколебать Церковь? Но разве Церковь в стенах? Церковь – во множестве верующих. Вот, сколько твердых столпов, не железом связанных, но скрепленных верою! Не говорю, что столь великое множество сильнее огня; даже если бы был и один, ты не одолел бы его. Ты знаешь, какие раны нанесены тебе мучениками. Нередко [мучениям] нежная, неискусобрачная отроковица; она была мягче воска, и становилась тверже камня. Ты строгал ее ребра, а веры ее не похитил. Естество плоти ослабевало, а сила веры не оскудевала; тело истощалось, а душа юнела; состав измождался, а благочестие оставалось неизменным. Ты не одолевал одной женщины, и надеешься одолеть столь многочисленный народ? Разве не слышишь, что говорит Господь: "ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них" (Матф. 18:20)? А где связан любовью столь многочисленный народ, ужели там нет Его? Я имею от Него залог; ведь разве на собственную силу надеюсь? Я владею Его Писанием. Это – мой жезл, это – моя опора, это – моя безмятежная пристань. Хотя бы возмущалась вселенная, я держусь Его Писания; я читаю его; эти письмена – моя стена и безопасность. Какие письмена? "Я с вами во все дни до скончания века. Аминь" (Матф. 28:20). Христос со мною и кого мне боятся? Хотя бы волны поднимались на меня, хотя бы моря, хотя бы ярость правителей, все это для меня ничтожнее паутины. Если бы не удерживала меня любовь к вам, я не отказался бы идти куда угодно и сегодня. Я всегда говорю: "да будет воля Твоя" (Матф. 6:10); не то да будет, чего хочет тот или этот, но чего хочешь Ты. Это – моя твердыня, это – мой камень неподвижный, это – мой жезл несокрушимый. Если Богу угодно, чтобы это было, да будет! Если же Он хочет, чтобы я был здесь, благодарю Его. Как угодно Ему, за все благодарю.

3. Пусть не смущает вас никто; усердно молитесь. Это сделал дьявол, чтобы прекратить ваше усердие к священно служению. Но он не успел в этом; мы нашли вас еще более ревностными и пламенными. Завтра я выйду на богослужение с вами. Где я, там и вы; где вы, там и я: мы – одно тело; тело от головы, и голова от тела не отделяется. Мы разделены местом, но соединены любовью, и сама смерть не может разлучить нас; хотя бы и умерло мое тело, живет душа, помнит о народе. Вы мне отцы: как я могу забыть вас? Вы мне отцы, вы мне жизнь, вы мне похвала. Если вы успеваете, я прославляюсь; моя жизнь, мое богатство хранится в вашей сокровищнице. Тысячу раз я готов был быть убитым за вас, и это не считаю заслугой с моей стороны, а исполнением долга, потому, что: "пастырь добрый полагает жизнь свою за овец" (Иоан.10:11); Тысячу раз я готов был быть убитым, и тысячу раз подвергаться отсечению головы. Для меня эта смерть – переход к бессмертию; эти козни для меня – средство к достижению безопасности. Разве из-за денег подвергаюсь я козням, чтобы мне скорбеть? Разве – за грехи, чтобы мне сетовать? Нет, за любовь к вам, за то, что я все делаю, чтобы привести вас в безопасность, чтобы никто не проник в паству, чтобы стадо пребывало невредимым. Этого достаточно, чтобы заслужить мне венец. Чего не потерпел бы я за вас? Вы мне сограждане, вы мне отцы, вы мне братья, вы мне дети, вы мне члены, вы мне тело, вы мне свет, даже гораздо усладительнее этого света. Разве доставляют мне солнечные лучи что-нибудь такое, что – ваша любовь? Солнечные лучи приносят мне пользу в настоящей жизни, а ваша любовь сплетает мне венец в будущей. Это говорю я в уши слушающих; а какие уши усерднее ваших к слушанию? Вы бодрствовали столько дней, и ничто не утомило вас; ни продолжительность времени, ни страхи, ни угрозы не произвели в вас ослабления; во всем вы оказались мужественными. И что я говорю: оказались? Вы сделали то, чего я всегда желал: презрели дела житейские, отказались от земли, переселились на небо, освободились от телесных уз, подвизались в блаженной любви к истине. Вот мои венцы, вот ободрение, вот утешение, вот мое помазание, вот жизнь, вот залог бессмертия!

4. [1]), Но я вижу некоторых из тех, которые убеждали меня оставаться при своих убеждениях. Многие из благоприятных дел обращаются в противные; и я уже подпал злобе тех, кому казался ревнителем. Одни, нападая на образ жизни, своими нападками достигают победы, благодаря разнообразию взглядов [на этот предмет]; другие, правда, не угрожали сами, но принимали сторону первых. Теперь время сказать о моей скорби. Закон остается в силе, но законодатель побеждается. Дети! Свидетельствуюсь вашею любовью: я вижу козни, поднимающие войну и оскорбляющие Бога; вижу борьбу потерянною и подвигоположника скорбящим; вижу убеждение воистину ослабевшим, а козни торжествующими. Мне говорят: ты крестил после принятия пищи. Если я делал это, да буду анафема, да не считаюсь в главе епископов, да не буду вместе с ангелами, да не буду угоден Богу. Впрочем, если я и крестил, вкусив пищи, то не сделал ничего непристойного. Выслушай внимательно, что я говорю и что говорить не перестану. Говорить – для меня не обременительно, а для вас – полезно. Но возвратимся к предмету. Говорят, что я крестил, вкусив пищи. Пусть же низложат Павла за то, что он совершил крещение темничного стража после вечери. Дерзаю сказать: пусть низложат и самого Христа за то, что Он преподал своим ученикам причащение после вечерни. Нет, это у нас в надлежащем порядке и уважении; это – светлые дела мира; это – похвала народу. Это – мой венец, а ваша плоть. Вы знаете, возлюбленные, что еще хотят низложить меня. За то, что я не расстилал ковров, не облачался в шелковые одежды и не угождал чревоугодию других. Порождения аспида еще процветают; еще осталось семя Иезавели; но еще подвизается и благодать с Илиею. Вспомним дивного и богатого вестника жизни, т.е. Иоанна, бедняка, у которого не было даже светильника, но который имел лампаду Христову, которого главы пожелала сослужительница Евы, бывшая препятствием для святых, гнавшая пророков, коварно проповедавшая пост, знавшая пляску, достойную названия ехидниной, плясавшая во время не окончившегося пиршества. Она не пожелала жизни, не пожелала множества денег, или царского достоинства, или изобилия в чем-нибудь другом. Но, скажи мне человек, чего пожелала она? Головы человека. Что я говорю? Не просто человека, но благовестника. Однако, и получив голову, она не одержала победы. Она потребовала головы и отсекла ее, получив на блюде удовлетворение беззаконного желания. Смотри же и подивись силе Божией. Невинный обличал и был усечен; но усеченный – в деснице Христовой, а она подвергалась неотвратимому наказанию. [Теперь] опять семя той [Иезавели], это тернистое произрастение обнаруживается и преуспевает. Но, тогда, как Иродиада требует головы Иоанна, мы ликуем не тем ликованием , которое выражается движением ног, а вдохновенным ликованием Мариами. Иоанн же опять взывает и говорит: "Не должно тебе иметь жену брата твоего" (Марк. 6:18).

5. Что еще сказать? Настоящее время есть время слез. Все стремятся к бесславию, и все подлежит суду времени. Все оценивается золотом. Между тем, святой Давид говорит и взывает: "когда богатство умножается, не прилагайте [к нему] сердца" (Псал. 61:11). А кто, скажи мне, был человек, произнесший это изречение? Не восседал ли он на высоте царского престола? Не был ли он облечен царскою властью? Но он не склонялся на хищение; помыслы его не были направлены к истреблению благочестия; заботился он не о сокровищах, а о воинских дружинах, и не угождал жене. Избегайте же вы жены, чуждых вам собраний; не внушайте мужьям худых советов, но не утверждайтесь в том, что сказано. Погасили ли мы ваш пламень? Смягчилось ли ваше сердце? Впрочем, я знаю, что дщери Мариами получат пользу; прочие же пресытились без вина и упились сребролюбием, как взывает и проповедует блаженный Павел: "ибо корень всех зол есть сребролюбие" (1 Тим. 6:10). Так безумные женщины заграждают слух свой, и вместо доброго семени, произращают терние. Но увещеваю вас, не допустите, чтобы наше семя бросаемо было как бы на камень. Мы - нива Христа, от Которого услышим:" добрый и верный раб, войди в радость господина твоего"; но как бы, вместо этого не было сказано; "лукавый раб" (Матф.25:23:26)! Увещеваю же вас, да просветится жизнь ваша пред человеками, да не обуяем своей соли, но будем прославлять и благодарить – богатые богатого, бедные человеколюбивого и нищелюбивого Христа, сильные мощную руку Его. Это – касательно вас. А мне Бог попускает терпеть то, что умышляют против меня, может быть для того, чтобы испугать меня бедствиями, потому, что победа непременно сопровождается трудами и венец уготовляется подвигами. Так и божественный Павел говорил: "течение совершил, веру сохранил; а теперь готовится мне венец правды" (2 Тим. 4:7:8). Этого венца да сподобит вас Владыка всех во веки! Аминь.

[1] Этот и следующий параграфы возбуждают сомнение в своей подлинности.

БЕСЕДА

по возвращении из изгнания[1]

Подлинно, велика буря и свирепы волны; но я не боюсь потопления, потому, что стою на камне. Пусть бушует море, поколебать камня оно не может; пусть возрастают волны, корабль Иисусов потонуть не может. К чему же все это? Мне ли – кому: "Ибо для меня жизнь - Христос, и смерть - приобретение" (Филип.1:21), бояться смерти? Страшиться ли мне изгнания, когда я знаю, что: " Господня - земля и что наполняет ее" (Псал. 23:1)? Или опасаться лишения имущества, когда я знаю, что если: "Негодных же и бабьих басен отвращайся, а упражняй себя в благочестии" (1 Тим. 4:7)? Что есть в мире устрашающего, я презираю; над тем, что есть в нем привлекательного, я смеюсь. Богатства я не желаю, бедности не страшусь, смерти не боюсь. Самой жизнью я дорожу, только для вашего преуспеяния, и умоляю вашу любовь, чтобы вы были спокойны. Никто не может разлучить нас с вами. Что Христос соединил, того человек не разлучит. Если о муже и жене сказано: "Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут одна плоть" (Быт. 2:24), и если это брачное сочетание не может быть разрушено человеком, тем более не может быть разлучена церковь с пастырем. Ты нападаешь на меня? Но какой вред причинит мне твое нападение, кроме только, что меня ты своими нападениями сделаешь более славным, а свою силу сокрушишь? “Трудно тебе идти против рожна” (Дяен. 9:5); острия не притупишь, а свои ноги обагришь кровью. Разве волны, которые бьются о камень, достигают чего-нибудь большего, кроме того, что сами разбиваются и обращаются в пену? Нет ничего сильнее Церкви Христовой. Кто с ней захочет бороться, тот неизбежно погубит свои силы: это все равно, что ополчиться войной против неба. Когда ты воюешь с человеком, ты можешь победить или быть побежденным, "Неужели мы [решимся] раздражать Господа? Разве мы сильнее Его"? (1 Кор. 10:22). Господь основал, а ты пытаешься ниспровергнуть? Или хочешь испытать могущество Божие? "Призирает на землю, и она трясется" (Псал. 103:32); повелевает, и трус прекращается. Разве ты не видел, сколько раз Он утверждал твой потрясенный город? Тем более может Он оградить от потрясений Свою Церковь. Церковь выше земли, она превосходит даже небо. "небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут" (Матф. 24:35). Какие слова? "Ты - Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее" (Матф. 16:18). Если не веришь слову, то делам должен поверить. Сколькими тиранами воздвигались гонения на Церковь Божию? Сколько употреблялось ими мучений, крестов, сколько костров, печей, диких зверей, изощренных мечей? И они ничего не достигли. Где теперь те, которые делали это, и где те, которые мужественно перенесли все это. Теперь те подвергаются вечным мучениям, а эти ублажаются вечным весельем. Церковь превзошла своим блеском блеск солнца, а ее гонители объяты вечным мраком. Разве ты не знаешь, что [некогда] было только одиннадцать, и они не были побеждены? Теперь, когда вселенная наполнена множеством верующих, как они могут быть побеждены? " небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут". И несомненно так, потому, что для Бога церковь дороже неба. Не Церковь для неба, а небо для Церкви. Итак, прошу, пусть ничто не смущает вас из того, чему вы были свидетелями. Будем иметь пред глазами пример Петра: он ходил по водам, но усомнился и едва не погиб, не от сильных волн, но по слабости веры. Разве по человеческой воле мы пришли сюда, или человеком можем быть удалены отсюда? Это я говорю не из надменности или самохвальства, но чтобы укрепить сердца ваши, объятые смущением. Вспомните, как : "Потряслась и всколебалась земля" (Псал. 17:8), но город не был разрушен. Нечестивейший дьявол, как ты думаешь, что можешь одолеть Церковь, после того, как не мог разрушить и потрясенных стен? А Церковь не в стенах, но во множестве верующих. Как сильны вы, как непоколебимо вы стоите, связанные не жезлом, а верою! Но что я говорю о таком множестве? Одного верного ты не можешь одолеть. О. Дьявол, разве ты не знаешь, что причинили тебе мученики? Часто [на мучения] выходила девица нежного возраста, юных лет, и оказывалась крепче жезла; ты строгал ребра ее, но веры поколебать не мог. Часто тело истощалось в мучениях, а крепость веры не ослабевала; плоть изнурялась, а дух не поддавался испытанию; существо изнемогало, а терпение пребывало. Если таким образом одна девица тебя побеждала, то как ты надеешься победить веру этого столь великого и столь верного множества? Разве ты не слышишь гласа Господа, говорящего: "ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них" (Матф. 18:20)? Что же там, где связано узами любви такое множество верных? Не на собственные силы я полагаюсь, меня поддерживает Писание Господа моего; я опираюсь на Его руку, она послужит мне надежной опорой и сделает меня безопасным и спокойным. Хотя бы вселенная поколебалась, я держусь обетования Господня. Я "Читаю Его руку". [В Писании Господь подает мне руку, как тогда Петру]; вот моя несокрушимая защита. Вы хотите, чтобы я напомнил вам это обещание Господне? "Я с вами во все дни до скончания века. Аминь" (Мф. 28:20). Со мной Христос, - кого мне бояться? Хотя бы волны неистовствовали, и все море устремилось против меня, или ярость правителей, все это для меня паутина, даже ничтожнее паутины. И если бы не ваша помощь, я сегодня же не усомнился бы идти, куда угодно. Я всегда повторяю: Господи, "да будет воля Твоя" (Матф. 6:10); не то, что хочет тот или другой, но что Ты хочешь. Твоя воля для меня крепче всякой башни, скала непоколебимая, опора надежная. Если ты хочешь удержать меня здесь, я благодарю; если не хочешь, одинаково благодарю. Пусть никто не смущает вас, братья, только молитесь: ведь дьявол только и делает все это для того, чтобы рассеять ваше усердие и прервать ваши подвиги в молитве и бдениях. Но пусть же не удается расхитить ему ваше усердие к церкви: пусть он найдет вас бодрыми и еще более возбудит вашу ревность. Завтра я выйду с вами на молитву: и где я, там будете и вы; где вы, там буду и я. Мы одно тело и ни голова от тела, ни тело от головы не может быть отделено; хотя бы разделяло нас друг от друга пространство, мы соединены любовью. Самая смерть не разлучит нас с вами: пусть умрет мое тело, душа моя жива и помнит о вас. Вы мне отцы, вы мне мать, вы мне жизнь, вы мне друзья, если вы преуспеваете, я буду радоваться. Вы мой венец и мое богатство; вы мое сокровище. Тысячу раз готов я принести себя в жертву за вас; и это не заслуга с моей стороны, а долг. "пастырь добрый полагает жизнь свою за овец." (Иоан. 10:11); такая смерть уготовляет бессмертие. Не земные богатства и не какой-нибудь грех, - по справедливости, тогда я терпел бы огорчения – навлекли на меня эти козни, но моя любовь к вам, именно, что я все делаю для вашего преуспеяния и никому не допуская вторгнуться в это благоустроенной стадо, но соблюдаю вас в непорочной вере. Вот в чем причина моих бедствий и этого достаточно мне для получения венца. Да и чего я не потерпел бы ради вас? Вы мои граждане, вы мои братья, вы мои дети, вы мои члены, вы мое тело, вы для меня свет, даже вожделеннее света. Могут ли лучи солнца доставить мне то, чем украшает меня ваша любовь? За любовь вашу приготовляется мне венец в будущем веке, а блеск солнца этого доставить не может. Это я говорю в уши слушающих. А что внимательнее и охотнее к слушанию, чем ваши уши? Вот сколько дней вы уже бодрствуете, и никого из вас не склонил сон, никого не обессилила продолжительность времени. Никто не уступил страху или угрозам, но то чем хотели устрашить вас, сделало вас более сильными. Теперь я вижу в вас то, чего всегда желал: вы пренебрегли земными неприятностями и в лице всех объявили, что совсем теперь не заботитесь о земле и земных делах. Теперь мне уже кажется, что вы переселились на небо, освободились от уз тела и преуспеваете в этой блаженной и небесной философии. Теперь с спокоен за вас; это мое утешение, это, как бальзам, подкрепляет меня в моем подвиге, делает более сильным для борьбы и возводит к бессмертной и вечной радости. За все это воздадим благодарение Богу, Которому слава во веки веков. Аминь.

[1] Эта беседа, весьма сходная с предшествующей, в издании Миня существует только на латинском языке, с которого и сделан перевод ее.

БЕСЕДА

когда отправлялся в ссылку

1. Торжественное у нас слово, братия мои; блистательное собрание наше подобно морю обширному и полноводному, но не возмущаемому яростью ветров, - потому, что здесь матерь мира, укрощающая ярость ветров. "О Сионе же будут говорить: "такой-то и такой-то муж родился в нем, и Сам Всевышний укрепил его" (Псал. 86:5). Дети мои, меня намереваются убить? Но что мне бояться смерти? "Ибо для меня жизнь - Христос, и смерть - приобретение" (Фил. 1:21). Пошлют в ссылку? "Господня - земля и что наполняет ее" (Псал. 23:1). Отнимут у меня имущество? "Ибо мы ничего не принесли в мир; явно, что ничего не можем и вынести [из него]" (1 Тим. 6:7). Вы знаете, братия, за что хотят низложить меня, - за то, что я не расстилал ковров, не облачался в шелковые одежды, не угождал чревоугодию других, не приносил им золота и серебра. А мне говорят: ты крестил после принятия пищи и питья. Если я делал это, да буду анафема, да не считаюсь в числе епископов, да не буду вместе с ангелами, да не буду угоден Богу. Впрочем, хотя бы я и крестил, вкуси пищи, то не сделал бы ничего непристойного. Пусть же низложат и Павла апостола за то, что он после вечери крестил темничного стража; пусть низложат и самого Господа за то, что Он после вечери преподал причащение ученикам. Много вижу я волн, и жестокую бурю, уготованные копья, и, как кормчий в великую бурю, сижу на двух кормах корабля, т.е. ветхом и новом заветах, и веслами отражаю бурю; не деревянными веслами, а честным крестом Господним обращаю буря в тишину. Господь повелевает, и раб увенчавается; для того Он сам и предает его дьяволу. Разве неизвестно людям, что чистейший сосуд особенно блистает возле нечистого? Братия, три предлагаю вам предмета: веру, терпение, целомудрие. Если хотите пребывать в вере, подражайте блаженному Аврааму, достигшего престарелого возраста и пожавшему зрелые плоды. Если хотите пребывать в терпении, подражайте блаженному Иову; вы знаете его жизнь, слышали об его терпении, не без известна вам и его кончина. Если же хотите соблюдать целомудрие, подражайте блаженному Иосифу, проданному в Египет и избавившему Египет, изнуряемый голодом. Он подвергался искушению от прелюбодейки египтянки, порабощенной страстью любви , пристававшей к нему и говорившей: "ложись со мной" (Быт. 39:12). Хотела лишить его целомудрия в Египте египтянка; так и здесь египтянин[1] Однако ни та не довела святого до падения, ни этот здесь; но только обнаружилось свободное целомудрие, благородство детей и развращение варварской женщины.

2. Братия, вор не приходит туда, где хворост, сено и дрова, но – туда, где лежит золото, или серебро, или жемчуг; так и дьявол не входит туда, где прелюбодей, или богохульник, или хищник, или корыстолюбец, но – туда, где провождающие пустынную жизнь. Братия, станем ли мы изощрять язык против царицы? Но что мне сказать? Иезавель неистовствует, и Илия убегает; Иродиада веселиться, и Иосиф отводится в темницу. Так если изгонят меня, я уподоблюсь Илии; если бросят в грязь, - Иеремии; если в море – пророку Ионе; если в ров, - Даниилу; если побьют камнями, - Стефану; если обезглавят, - Иоанну Предтече; если будут бить палками, - Павлу; если распилят пилою, - Исайе; и о, если бы пилою деревянною, чтобы мне насладится любовью ко кресту! Огрубевшая во плоти враждует против бесплотного, занятая омовениями, умащениями и мужем, враждует против чистой и непорочной Церкви. Но и сама она станет сидеть вдовою еще при жизни мужа, потому, что будучи женщиной, хочет сделать вдовою Церковь. Вчера вечером она называла меня тринадцатым апостолом, а сегодня назвала меня Иудою; вчера благосклонно сидела вместе со мною, а сегодня напала на меня, как дикий зверь. Пусть погаснет у нас солнце и затмиться луна; только бы не забыть слов Иова. Иов, претерпевший такие удары, не произносил ничего иного, кроме: "да будет имя Господне благословенно" (Иов. 1:21). Когда жена кричала и говорила ему: "Ты все еще тверд в непорочности твоей! похули Бога и умри" (Иов. 2:9), то он, укоряя ее, говорил: "ты говоришь как одна из безумных" (Иов. 2:10). О, неблагодарная жена! О, растравительница болезней! Разве тебе, жена, когда ты была нездорова, Иов говорил, что-нибудь подобное? Не облегчил ли он твоей болезни молитвами и благодеяниями? Когда он жил в царских чертогах, имел богатство и царскую прислугу, ты не говорила ничего подобного; а теперь, когда видишь его сидящим на гноище и покрытым червями, говоришь: "Ты все еще тверд в непорочности твоей! похули Бога и умри". Разве не довольно для него временного испытания, и ты этими словами хочешь доставить ему и вечное мучение? Что же блаженный Иов? "Ты", - говорит он, - " как одна из безумных; неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать?" А эта беззаконная и ненавистная, эта, говорю, новая Иезавель не взывает и не говорит…. Но посылает ко мне консулов и трибунов, и только угрожает. Но что это для меня? Паутины, производимые пауком. Братия, все вы знаете, что победа приобретается трудами и венец назначен за подвиги, как и божественный Павел недавно говорил: "Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил; а теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь, праведный Судия" (2 Тим. 4:7:8). Ему слава и держава, во веки веков. Аминь.

[1] Разумеется Феофил александрийский, враг святителя.

БЕСЕДА

по возвращении из первой ссылки[1]

1. Что я скажу, или о чем буду говорить? "Благословен Бог!" Эти слова говорил я, уходя от вас; это же опять повторяю, или – вернее – и там я не переставал говорить тоже самое. Вы помните, как я представлял вам Иова и говорил: "да будет имя Господне благословенно!" (Иов 1:21). Это оставил я вам в напутствие; это же опять предлагаю в благодарность: "да будет имя Господне благословенно!". Различны обстоятельства, но одно славословие. Изгоняемый – я благословлял и, возвращаясь – благословляю. Различны обстоятельства, но одна цель зимы и лета, одна цель – благосостояние нивы. Благословен Бог, попустивший мне удалиться; благословен Он, повелевший мне опять возвратиться; благословен Бог, попустивший бурю; благословен Бог, прекративший и произведший тишину. Говорю это, научая вас благословлять Бога. Случилось ли хорошее? Благословляй Бога и хорошее останется. Случилось ли худое? Благословляй Бога и худое прекратиться. Так и Иов, когда был богат, благодарил, и когда сделался бедным, славословил; и тогда не забывал Бога, и потому не богохульствовал. Различны были обстоятельства, но одно душевное расположение. Так мужество кормчего ни тишиной не расслабляется, ни бурей не подавляется. Благословен Бог и тогда, когда я был разлучен с вами, и когда снова встретился с вами. То и другое – дело одного помышления. Я отделен был от вас телом, но не был отделен от вас душою. Видите ли, что сделало коварство врагов? Оно усилило расположенность, воспламенило любовь, доставило мне тысячи доброжелателей. Прежде любили меня мои, а теперь почитают и иудеи; думали удалить меня от моих, и привлекли ко мне чужих. Но не им, а Божию имени благодарение за то, что злоба их обратилась к нашей чести. Так, иудеи распяли нашего Господа, а Им спасена вселенная, но не иудеев благодарю за это, а Распятого. Пусть видят, каков Бог наш, какой мир произвело коварство их, какую приготовило славу. Прежде наполнялась одна только Церковь, а теперь и площадь стала Церковью; одна глава и там и здесь. Никто не налагал молчания на ваше собрание, и однако, все молчат, все сокрушаются. А прежде одни пели, другие хвалили поющих. Сегодня конские скачки, и никого нет там, но все стеклись в Церковь, как потоки. Потоки – ваше множество, и река – ваши голоса, восходящие к небу и выражающие любовь к отцу. Ваши молитвы для меня славнее диадемы. Мужи и жены вместе. Конечно: "нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе" (Гал.3:28). "Кто изречет могущество Господа, возвестит все хвалы Его" (Псал. 105:2)? Видите, как истинно то, что я всегда говорил вам, т.е. кто мужественно переносит искушение, тот собирает от него великие плоды.

2. Я призвал вас к апостолам[2]. Так, мы, изгнанные, пришли к тем, которые были изгоняемы. Мы подвергались козням, и они были гонимы. Мы пришли к Тимофею, новому Павлу, пришли к святым телам, носившим на себе язвы Христовы. Никогда не бойся искушения, если имеешь доблестную душу; через это святые, удостоились венцов. Велико страдание для тела, но еще больше успокоение для души. О, если бы вам всегда быть в таких страдания! Так и пастырь радуется, перенося труды для овец. Сто мне говорить? Где сеять? Нет для меня незанятой страны. Где мне трудиться? Нет для меня открытого виноградника. Где мне созидать? Храм переполнен, сети мои разрываются от множества рыб. Что же мне делать? Не имею времени для делания. Поэтому я и поучаю вас, не как нуждающихся в учении, но чтобы показать искреннюю любовь мою к вам. Везде зеленеют колосья; столько овец, и нигде – волка; столько колосьев, и нигде – терний; столько винограда, и нигде – лисицы! Хищные звери потонули, и волки разбежались. Кто прогнал их? Не я, пастырь, но вы овцы. Л, доблесть овец! В отсутствии пастыря, они прогнали волков. О, красота невесты, или - лучше – целомудрие! В отсутствие мужа, она прогнала прелюбодеев! О, красота и целомудрие невесты! Она обнажила свою красоту, показала свою чистоту. Как ты прогнала прелюбодеев? Любовью к мужу. Как ты прогнала прелюбодеев? Превосходством целомудрия; я не брала оружия, не брала ни копьев, ни щитов; я показала им свою красоту, и они не вынесли ее блеска. Где же они теперь? В стыде. А где мы? В радости. Цари с нами, начальники с нами. И что мне сказать? О чем говорить? "Да приложит вам Господь более и более, вам и детям вашим" (Псал. 113:22), и усердие ваше да удержит в своей сети! Здесь мы прекратим слово, за все благодаря человеколюбивого Бога, Которому слава во веки. Аминь.

[1] Существует только в лат. переводе

[2] Т.е. в константинопольскую церковь св. апостолов, где почивали мощи св. Тимофея.

БЕСЕДА

по возвращении из первой ссылки

1.Когда фараон отнял у Авраама Сарру, нечестивый варвар, египтянин – прекрасную и благообразную жену, взирая неправедными глазами на ее красоту и намереваясь совершить с нею прелюбодеяние, тогда Бог не в самом начале наказал его, - чтобы открылось и мужество праведника, и целомудрие жены, и распутство варвара, и человеколюбие Божие. Мужество праведника обнаружилось в том, что он благодушно переносил случившиеся; целомудрие жены в том, что попавши в варварские руки, она сохранила чистоту; распутство варвара в том, что он взошел на чужое ложе; человеколюбие Бога проявилось в том, что, против чаяния людей, Он доставил тогда венец праведнику. Это происходило тогда с Авраамом; тоже произошло и ныне с Церковью. Там египтянин и здесь египтянин; тот имел копьеносцев и этот – сподвижников; тот покушался против Сарры и этот - против Церкви; тот держал ее одну ночь, этот входил сюда на один день; даже и на один день не было бы попущено ему, но попущено для того, чтобы открылось целомудрие невесты; он вошел, но красота ее целомудрия не растлилась, хотя он уже приготовлял прелюбодейство, и рукописания были составлены, и многие, из находящихся в доме, подписались. Орудия козней были готовы, но цель не достигнута. Открылось его лукавство и Божие человеколюбие. Но тот варвар, сознав тогда свой грех, исповедал свое беззаконие и сказал Аврааму: "Для чего ты сказал: она сестра моя", и я едва не согрешил (Быт. 12:19)? А этот и после беззакония продолжает борьбу. Жалкий и несчастный, ты "согрешил еси, умолкни" (Быт. IV,7), не прилагай греха к греху! И та возвратилась, получив египетское богатство, а Церковь возвратилась, владея богатством душевным, и я вилась целомудреннейшею. Посмотри на неистовство этого варвара. Ты изгнал пастыря, - для чего же разгонять стадо? Ты низложил кормчего, - для чего же разламывать рули? Ты изгнал виноградаря, - для чего же повреждать виноградные лозы? Для чего разорял монастыри? Ты подражал нашествию варваров.

2. Он сделал все, чтобы открылось ваше мужество; сделал все, чтобы узнать, что здесь – паства, пасомая Христом. Пастырь был вдали, а стадо пребывало вместе, и исполнялось апостольское изречение: "Не только в присутствии моем, но гораздо более ныне во время отсутствия моего, со страхом и трепетом совершайте свое спасение" (Фил. 2:12). Так угрожали, боящиеся вашего мужества, усердия, любви и привязанности ко мне: “мы ничего не смеем, - говорили они, - сделать в городе: дайте нам его вне города”. Возьмите же меня вне города, чтобы вам познать расположенность Церкви, познать доблесть детей моих, силу воинов, крепость ратоборцев, блеск диадем, обилие богатства, величие любви, твердость терпения, цвет свободы, славу победы, позор вашего поражения. О, необычайные и дивные дела! Пастырь вне, а стадо ликует; военачальник вдали, а воины ратуют. И не только Церковь вмещала воинов, но и весь город стал Церковью; освятились улицы, площади, воздух; еретики обращались, иудеи, славословя Бога, прибегали к нам. Так было и при Христе: Кайафа распял Его, а разбойник исповедал. О, необычайные и дивные дела! Священники убили Его, а волхвы поклонялись Ему. Но да, не смущает это Церкви; если бы этого не было, то не раскрылось бы наше богатство; хотя оно и существовало, но не открылось бы. Как Иов, всегда был праведным, но не возвеличился бы в такой степени, если бы не было ран и червей, так не обнаружилось бы и наше богатство, если бы не было козней. Бог, как бы оправдываясь перед Иовом, говорил: "оправдываться словами бесполезными и речью, не имеющею никакой силы" (Иов. 15:3)? Они строили ковы, воевали – и побеждены. Как воевали? Палицами. Как поражены? Молитвами. "Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую" (Матф. 5:39). А ты вносишь в Церковь палицы и ведешь войну. Где [возглашается]: "мир всем", там ты начинаешь войну; не стыдишься, жалкий и несчастный, ни места, ни священного сана, ни величия власти. Крещальня наполнилась кровью; где даруется отпущение грехов, там произвел ты пролитие крови. В каком войске бывает подобное? Царь, входя сюда, отлагает щит и диадему, а ты вошел, схватив палицы; он оставляет вне и знаки царского достоинства, а ты внес сюда и знаки войны. Впрочем, невесте моей ты нисколько не повредил, и она продолжает являть свою красоту.

3. Поэтому я радуюсь не только тому, что вы победили, но что победили в моем отсутствии. Если бы я был здесь, то мы разделили бы с вами победу; но так, как я отсутствовал, то победа принадлежит вполне вам. Впрочем, и это – моя хвала, и опять я разделяю с вами победу, потому, что я воспитал вас так, что и в отсутствии отца вы показали собственную доблесть. Как доблестные работорговцы показывают свою силу и в отсутствии наставника, так и доблесть вашей веры явила красоту в отсутствии учителя. И нужны ли слова? Самые камни взывают, стены издают голос. Ступай в царские чертоги, и тотчас услышишь: народ константинопольский…. Ступай на море, в пустыню, в горы, в дома – везде изображается ваша хвала. Чем победили вы? Не деньгами, а верою. О, народ, любящий учителя! О, народ, любящий отца! Блажен этот город, - не своими колоннами и золотою кровлею, но вашей добродетелью! Столько козней, а молитвы ваши победили; и весьма справедливо, потому, что усердны были молитвы, и текли источники слез. У тех – стрелы, а у вас – слезы; у тех – ярость, а у вас – кротость; делай, что хочешь, а вы молитесь. Где же теперь те, которые противились? Брались ли мы за оружие? Натягивали ли луки? Пускали ли стрелы? Мы молились и те бежали. Они рассеялись, как паутина; а вы стоите, как скала. Блажен я через вас. И прежде я знал, каким владею богатством, но теперь пришел в удивление. Я был вдали от вас и город переселился; ради одного человека море стало городом; жен, мужья, дети незрелого возраста, женщины с детьми на руках своих, осмелились идти на море, презрели волны; раб не побоялся своего господина, и женщина забыла о своей естественной слабости. Площадь стала Церковью; все было в движении ради нас. Кого вы не научили? И царица присоединилась к вашему сонму; я не умолчу об ее ревности. Не из лести царице говорю это, но из уважения к благочестию. Не скрою ее ревности; ведь она не прибегла к силе, но поспешила восстановить добродетель. Тогда я был отводим, вы знаете, как, - нужно же сказать и о прискорбном, чтобы вы познали радостное, - вы знаете, как я был отводим и как возвратился. "Сеявшие со слезами будут пожинать с радостью. С плачем несущий семена возвратится с радостью, неся снопы свои" (Псал. 125:5:6). Эти слова стали делом. С благодарностью вы приняли того, кого отпустили с печалью; и не в продолжительное время, но в один день все решилось. Но и это промедление было для вас; а Бог решил так с самого начала.

4. Скажу вам сокровенное. Я переплыл море, один вмещая в себе Церковь, потому, что для любви нет границы; и корабль не был тесен, потому, что "Вам не тесно в нас" (2 Кор. 6:12). Я удалился, заботясь о ваших делах, отделенный от вас телом, но соединенный с вами душей. Я удалился, молясь Богу и полагаясь на вашу любовь. Я удалился и в уединении заботился о ваших делах, в одиночестве размышлял о ссылке. Вдруг, в позднее время, в первый же день, эта боголюбивейшая [царица] присылает письмо, в котором заключались такие слова [здесь нужно привести самые слова ее]: “да не подумает твоя святость, что я знала о случившемся; я неповинна в крови твоей; люди злые и развращенные устроили эти козни; моих же слез свидетель Бог, Которому я священствую”. Какое совершала она жертвенное возлияние? Слезы ее были жертвенным возлиянием! “Которому я священствую”. Вот жрица, рукоположившая сама себя, приносящая жертву Богу и возливающая слезы, исповедание и покаяние, не за священника, а за Церковь, за рассеянный народ! Вспомнила, вспомнила она и о детях и о крещении. “Я помню, что твоими руками крещены мои дети”. Это писала царица. Между тем священники, все по ненависти не знали даже места, где я остановился; а она, - скажу поистине удивительное, - страшась, как бы за свое дитя, везде обходила, не лично, но собственным отрядом воинов, потому, что она тоже не знала места, где я находился. Она всюду посылала, беспокоясь, чтобы пастырь не был коварно захвачен и убит, чтобы не потерять добычи. “Об этом только стараюсь я со своей стороны; того только домогаюсь, чтобы они не преодолели”. Враги везде обходили, расставляя сети, чтобы поймать и схватить меня в свои руки. А она умоляла и касалась колен царских, стараясь сделать и мужа своего участником в этой ловитве. Как Авраам убеждал Сарру, так она – мужа. “Мы потеряли священника, но возвратим его; у нас нет надежды удержаться на престоле, если не возвратим его; мне невозможно иметь общение с кем-то из совершивших это”, - говорила она, проливая слезы, умоляя Бога, употребляя все меры. И вы знаете, с какой благосклонностью она приняла нас, как обнимала, как бы собственные члены, и говорила, как вместе с вами и она беспокоилась. Эти слова не сокрылись от вашей признательности, потому что вы имеете в ней матерь церквей, питательнецу монахов, покровительницу святых, опору бедных. Ее хвала становится хвалою Богу, венцом церквей. Говорить ли о пламенной ее любви? Сказать ли о доброжелательстве ко мне? Вчера, в поздний вечер, она прислала ко мне с такими словами: “скажите ему: молитва моя исполнилась; я достигла желаемого; я увенчана лучше, нежели диадемой; я восприняла священника, возвратила главу телу, кормчего кораблю, пастыря пастве, жениха, брачному чертогу”.

5. Прелюбодеи посрамлены. Буду ли я жить или умру, я за все спокоен. Вы видите последствия искушения. Что мне делать, чтобы воздать вам воздаяние, достойное вашей любви? Достойное – не могу, но какое могу, воздаю. Я люблю вас так, что готов пролить кровь свою для вашего спасения. Никто не имеет таких детей, никто - такого стада, никто – такой цветущей нивы. Мне не нужно возделывать землю; я сплю, и колосья цветут. Мне не нужно трудится; я отдыхаю, и овцы побеждают волков. Как я назову вас? Овцами или пастырями, или кормчими, или воинами, или военачальниками? Все эти названия справедливо могу приписать вам. Видя благочиние, называю вас овцами; видя заботливость, называю пастырями; видя мудрость, называю кормчими; видя мужество и твердость, называю всех вас воинами и военачальниками. О, труд! О, заботливость народа! Вы прогнали волков и не перестаете заботиться. Пловцы, бывшие с вами, обратились против вас и начали войну против корабля. Вы взываете: прочь этот клир, другой клир для церкви! Для чего так взывать? Они удалились, они прогнаны, без всякого преследования, они обратились в бегство. Не человек осуждает их, а совесть. "Ибо не враг поносит меня, - это я перенес бы" (Псал. 54:13). Не против нас восстали бывшие с нами; те, которые хотели вместе с нами управлять кораблем, захотели потопить корабль. Тем более удивляюсь я вашему благоразумию. Говорю это не с тем, чтобы побудить вас к возмущению. Возмущение – их дело, а ваше дело – ревность. Вы не требовали умертвить их, но – воспрепятствовать им в этом и ради вас и ради Церкви, чтобы она опять не подверглась потоплению. Ваше мужество не попустило бы буре, но их намерение произвело волнения. А я сужу не по концу дела, а по их намерению. Ты человек, предстоящий пред жертвенником, принявший на себя попечение о таком множестве народа, обязанный устранять прискорбное, ты усилил бурю, направил меч против себя самого, погубил своих детей намерением, если не самым делом. Но Бог воспрепятствовал этому. И теперь я удивляюсь вам и хвалю вас, что после войны и по водворении мира, вы заботитесь, чтобы мир был совершенным. Подлинно, кормчему должно быть в согласии с пловцами; а если они будут не согласны, то потонет судно. Вы при помощи благодати Божией, восстановили мир; вас я сделаю и участниками в безопасности. Ничего не стану делать без вас, равно как и без боголюбивейшей царицы, потому, что и она заботится, старается и употребляет всевозможные меры, чтобы насажденное осталось твердым, чтобы Церковь пребывала безмятежною. Так я воздал хвалу и вашему благоразумию, и попечительности царей, потому что они не столько заботятся о войне, сколько о Церкви, не столько о городе, сколько о Церкви. Будем молить Бога, будем просить о том, будем пребывать в молитвах, и, после того, как прекратились бедствия, не предадимся беспечности. Поэтому-то и до сего дня мы продолжаем молиться о прекращении бедствий. Будем же благодарить Бога; как тогда были мужественны, так и теперь будем усердны. И за все это возблагодарим Бога, Которому слава и держава, с Сыном и с благим Животворящим Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА

о жене хананейской, сказанная по возвращении (святителя) из ссылки.

1. Велика буря, но она не помешала усердию пришедших сюда; велики искушения, но они не уничтожили вашей привязанности. Церковь не перестает испытывать нападения и побеждать, подвергаться козням и преодолевать. Чем более иные нападают на нее, тем более она умножается; волны рассеиваются, а камень стоит неподвижно. Днем поучения, ночью всенощные бдения; день соревнует ночи; и там собрания, и здесь собрания; ночь делает из торжища церковь; усердие сильнее огня. Вы не нуждаетесь в увещании, и сами показываете усердие. Кто не удивится? Кто не изумится? Не только бывшие нашими не отсутствуют, но и не бывшие присутствуют. Такова польза испытаний. Как дождь, падая на землю, пробуждает семена, так и испытания, входя в душу, возбуждают усердие. По слову Божию, Церковь непоколебима: "врата ада не одолеют ее" (врата адова не одолеют ея) (Матф. 16: 18). Кто нападает на нее, тот губит самого себя, а Церковь являет сильнейшею; кто нападает на нее, тот разрушает собственные силы, а наш трофей делает блистательнейшим. Славен был Иов и прежде, но после стал еще славнее: не так был он славен, когда имел неболезненное тело, как славен стал тогда, когда был увенчан гноем ран. Никогда не бойся испытаний, если душа твоя приготовлена к ним. Скорбь не вредит, но "от скорби происходит терпение" (соделовает терпение) (Рим. 5: 3). Как огонь не портит золота, так и скорбь не вредит доблести. Что делает огонь с золотом? Очищает его. Что производит скорбь в переносящем ее? Терпение. Она возвышает его, прогоняет леность, сосредоточивает душу, делает ум осмотрительнее. Враги воздвигли гонение для того, чтобы разогнать овец, а вышло противное: оно привело пастыря.

В каком положении наши дела? В благополучном. В каком их дела? В бесславном. Где их дела? Их и не видно. По торжищу хожу – и никого не вижу. Были листья, но подул ветер, и они опали; была мякина, и развеялась, а зрелый плод открылся; было олово, и растаяло, а золото осталось чистым. Кто гонит их? Никто; но совесть – их враг, сопровождающий грехи. Они знали, что делали. Так и Каин хотел убить брата своего; когда он хотел убить, то действовала страсть, а когда совершил преступление, то "изгнанником и скитальцем" (стеня и трясыйся) стал ходить по всей вселенной (Быт. 4: 14). И они, если не убили на деле, то убили намерением. Убийство совершено, насколько зависело от злобы их; но жизнь сохранена по милости Божией. Говорю это для возбуждения вашей ревности, чтобы вы никогда не боялись испытаний. Ты – камень? Не бойся же волн, так как "на сем камне, – сказал Господь, – Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее" (на сем камени созижду церковь Мою, и врата адова не одолеют ей) (Матф. 16: 18). Бывают войны иногда вне, иногда внутри; но ничто не потопит этого корабля.

2. Впрочем, чтобы не истратить всего времени на осуждение врагов, предоставим их угрызению совести; пусть этот палач терзает их душу и ум с нечестивыми пожеланиями, пусть они бегают, когда никто не гонит, пусть подвергаются стыду, когда никто не враждует против них; а сами мы предложим обычную трапезу. Несправедливо тратить время на обличение врагов и оставлять детей изнуряться голодом. Итак, вчера предлагал нам трапезу Павел, сегодня Матфей; вчера делатель палаток, сегодня мытарь; вчера хулитель, сегодня похититель; вчера гонитель, сегодня корыстолюбец. Но хулитель не остался хулителем, а сделался апостолом, и похититель не остался похитителем, а сделался евангелистом. Я упоминаю о прежних пороках их и о последующих добродетелях для того, чтобы ты знал, какова польза покаяния; чтобы тебе никогда не отчаиваться в своем спасении. Учители наши прежде известны были по грехам, а впоследствии прославились праведностью; мытарь и богохульник – крайние степени нечестия. В самом деле, что такое звание мытаря? Узаконенное хищничество, дерзновенное насилие, несправедливость, защищающаяся законом; мытарь хуже разбойников. Что такое звание мытаря? Насилие, укрывающееся под предлогом закона, обращающее врача в палача. Разумеете ли, что я сказал? Законы суть врачи, а здесь они делаются палачами, потому что не лечат рану, а увеличивают ее. Что такое звание мытаря? Бесстыдный грех, ничем не оправдываемое воровство, хуже грабительства. Грабитель, по крайней мере, стыдится, когда ворует; а этот похищает с дерзостью. И такой мытарь вдруг сделался евангелистом. Как и каким образом? Проходя оттуда, – говорится в Евангелии, – Иисус увидел человека, сидящего у сбора пошлин, по имени Матфея, и говорит ему: следуй за Мною" (Преходя, Иисус виде Матфеа, на мытнице седяща, и глагола ему: по Мне гряди) (Матф. 9: 9). О, сила слова! Брошена уда, и пленника сделала воином, грязь обратила в золото; брошена уда, и тотчас мытарь "встал и последовал за Ним" (востав по нем иде). Он был во глубине нечестия, – и взошел на высоту добродетели. Итак, возлюбленные, пусть никто не отчаивается в своем спасении. Грех не в нашей природе; мы сподоблены воли и свободы. Ты – мытарь? Можешь сделаться Евангелистом. Ты – богохульник? Можешь сделаться апостолом. Ты – разбойник? Можешь приобрести рай. Ты – волхв? Можешь поклониться Владыке. Нет такого греха, который не изглаждался бы покаянием. Для того Христос и избрал крайние степени нечестия, чтобы никто при конце не мог чем-нибудь оправдываться.

3. Не говори мне: "Я погиб, – что мне остается делать?" Не говори мне: "Я согрешил, – что мне делать?" У тебя есть Врач, который выше болезни; у тебя есть Врач, который побеждает силу болезни; у тебя есть Врач, который лечит одним мановением; у тебя есть Врач, который исцеляет одной волей, который и может, и хочет врачевать. Если он произвел тебя из небытия, то тем более может исправить тебя, уже существующего и поврежденного. Разве ты не слышал, как Он, взяв персть от земли, образовал человека? Как сделал землю плотью? Как устроил нервы, как – кости, как – кожу, как – жилы, как – нос, как – глаза, как – ресницы, как брови, – как – язык, как – грудь, как – руки, как – ноги, как – все прочее? Взята была земля, — одно вещество; явилось творчество и образовало разнообразные произведения. Ты не можешь сказать, каким образом ты создан? Точно так же не можешь сказать, каким образом истребляются грехи. Если огонь, падая в терние, истребляет его, то тем легче воля Божия истребляет и с корнем исторгает наши прегрешения и грешника делает подобным безгрешному. Не спрашивай, как это бывает, не исследуй, как это совершается, но веруй чуду. Ты скажешь: "Я согрешил много, и грехи мои велики". Но кто же без греха? Ты скажешь: "Я согрешил тяжело, больше и хуже всех людей". Но тебе достаточно принести такую жертву: "говори ты, чтоб оправдаться" (глаголи ты беззакония твоя прежде, да оправдишися) (Ис. 43: 26). Признайся, что ты согрешил, и это послужит началом твоего исправления. Сетуй, умились, проливай слезы. Разве другое что пролила (евангельская) блудница? Ничего другого, кроме слез раскаяния. Она взяла себе руководителем покаяние, и пришла к Источнику.

4. Но выслушаем, что говорит мытарь и евангелист. "И, выйдя оттуда, Иисус удалился в страны Тирские и Сидонские. И вот, женщина…" (И изшед оттуду Иисус, отъиде во страны Тирския и Сидонския. И се жена) (Матф. 15: 21, 22). Удивляется евангелист: "вот, женщина", древнее орудие диавола, изгнавшая меня из рая, мать греха, путеводительница преступления, такая жена, той же самой природы, приходит к Иисусу. Новое и необычайное чудо! Иудеи убегают, а жена идет за Ним. "И вот, женщина Хананеянка, выйдя из тех мест, кричала Ему: помилуй меня, Господи, сын Давидов" (И се жена, от предел тех изшедши, возопи к Нему глаголющи: помилуй мя, Господи, сыне Давидов). Жена делается благовестницею, исповедует и божество Его и домостроительство; словом "Господи" [исповедует] владычество; а словами "сыне Давидов" – принятие Им плоти. "Помилуй меня". Посмотри на любомудрую душу. "Помилуй меня, – говорит она; – я не имею добрых дел, не имею дерзновения по своей жизни; прибегаю к милости, к общей пристани грешников; прибегаю к милосердию, где нет судилища, где спасение подается без испытания"; – таким образом, будучи грешницею и беззаконницею, она осмелилась приступить к Иисусу. Заметь еще любомудрие жены: она не просит Иакова, не умоляет Иоанна, не обращается к Петру, не разделяет сонма их. "Я не имею нужды в посреднике, но, взяв ходатаем своим покаяние, приступаю к самому Источнику; Он для того и пришел, для того и принял плоть, чтобы и я беседовала с Ним". Вверху херувимы трепещут, внизу блудница беседует с Ним! "Помилуй меня", – простое слово, но в нем находит она неисчерпаемое море спасения. "Помилуй меня: для этого Ты пришел, для этого Ты принял плоть, для этого Ты сделался тем, что и я" . На небе трепет, на земле дерзновение! "Помилуй меня: я не имею нужды в посреднике; сам Ты помилуй меня". – "Что тебе нужно?" – "Ищу милости". – "Чем ты страдаешь?" – "Дочь моя жестоко беснуется (Дщи моя зле беснуется): природа моя терзается, жалость возбуждается". Так она пришла ходатайствовать за дочь; не принесла больной, а принесла веру. Он – Бог и все видит. "Дочь моя жестоко беснуется. Ужасное страдание; естественное чувство жалости, как жало, терзает мою утробу, возмущает внутренность. Что мне делать? Я погибаю". – "Почему же ты не говоришь: «помилуй дочь мою», но: «помилуй меня»? – "Она больна до бесчувствия, не сознает своего страдания, не чувствует своей боли; отсутствие сознания, или, лучше – бесчувствие служит для нее завесой несчастия. Помилуй меня, свидетельницу ежедневных страданий; у меня в доме зрелище несчастия. Куда мне уйти? В пустыню? Но я не смею оставить ее одну. Дома ли остаться? Но здесь я нахожу внутреннего врага, волны в пристани, зрелище несчастия. Как мне назвать ее? Мертвой? Но она движется. Живой? Но она не сознает, что делает. Не могу найти слова для выражения этой болезни. Помилуй меня. Если бы умерла дочь моя, то я не так страдала бы; я предала бы тело ее в недра земли, и с течением времени забыла бы о несчастии, и рана зажила бы; теперь же у меня постоянно перед глазами труп, растравляющий мои раны, усиливающий мои страдания. Каково мне смотреть на ее вращающиеся глаза, изгибающиеся руки, распущенные волосы, истекающую пену, на этого палача, который находится внутри и не обнаруживается, на мучителя, который невидим, а удары его видимы? Я поставлена зрительницею бедствий других, поставлена необходимостью природы. Помилуй меня. Ужасна эта буря – страдание и вместе страх; страдание природы и страх от беса; я не могу ни подойти, ни коснуться ее. Сострадание побуждает меня, а страх отгоняет меня. Помилуй меня".

5. Представь любомудрие жены. Она не пошла к волхвам, не призвала колдунов, не делала привязок, не стала нанимать ворожей – женщин, которые вызывают бесов и усиливают рану; но, оставив дела диавола, обратилась к Спасителю душ наших. "Помилуй меня, дочь моя жестоко беснуется" Вы понимаете это страдание – [те из вас], которые стали отцами, помогите моему слову и вы, которые стали матерями; я не могу выразить словами бедствия, которое терпела эта женщина. "Помилуй меня, дочь моя жестоко беснуется". Видишь ли любомудрие жены? Видишь ли ее твердость, мужество, терпение? "Но Он не отвечал ей ни слова" (Он же не отвеща ей словесе) (Матф. 15: 23). Странные дела! Она просит, умоляет, оплакивает свое несчастие, усиливает свое сетование, высказывает страдание, – и Человеколюбец не отвечает, Слово молчит, Источник не отверзается, Врач не подает врачевства. Что это за необыкновенное, что за странное дело? К другим Ты сам приходишь, а эту, пришедшую к Тебе, отгоняешь? Но посмотри на мудрость Врача: "Но Он не отвечал ей ни слова". Почему? Потому, что обращал внимание не на слова, но знал тайные помышления. "Но Он не отвечал ей ни слова". Что же ученики? Так как жена не получала ответа, то они подошли к Нему и сказали: "Отпусти ее, потому что кричит за нами" (отпусти ю, яко вопиет в след нас). – "Но ты слышишь внешний голос, а Я – внутренний; велик вопль уст ее, но больше вопль души". "отпусти ее, потому что кричит за нами". Другой Евангелист говорит: "перед нами" (Марк. 7: 25). Слова противоположные, но неложные, потому что она делала то и другое. Сперва она кричала сзади; когда же Он не отвечал, то она подошла спереди, как пес, лижущий ноги господина своего. "Отпусти ее: она составила зрелище, собрала народ". Они имели в виду человеческую скорбь, а Господь – человеколюбие и спасение жены. "Отпусти ее, потому что кричит за нами". Что же Христос? Я послан, – говорит Он, – только к погибшим овцам дома Израилева" (Несмъ послан, токмо ко овцам погибшим дому Исраилева) (Матф. 15: 24). Ответом Своим Он еще более растравил рану. Он был врач, рассекающий не для того, чтобы разделить, а чтобы соединить.

6. Здесь слушайте меня со вниманием и обратите ко мне ум ваш, потому что я хочу исследовать глубокий предмет. "Я послан только к погибшим овцам дома Израилева". Неужели это все? Неужели Ты сделался человеком, принял плоть, совершил такие дела домостроительства для того, чтобы спасти один этот угол (земли), и притом погибающий? А вся вселенная – скифы, фракияне, индийцы, мавры, киликийцы, каппадокийцы, сирияне, финикияне и вся земля, которую освещает солнце, разве лишатся этого? Разве Ты пришел для одних иудеев, а язычников оставляешь в пренебрежении? Разве Ты не взираешь на смрад, не смотришь на дым, не обращаешь внимания на оскорбление Отца Твоего, на поклонение идолам, на почитание бесов? Между тем пророки не так говорили; а что, например, говорит Твой праотец по плоти? "Проси у Меня, и дам народы в наследие Тебе и пределы земли во владение Тебе" (Проси от мене и дам ти языки достояние твое, и одержание твое концы земли) (Пс. 2: 9). И Исайя, видевший херувимов: "И будет в тот день: к корню Иессееву, который станет, как знамя для народов, обратятся язычники" (и будет корень Иессеов, и возстаяй владети языки, на того языцы уповати будут) (Исайи 11: 10). И Иаков: "Не отойдет скипетр от Иуды и законодатель от чресл его, доколе не приидет Примиритель, и Ему покорность народов" (оскудеет князь от Иуды и вождь от чресл его, дондеже приидут отложеная ему, и той чаяние языков) (Быт. XLIX, 10). И Малахия: "Лучше кто-нибудь из вас запер бы двери медные (зане в вас затворятся двери) и не изменится предположенное: Ибо от востока солнца до запада велико будет имя Мое между народами, и на всяком месте будут приносить фимиам имени Моему, чистую жертву" (зане от восток солнца и до запад имя Мое прославися во языцех, и на всяком месте фимиам приносится имени Моему, и жертва чиста) (Мал. 1: 10, 11). И еще Давид: "Восплещите руками все народы, воскликните Богу гласом радости; ибо Господь Всевышний страшен, - великий Царь над всею землею… Восшел Бог при восклицаниях, Господь при звуке трубном" (вcu языцы восплещите руками, воскликните Богу гласом радования: яко Господь вышний, страшен, Царь велий по всей земли. Взыде Бог в воскликновении, Господь во гласе трубне) (Псал. 46: 1–6). И еще другой: "Веселитесь, язычники, с народом Его" (возвеселитеся языцы с людьми его) (Втор. 32: 43). И Ты сам, пришедши, не призвал ли тотчас волхвов, эту твердыню язычников, силу диавола, могущество бесов, и по снисхождению не сделал ли их провозвестниками? Ты призываешь волхвов; пророки говорят о язычниках; и по воскресении из мертвых Ты говоришь ученикам: "идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа" (шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа) (Матф. 28: 19). Когда же пришла эта несчастная, бедная, просящая о дочери, умоляющая облегчить ее несчастие, тогда Ты говоришь: "Я послан только к погибшим овцам дома Израилева "? Когда пришел сотник, Ты говоришь: "Я приду и исцелю его" (Аз пришед исцелю его) (Матф. 8: 7); когда говорил разбойник, Ты отвечаешь: "ныне же будешь со Мною в раю" (днесь со Мною будеши в раи) (Лук. 23: 43); когда принесен расслабленный, Ты говоришь: "встань, возьми постель твою, и иди" (востани, возми одр твой и иди) (Матф. 9: 6); когда умер Лазарь, Ты говоришь: "Лазарь! иди вон" (Лазаре, гряди вон) (Иоан. 11: 43), и четверодневный вышел. Прокаженных Ты очищаешь, мертвых воскрешаешь, расслабленного укрепляешь, слепых исцеляешь, разбойников спасаешь, блудницу делаешь целомудреннее девы, а этой не отвечаешь ничего? Что за новое, что за необычайное, что за странное дело?

7. Внимательно слушайте, чтобы узнать твердость этой жены, и мудрость и попечительность Господа, чтобы видеть, как промедление приносит пользу, чтобы видеть, как отказ доставляет богатство, чтобы и тебе, если ты будешь молиться и не получать, никогда не оставлять молитвы. Слушай же с напряженным вниманием. Когда иудеи были избавлены от владычества египтян и, избегши рук фараона, прошли пустыню и намеревались вступить в землю хананеев, идолопоклонников и нечестивцев, которые покланялись камням, почитали деревья и обнаруживали в жизни великое нечестие, то Бог дал им следующий закон: "не вступай с ними в родство: дочери твоей не отдавай за сына его, и дочери его не бери за сына твоего (ниже сватовства сотвориши с ними: дщери своея не даси сыну его, и дщере его да не поймеши сыну твоему) (Втор. 7: 3); не давай им золота, не сообщайся с ними в трапезе, не живи вместе и не делай ничего подобного, потому что нечестивы эти народы, к которым Я ввожу тебя, чтобы ты овладел ими". Таким образом, почти сам закон предписывал иудеям: "Не покупай, не продавай, не заключай браков и договоров, а будь хотя и близок к ним по месту жительства, но далек по образу жизни. У тебя не должно быть ничего общего с ними: ни договоров, ни продажи, ни купли, ни сватовства, ни замужества, чтобы необходимость родственных отношений не вовлекла тебя в нечестие, чтобы, давая и получая, ты не сделался другом их; но будь всегда врагом их. У тебя не должно быть никакого общения с хананеями: не принимай от них ни золота, ни серебра, ни одежды, ни дочери, ни сына, и ничего другого подобного, но живи сам по себе; у тебя есть язык, который отличает тебя от них, и этот закон Я дал тебе, почему закон и называется ограждением". Как виноград окружается оградой, так иудеи – законом, чтобы они, преступив его, не смешались с хананеями. А у тех были незаконные смешения, извращение законов природы, поклонение идолам, боготворение деревьев, оскорблявшее Бога, приношение в жертву детей, унижение отцов, бесчестие матерей, – все извращено, все искажено; они жили бесовской жизнью. Поэтому иудеи не имели с ними никаких сношений, ни договоров, ни торговли; закон, под угрозой тяжких наказаний, запрещал браки с ними, договоры, сватовство; иудеи ничего общего не имели с ними. Итак законом было запрещено иметь сношение с хананеями, давать им золото или что-нибудь другое, чтобы дружеское отношение не послужило поводом к нечестию. Закон окружал иудеев, подобно ограде: "Виноградник, – сказал Господь, – насадил и обнес его оградою" (Исайи 5: 2), т. е. законом, который состоит не из ветвей, а из заповедей, который ограждал их и отделял. Таким образом, хананеи были люди отверженные, презренные, нечестивые, развратные, преступные, нечистые; поэтому иудеи, исполняя закон свой, не хотели даже слушать их. А так как эта женщина была из хананеев – "И вот, – говорит Евангелист, – женщина Хананеянка, выйдя из тех мест" (Матф. 15: 22), – так как эта женщина была из хананеев, и прииступила ко Христу, то Он (и поступил с нею так, чтобы иметь право) сказать: "Кто из вас обличит Меня в неправде? (кто от вас обличает Мя о гресе) (Иоан. 8: 46). Нарушал ли Я закон?" Сделавшись человеком, Он исполнял и человеческие дела.

8. Слушайте же со вниманием слова мои. Эта женщина была хананеянка, из тех пределов, где господствовали разврат, неистовство, нечестие, власть диавола, бесовские пиршества, где попирали природу и унижались до бессмыслия бессловесных, до неистовства бесов; а закон предписывал: "Не имей ничего общего с хананеями, не давай и не принимай от них, не бери жены, не принимай сына, не заключай ни договоров, ни условий", ограждая иудеев как бы оградой. И так как сам Христос, пришедши на землю и облекшись в оружие человеческое, был в свое время обрезан, приносил жертвы и приношения и все прочее, хотя Он имел прекратить закон, то, дабы не сказали, что Он потому уничтожил закон, что не имел сил исполнить его, поэтому Он сперва исполняет его, а потом уже прекращает; дабы ты не подумал, что Он бессилен, для этого Он исполнял все по обычаю, и потому говорил: "Кто из вас обличит Меня в неправде?" Так как, говорю, по закону не должно было иметь никакого общения с хананеями, то, дабы иудеи не стали обвинять Его и говорить: "Мы не верим Тебе потому, что Ты беззаконник, Ты нарушаешь закон, пошел в страну хананейскую, сообщаешься с хананеями, тогда как закон запрещает сообщаться с ними", – поэтому-то Он сначала и не говорит ей ничего. Заметь, как Он и закон исполняет, и жену не лишает спасения, иудеям заграждает уста, и ее обращает к себе. "Но Он, – сказано, – не отвечал ей ни слова", как бы внушая следующее: "Не ищи предлогов к обвинению Меня; смотри: Я не говорю, не вступаю в беседу; вот несчастие, и Я не являю Своего действия; вот кораблекрушение, и Я, кормчий, не укрощаю бури по причине вашей безрассудности, чтобы вы не имели повода обвинять Меня; вот эта женщина собрала вокруг Меня зрителей и не получает ответа, чтобы вы не сказали: «Ты предался хананеям, нарушил закон, и на этом основании мы можем не верить Тебе»". Видишь, как Он не отвечает жене, чтобы ответить иудеям; молчание Его к жене было голосом обличения безрассудности иудеев.

9. Это делал Он не по собственному достоинству, но по снисхождению к немощи иудеев. Так и тогда, когда Он очистил прокаженного, сказал: "принеси дар, какой повелел Моисей" (Матф. 8: 4). Ты очистил и отсылаешь его к закону Моисея? – "Да". – "Для чего?" – "Из-за иудеев, чтобы они не стали обвинять меня в нарушении закона. Поэтому, когда Он исцелял прокаженного, то исцелил его необыкновенным образом; а как, послушай. "И вот подошел прокаженный и, кланяясь Ему, сказал: Господи! если хочешь, можешь меня очистить. 3 Иисус, простерши руку, коснулся его и сказал: хочу, очистись" (И се прокажен пришед кланяшеся Ему, глаголя: Господи, аще хощеши, можеши мя очистити. И простер руку Иисус, коснуся ему, глаголя: хощу, очистися) (Матф. 8: 2, 3). Но по закону не позволялось прикасаться к прокаженному. Так, когда пришел к пророку Елисею военачальник Нееман, зараженный проказой, то ученик сказал ему: "Вот прокаженный военачальник стоит вне". Пророк приказывает ученику выйти и сказать ему: "Пойди, омойся… в Иордане" (шед измыйся во Иордане) (4 Цар. 5: 10); а сам не решился выйти, посмотреть на прокаженного и коснуться его. Так как и Елисей очистил прокаженного, то, дабы не сказали иудеи, что Христос очищал подобно Елисею, для того этот не решается коснуться прокаженного, а Христос касается и говорит: "Хочу, очистись".

"…Простерши руку Свою, коснулся его" (И простер руку коснуся ему). Для чего прикоснулся? Для того, чтобы показать тебе, что Он не раб, подчиненный закону, а Владыка, стоящий выше закона. Чем же Он исполнил закон? Тем, что сказал: "Хочу, очистись", а не тотчас коснулся его. Предшествовало слово, прогнало болезнь, а потом Он коснулся нечистого и сказал: "Хочу, очистись". Как? "И он тотчас очистился от проказы" (Абие очистися). Евангелист не нашел выражения, – потому что слово "абие" (тотчас) выражает не так скорое действие, – не нашел выражения, соответствующего быстроте действия. "Тотчас", т. е. как? В то самое время, как было произнесено слово, уничтожилась болезнь, прошла проказа, и прокаженный стал чистым. Затем Он говорит: "Покажи себя священнику и принеси дар, какой повелел Моисей, во свидетельство им" (шед покажися иереови, и принеси дар егоже повеле Моисей, во свидетельство им). Кому? "Иудеям, чтобы они не говорили, что Я нарушил закон. Я исцелил, и говорю: принеси законный дар, чтобы в тот день прокаженный обвинил их, сказав: Он повелел мне принести дар по закону". И как многое Христос совершал ради иудеев, чтобы сделать их во всем безответными, так Он поступил и здесь.

"Помилуй меня, Господи, сын Давидов, дочь моя жестоко беснуется. Но Он не отвечал ей ни слова. И ученики Его, приступив, просили Его: отпусти ее, потому что кричит за нами" (Помилуй мя: дщи моя зле беснуется. Он же не отвеща ей словесе, и приступлше ученицы Его, моляху Его глаголюще: отпусти ю, яко вопиет в след нас). Что же Он? "Я послан, – говорит Он, – только к погибшим овцам дома Израилева" (Несмь послан, токмо к овцам погибшим дому Исраилева). Чтобы не сказали иудеи: "Ты оставил нас и пошел к чужим, и потому мы не веруем Тебе", Он говорит: "Вот, приходят и из язычников, и Я не принимаю их; вас, убегающих от Меня, призываю: "придите ко Мне вcе труждающиеся" (Матф. 11: 28), и вы не идете; а эту отгоняю, и, однако, она остается. "Народ, которого я не знал, – сказал Господь, – служит мне; по одному слуху о мне повинуются мне" (Людие, ихже не ведех, работаша Ми, в слух уха послушаша Мя) (Псал. 17: 45); и в другом месте: "Я открылся не вопрошавшим обо Мне; Меня нашли не искавшие Меня" (явлен бых не ищущим Мене, обретохся не вопрошающим о Мне) (Исайи 65: 1). " отпусти ее, потому что кричит за нами". Посмотрим же, что отвечает Христос. "Я послан только к погибшим овцам дома Израилева". Не были ли это слова отказа? Он как бы так говорит: "Отойди; нет ничего общего между тобой и Мной; не для тебя пришел Я, но пришел для иудеев. Я послан только к погибшим овцам дома Израилева". Услышав это, она сказала: "Господи! помоги мне" (ей, Господи, помози ми), и поклонилась Ему, говоря это. Он же сначала не отвечал ей, а потом, посмотри, каков был ответ: "Нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам" (несть добро отъяти хлеба чадом и поврещи псом) (Матф. 15: 25, 26). О, попечительность врача! В самом отказе Он обращает ее к Себе. "Нехорошо взять хлеб у детей". У каких чад? У иудеев. "И бросить псам, т. е. Вам".

10. Поистине Господь сказал это для посрамления иудеев, потому что они, называемые чадами, сделались псами. Поэтому и Павел говорит: "Берегитесь псов, берегитесь злых делателей, берегитесь обрезания, потому что обрезание – мы" (блюдитеся от псов, блюдитеся от злых делателей, блюдитеся от сечения: ми бо есми обрезание) (Фил. 3: 2, 3). А язычники назывались псами и сделались чадами. "Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос!" (Чадца моя, имиже паки болезную, дондеже вообразится Христос в вас) (Гал. 4: 19). Эта похвала есть обвинение для иудеев. "Нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам". Что же жена? "Так, Господи". О, твердость жены; о, ревность души! Врач говорит: "нет"; а она говорит: "да". Господь говорит: "нет"; а она говорит: "да", – не обвиняя и не укоряя Его, но ожидая спасения. "Нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам. – "Так, Господи! Ты называешь меня псом, а я называя Тебя Господом; Ты унижаешь меня, а я прославляю Тебя. Так, Господи! Но и псы едят крохи, которые падают со стола господ их" (Ей, Господи: ибо и пси ядят от крупиц, падающих от трапезы, господей своих) (Матф. 15: 27). О, мудрость жены! Из того же примера она заимствует приличное доказательство. "Ты называешь меня псом; я и буду питаться, как пес; не отказываюсь от этого унижения, не избегаю этого названия; приму пищу пса"; – так указывает она на дело обыкновенное. "Ты стой на своем; Ты назвал меня псом, дай же мне крупицу; Ты сделался защитником моей просьбы; покажи при отказе снисхождение. Так, Господи! но и псы едят крохи, которые падают со стола господ их". Что же тот, который отказывал, отвергал, отгонял, говорил: "Нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам", также говорил: "Я послан только к погибшим овцам дома Израилева"? "О, женщина, – говорит Он, – велика вера твоя" (О, жено, велия вера твоя) (Матф. 15: 28). "Ты вдруг стал хвалить, прославлять жену? Уже не отгоняешь, не отвергаешь ее?" – "Успокойся; для этого Я и медлил. Ведь если бы Я сначала отпустил ее, то ты не узнал бы ее веры; если бы она сразу получила, то тотчас и ушла бы, и никто не видел бы ее сокровища. Для того Я и медлил даянием, чтобы всем показать ее веру". "О, женщина!" Бог говорит ей: "О, женщина!" Пусть выслушают это те, которые молятся без усердия. Когда я говорю кому-нибудь: "Проси Бога, молись Ему, прибегай к Нему с молитвой", то он отвечает: "Я просил однажды, дважды, трижды, десять, двадцать раз, и еще не получил". Не переставай просить, брат, пока не получишь; конец молитвы – получение просимого. Тогда перестань, когда получишь, или лучше, и тогда не переставай, но и тогда пребывай в молитве. Если ты не получил, то молись, чтобы получить; если же ты получил, то благодари за то, что получил. Многие приходят в церковь, произносят тысячи стихов молитвы, и выходят, не зная, что говорили они; уста их движутся, а слух не слышит. Ты сам не слышишь своей молитвы; как же хочешь, чтобы Бог услышал твою молитву? Ты говоришь: "Я преклонял колена", – но ум твой блуждал вне; тело твое было внутри церкви, а мысль твоя – вне; уста произносили молитву, а ум исчислял доходы, договоры, условия, поля, владения, собрания друзей. Диавол зол; он знает, что во время молитвы мы делаем великие успехи; потому тогда он и нападает на нас. Часто, лежа спокойно на постели, мы ни о чем не мыслим; а когда приходим молиться, то являются тысячи помыслов, чтобы мы вышли без пользы.

11. Итак, возлюбленный, зная, что так бывает во время молитв, подражай хананеянке; хотя ты – муж, однако подражай жене, иноплеменнице, слабой, отверженной и презираемой. Ты не имеешь бесноватой дочери? Но ты имеешь грешную душу. Что сказала хананеянка? "Помилуй меня, дочь моя жестоко беснуется". Так и ты скажи: "Помилуй меня: душа моя жестоко беснуется". Грех есть великий бес. Бесноватый возбуждает сострадание, а грешник – ненависть; тот заслуживает прощение, а этот не имеет оправдания. "Помилуй меня", – краткое слово, но оно нашло море человеколюбия, потому, что где милость, там все блага.

Даже когда ты будешь вне церкви, взывай и говори: "помилуй меня": говори, хотя не двигая уст, но взывая умом; Бог слышит и тех, которые молчат. Для этого требуется не место, а прежде всего настроение. Иеремия был в грязной яме, и привлек к себе Бога; Даниил был во рве львином, и благорасположил к себе Бога, три отрока были в печи, и, воспевая, умилостивили Бога; разбойник был пригвожден ко кресту, и крест не воспрепятствовал ему, но отверз рай; Иов сидел на гноище, и пользовался милостью Божиею; Иона был во чреве кита, и Бог внимал ему. Будешь ли ты в умывальнице, молись; будешь ли в дороге, или на постели, и где бы ты ни был, молись. Ты – храм Божий: не ищи же места; нужно только душевное расположение. Хотя бы ты стоял перед судьей, молись; когда гневается судья, молись. Некогда впереди было море, позади египтяне, а по середине Моисей; великое было затруднение для молитвы, но велика была и широта молитвы. Сзади гнались египтяне, впереди было море, а по середине нужно было молиться. Моисей ничего не произносил, а Бог говорит ему: "Что ты вопиешь ко Мне?" (что вопиеши ко Мне), (Исх. 15: 15). Уста его не говорили, но ум взывал. Так и ты, возлюбленный, когда стоишь перед судьей гневным, беспощадным, угрожающим величайшими наказаниями, или перед другими палачами, делающими то же самое, то молись Богу; и в то время, когда ты будешь молиться, волны утихнут. Судья против тебя? Ты прибегай к Богу. Начальник нападает на тебя? Ты призывай Господа. Разве Он – человек, чтобы тебе искать Его в каком-нибудь месте? Бог всегда рядом. Если ты хочешь просить человека, то сначала спрашиваешь, что он делает, не спит ли, не занят ли; и слуга не отвечает тебе. А у Бога нет ничего такого: куда бы ты ни ушел и стал призывать Его, Он слышит; ни занятия, ни посредник, ни слуга не отделяют Его от тебя. Скажи: "помилуй меня", и Бог мгновенно делается присущим. "Возопиешь, – говорит пророк, – и Он скажет: «вот Я!»" (Еще глаголющу ти, речет: се приидох) (Исайи 58: 9). О, слово, исполненное благости! Он не ожидает окончания молитвы; еще прежде, нежели окончишь молитву, ты уже получаешь дар. "Помилуй меня". Будем же, увещеваю вас, подражать этой хананеянке. "Помилуй меня, дочь моя жестоко беснуется", – говорила она. Господь же говорит ей: "О, женщина! Велика вера твоя; да будет тебе по желанию твоему" (Матф. 15: 28). Где еретик? Не сказал Он: "Я буду просить Отца Моего"; не сказал: "Я буду молить родившего Меня". Имел ли Он здесь нужду в молитве? Нет. Почему? Потому, что была великая вера, был великий сосуд, потому и излилась великая благодать. Где нужна еще молитва, там – слабый сосуд. "О, женщина! Велика вера твоя! Ты не видела мертвого воскрешаемым, ни прокаженного очищаемым, ты не слушала пророков, не изучала закона, ты не видела моря разделяемым, не видела никакого другого знамения совершаемым Мной, но даже была унижена Мной и приведена в смущение; Я отверг страдание твое, и однако ты не отошла, а осталась; получи же наконец и от Меня достойную и надлежащую похвалу: О, женщина! Велика вера твоя". Жена эта умерла, но похвала ее остается, блистая светлее диадемы. Куда бы ты ни пошел, везде слышишь слова Христовы: "О, женщина! Велика вера твоя". Войди в церковь персов, и услышишь Христа, говорящего: "О, женщина! Велика вера твоя"; равно как и в церковь готов, варваров, индийцев, мавров, и какую только страну освещает солнце. Христос произнес одно слово, и это слово не умолкает, но громким голосом возвещает ее веру, взывая: "О, женщина! Велика вера твоя да будет тебе по желанию твоему". Не сказал: "Пусть исцелится дочь твоя", но: "Будет тебе по желанию твоему", – "Ты исцели ее; ты будь врачом; тебе вверяю врачевство; поди, приложи его, будет тебе по желанию твоему. Воля твоя пусть исцелит ее". Так хананеянка исцелила (дочь) волею своею, и Сын ли Божий не исцеляет Сам Собой? "Будет тебе по желанию твоему". Жена не повелевала и не запрещала бесу, но только захотела, и хотение жены исцелило больную и изгнало бесов. Где те, которые дерзают говорит, что Сын совершал чудеса молитвой? "Будет тебе по желанию твоему". Посмотри и на величие слов Его, в них Он подражает Отцу Своему. Когда Бог творил небо, то сказал: "Да будет небо, да будет солнце, и было солнце; да будет земля, и была земля"; повелением Он произвел бытие (Быт. гл. 1). Так и Христос говорит: "Будет тебе по желанию твоему". Сродство выражений доказывает общность природы их. "И исцелилась дочь ее" (И исцеле дщи ея). Когда? "В тот час" (От того часа) (Матф. 15: 28); не в то время, когда мать ее пришла домой, но еще прежде, нежели пришла. Она пришла найти ее беснующейся – и нашла здоровой, исцеленной ее желанием. Будем же за все это благодарить Бога: Ему подобает слава во веки веков. Аминь.

СЛОВО

о том, что кто сам себе не вредит, тому никто вредить не может.

1. Знаю, что для людей грубых, пристрастных к настоящему, прилепившихся к земле и раболепствующих чувственным удовольствиям, а к духовным предметам не очень расположенных, настоящее слово покажется необычным и странным; они будут и громко смеяться и осуждать нас, как будто мы с самого начала речи говорим невероятное. Однако мы не оставим своего намерения, но по этому самому особенно и приступим с великим усердием к доказательствам того, что предложили. И если такие люди захотят, не смущаясь и не тревожась, дождаться конца беседы, то я уверен, что они согласятся с нами, будут осуждать самих себя за прежнее заблуждение, станут говорить противное, извиняться и просить прощения в том, что они имели неправильное понятие о вещах, и много будут благодарить нас, как больные благодарят врачей, избавившись от болезней, мучивших их тело. Поэтому не высказывай мне имеющегося у тебя теперь суждения, но подожди следствий наших слов, и тогда ты в состоянии будешь произнести неложный приговор, так как ничто по неведению не помешает истинному суждению. Так и по житейским делам заседающие судьи, хотя видят, что первый оратор говорит сильно и все потопляет своим красноречием, не решаются произнести приговор прежде, нежели выслушают с долготерпением и другого, противоречащего ему; но хотя бы первый казался говорящим правду, они сохраняют беспристрастное внимание и для другого. В том и состоит достоинство судей, чтобы, со всею точностью узнав дело с обеих сторон, потом произносить собственное суждение. Так и теперь общее у людей предубеждение, с течением времени укоренившееся в умах многих, точно какой оратор, по всей вселенной возвещает и говорит так: все низвратилось в роде человеческом, везде великое смятение, ежедневно многие терпят обиды, угнетения, притеснения, ущерб, слабые от сильнейших, бедные от богатых; и как невозможно исчислить волн морских, так и множества обижаемых, угнетаемых, страждущих; ни действие законов, ни страх судилищ, и ничто не останавливает этой заразы и болезни, но с каждым днем умножается зло; везде стон, плач, слезы обижаемых, и поставленные для исправления этого судьи сами увеличивают бурю и усиливают болезнь. Поэтому многие из неразумных и несчастных, впадая в необычайное неистовство, обвиняют промысл Божий, когда видят, что смиренного часто влекут, терзают, мучают, а дерзкий, наглый, бесчестный и происшедший от бесчестных обогащается, облекается властью, бывает для многих страшен, причиняет бесчисленные бедствия смиренным, и эти несправедливости бывают и в городах, и в селах, и в пустынях, и на суше, и на море. Итак, нам необходимо предложить это слово для опровержения вышесказанного, выступив на подвиг, хотя необычный и страшный, как я вначале сказал, но благопотребный, справедливый и полезный для тех, которые хотят внимать и поучаться. В нем будет доказано (не бойтесь же), что каждый обижаемый не от других терпит вред, но сам от себя.

2. А чтобы речь наша была более ясною, прежде всего исследуем, что такое вред и какого рода вещей он обыкновенно касается; также, в чем состоит совершенство человека, что вредит ему, и что вредит ему только по-видимому, а на самом деле не вредит. Например, – нужно подтвердить речь примерами, – каждая вещь терпит вред от чего-нибудь: железо от ржавчины, шерсть от моли, стада овец от волков. Добротность вина теряется, когда оно переменяет вкус и окисает; а добротность меда – когда он лишается свойственной ему сладости и переменяется в горькую жидкость. Хлебу на поле вредит прелость и засуха, виноградным плодам, листьям и ветвям – злой рой саранчи, другим деревьям – червь, и телам бессловесных – различные болезни; но чтобы, исчисляя все, слишком не распространить слова, скажем, что и нашему телу вредят горячки, расслабления и множество других болезней. Итак, если для каждого из этих предметов есть что-нибудь, повреждающее его добротность, то посмотрим, что вредит человеческому роду и от чего повреждается совершенство человека. Многие усматривают различные и необыкновенные причины. Нам нужно высказать и погрешительные мнения и, опровергнув их, потом указать на то, что подлинно вредит нашему достоинству, и ясно доказать, что никто не мог бы сделать нам несправедливости или причинить вреда, если бы мы не выдавали сами себя. Многие, по своим погрешительным мнениям, считают вредным для нашего достоинства разное – одни бедность, другие телесную болезнь, иные потерю имения, другие злословие, иные смерть, и непрестанно о том сокрушаются и плачут, и жалея испытывающих это, оплакивая их и поражаясь, говорят друг другу: "Какая беда случилась с таким-то – он вдруг лишился всего имения!" А иной говорит о другом: "Такой-то подвергся жестокой болезни, и посещающие его врачи отчаялись в его жизни!" Один сетует и плачет о заключенных в темнице, другой об изгнанных из отечества и отправленных в ссылку, иной о лишенных свободы, другой о похищенных врагами и взятых в плен, иной о потонувшем или сгоревшем, другой о задавленном обрушившимся зданием. А никто не плачет о живущих нечестиво, но, что всего хуже, часто даже называют их счастливыми; это бывает причиной всех зол. Итак, – но не бойтесь, о чем я и вначале просил, – покажем, что ничто из вышесказанного не вредит человеку осторожному и не может причинить вред его достоинству. Подлинно, скажи мне, какой вред причинен достоинству человека тем, что он лишился всего имения, или что у него отняли все клеветники, разбойники, или домашние злодеи? Впрочем, если угодно, изобразим наперед, в чем состоит достоинство человека, указав предварительно на другая существа, дабы сделать речь вразумительнее и яснее для многих.

3. В чем же состоит доброта коня? В том ли, чтобы он имел золотую узду и такую же подпругу, множество попон из шелковых тканей, ковры разноцветные и златотканные, бляхи с драгоценными камнями и гриву, перевитую золотыми лентами, или в том, чтобы он был скор на бегу, крепок ногами, выступал стройно и имел копыта, каким надобно быть у доброго коня, одарен был крепкими силами, чтобы пробегать большие пространства, быть годным на войне, стоять в строю с великой бодростью, и в случае бегства спасать всадника? Не очевидно ли, что в последнем состоит доброта коня, а не в первом? Что также назвал бы ты добротой ослов и лошаков? Не то ли, чтобы они могли легко носить тяжести, удобно совершать путешествия и имели ноги твердые, подобно камню? Скажем ли мы, что внешнее что-нибудь, лежащее на них, увеличивает собственную их доброту? Нет. Какой хвалим мы и виноград: тот ли, на котором много листьев и ветвей, или тот, который обременен плодами? В чем поставляем доброту и маслины: в том ли, когда она имеет большие ветви и весьма много листьев, или в том, когда она приносит обильные плоды и вся ими усеяна? Так точно поступим и в отношении к людям: определим достоинство человека, и вредным для него будем считать только то, что вредит ему. В чем состоит достоинство человека? Не в богатстве – так, чтобы тебе бояться бедности; не в телесном здоровье – так, чтобы страшиться болезни; не во мнении народном, – так, чтобы смотреть на худую молву; не в жизни пустой и бесцельной – так, чтобы для тебя была страшна смерть; и не в свободе – так, чтобы убегать рабства, – но в точном соблюдении истинного учения и в добродетельной жизни. А этого и сам диавол отнять не может у того, кто, имея, сохраняет это с надлежащим тщанием. Знает об этом и бес лукавейший и лютейший. Поэтому и Иова он лишил имущества не для того, чтобы сделать его бедным, но чтобы заставить его произнести какое-нибудь богохульное слово; и тело его поразил не для того, чтобы сделать его больным, но чтобы поколебать добродетель души. Но несмотря на то, что употребил все свои хитрости, из богатого сделал его бедным (что для нас кажется ужаснее всего), из многочадного бездетным, и растерзал все тело его гораздо хуже, нежели палачи в судилищах (ведь не так когти их терзают ребра попавшихся в их руки, как уста червей грызли плоть его), и распространил худую о нем молву (ведь друзья в его присутствии говорили, что он не довольно наказан за свои грехи, и много взводили на него обвинений), и не из города только или из дома изгнал его и переселил в другой город, но смрадный помет сделал для него и домом и городом, – однако не только нимало не повредил ему, но своими кознями сделал его еще более славным. Он не только не отнял у Иова ничего из имущества, хотя и отнял столько, но доставил ему еще большее богатство – добродетели. Подлинно, Иов стал иметь после того большее дерзновение, как подвизавшийся труднейшим подвигом. Если же тот, кто столько потерпел, и притом потерпел не от человека, а от злейшего всех людей беса, нисколько не понес вреда, то кто после того может иметь извинение, когда говорит: "Такой-то сделал несправедливость и нанес вред"? Если диавол, исполненный такой злобы, употребив все свои орудия и пустив все стрелы и все, какие бывают с людьми, бедствия, с преизбытком обратив и на дом и на тело праведника, не сделал никакого вреда этому мужу, но, как я сказал, еще более пользы принес ему, то как могут иные обвинять того или другого, как будто они от них потерпели вред, а не от самих себя?

4. Как же, скажешь, разве не сделал диавол вреда Адаму, не довел его до падения и не изгнал из рая? Нет, не он сделал это, а нерадивость падшего, невнимание к себе и небодрствование. Тот, кто, употребив столько и таких средств, не мог победить Иова, мог ли бы при меньших усилиях преодолеть Адама, если бы этот по своему небрежению не выдал сам себя? Как? Неужели тот, у кого по козням клеветников отнято имение, не потерпел вреда, лишившись всего имущества, потеряв отеческое наследство и впавши в крайнюю бедность? Не потерпел вреда, а еще получил пользу, если он внимателен к самому себе. Скажи мне, какой вред причинило это апостолам? Не с голодом ли, жаждой и наготой непрестанно боролись они? Но поэтому самому они и были весьма славны и знамениты и великую получали помощь от Бога. Какой вред Лазарю причинили болезнь, раны, нищета и беспомощное одиночество? Не за это ли особенно и сплетены ему венцы? Какой вред был для Иосифа от того, что об нем была худая молва и в собственной его земле и в чужой? Его считали и распутником и блудником. Повредило ли ему рабство? Повредило ли удаление из отечества? Не поэтому ли особенно мы и восхищаемся им и изумляемся ему? Но что я говорю об удалении из отечества, о бедности, худой молве и рабстве? Самая смерть какой вред причинила Авелю, смерть и насильственная, и безвременная, и нанесенная братнею рукой? Не потому ли и прославляется он по всей вселенной? Видишь ли, как речь моя доказала более, нежели сколько обещала? Она показала, что не только никто не терпит вреда от кого-либо другого, но еще большую пользу получают внимательные к самим себе. "Для чего же, – скажешь, – наказания и мучения? Для чего геенна? Для чего столько угроз, если никто не терпит вреда и никто не делает вреда?" Что говоришь ты? Для чего смешиваешь выражения? Я не сказал, что никто не делает вреда, но что никто не терпит вреда. "Как же, – скажешь, – может быть, чтобы никто не терпел вреда, когда многие делают вред?" Так, как я только что сказал. Иосифу сделали вред братья, но сам он не потерпел вреда; и на Авеля злоумышлял Каин, но он не получил вреда от злоумышления. Для того и наказания и мучения. Не за добродетель страждущих Бог уничтожает наказания, но за нечестие порочных определяет мучения. Хотя страждущие от злоумышленников и делаются славнее, но это зависит не от намерения злоумышляющих, а от мужества подвергающихся злоумышлению. Поэтому последним определяются и готовятся награды за любомудрие, а первым наказания за злобу. Лишен ли ты богатства? Говори: "наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь" (наг изыдох от чрева матере моея, наг и отъиду) (Иов. 1: 21); присовокупи и апостольское изречение: "мы ничего не принесли в мир; явно, что ничего не можем и вынести [из него]" (ничто же бо внесохом в мир сей, яве, яко ниже изнести что можем) (1 Тим. 6: 7). Идет ли о тебе худая молва и бесчисленными злословиями осыпают тебя? Вспомни следующее изречение: "Горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо!" (горе вам, егда добре рекут вам ecu человецы) (Лук. 6: 26); и еще: "Когда пронесут имя ваше, как бесчестное, возрадуйтесь в тот день и возвеселитесь" (возрадуйтеся и взыграйте, егда пронесут имя ваше яко зло) (Лук. 6: 22, 23). Изгнан ли ты за пределы отечества? Представь себе, что ты не имеешь здесь отечества, но если хочешь быть любомудрым, то и всю землю тебе заповедано считать чуждой. Подвергся ли ты жестокой болезни? Скажи апостольские слова: "если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день обновляется" (аще внешний наш человек тлеет, обаче внутренний обновляется по вся дни) (2 Кор. 4: 16). Потерпел ли кто насильственную смерть? Представь себе Иоанна и голову его, отсеченную в темнице, принесенную на блюде и отданную в награду за пляску блудницы. Представь себе и награды за это: все эти страдания, когда они причиняются кому-нибудь несправедливо, очищают грехи и доставляют праведность. Так велика от них польза для тех, которые переносят их мужественно!

5. Итак, если ни лишение богатства, ни клеветы и злословия, ни изгнание, ни болезни и страдания, ни самая смерть, которая кажется всего страшнее, не причиняют вреда испытывающим это, но еще приносят пользу, то от чего, укажи мне, может кто-нибудь потерпеть вред, когда от этого он не терпит никакого вреда? Напротив, я постараюсь доказать, что те особенно и терпят вред, испытывают мучения и неисцельно страждут, которые причиняют это другим. Кто может быть несчастнее Каина, который так поступил с братом? Кто жальче жены Филипповой, которая отсекла у Иоанна голову, или братьев Иосифа, которые продали его и удалили за пределы отечества? Кто несчастнее диавола, который подверг Иова таким бедствиям? Ведь он не только за прочие дела, но и за это злоумышление понесет великую казнь. Видишь ли, как и здесь слово наше показало больше обещанного, т. е. что не только угнетаемые не терпят никакого вреда от злоумышленников, но даже все обращается на голову злоумышляющих? Подлинно, если не богатство, и не свобода, и не жизнь в отечестве, и не другое что-нибудь из вышесказанного составляет достоинство человека, а добродетели души, то следует, что когда вред касается тех благ, то человеческое достоинство нисколько не терпит вреда. А что, если бы кто-нибудь лишился душевного любомудрия? И в этом случае, получая вред, он терпит его не от другого, а собственно сам от себя. Как, скажешь, собственно сам от себя? Когда он, испытывая от кого-нибудь бичевание, или отнятие имущества, или иное тяжкое притеснение, произнесет богохульное слово, то здесь он терпит вред и вред весьма великий, но не от притеснителя, а от собственного малодушия. Я и прежде говорил, и теперь скажу: никакой человек, хотя бы он был тысячекратно зол, не может ни на кого напасть свирепее и с большей яростью, нежели злой бес и непримиримый враг наш диавол, однако и этот злой бес не мог преодолеть и низложить человека, жившего прежде закона и прежде благодати, хотя со всех сторон пускал в него столько язвительных стрел. Таково благородство души! А Павел? Не потерпел ли он столько бедствий, что и исчислить трудно? Он жил в темницах, был окован цепями, водим с места на место, терпел бичевания от иудеев, был побиваем камнями, был терзаем по спине не только ремнями, но и жезлами, тонул в море, часто попадал в руки разбойников, терпел гонение от единоземцев, непрестанно был поражаем врагами и знакомыми, подвергался бесчисленным злоумышлениям, боролся с голодом и наготой, и другие постоянные и непрестанные переносил бедствия и скорби. Но что говорить много? Он умирал каждодневно, и однако, перенося столько и таких бедствий, он не только не произнес ни одного богохульного слова, но радовался и хвалился этим. В одном месте говорит он: "Ныне радуюсь в страданиях моих" (радуюся во страданиих моих) (Кол. 1: 24); в другом: "И не сим только, но хвалимся и скорбями" (не точию же, но и хвалимся в скорбех) (Рим. 5: 3). Если же он при таких страданиях радовался и хвалился, то какое извинение, какое оправдание будешь иметь ты, когда не переносишь и малейшей части их, а богохульствуешь?

6. "Но, – скажешь, – иным образом я терплю вред – тем, что, если не богохульствую, то, лишившись богатства, делаюсь несостоятельным для подавания милостыни". Это – предлог и отговорка! Если ты об этом скорбишь, то твердо знай, что бедность не бывает препятствием милостыне. Хотя бы ты был тысячекратно беден, все же ты не беднее той, которая имела только горсть муки (3 Цар. 17: 12), и той, у которой было только две лепты (Лук. 21: 2), из которых та и другая, издержав все свое имение на бедных, удостоились дивной похвалы; и великая бедность не была препятствием столь великому человеколюбию, но милостыня, состоявшая из двух лепт, была так богата и значительна, что затмила всех богачей, и богатством расположения и избытком усердия превзошла тех, которые клали много статиров[1]. Следовательно, и здесь ты не терпишь вреда, но еще большую получаешь пользу, через малое приношение приобретая венцы более блистательные в сравнении с теми, которые положили много. Впрочем, хотя бы тысячу раз мы говорили это, плотолюбивые души, любящие житейские удовольствия и пристрастившиеся к настоящим благам, не легко согласятся оставить эти увядающие цветы (таковы приятности настоящей жизни) и не решатся оставить эти тени, но даже лучшие из людей стремятся за теми и другими благами, а несчастнейшие и жалкие большею частью гоняются за здешними благами, а за тамошними – весьма мало. Сорвем же блестящую и благовидную маску с гнусного и безобразного лица этих предметов и покажем мерзость блудодейцы. Ведь такова именно жизнь, провождаемая в сластолюбии, сребролюбии и честолюбии: она гнусна, безобразна, исполнена великой мерзости, неприятна, тягостна и полна горечи. Подлинно, пленившиеся ею совершенно лишены извинения особенно потому, что для них любезна и вожделенна эта жизнь, исполненная неприятностей и великой горечи, состоящая из бесчисленных зол, опасностей, кровопролитий, пропастей, подводных камней, убийств, страха, трепета, зависти, ненависти, коварства, и непрестанных беспокойств и забот, не доставляющая никакой пользы и не приносящая никакого плода от таких бедствий, кроме мучения, наказания и вечного страдания. Несмотря на то, что она такова, многим она кажется блаженной и вожделенной, что, впрочем, служит знаком безумия пленяющихся, а не блаженства самого обладания ею. Так и малые дети гоняются за игрушками и восхищаются ими, а о предметах, свойственных совершеннолетним, и понятия иметь не могут. Но для тех извинением служит несовершенный возраст, а эти не имеют никакого оправдания, имея детский ум в совершенном возрасте и поступая даже бессмысленнее детей.

А почему, скажи мне, вожделенно богатство? О нем надо мне начать речь, потому что оно для многих, зараженных этой жестокой болезнью, кажется драгоценнее и здоровья, и жизни, и народной похвалы, и доброго мнения, и отечества, и домашних, и друзей, и родных, и всего прочего. До самых облаков достигает пламя этого костра; и сушу, и море обнял огонь этой печи. Никто не тушит этого пламени, а раздувают все – как те, которые уже пленены, так и те, которые еще не пленены, чтоб быть плененными. Каждый может видеть, как все, и мужчина и женщина, и раб и свободный, и богатый и бедный, каждый по своим силам, день и ночь несут бремя, доставляющее великую пищу этому огню, бремя не дров и хвороста (не таков этот пламень), но душ и тел, неправды и беззакония. Именно этим обыкновенно поддерживается такой пламень. Богатые никогда не оставляют этой безумной страсти, хотя бы овладели всею вселенной, и бедные стараются сравняться с ними, и какое-то неисцелимое соревнование, необузданное бешенство и неизлечимая болезнь объем лет души всех. Всякую другую любовь преодолела эта любовь и изгнала вон из души; не смотрят ни на дружбу, ни на родство, – что я говорю: "дружбу и родство", – даже на жену и детей, любезнее которых ничего не может быть для мужей; но все брошено и попрано, потому что эта жестокая и бесчеловечная владычица овладела душами всех плененных. Подлинно, она, как бесчеловечная владычица, как жестокая госпожа, как свирепый варвар, как всенародная и жадная блудница, срамит, терзает и бесчисленным подвергает опасностям и мучениям тех, которые отдались ей в рабство; но сколь она ни страшна и сурова, сколь ни груба и свирепа, хотя имеет лицо варварское, или, вернее, зверское и свирепее, чем у волка и льва, для плененных ею она кажется кроткой, любезной и слаще меда. Она ежедневно кует на них мечи и оружие, роет пропасти, влечет их к безднам, стремнинам и подводным камням и сплетает для них бесчисленные сети мучения; а между тем и пленники ее и желающие быть пленниками думают, будто она делает их счастливыми. Как свинья, валяясь в нечистоте и грязи, утешается и услаждается, равно как и жуки, непрестанно копающиеся в навозе, – так точно и преданные сребролюбию бывают несчастнее этих животных: мерзость здесь больше и грязь зловоннее. Предаваясь страсти, они думают получить от того великое удовольствие, – что зависит не от свойства самого предмета, но от души, страждущей таким безумием. А это хуже скотского безумия. Как причиной того, что животные остаются в грязи и навозе, бывает не грязь и навоз, а бессмыслие попадающих туда животных, – так рассуждай и об людях.

7. Но как исцелить нам таких людей? Для этого нужно, чтобы они захотели открыть нам слух свой и расположили ум свой к принятию слов наших. Бессловесных животных невозможно исправить и отклонить от нечистой жизни, потому что они без разума; а благороднейших существ, одаренных и разумом и словом, т. е. людей, если они захотят, удобно и весьма легко можно отклонить от этой грязи, зловония, нечистоты и мерзости. Почему тебе, человек, богатство кажется драгоценным? Конечно, по удовольствию, получаемому от трапез? По чести и множеству слуг, угождающих тебе за него? Потому, что ты можешь отмщать оскорбляющим тебя и быть для всех страшным? Других причин представить ты не можешь, кроме удовольствия, лести, страха и мщения, потому что обыкновенно богатство отнюдь не делает никого ни мудрее, ни целомудреннее, ни смиреннее, ни благоразумнее, не делает ни добрым, ни человеколюбивым, не ставит выше ни гнева, ни чрева, ни удовольствий, не учит ни умеренности, ни смирению, и никакой другой добродетели не вселяет и не насаждает в душе. Ты не можешь сказать, чтобы ты искал и желал его по какой-нибудь из этих причин, потому что оно не только не способно насаждать или возращать что-нибудь доброе, но если даже найдет добро, уже находящееся в человеке, то повреждает, останавливает и иссушает его; а иное и вовсе истребляет и вносит противное тому – безмерное невоздержание, непристойную раздражительность, несправедливый гнев, гордость, надменность, безумие. Впрочем, не буду говорить об этом, потому что страждущие такой болезнью, всецело предавшись наслаждению и сделавшись его рабами, не терпят слушать о добродетели и пороке и видеть себя в то же время осуждаемыми и обличаемыми. Оставим же речь об этом и поставим на вид другое; посмотрим, доставляет ли богатство какое-нибудь удовольствие или какую-нибудь честь. Я вижу все противное. И во-первых, если хотите, обратим внимание на трапезы богатых и бедных, и спросим вкушающих: кто из них особенно получает чистое и истинное удовольствие? Те ли, которые целый день возлежат на скамьях, соединяют ужины с обедами, переполняют чрево, притупляют чувства, чрезмерной тяжестью снедей погружают свою ладью и обременяют свой корабль, потопляя свое тело, как бы при кораблекрушении, связывают себе и ноги, и руки, и язык, и все тело свое цепями пьянства и пресыщения, которые тяжелее железных цепей, не имеют надлежащего и чистого сна, бывают не свободны от страшных сновидений, делаются несчастнее беснующихся, произвольно принимая в душу какого-то беса, становятся посмешищем для рабов, или, лучше, предметом сожаления и слез для самых кротких из них, не узнают никого из присутствующих, не могут ничего ни сказать, ни выслушать, но переносятся на руках другими со скамьи на постель? Или те, которые трезвы и бодрственны, определяют меру (еды и питья) нуждой, плывут по попутному ветру, и величайшее услаждение пищей и питьем находят в голоде и жажде? Ведь ничто не доставляет такого удовольствия и здоровья, как то, чтобы приниматься за пищу и питье при голоде и жажде, сытость измерять одной нуждой, не преступать ее пределов и не обременять тела сверх его силы.

8. Если ты не веришь словам моим, то посмотри на тело тех и других и на душу каждого из них. Не у тех ли, которые живут умеренно (не указывай мне на редкие случаи, когда кто-нибудь бывает слаб здоровьем по какому-либо другому обстоятельству, но суди по тому, что происходит всегда и непрестанно), – не у тех ли, которые живут умеренно, тело здорово, чувства светлы и с великой легкостью исполняют свое дело, а у неумеренных оно слабо, мягче всякого воска и подвержено множеству болезней? У них скоро является и подагра, и неприятное трясение тела, и безвременная старость, и головные боли, и расслабление и расстройство желудка, и потеря аппетита, и непрестанно они нуждаются во врачах, в постоянных лекарствах и в каждодневном лечении. Это ли, скажи мне, удовольствие? Кто так назовет это из тех, которые знают, что такое удовольствие? Удовольствие бывает тогда, когда удовлетворение следует за аппетитом; если же удовлетворение делается, а аппетита вовсе нет, то удовольствие теряется и исчезает. Поэтому-то больные, хотя бы перед ними лежала приятнейшая пища, с отвращением и как бы с неприятностию вкушают ее, потому что у них нет аппетита, который делает удовлетворение приятным. Ведь не свойство пищи и питья, но аппетит вкушающих обыкновенно производит желание и доставляет удовольствие. Поэтому и один добрый муж, точно знавший удовольствия и умевший судить об этом, говорил: "Сытая душа попирает и сот" (душа в сытости сущи, сотом ругается) (Прит. 27: 7), выражая, что не в свойстве трапезы, но в расположении вкушающих состоит удовольствие. Поэтому и пророк, исчисляя чудеса, бывшие в Египте и в пустыне, между прочим, сказал, что Бог "насыщал бы их медом из скалы" (от камене меда насыти их) (Пс. 80: 17), хотя нигде не видно, чтобы камень источал для них мед. Что же значат эти слова? Так как евреи, утомившись от труда и путешествия и сильно мучаясь жаждой, припадали к холодным струям, получая великое наслаждение вследствие жажды, то он, желая представить это удовольствие от питья воды, назвал воду медом не потому, чтобы она переменилась в мед, но потому, что приятность воды равнялась его сладости, так как пившие воду приступали тогда к ней с жаждой. Если же это так, и никто не может противоречить этому, хотя бы он был самый бессмысленный, то не очевидно ли, что при трапезах бедных бывает чистое, истинное и великое удовольствие, и, как сказал мудрый муж, "все горькое сладко" (Прит. 27: 7), а при трапезах богатых неприятность, отвращение и омерзение.

9. "Но, богатство, – скажешь, – доставляет уважение имеющим его и удобство мстить врагам". Итак, потому, скажи мне, богатство кажется любезным и вожделенным для вас, что оно питает в нас сильнейшие страсти, приводит в действие гнев, поднимает славолюбие до высочайшей степени, надмевает и доводит до безумия? Но потому особенно и нужно, не оглядываясь, бежать от него, что оно вселяет в ум наш некоторых диких и свирепых зверей, лишает истинного уважения у всех, а доставляет обманутым иного рода уважение, подкрашенное только его красками, и заставляет считать это уважение истинным, хотя оно по свойству своему не таково, а только по виду кажется таким. Подобно тому, как произведенная притираниями и прикрасами красота непотребных женщин, не составляя красоты, представляет для обольщающихся гнусное и безобразное лицо хорошим и благообразным, хотя оно на самом деле не хорошо, – так точно и богатство заставляет принимать лесть за уважение. Не смотри же на похвалы, произносимые открыто из страха и ласкательства, – это краски и прикрасы; но вникни в совесть каждого, кто так льстит тебе, и увидишь тысячи обвинителей, которые внутренне говорят против тебя, отвращаются и ненавидят тебя более, нежели злые враги и неприятели. Если бы когда-нибудь случившаяся перемена обстоятельств сняла и обличила эту из страха составленную маску, как солнце жаркими лучами своими обнаруживает те лица, тогда ты ясно увидел бы, что ты во все прежнее время был в крайнем неуважении у своих угодников и считал себя почитаемым от тех, которые весьма ненавидят тебя, осыпают тебя в мыслях своих бесчисленными злословиями и желают видеть тебя в крайних бедствиях. И ничто не доставляет такого уважения, какое доставляет добродетель, уважение не вынужденное, уважение не притворное и не прикрытое какой-либо маской обмана, но истинное, искреннее, и не изменяемое никакими трудными обстоятельствами.

10. Ты хочешь отомстить оскорбившим тебя? Но поэтому самому, как я уже сказал, особенно и нужно избегать богатства. Оно обыкновенно заставляет тебя поднимать меч против себя самого, подвергает тебя строжайшему суду в будущем и приготовляет невыносимые наказания. Мщение есть столь великое зло, что и Божие человеколюбие прекращалось от него и уже данное прощение в бесчисленных грехах через него отменялось. Так тот, которому прощено было десять тысяч талантов и за простую просьбу дарована была столь великая милость, когда стал требовать от подобного себе раба сто динариев, т. е. стал требовать наказания за проступки в отношении к нему, то жестокостью к своему товарищу произнес приговор против себя самого; и не за другое что-нибудь, а только за это он и предан был мучителям, и был наказан, и должен был уплатить множество талантов, и никакого не получил прощения и оправдания, но потерпел жесточайшие мучения, и повелено было взыскать с него весь долг, который прежде человеколюбие Божие простило ему. Итак, потому ли, скажи мне, богатство вожделенно для тебя, что оно легко ведет тебя к такому греху? Напротив поэтому-то и надо отвращаться от него, как от врага, неприятеля и страшного убийцы. "Но бедность, – скажешь, – производит скорби, часто вынуждает произносить богохульные слова и решаться на низкие дела". Нет, не бедность, а малодушие. Так и Лазарь был беден, и весьма беден; к бедности присоединялась болезнь, которая, будучи горше всякой бедности, делала эту бедность еще несноснее; к болезни – еще беспомощное состояние и неимение благодетелей, которые делали и бедность и болезнь еще более горькими. Каждое из этих бедствий и само по себе мучительно, а когда нет и благодетелей, то бедствие становится еще больше, пламень сильнее, боль мучительнее, буря свирепее, волнение страшнее, печь жарче. Если же вникнуть точнее, то прибавится к этому и четвертое бедствие – невоздержание и роскошь жившего в соседстве богача. Если желаешь найти что-нибудь и пятое к усилению пламени, то ясно увидишь, что и это находилось у него. Ведь богач не только роскошествовал, но видел дважды, трижды, или, вернее, многократно в день (Лазаря), – так как он лежал у двери, представляя жалкое зрелище несчастья, и одним видом мог бы смягчить даже каменную душу, – и несмотря на это, богач, по своему бесчеловечию, не склонялся на помощь бедному, а сам имел сибаритскую трапезу, полные чаши, обильно разливаемое вино, блестящие толпы поваров, тунеядцев и льстецов с самого утра, и хоры поющих, (толпы) виночерпиев и смехотворцев; измышлял всякого рода невоздержание, пьянствовал и пресыщался, роскошествовал и в одежде, и в трапезе, и во многом другом, проводя так все время; а об этом бедном и не думал, видя каждый день, как он мучится от сильного голода, от тяжкой болезни, от множества ран, от беспомощного состояния и происходящих отсюда зол. Тунеядцы и льстецы лопались от пресыщения, а бедняк, столь бедный и столь много страдавший, не получал даже крупиц от трапезы при всем своем желании; и однако все это нисколько не причинило ему вреда; он не выразил негодования, не произнес богохульного слова, но как золото, очищаясь в сильнейшем огне, более светлеет, так и он, объятый страданиями, стоял выше всего – и страстей, и происходящих отсюда у многих огорчений. Если просто бедные, взирая на богатых, терзаются завистью и мучатся ненавистью, и жизнь свою считают не жизнью, имея притом в достаточной мере необходимую пищу и благодетелей; то этот бедняк, будучи беден так, как никто другой, и не только беден, но и болен, и не имея никакого благодетеля и утешителя, но лежа среди города как бы в самой безлюдной пустыне, истаивая от сильнейшего голода и видя, что у богача все льется как из источников, а он не получает никакого человеческого утешения, но служит постоянной трапезой для языков собак (тело его было так дрябло и расслаблено, что он не мог отгонять и их), – чего бы не потерпел, если бы не был весьма мужествен и любомудр? Видишь ли, что кто сам себе не делает вреда, тот не терпит ничего худого, хотя бы все оскорбляли его? Я опять повторяю те же слова.

11. Подлинно, какой вред причинили этому ратоборцу болезнь, неимение благодетелей, нападение псов, худое соседство богача, великая роскошь его, надменность и гордость? Сделался ли он от того слабее в подвигах добродетели? Поколебалась ли твердость его? Нисколько; напротив, такое множество бедствий и такая жестокость богача еще более укрепили его, сделались поводом к бесчисленным для него венцам, умножили награды, усугубили воздаяние, послужили к большему возмездию. Он увенчан не за бедность только, и не за голод, и не за раны, и не за лизание псов; но за то, что, имея такого соседа, который каждодневно видел его и постоянно презирал его, он переносил мужественно и с великим терпением это искушение, не мало, но весьма много усиливавшее и бедность, и болезнь, и беспомощное его состояние.

А что было, скажи мне, с блаженным Павлом? Ничто не препятствует опять упомянуть об этом муже. Не бесчисленное ли принял он множество испытаний? А какой потерпел вред? Не за то ли особенно он и увенчан, что терпел голод, страдал от холода и наготы, многократно подвергался бичеваниям, был побиваем камнями и утопал? "Но Павел, – скажешь, – был избранник Христов". И Иуда был в числе двенадцати учеников, и он был призван Христом; но ни то, что он был в числе двенадцати, ни самое призвание не принесло ему пользы, так как он не имел сердца, расположенного к добродетели. Павел, и борясь с голодом, и не имея необходимой пищи, и столь много каждодневно претерпевая бедствий, с великой бодростью пробегал путь, ведущий на небо; а Иуда, будучи призван еще прежде него, пользуясь тем же, чем и он, будучи посвящен в таинства вышней мудрости, приобщившись священной трапезы и страшной вечери, получив такую благодать, что мог воскрешать мертвых, очищать прокаженных и изгонять бесов, многократно слыша учение о нестяжательности, столько времени обращаясь с самим Христом и имея вверенные ему деньги бедных, чтобы этим он укрощал свою страсть (так как он был вор), при всем том не сделался лучшим, хотя пользовался таким снисхождением. Христос, зная, что он сребролюбив и по любви к деньгам погибнет, не только не наказал его тогда за это, но, дабы укротить его страсть, вверил ему и деньги для бедных, чтобы он, имея чем насытить свое корыстолюбие, не впал в страшную пропасть, меньшим злом отвращая большее.

12. Так везде тому, кто сам себе не хочет сделать вреда, никто другой не может повредить; и напротив, кто не хочет бодрствовать и исполнять должное с своей стороны, тому никогда никто не доставит пользы. Поэтому и дивная история Писаний, как бы на какой высокой, великой и широкой картине, описывает для тебя жизнь древних, продолжая повествование от Адама до пришествия Христова, и представляет тебе как падавших, так и увенчанных, дабы всячески вразумить тебя, что тому, кто сам себе не делает вреда, никто другой повредить не может, хотя бы вся вселенная подняла против него жестокую войну. Ни затруднительность обстоятельств, ни перемены времени, ни угнетения сильных, ни тучи злоумышлений, ни множество несчастий, ни совокупность всех человеческих бедствий не может нимало поколебать мужественного, внимательного и бдительного человека; напротив, нерадивого, беспечного, не заботящегося о самом себе ничто не сделает лучшим, хотя бы употреблены были тысячи пособий. То же показывает нам и притча о тех людях, из которых один построил дом свой на камне, а другой на песке (Матф. 7: 24 и сл.); это не для того, чтобы мы представляли песок и камень, или строение из камней и кровлю, или реки и дождь, и сильные ветры, устремляющиеся на здания, но чтобы от них умозаключали о добродетели и пороке, и видели отсюда, что, кто не вредит самому себе, тому никто не сделает вреда. Итак, ни порывисто падавший дождь, ни реки, стремившиеся с великой быстротой, ни жестокие ветры, ударявшие с сильным порывом, нисколько не поколебали того дома, но он остался твердым и неподвижным, дабы ты знал, что кто не выдает сам себя, того никакое испытание поколебать не может. А дом другого скоро обрушился не от силы испытаний (иначе и с другим было бы то же), но от собственного безумия (строителя); он пал не потому, что подул ветер, но так случилось с ним потому, что он был построен на песке, т. е. на нерадении и зле. Ведь он еще и ранее, нежели буря устремилась на него, был слаб и готов к падению. Такие здания, хотя бы никто не трогал их, сами собой разрушаются, потому что основание их расторгается и совершенно рассыпается. Как паутина сама собой разрывается, хотя бы никто не прикасался к ней, а адамант и под ударами остается целым, так точно и те, которые не вредят сами себе, хотя бы испытывали бесчисленное множество ударов, становятся более твердыми; а предающие самих себя, хотя бы никто не трогал их, сами собой увлекаются, теряются и погибают. Так погиб Иуда, который не только не подвергался никакому подобному испытанию, но и пользовался великим попечением (Господа).

13. Хочешь ли, я покажу тебе, как оправдываются эти слова и на целых народах? Какого народ иудейский удостоился промышления? Не вся ли видимая тварь готова была на служение иудеям? Не новый ли и необыкновенный был у них образ жизни? Они не посылали на рынок, и пользовались съестными припасами, не тратя серебра; ни борозд не проводили, ни плуга не влачили, ни земли не возделывали, ни семян не бросали, ни в дождях не имели нужды, ни в ветрах, ни во временах года, ни в лучах солнца, ни в течении луны, ни в благорастворении воздуха, ни в другом чем-нибудь подобном; ни гумна не готовили, ни хлеба не молотили, ни в веянии не нуждались для отделения зерен от плевел, ни жерновов не вращали, ни сушильни не строили, ни дров и огня не приносили в дом, ни в искусстве печения хлеба не нуждались, ни заступа не брали в руки, ни серпа не точили и ни в другом каком-нибудь художестве не имели нужды – например, в ткании, зодчестве или шитье обуви, но все доставляло им слово Божие. Они имели трапезу готовую, без пота и трудов – таково было свойство манны; она была всегда нова, свежа, не причиняла им никаких хлопот и не изнуряла трудом. Даже одежды у них, и обувь, и самое тело не подвергались свойственной им тленности; в такое продолжительное время одежда их не износилась, и ноги их не покрылись мозолями, хотя они ходили столь много. О врачах и лекарствах, или о чем-нибудь другом, относящемся к этому искусству, они и не вспоминали, так далека была от них всякая болезнь! "И вывел [Израильтян], – говорит Писание, – с серебром и золотом, и не было в коленах их болящего" (Изведе их с сребром и златом, и не бе в коленах их боляй) (Псал. 104: 37). Они так ели и так пили, как бы оставили этот мир и переселились в другую лучшую вселенную; и пламеннейшие лучи солнца не поражали голов их, потому что пламень затеняло облако, которое везде висело над ними и, передвигаясь, служило покровом для всего народа. И во время ночи они не имели нужды в светильнике, который бы рассеивал тьму, но столп огненный был для них источником неизреченного света, доставляя им две услуги – и освещая, и указывая им путь; он не только светил, но точнее всякого путеводителя водил этот многочисленный народ по пустыне. Ходили же они не только по суше, но и по морю, как по суше, преодолевали пределы природы, пешешествуя по страшному морю, как бы по твердому и крепкому камню. Когда эта стихия находилась у них под ногами, тогда она была подобна суше, ровным полям и нивам; а когда вступили в нее враги, тогда она оказала действия, свойственные морю, для них была колесницею, а для неприятелей их – гробом; тех с легкостью переправляла, а этих с великой свирепостью потопляла. Беспорядочные потоки вод оказывали порядок и покорность, свойственные людям разумным и мудрым, исполняя должность то стража, то палача, в один и тот же день обнаруживая противоположные действия. А что сказать о камнях, которые источали потоки вод? Что о тучах птиц, которые множеством своих тел покрывали всю землю? Что о чудесах, бывших в Египте и в пустыне? Что о трофеях и победах, совершенных без пролития крови? Ведь они, как бы играя, а не воюя, побеждали противников. И над властителями своими (египтянами) они одержали верх без оружия, и сражавшихся с ними по исшествии из Египта преодолевали при звуках труб и пении, так что эти действия были более ликованием, нежели войной, более церемонией[2], нежели сражением. Подлинно, все эти чудеса были не для того только, чтобы сделать нужное для них, но чтобы они точнее сохранили и учение о богопознании, которое преподал им Моисей. Отвсюду раздавались голоса, возвещавшие о Господе. Об этом возвещало море, то делаясь проходимым для пеших, то становясь опять морем; и струи Нила гласили то же, изменяясь в кровь; и жабы, и рои саранчи, и скнипы, и зараза говорили это всему народу; и чудеса в пустыне, и манна, и столп, и облако, и перепелы, и все прочее было для них тогда вместо книги и письмен, никогда не изглаждаемых, постоянно каждый день служа им напоминанием и отзываясь в сердце их. Однако, после такого о них промышления, после несказанных благодеяний, после великих чудес, после неизреченного попечения, после непрестанного учения, после внушения словами, после убеждения делами, после знаменитых побед, после славных трофеев, после обилия трапезы, после избытка воды, после неизъяснимой славы, какой были отличены перед всем родом человеческим, они были неблагодарны и бесчувственны, поклонились тельцу, стали служить голове вола, и искали себе богов, тогда как имели в свежей памяти совершенные в Египте благодеяния Божий и пользовались от Него еще многим и другим.

14. Напротив, ниневитяне, народ варварский и иноплеменный, не удостоившийся ничего такого, ни малого, ни великого, ни учения, ни чудес, ни дел, ни слов, как только увидели человека, спасшегося от кораблекрушения, который никогда прежде не бывал у них, но в первый раз явился, пришел и сказал: "еще сорок дней и Ниневия будет разрушена" (еще три дни, и Ниневия превратится) (Ион. 3: 4), то от этих простых слов переменились, исправились и, оставив прежнее нечестие, обратились через покаяние к добродетели, так что изменили Божие о них определение, поддержали колеблющийся город, отклонили небесный гнев и избавились от всякого зла. "И увидел Бог, – говорит Писание, – дела их, что они обратились от злого пути своего ко Господу" (Виде Бог яко возвратися кийждо от пути своего лукаваго, и обратишася) (Ион. 3: 9). Как, скажи мне, обратились они? Велики были их пороки, невыразимо нечестие, неизлечимы раны, что пророк и выразил, сказав: "злодеяния его дошли до неба" (взыде вопль злобы их (Ион. 1: 2), означая расстоянием места великость их пороков. И однако столь великое нечестие, так возросшее и так высоко поднявшееся, что оно достигало до самого неба, они в три дня, в столь краткое время, после немногих слов, выслушанных от человека неизвестного, чужеземного, подвергшегося кораблекрушению, так изгладили, так истребили, так удалили от себя, что удостоились следующих слов: "И увидел Бог дела их, что они обратились от злого пути своего, и пожалел Бог о бедствии, о котором сказал, что наведет на них" (виде Бог, яко возратися кийждо от пути своего лукаваго, и раскаяся Бог о зле, еже глаголаше сотворити им) (Ион. 3: 10). Видишь ли, что внимательный и бдительный не только не терпит никакого вреда от людей, но отклоняет и небесный гнев; а кто сам предает себя и вредит себе, тот не много получает пользы, хотя бы удостоился множества благодеяний? Ни иудеям не принесло пользы такое множество чудес, ни ниневитянам не повредило то, что они не имели их; но так как они сами были расположены к добру, то в короткое время сделались лучшими, хотя были варвары, иноплеменники, не слыхали никаких божественных глаголов и жили где-то далеко от Палестины.

15. Какой также, скажи мне, вред причинили добродетелям трех отроков случившиеся с ними бедствия? Не тогда ли, как они были еще молоды, и весьма молоды, в раннем возрасте, подверглись они страшному наказанию и плену, были далеко отведены и, пришедши в чужую землю, лишены и отечества, и дома, и храма, и жертвенника, и жертв, и приношений, и возлияний, и самого песнопения? Для них не только дом их был не доступен, но вместе с тем и разнообразные виды богослужения. Не были ли они преданы в варварские руки, более волкам, нежели людям, и, что всего тяжелее, находясь в варварской земле и тягчайшем плене, не имели ни учителя, ни пророка, ни начальника? "И нет у нас, – говорится в Писании, – ни князя, ни пророка, ни вождя… ни места, чтобы нам принести жертву Тебе и обрести милость Твою" (И несть, князя, и пророка, и вожда, ни места, еже пожрети пред Тобою, и обрести милость) (Дан. 3: 38). Притом они введены были в царский дом, как бы на какую-нибудь скалу и утес, и в море, наполненное подводными камнями, и принуждены были плыть по этому страшному морю без кормчего, без рулевого, без корабельщиков и без парусов, или как бы в темнице заключены были в царских чертогах. Они любили мудрость, стояли выше житейских дел, попрали всякую гордость человеческую, отличались легким крылом, и потому пребывание там считали усугублением своих бедствий. Находясь вне дворца, в частном доме, они могли бы пользоваться большой свободой; а поступив в эту темницу (ведь они считали всю тамошнюю пышность не лучше темницы, утесов и подводных камней), они тотчас встретили ужасное затруднение. Царь повелел им участвовать в собственной его трапезе, роскошной, нечистой и скверной; а им это было не позволительно и казалось тяжелее смерти; они оставлены были одни, как агнцы между множеством волков. Необходимо было или мучиться голодом, или идти на смертную казнь, или вкушать запрещенные яства. Что же делают эти юноши – сироты, пленники, пришельцы, рабы дающих им такие повеления? Они не подумали, что достаточным для них извинением может послужить необходимость и насилие властелина города; но употребляют все способы и усилия, чтобы избежать греха, хотя были совершенно беззащитными. Ни деньгами они не могли склонить на свою сторону, – как это возможно для пленников? – ни дружбой и знакомством, – как это возможно для пришельцев? – ни властью не могли заставить, – как это возможно для рабов? – ни многочисленностью преодолеть, – как это возможно только для троих? Поэтому они пришли и стали словами убеждать того евнуха, который имел здесь власть. Увидев, что он боится, трепещет и заботится о собственном спасении, и непреоборимый страх смерти потрясает душу его: "Боюсь я, – говорил он, – господина моего, царя… если он увидит лица ваши худощавее, нежели у отроков, сверстников ваших, то вы сделаете голову мою виновною перед царем" (боюся аз, господина моего царя, да не когда увидит лица ваша уныла, паче отроков сверстников ваших, и осудите главу мою царю) (Дан. 1: 10), они удаляют от него это опасение и убеждают оказать им милость. И так как они сделали все с своей стороны, то и Бог после того сделал свое: не Божиим только делом было то, за что они имели получить награду, но прежде всего это зависело от их душевного расположения, которое они показали доблестным и твердым, – потому и приобрели себе Божие благословение и довершили то, чего домогались.

16. Видишь ли, что никто другой не может причинить вреда тому, кто не вредит сам себе? Вот, ни молодость, ни плен, ни сиротство, ни удаление в чужую землю, ни одиночество, ни неимение заступников, ни строгое повеление, ни великий страх смерти, стеснявший душу евнуха, ни бедность, ни малочисленность, ни пребывание среди варваров, ни то, что властители были их врагами, ни то, что они преданы были в руки самого царя, ни разлука со всеми родными, ни удаление от священников и пророков и прочих, кто бы заботился о них, ни неимение жертв и возлияний, ни лишение храма и песнопений, и ничто подобное не причинило им вреда, но тогда они сделались гораздо более славными, нежели когда пользовались этим в своем отечестве. Таким образом, совершив первый подвиг, украсившись светлым венцем, сохранив закон и в чужой земле, поправ повеление тирана, победив страх перед мстителем, и не потерпев никакого вреда, но совершив это дело с такой легкостью, как будто бы находились в доме и пользовались всеми благами, они потом призваны были к другим подвигам. И опять они остались теми же. Им предстоял подвиг еще труднее прежнего, была разжена печь и варварское войско вместе с царем вооружилось против них; все персидские силы пришли в движение и все устроено было, чем бы обольстить их или принудить: разнообразные роды музыки, различные способы мучений, угрозы, страшные со всех сторон явления, и еще более – страшные слова; но несмотря на то, так как они не изменили сами себе, а сделали с своей стороны все нужное, то нисколько не потерпели вреда, а напротив, украсились венцами еще светлее прежних. Навуходоносор связал их и бросил в печь, но не причинил им вреда, а еще больше доставил пользы и сделал их более славными. Те, которые не имели ни храма (опять скажу то же), ни жертвенника, ни отечества, ни священников, ни пророков, в чужой и варварской стране, даже среди самой печи, среди всего войска, в глазах самого царя, совершавшего это, воздвигли блистательный трофей и одержали знаменитую победу, воспев дивную и преславную песнь, которая с того времени доныне поется по всей вселенной и будет воспеваема в последующих поколениях. Так, кто сам себе не делает вреда, тот не может испытать никакого вреда от других; я не перестану постоянно повторять это изречение. Если плен, и рабство, и одиночество, и удаление от отечества и от всех родных, и смерть, и сожигание, и столь великое войско, и столь жестокий тиран трем отрокам, юным пленникам, рабам, пришельцам, бывшим в чужой земле, не могли причинить никакого вреда в собственной их добродетели, но такое насилие еще послужило для них поводом к большему дерзновению, то что может повредить человеку бдительному? Ничто не может, хотя бы вся вселенная вооружилась против него. "Но тогда Бог, – скажешь, – предстал им и избавил их от пламени". Точно так; но если и ты сделаешь все с своей стороны, то, конечно, вслед за тем и Бог сделает все с своей стороны.

17. Впрочем я не потому удивляюсь этим отрокам, ублажаю их и почитаю достойными подражания, что они попрали пламень и превозмогли действие огня, но потому, что они были связаны, брошены в печь и преданы огню за истинное учение. От этого произошел весь трофей их, и как только они были брошены в печь, то уже возложен был на них венец, который начал сплетаться еще прежде исполнения дела, когда они, с великой отвагой и дерзновением представ перед царя, говорили: "Нет нужды нам отвечать тебе на это. Бог наш, Которому мы служим, силен спасти нас от печи, раскаленной огнем, и от руки твоей, царь, избавит. Если же и не будет того, то да будет известно тебе, царь, что мы богам твоим служить не будем и золотому истукану, которого ты поставил, не поклонимся" (нетребе нам о глаголе сем отвещати тебе: есть бо Бог наш на небесех, Ему же мы служим, силен изъяти нас от пещи, огнем горящия, и от руку твоею избавити нас, царю: аще ли ни, ведомо да будет тебе, царю, яко богом твоим не служим, и телу златому, еже поставил ecu, не кланяемся) (Дан. 3: 16–18). За эти слова я прославляю их; при этих словах получив победную награду, они пошли к светлому венцу мученичества, присоединив к исповеданию на словах исповедание на деле. А что огонь устыдился тел их, вверженных в печь, расторг узы их, доставив им возможность свободно ходить там и забыл о собственном действии, и огненная печь сделалась источником прохладных вод, это уже было чудом Божией благодати и вышнего чудодействия. Таким образом эти ратоборцы еще прежде, нежели совершилось такое чудо, как только вошли в пламень, уже воздвигли трофей, одержали победу, украсились венцем, прославились на небесах и на земле, и ничего не оставалось более к их прославлению. Что же можешь ты сказать на это? Отправлен ли ты в ссылку и изгнан из отечества? И они также. Попал ли ты в плен и под власть варваров? То же, как видишь, было с ними. Никого не имеешь ты, кто бы там находился при тебе, помогал тебе, наставлял и научал тебя? И они лишены были этой помощи. Тебя связали? Тебя жгут? Тебя умерщвляют? Мучительнее этого ты не можешь ничего сказать; но вот и они, прошедши все это, после каждого мучения делались славнее, знаменитее, и собирали большее богатство на небесах. Иудеи, имея и храм, и жертвенник, и кивот, и херувимов, и очистилище, и завесу, и бесчисленное множество священников, и каждодневные службы, и жертвы утренние, и вечерние, непрестанно слушая пророков, живых и умерших, оглашавших слух их, сохраняя воспоминание о чудесах, бывших в Египте, в пустыне, и о всех прочих, имея их написанными на руках своих и на порогах, испытав великие тогдашние чудотворение и другие благодеяния, не только не получили никакой пользы, но еще получили вред, поставив идолов в самом храме, закалая сынов своих и дочерей под деревьями, совершая эти беззаконные и нечестивые жертвоприношения почти по всей стране Палестинской, и делая тысячи других гнуснейших дел. А отроки, находясь среди варваров, в неприятельской и враждебной земле, в доме тирана, лишенные всякого попечения, подвергаясь мучению и действию огня, от этого не только не потерпели никакого вреда, ни малого, ни великого, но еще более прославились. Итак, зная это и подобное тому собирая из боговдохновенных и божественных Писаний (а много можно найти таких примеров и на других различных лицах), не станем думать, что затруднительность времени или обстоятельств, или необходимость и принуждение, или насилие властителей могут служить для нас достаточным оправданием в наших грехах. О чем я вначале сказал, тем же теперь и окончу речь: если кто терпит вред и обиды, тот непременно терпит сам от себя, а не от других, хотя бы много было людей, обижающих и притесняющих его. А если кто не терпит сам от себя, то, хотя бы нападали на него все вообще жители всей земли и моря, они не могут причинить ни малого вреда бдительному о Господе и внимательному. Будем же, увещеваю вас, бдеть и бодрствовать всегда и станем мужественно переносить все скорби, дабы получить нам вечные и нетленные блага во Христе Иисусе, Господе нашем, Которому слава и держава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

[1] Статир — монета в четыре драхмы, около одного рубля.

[2] М#965;#963;#964;#945;#947;#969;#947;#943;#945; – тайноводство, посвящение в тайны, церемония.

СЛОВО

к тем, которые соблазняются происшедшими несчастьями, а также о гонении и бедствии народа и многих священников, и о непостижимом, и против иудеев[1].

Врачи, когда хотят лечить находящегося в горячке или страдающего какой-нибудь другой болезнью, прежде всего стараются видеть самих страждущих, потому что, находясь вдали от них, они не могли бы облегчить их страдания; таково их искусство и природа самых болезней. Мы, не намереваясь лечить ни того, ни другого в отдельности, но всех соблазняющихся, не нуждаемся ни в чем таковом. Мы не просим позволения войти в дом наших больных, не имеем нужды знать, в каком месте они лежат, не хотим даже видеть болящих. Мы не вооружены инструментами, не заставляем лечимых болящих входить в расходы, приказывая им покупать лекарства; но хотя они не знакомы нам, хотя бы они жили на крайних пределах вселенной, хотя бы среди варваров, хотя бы находились в бездне нищеты, так что не имеют и необходимой пищи, ничто подобное не служит препятствием для таких уврачеваний; но, оставаясь в одном месте, без инструментов, без лекарства, без яств, питий, денег и без долгого путешествия, изгоняем таковую болезнь. Как и каким образом? А именно – изготовив лекарство в виде беседы, которая становится для больных всем этим и даже больше, чем все сказанное. Она питает лучше хлеба, исцеляет лучше лекарств, выжигает сильнее огня, не причиняя никакой боли, останавливает смрадное течение дурных мыслей, сильнее железа безболезненно рассекает загнившие раны, и при этом не требует никакого расхода денег, не повергает в нищету. Итак, приготовив такое лекарство, мы предлагаем его всем, и все, наверно, воспользуются лечением, если отнесутся к сказанному со вниманием и благосклонностью.

Глава I. Как и в отношении тела не мало, а весьма много значит для исцеления болящего знать причины болезни (потому что, зная это, больной не только освободится от одержащей его болезни, но и после нее не подпадет такой же болезни, так как, зная причину, от которой он уже однажды подвергся ей, будет остерегаться ее), так и мы прежде всего покажем болящим такой болезнью, откуда явилась к ним такая болезнь из болезней. Ведь если узнать это и тщательно остерегаться, то можно избавиться от такой болезни, и не теперь только, но навсегда, – как от нее, так и от других, еще худших. Свойство этого лекарства таково, что исцеляет не только настоящую болезнь, но составляет предохранительное средство и от других болезней. Ведь в настоящей жизни не одна, две или три, но много таких вещей, которые соблазняют слабейших; и слово наше обещает освободить от всего этого страждущих, только бы они хотели (как я уже сказал выше) внимать и сохранять сказанное. Приготовляя же это лекарство, я составляю его не из божественных только Писаний, но и из того, что постоянно бывает и случается в настоящей жизни, так что и не читающим Писания может стать полезным это общее лечение, если захотят (воспользоваться им), о чем я не перестану повторять постоянно. По принуждению и насилию лекарство это не могло бы оказать пользы хоть одному, не желающему его или не принимающему Божественных вещаний. А отсюда именно, гораздо более отсюда, чем из изображения обыденных дел, и приходит исцеление, так как откровение Божие должно быть более достойно веры, чем все видимое. Поэтому сильнее будут наказаны те, которые, получив Писание, не извлекают из него надлежащей пользы. И так, чтобы они не пострадали через это, мы и позаботимся об их исправлении, указав сначала причину болезни.

Глава 2. В чем же заключается причина такого недуга? Она заключается в хлопотливом и разнообразном любопытстве, в желании видеть причину всего совершающегося, проникнуть в непостижимое и неизреченное промышление Божие, в дерзком стремлении постигнуть безграничное и неисследуемое и рассуждать обо всем. Был ли кто-нибудь мудрее Павла? Скажи мне, не был ли он сосудом избрания? Не великую ли и неизреченную получил он благодать Духа? Не имел ли он в себе Христа говорящим? Не имел ли он обетования в неизреченных глаголах Бога? Не один ли он слышал то, что никому невозможно говорить из людей? Не был ли восхищен до рая? Не возносился ли до третьего неба? Не проходил ли землю и море? Не учился ли любомудрию у варваров? Не имел ли многих и различных действий Духа? Не обращал ли целые народы и города? Не всю ли вселенную Бог отдал ему в руки? Но послушай, как именно такой столь мудрый, могучий и духовный муж, наслаждавшийся таким преимуществом, когда начинал рассуждать о промышлении Божием, и не обо всем промышлении, а только о части его, – послушай, как он поражался, как он восторгался, как удивлялся и преклонялся перед непостижимым. Даже в созерцании он не доискивался, как Бог промышляет об ангелах и архангелах, о херувимах и серафимах, о всех невидимых силах, как – о солнце, земле и луне, как – о всем роде человеческом, как – о бессловесных, о растениях, семенах и травах, и воздухе, и ветрах, источниках, реках, и вообще о природе, об умножении и содержании всего этого; но он рассматривал одну только часть этого промышления в отношении иудеев и эллинов (и именно о них только он и ведет речь, показывая, как Бог призывал язычников, как оттолкнул иудеев и как, по Своему милосердию, Он созидал спасение тех и других), – послушай, что он говорит. Видя открытое безграничное море и в нем в одной только части желая исследовать глубину этого промышления, он, пораженный неизреченной необъятностью этой вселенной, восторгаясь и поражаясь несказанностью, безграничностью, невыразимостью и непостижимостью премудрости и промышления Божия, отступил, произнося такие изречения и после великого изумления восклицая такие слова: "О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия!" (о, глубина богатства и премудрости и разума Божия). Потом, показав, что, и видя эту глубину, он не мог достигнуть ее, продолжает: "Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его!" (яко не испытани судове Его и не изследовани путие Его) (Римл. 11: 33). Не сказал только – "необъятны", но – "непостижимы судьбы Его". Не только никто не может обнять, по никто не может сделать и начала исследования, так что не только не может дойти до конца, но не может исследовать и самого начала Его домостроительства. Сказав: "Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его!", восторгаясь и поражаясь, он закончил свое славословие, продолжая говорить: "Ибо кто познал ум Господень? Или кто был советником Ему? Или кто дал Ему наперед, чтобы Он должен был воздать? Ибо все из Него, Им и к Нему. Ему слава во веки, аминь" (кто бо разуме ум Господень? Или кто советник Ему быстъ? Или кто прежде даде Ему и воздастся Ему? Яко из Того, и Тем, и в Нем всяческая. Тому слава во веки. Аминь) (Римл. 11: 34–36). Сказанное же значит: "Он есть источник, Он есть виновник благ, не нуждается ни в чьем общении, не нуждается ни в каком совете; ни у кого Он не заимствует знаний или разума, как хочет, так и чудодействует; Сам есть начало, причина и источник всех благ, Сам Творец, Сам произвел все не существовавшее, и Сам, сотворивши все, управляет и сохраняет, как хочет, потому что все из Него, Им и к Нему" (из Того, и Тем, и в Нем всяческая), каковое изречение означает, что Он виновник и творец всего существующего, всем управляет и все сохраняет. Потом, опять вспоминая о данном нам даре, в другом месте говорит: "Благодарение Богу за неизреченный дар Его!" (благодарение же Богови о неисповедимем Его даре) (2 Кор. 9: 15). А что дарованный нам мир не только превосходит всякое слово, всякое объяснение, но и стоит выше всякого разума, объясняя это, апостол говорит: "и мир Божий, который превыше всякого ума, соблюдет сердца ваши и помышления ваши" (и мир Божий, превосходяй всяк ум, да соблюдет сердца ваша) (Филип. 4: 7). Если же такова у Него безграничная глубина богатства и премудрости и разума, так неиспытуемы суды Его и неисследимы пути Его, неисповедим Его дар и мир превосходит всякий разум – не мой или твой, или кого-нибудь другого, не Павла только и Петра, но и ум архангелов и высших сил, – то скажи мне, какое можешь иметь себе извинение, какое снисхождение, предаваясь такому безумию и глупости, когда желаешь постигнуть непостижимое и доискиваешься основания всякого промышления Божия? Если даже Павел, обладавший таким знанием, имевший такое неизреченное дерзновение и исполненный таких даров благодати, устраняется от этого и отказывается от достижения познания, и не только не может найти, но даже и приступить к своему исследованию, потому что это невозможно, то не будешь ли ты несчастнее всех, не подвергнешься ли самому жестокому безумию, идя таким противоположным с ним путем? И не только он сказал это, но рассуждая с коринфянами о знании и показывая, насколько, если бы даже мы и научились многому, все-таки будем иметь лишь малую и даже малейшую часть этого знания, он говорит так: "Кто думает, что он знает что-нибудь, тот ничего еще не знает так, как должно знать" (аще ли кто мнится ведети что, не у что разуме, якоже подобает разумети) (1 Кор. 8: 2). Потом, объясняя, что нам многого недостает в знании, и что в будущее время откроется больше, теперь же дано нам мало, продолжает: "Ибо мы отчасти знаем, и отчасти пророчествуем; когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится" (отчасти бо разумеваем, и отчасти пророчествуем: егда же приидет совершенное, тогда, еже отчасти, упразднится) (1 Кор. 13: 9–10). Он не остановился и здесь, но желая показать, какое расстояние отделяет нас от этого знания и как многого недостает нам, поясняет это некоторым образом, говоря: "Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое. Теперь мы видим как бы сквозь [тусклое] стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу" (егда бех младенец, яко младенец глаголах, яко младенец мудрствовах, яко младенец смышлях; егда же бых муж, отвергох младенческая. Видим убо ныне яко зерцалом в гадании, тогда же лицем к лицу) (1 Кор. 13: 11, 12). Видишь ли, какое расстояние? Такое же, как между возрастом младенца и совершеннолетием мужа, какое между зерцалом в гадании и ясным видением вещей для ясного зрения, что и значит – "лицем к лицу"; почему же безумствуешь и яришься, тщетно и напрасно стараясь преодолеть препятствия? Почему не убеждаешься изречением Павла: "А ты кто, человек, что споришь с Богом? Изделие скажет ли сделавшему его: зачем ты меня так сделал?" (темже убо, о человече, ты кто ecu против отвещаяй Богови? Егда речет здание создавшему его: почто мя сотворил ecu тако) (Римл. 9: 20).

Видишь ли, какого он требует послушания, какого молчания? И он говорит это, не лишая нас свободной воли, отнюдь нет, но показывая, что испытующему следует быть столь же безгласным, как по своей природе глина, которая повинуется всему, что бы ни делал с ней художник, не противится и не обнаруживает любопытства. Упоминая о глине и горшечнике, он этим напоминает нам и о нашей природе. Наша сущность такая же, как горшечника и глины, а где одна и та же сущность, там одинаково должно быть и послушание. Если же здесь безгранично расстояние по сущности, знанию и всему другому, то какое может получить снисхождение тот дерзкий и бесстыдный человек, который хочет проникнуть в тайну сотворившего его Бога? "Подумай, о, человек, кто ты?" – это именно он выражает словами: "Ты кто?". Не есть ли ты глина? Не пепел ли и пыль? Не копоть ли и дым? Не сено ли, или цвет сена? Такие именно образы постоянно имеют в виду пророки, желая изобразить суетность нашей природы. Исследуемый же тобой бессмертен, неизменен, всегда существует, и Существо есть нескончаемое, неизъяснимое, неизреченное, непостижимое – не мне и не тебе только, не пророкам и апостолам, но и высшим силам, тем чистым, невидимым, бесплотным силам, которые постоянно пребывают на небе.

Глава 3. Итак, когда ты знаешь, что серафимы летают вокруг высокого и превознесенного престола, закрывая себе крылами лица, ноги, спину и оглашая небо кликами своего изумления, ты не думай, что у них действительно есть ноги и крылья: они ведь силы невидимые. Но при посредстве этих образов размышляй о необъятности и непостижимости Сидящего на престоле (Ис. 2: 2, 3), потому что Он непостижим и недоступен даже для них, хотя и снисходит к ним; никогда Он не являлся таким, каков Он есть. Ведь Бог не сидит, не пребывает на троне, не занимает какого-нибудь места. Если же даже изображаемого восседающим на престоле, окруженного ангелами (все это говорится по снисхождению, потому что Он не сидит), ангелы не могут видеть Его и, чтобы выносить исходящую от Него молнию, закрывают себе лица крыльями, и только славословят, только поют, воспевают с великим трепетом, вознося таинственную священнодейственную песнь, то не отступишь ли и не скроешься ли ты, желающий с таким безумством простирать твое суетное любопытство на промышление Бога, могущество Которого неизреченно, невыразимо и непостижимо даже для высших сил? Тайны Его с точностью ведомы только Его Сыну и Св. Духу, и никому другому, и об этом свидетельствует евангелист Иоанн, а также и апостол Павел. Первый из них, сын грома, особенно возлюбленный Христом, имевший то отличие, что был свидетельством величайшей добродетели и пользовался таким дерзновением, что даже наклонялся на грудь к Нему, так говорит: "Бога не видел никто никогда" (Бога никто же виде нигдеже); причем знание называет видением: "Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил" (Единородный Сын сый в лоне Отчи, Той исповеда) (Иоан. 1: 18). То же и Сам Христос, объясняя народу еврейскому, говорит: "Это не то, чтобы кто видел Отца, кроме Того, Кто есть от Бога; Он видел Отца" (не яко Отца видел есть кто, токмо сый от Бога, сей виде Отца) (Иоан. 6: 46). Сосуд же избрания, обращаясь к рассуждению о домостроительстве Божием и желая высказать и то неизреченное, что он узнал, так говорит: "Но проповедуем премудрость Божию, тайную, сокровенную, которую предназначил Бог прежде веков к славе нашей, которой никто из властей века сего не познал; ибо если бы познали, то не распяли бы Господа славы. Но, как написано: не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его" (но глаголем премудрость Божию – в тайне сокровенную, юже предустави Бог прежде век в славу нашу, юже никто же от князей века сего разуме: аще бо быша разумели, не быша Господа славы распяли. Но якоже есть писано: их же око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящим Его) (1 Кор. 2: 7–9). Как же мы узнали это, Павел? Кто открыл, кто объяснил все это, что было невидимо и неслыханно, и не входило в сердце человека? Скажи и покажи, кто сообщил нам такое знание? "А нам, – говорит, – Бог открыл [это] Духом Своим" (Нам же Бог открыл есть Духом Своим) (1 Кор. 2: 10). Потом, дабы не подумал кто, что существует только то, что Бог открыл нам через него, и что он не имеет всего знания, продолжает: "ибо Дух все проницает, и глубины Божии. Ибо кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем? Так и Божьего никто не знает, кроме Духа Божия" (Дух бо вся испытует и глубины Божия. Кто бо весть от человек, яже в человеце, точию дух человека, живущий в нем? Такожде и Божия никто же весть, точию Дух Божий) (там же, ст. 11); а это означает: "Как человек сам знает, что в нем, а также и то, чего желает и что имеет в мысли, знает все с точностью, так и Дух Святый с точностью знает все невыразимое знание Божие". Говоря же: "Так и Божьего никто не знает, кроме Духа Божия", он разумеет не людей только, но не исключает из этого точного знания и всех высших тварей. Поэтому и премудрый увещевает так: "Чрез меру трудного для тебя не ищи, и, что свыше сил твоих, того не испытывай. Что заповедано тебе, о том размышляй; ибо не нужно тебе, что сокрыто. При многих занятиях твоих, о лишнем не заботься: тебе открыто очень много из человеческого знания" (высших себе не ищи, и креплъших себе не испытуй: яже ти повеленна, сия разумевай; вящшая бо разума человеческого показана ти суть) (Сир. 3: 21, 23). Сказанное же означает: "Все, что ты имеешь, это ты познаешь не от самого себя, природа недостаточна тебе для познания всего, но ты получаешь знание свыше, потому что оно гораздо больше, чем может быть воспринято твоим разумом. Как же ты думаешь глубочайшее познать сам собой, когда и то, что знаешь, в большей части превосходит твой разум, и знание это получаешь от других?" То же поясняя, Павел сказал: "Что ты имеешь, чего бы не получил? А если получил, что хвалишься, как будто не получил?" (что же имаши его же неси приял? Аще же и приял ecu, что хвалишися, яко не прием) (1 Кор. 4: 7). Перестань же заниматься подобным любопрением и держись того мудрейшего совета, который гласит: "и нельзя сказать: "что это? для чего это?", ибо все в свое время откроется" (и нестъ рещи: что сие, на что сие? Вся бо сия во время свое взыскана будут) (Сир. 40: 22).

Глава 4. Поэтому именно законодатель (Моисей), после того как все творение уже совершилось и приняло надлежащую красоту и все гармоническое, удивительное и всякого изумления достойное дело было закончено, а между тем многие из неразумных и безумствующих стали делать нарекания на творение, – смотри, как он, опровергая их неуместные суждения и сумасбродные голоса, одним словом запретил их бесстыдный язык, говоря: "И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма" (и виде Бог вся, елика сотвори, и се добра зело) (Быт. 1: 31). Между тем, среди видимого был не только свет, но и тьма; не только плоды, но и терния; не только плодоносные травы, но и дикие; не только открытые равнины, но также горы, ущелья и пропасти; не только люди, но и ядовитые пресмыкающиеся; не только рыбы, но и киты; не только удобные для плавания моря, но и неудобные для плавания воды; не только солнце, луна и звезды, но и гром и молния; не только приятные ветры, но и бури; не только голуби и певчие птицы, но также соколы, вороны, коршуны и другие плотоядные птицы; не только овцы и волы, но и волки, пантеры и львы; не только олени, зайцы и газели, но также и скорпионы, ехидны и другие; и среди растений не только растения полезные, но также растения ядовитые; и многие этим стали соблазняться и порождать ереси. Несмотря на это, когда все было создано и получило свойственную себе красоту, Творец, по свидетельству бытописателя, похвалил сотворенное, не только каждое из них, но и все вместе, дабы, зная Его отзыв, никто не был столь дерзким и бесстыдным, чтобы любопытствовать о видимом. Поэтому, говоря, что явился свет, он прибавил: "И увидел Бог свет, что он хорош" (и виде Бог свет, яко добро); и так после каждого творения. Потом, чтобы не все называть по имени, и не удлинять слова, он обо всем отзывается вместе и опять говорит: "И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма" (и виде Бог вся, елика сотвори, и се добра зело). Это не значит, что только уже после творения Бог узнал, что все сотворенное хорошо; отнюдь нет. Ведь если и человек-художник раньше произведения своего искусства знает, что все, имеющее произойти от него, будет хорошо, тем более неизреченная мудрость, одной волей произведшая все, раньше произведения знала, что все будет хорошо. Даже она и не произвела бы, если бы не знала этого. Для чего же говорится так? А по той причине, о которой я сказал. Итак, слушая, как говорит тебе пророк, что Бог видел все и похвалил, не доискивайся другого основания и доказательства красоты этих вещей и не говори: "Как хорошо?" Ведь яснее доказательства, извлекаемого из самого творения, то свидетельство, какое дает о них отзыв и суждение их Творца. Потому (бытописатель) и пользуется этим более сильным выражением. Подобно тому, как если кто, желая купить лекарства, а сам будучи неопытен в них, прежде всего старается показать их врачу, чтобы, ясно увидев, что тот похвалил их, уже не добиваться никакого другого свидетельства об их качествах, а услышав, что их видел врач и похвалил, довольствуется отзывом знатока, так и Моисей, желая устранить всякое бесстыдное любопытство имеющих впоследствии наслаждаться творениями, объявил, говоря, что Бог видел все и похвалил, сказав, что все хорошо, и не просто хорошо, но очень хорошо. Поэтому не любопытствуй, не подвергай сотворенное напрасным рассуждениям, имея такое свидетельство о доброте их; если же не удовольствуешься этим изречением, а захочешь войти в исследование сотворенного, то этим самым не только повергаешь себя в бездну рассуждений и в производящую сильное волнение бурю, но еще более того – подвергнешь себя жестокому кораблекрушению. Да ты и не мог бы найти всех оснований для каждого существующего творения, а из кажущегося тебе теперь хорошим будешь порицать многое, если будешь пользоваться заблуждающимся разумом. Разум человеческий так слаб, что часто переходит в противоположное, и по вопросу о творении существует столько мнений, прямо противоположных между собой! Так эллины, чрезмерно восторгаясь творением, превзошли в этом отношении меру и считали его божеством. Затем манихеи и другие еретики, из которых одни признавали его не делом доброго Бога, а другие, отделяя одну часть его, приписывали его самобытному веществу и считали его недостойным творчества Божия. Таким образом, как я сказал, если кто будет пользоваться собственным рассуждением и неразумными знаниями, то и из кажущегося хорошим будет порицать многое. Что может быть прекраснее солнца? А между тем это яркое и приятное светило причиняет вред больным глазам, попаляет землю, посылая слишком горячие лучи, порождает лихорадку, часто иссушает плод, делает его бесполезным, делает деревья бесплодными и часть вселенной сделало необитаемой для нас. Что же, скажи мне – можно ли за это порицать солнце? Никак; но заставляя смолкнуть разум с его беспокойством, оснуемся на той скале, именно на изречении, которое гласит: "И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма". Поэтому и то, что я только что перечислил, очень хорошо и полезно, и, как я сказал выше, к этому изречению нужно постоянно возвращаться и говорить: "Вот, все, что сотворил Бог, весьма хорошо". Но разве хорошо жить в роскоши, веселиться, пребывать в удовольствии? Послушай, что говорит Соломон, испытавший все виды роскоши: "Сердце мудрых - в доме плача, а сердце глупых - в доме веселья" (благо ходити в дом плача, нежели ходити в дом пира) (Еккл. 7: 5). Но приятна ли ночь (ведь нужно пользоваться словом противников)? Но и она есть покой от трудов, освобождение от забот, удаление страданий, конец страхов и опасностей; она обновляет тело, укрепляет мысль, восстановляет изможденную плоть. Но болезнь разве не есть зло? А за что же Лазарь получил свой венец? Но бедность? А за что прославлен Иов? Но разные постоянные огорчения? А чем прославились апостолы? Какой же путь ведет к жизни? Не узкий ли и затруднительный? Итак, не говори: "Для чего это, к чему это?" Но в рассуждении домостроительства и творения Божия соблюдай, о, человек, по отношению к сотворившему тебя Богу то же молчание, какое хранит глина по отношению к горшечнику.

Глава 5. Итак, что же? Скажут: "Разве ты не хочешь, чтобы я видел и уверовал, что Бог промышляет обо всем? Очень хочу, и прошу, но особенно сильно желаю, чтобы ты не подвергал промышление любопытству и не умствовал о нем. Если ты узнал и убедился в этом, не доискивайся ничего; если же колеблешься, то спроси землю, небо, солнце, луну, спроси различные роды бессловесных, земные травы, безгласных рыб, камни, горы, ущелья, пропасти, ночь и день, потому что промышление Божие яснее солнца и его лучей. И во всякое время и на всяком месте, в пустыне, и в населенной местности и в необитаемой, и на земле и в море, и везде, куда бы ты ни пошел, увидишь ясные и достаточные следы этого промышления, как древние, так и новые, и они свидетельствуют об этом более могущественным голосом, чем голос нашего разума, и желающему слушать повествуют о всем Его попечении. Вот почему и пророк, желая показать нам необычайную силу этих голосов, сказал: "Нет языка, и нет наречия, где не слышался бы голос их" (не суть речи, ниже словеса, ихже не слышатся гласи их) (Псал. 8: 4). Ведь наш язык понятен только для одинаково говорящих и непонятен для иноязычных; язык же творения понятен для всех народов по всей вселенной.

Глава 6. Итак, для благомыслящих людей достаточно и даже более всякого доказательства от дел одного этого отзыва Божия, чтобы не только показать промышление Божие, но и великую любовь Его к нам. Ведь Он не только промышляет о нас, но и любит безгранично – любовью бесстрастной, но пламенной и сильной, искренней и неразрушимой, которая никогда не может потухнуть. И Св. Писание, желая показать это, приводит примеры из среды людей, приводит много свидетельств об этой любви, об этом промышлении и попечении. Оно не хочет даже, чтобы мы только останавливались на этих примерах, но чтобы подвергли их своему разумению, и приводит эти примеры не как достаточные для показания любви, но как наиболее известные для слушателей, такие, которые лучше всего другого могут показать это. Вот, например: обращаясь к плачущему, скорбящему и взывающему: "Оставил меня Господь, и Бог Израилев забыл меня", (остави мя Господь и Бог забы мя), пророк говорит: "Забудет ли женщина грудное дитя свое, чтобы не пожалеть сына чрева своего?" (еда забудет жена отроча, свое, еже не помиловати исчадия чрева своего) (Ис. 49: 14, 15), т. е. подобно тому, как женщина не может забыть своих детей, так и Бог не забывает рода человеческого. Потом, чтобы ты знал, что такой образ пророк привел не для того, чтобы показать такую только степень любви Божией, какая есть у матери к плодам своего чрева, но что он указал на эту любовь как на превосходную степень любви (а любовь Бога еще выше ее), он прибавил: "но если бы и она забыла, то Я не забуду тебя" (аще же забудет сих жена, но Аз не забуду тебе, глаголет Господь) (Ис. 49: 15). Видишь ли, как Он превзошел самую степень любви матери? И дабы ты знал, что Его любовь много превосходит и любовь матери, и любовь отца к детям, пророк говорит: "как отец милует сынов, так милует Господь боящихся Его" (якоже щедритп отец сыны, ущедри Господь боящихся Его) (Псал. 102: 13). И здесь опять пророк приводит тот же образ любви, потому что знает, что он превосходит все другие. Господь же пророков и всех, объясняя, что попечение Божие много превосходит самую степень такой любви, и что насколько велико различие между светом и тьмой, злобой и добротой, настолько и степень благости и промышления Божия, превосходит любовь отца, послушай, что говорит: "Есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень? И когда попросит рыбы, подал бы ему змею? Итак, если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него" (кто есть от вас человек, его же аще воспросит сын его хлеба, еда камень подаст ему? Или аще рыбы просит, еда змию подаст ему? Аще убо вы лукавей суще, умеете даяния блага даяти чадам вашым, колъми паче Отец ваш небесный даст блага просящим у Него) (Матф. 7: 9–11). Этим Он показывает, что насколько велико различие между злом и добротой, настолько благость Божия стоит выше попечения отцов. Я привел этот пример для того, чтобы, когда приведу и другие примеры любви, ты не ограничивался пределами смысла, выраженного пророком, но, имея это наставление, шел бы дальше и видел несказанное превосходство Его любви. Он не ограничивается и пределами природы, но, идя дальше их, приводит и другие свидетельства. Так делает любящий: он хочет доказать свою любовь любимому возможно больше; так делает и Господь, приводя множество всяких сравнений не для того, чтобы ты мог измерить все величие Его благости, но потому, что сила этих сравнений превосходит все другие, известные слушателям. Через Давида Он говорит: "ибо как высоко небо над землею, так велика милость [Господа] к боящимся Его" (яко по высоте небесней от земли, утвердил есть Господь милость Свою на боящихся Его) (Пс. 102: 11), и: "как далеко восток от запада, так удалил Он от нас беззакония наши" (елико отстоят востоцы от запад, удалил есть от нас беззакония наша) (ст. 12); а через Исайю: "Мои мысли - не ваши мысли, ни ваши пути - пути Мои, говорит Господь. Но как небо выше земли, так пути Мои выше путей ваших, и мысли Мои выше мыслей ваших" (не суть бо совети Мои, якоже совети ваши, ниже якоже путие ваши, путие Мои, глаголет Господь. Но якоже отстоит небо от земли, тако отстоит путь Мой от путей ваших, и помышления ваша от мысли Моея) (Ис. 55: 8, 9). А это Он сказал после того, как, беседуя об отпущении грехов, говорил: "Да оставит нечестивый путь свой" (яко попремногу оставлю грехи ваша) (Ис. 55: 7). Затем показав, как именно много, Он привел и еще пример, и не довольствуясь и им одним, приводит еще и другой, более резкий образ. У пророка Осии Он говорит: "Как поступлю с тобою, Ефрем? как предам тебя, Израиль? Поступлю ли с тобою, как с Адамою, сделаю ли тебе, что Севоиму? Повернулось во Мне сердце Мое, возгорелась вся жалость Моя!" (что тя устрою, Ефрем? Защищу ли тя, Исраилю? Якоже Адаму устрою тя, и якоже Севоим, превратися сердце Мое в нем, смятеся раскаяние Мое) (Ос. 1: 8). Сказанное же означает: "Я не допустил и слова угрозы". Хотя Он рассуждает по-человечески, но ты не должен приписывать Ему что-нибудь человеческое, отнюдь нет; но на основании этого резкого выражения ты признавай Его любовь богоподобную, искреннею и неразрушимую. Как кто-нибудь, любящий кого безумно, не хотел бы оскорбить любимого даже словом, так то же самое говорит и Он: "Поелику Я сказал это и опечалил тебя словом, повернулось во Мне сердце Мое" (превратися сердце Мое в нем). Потому Он не избегает употребления и самых сильных выражений, чтобы показать Свою любовь, а такова и есть особенность любящего. Но Он не останавливается и здесь, а идет дальше, приводя и другой, еще более сильный пример, говоря: "И [как] жених радуется о невесте, так будет радоваться о тебе Бог твой" (и будет якоже радуется жених о невесте, тако возрадуется Господь о тебе) (Ис. 62: 5), потому что особенно вначале любовь и бывает горячей, жгучей и сильной. Сказано же так не для того, чтобы ты подразумевал что-нибудь человеческое (о чем не перестану повторять), но чтобы из этого ты увидел теплоту, искренность, силу и пламенность Его любви. Говоря затем, что Он любит как отец и более, чем отец, как мать и более, чем мать, как новобрачный и более, чем новобрачный, и что Он превосходит нежность новобрачного настолько же, насколько небо выше земли и еще более того, насколько восток отстоит от запада и даже более того, Он не останавливается даже на этих образах, а идет еще дальше, чтобы показать это на еще более сильном примере. Так, когда Иона, после своего бегства и примирения Бога с ниневитянами, видел, что угрозы его не переходили в дело, и он мрачно и беспокойно поддался немощи человеческой природы, то Господь повелел солнцу усилить пламя своих лучей, а потом Он же повелел земле произвести для него огромную тыкву, которая могла бы давать тень голове пророка, каковым средством оживил его члены и положил конец его бедствиям, а затем и опять огорчил его, заставив исчезнуть закрывавшее его растение, – когда он видел это, и был то доволен, то огорчен, – послушай, что говорит ему Господь: "Тогда сказал Господь: ты сожалеешь о растении, над которым ты не трудился и которого не растил, которое в одну ночь выросло и в одну же ночь и пропало: Мне ли не пожалеть Ниневии, города великого, в котором более ста двадцати тысяч человек, не умеющих отличить правой руки от левой" (ты оскорбился ecu о тыкве, о ней же не трудился ecu, ни воскормил ecu ея. Аз же не пощажду ли Ниневии града великаго, в нем же живут множайшии неже дванадесятъ тем человек, иже не познаша десницы своея, ниже шуйцы своея) (Ион. 4: 10, 11); а это означает: "Не столько тебя услаждала тень тыквы, сколько Меня обрадовало спасение ниневитян, и гибель тыквы не столько огорчила тебя, сколько их гибель огорчила бы Меня. Потому погибель их была не по душе Мне". Видишь ли, как и здесь Он идет дальше взятого образа. Он не просто говорит: "ты сожалеешь о растении" (ты оскорбился ecu о тыкве), но еще прибавляет: "над которым ты не трудился и которого не растил" (о ней же не трудился ecu, ни воскормил ecu ея). Так как земледельцы особенно любят насажденные ими растения, на которые тратят много труда, то, желая показать, что и Он любит людей по образу этой любви, Он прибавил: "Если ты так скорбишь о деле другого, тем более Я забочусь о собственном деле, о том, чего Я сам творец". Потом Он смягчает и самое нечестие ниневитян, говоря, что они "не умеют отличить правой руки от левой"; Он оправдывает их тем, что они грешили более по неведению, чем по злобе, что и показал конец их покаяния. Затем, увещевая и других, которые плачут, как будто оставленные, Он говорит так: "Вы спрашиваете Меня о будущем сыновей Моих и хотите Мне указывать в деле рук Моих?" (вопросите Мене о сынех Моих, и о делех руку Моею заповедите Мне) (Ис. 45: 11). Сказанное же означает: "Напоминает ли кто отцу и увещевает ли его, чтобы он заботился о ребенке? Или художнику и ремесленнику, чтобы он не давал погибнуть своему делу? Если же в отношении людей достаточно самой природы и искусства, чтобы обнаружить попечение, то неужели вы думаете, что Я нуждаюсь в увещании, чтобы заботиться о Моих детях и делах?" Сказал же Он это для того, чтобы, не призывая Его, знали, что еще и раньше призвания Бог делает Сам, но вместе желает, чтобы Его и призывали, потому что отсюда бывает великая польза для призывающих. Видишь ли, как яснее и светлее солнца из этих свидетельств просиявает доказательства Его неизреченного промышления? Подумай в самом деле: Он привел в пример отца, мать, новобрачного и новобрачную, расстояние неба и земли, апостолов в узах, садовника, трудящегося над своими растениями, домостроителя в отношении к своим сооружениям, выставил любящего человека, опасающегося, как бы и словом не огорчить любимого, и все это приведено для того, чтобы показать, что благость Божия настолько же выше всего этого, насколько благо выше зла.

Глава 7. Итак, для людей благомыслящих, как я сказал, довольно и этого; но так как есть люди упорные, противящиеся, не верующие и преданные плоти, то мы покажем промышление Божие, насколько возможно для нас, из самых дел Его. Все промышление, и даже большую часть его показать было бы нелегко: так оно бесконечно и неизреченно, проявляется в малом и великом, в видимом и невидимом. Поэтому мы приведем свидетельства только из видимого. Это чудесное творение Он создал не для кого другого, как для тебя; творение, столь прекрасное и великое, столь разнообразное и многоразличное, столь богатое, пригодное и во всех отношениях полезное и для питания, и для поддержания тела, и для любомудрия души, и для приведения к познанию Бога, – все это Он сделал для тебя. Ведь ангелы не нуждаются в этом, потому что они существовали уже раньше сотворения мира. Что они действительно гораздо старше мира – послушай, что Бог говорит Иову: "При общем ликовании утренних звезд, когда все сыны Божии восклицали от радости" (егда сотворены быша звезды, восхвалиша Мя гласом велиим ecu ангели Мои) (Иов. 38: 7), т. е. восхвалили пораженные красотой и пользой, разнообразием, блеском, светлостью, согласием и всем другим, что они знают лучше нас. И Он украсил мир не звездами только, а украсил и солнцем и луной, чтобы во всякое время доставлять тебе великое удовольствие и великую пользу от обоих.

В самом деле, что может быть красивее неба, то освещаемого солнцем и луной, то как бы зрачками глаз озирающего землю бесчисленным множеством звезд и дающего мореплавателям и путешественникам путеводителей и руководителей? Когда бушуют волны и разъяренные валы устремляются на корабль, когда ветер яростно дует и наступает мрачная и безлунная ночь, тогда мореплаватель, рассекая море и сидя на корме, доверяет себя руководительству неба, и находящаяся на высоте звезда, несмотря на разделяющее ее расстояние, кажется как бы недалеко, руководит его с точностью и приводит к пристани, не подавая голоса, но самым видом показывая ему путь и давая возможность ему рассекать море, с точностью показывает время, чтобы он то удерживал корабль в пристани, то с уверенностью пускался в недра волн и по незнанию будущего не подвергался неразумно буре и кораблекрушению. Звезды не только измеряют для нас годы и указывают признаки времен, но с великой точностью обозначают час и движение всякой ночи, показывают, прошла ли она, или не достигла и половины своего течения, и наоборот, что полезно не только мореплавателям, но и вообще путешественникам, чтобы они не пускались в путь ночью в неблагоприятное время, или чтобы не продолжали сидеть дома в благоприятное время. Наблюдения над звездами и течением луны с точностью показывают это. Как солнце устанавливает часы дня, так луна устанавливает часы ночи, доставляя много и другой пользы, давая воздуху благотворное течение, производя росу, полезную для семян, и вообще принося много пользы в жизни людей. Занимая середину между хором звезд и солнечным блеском, она меньше солнца, зато гораздо больше и красивее звезд. Немало вообще удовольствия и пользы для зрителей проистекает и из самого разнообразия, так что мы получаем великую пользу и от времен, и от часов, от меры, от великого и малого, от всего разнообразия несказанного. Одно меньше, другое больше и светлее, и все они являются в различные времена. Поистине несравнимая премудрость Божия повсюду показывает в своих делах великое разнообразие, давая доказательство своего чудесного могущества, а вместе с тем заботясь о пользе зрителей, доставляя великую и неизреченную пользу, а вместе с тем и удовольствие. Ведь что может быть приятнее неба, то как бы раскинутого над головой чистого и прозрачного полотна, то как многоцветного луга, блистающего венком своим? Но не так приятно видеть луг днем, как приятно видеть ночью небо, украшенное многочисленными цветами звезд, цветами никогда не вянущими, всегда показывающими свою красоту. А что может быть приятнее, когда по прошествии уже ночи, хотя солнце еще и не встало, небо покрывается пурпурной завесой, и зарумянивается при появлении солнца?

Что может быть красивее вида самого солнца, когда оно, прогоняя зарю, в малый промежуток времени озаряет всю землю, все море, все горы, долины, холмы, все небо снопами лучей, когда оно, снимая ночное покрывало с видимого, все обнажает перед нашими глазами? Кто мог бы достаточно выразить восторг при виде его движений, порядка, неизменного и ненарушимого служения в продолжение стольких лет, постоянно цветущей красоты его, блеска и яркости, чистоты, соприкасающейся со столькими телами и никогда не оскверняющейся? При этом оно в высшей степени полезно семенам, растениям, людям, четвероногим, рыбам, птицам, камням, травам, земле, морю, воздуху, – одним словом, всему видимому. Все нуждается в нем и получает пользу, и от его влияния становятся лучше не только растения и тела, но и воды, и озера, и источники, и реки, и самая природа воздуха становится легче, чище и прозрачнее. Поэтому и псалмопевец, желая показать его красоту, его постоянную ясность, не умаляющуюся прелесть, никогда не вянущий цвет, все величие его благообразия, непрестанное служение, сказал так: "Он поставил в них жилище солнцу" (в солнце положи селение Свое) (Пс. 18: 5), то есть, в самых небесах. Называя его селением Божиим, он прибавляет: "и оно выходит, как жених из брачного чертога" (и той яко жених исходяй от чертога своего). Потом, разъясняя пользу его служения, он прибавил: "радуется, как исполин, пробежать поприще" (возрадуется, яко исполин тещи путь). Затем, указывая на его достаточность и пользу для всей вселенной, говорит: "от края небес исход его, и шествие его до края их" (от края небесе исход его и сретение его до края небесе). Затем, показывая его пригодность и полезность для всех, прибавляет: "и ничто не укрыто от теплоты его" (и несть, иже укрыется теплоты его). Можно бы, если бы ты не устал, показать промышление Божие и от других вещей: от облаков, от времен года, от солнцестояния, от ветров, от моря, от различных пород в нем, от земли и живущих на ней четвероногих, пресмыкающихся, птиц воздушных и покоющихся на земле, от амфибий, живущих в озерах, источниках и реках, от обитаемой вселенной и от необитаемых стран, от произрастающих семян, деревьев, трав, произрастающих в пустынях и не в пустынях, произрастающих в равнинах и долинах, на горах и на холмах, от произрастающих самопроизвольно и от произрастающих вследствие труда и земледелия, от животных, кротких и не кротких, диких и ручных, малых или великих, от птиц, четвероногих, рыб, растений и трав, являющихся зимой, летом, или осенью, от явлений дня или ночи, от дождей, от течения года, от смерти, от жизни, от наложенного на нас труда, от скорби, от радости, от даваемых нам яств и питий, от ремесел, от искусств, от деревьев, от камней, от содержащих в себе металлы гор, от пригодного для плавания моря и от непригодного для того, от островов, от пристаней, от рек, от поверхности моря, от глубины вод, от природы и стихий, из которых состоит наш мир, от распределения времен, от различной продолжительности дня и ночи, от болезни и здоровья наших членов, от состояния души, от искусства и мудрости, проявляющихся в человеческом роде, от пользы служащих нам бессловесных растений и других тварей, от самомалейших и самых ничтожных животных. Что может быть меньше и безобразнее пчелы? Что непригоднее муравья и стрекозы? А между тем и эти насекомые громогласно свидетельствуют о промышлении, силе и премудрости Божией. Поэтому и пророк, столь сподобившийся Св. Духа, обозревая дела творения и называя лишь некоторые из них, с великим восторгом выразил удивление к ним, восклицая: "Как многочисленны дела Твои, Господи! Все соделал Ты премудро" (яко возвеличишася дела Твоя Господи, вся премудростию сотворил ecu) (Пс. 103: 24).

И все это, человек, для тебя. И ветры для тебя (скажем опять, возвращаясь к началу своего рассуждения), чтобы освежать истомленное трудом тело, чтобы прогонять грязь и пыль и избавлять от неприятности, причиняемой дымом, печами и всякими нездоровыми испарениями, умерять теплоту лучей солнца, делать более легким зной, питать семена, давать прозябание растениям, чтобы сопутствовать тебе на море и служить на земле, там – быстрее стрел устремляя корабли и делая, таким образом, плавание легким и быстрым, а здесь – помогая тебе очищать воздух, отделять мякину от зерна и облегчать твой тяжелый труд; чтобы делать для тебя воздух приятным и легким, чтобы различным образом увеселять тебя, то производя слабое и приятное журчание, то слегка волнуя травы, приводя в движение листву деревьев; чтобы весной и летом доставлять тебе сон приятнее и слаще самого меда, чтобы, как бывает с деревьями, так то же производить и на морях и на реках, и, поднимая волны в воздухе, доставлять тебе и прекрасное зрелище, и великую пользу. Они полезны также и для вод, не давая им гнить от застоя, но постоянно двигая, возбуждая и волнуя их, оживляя и делая их более пригодными для пищи обитающих в них животных. Если бы ты захотел полюбопытствовать касательно ночи, то увидишь и здесь великое промышление Творца. Она успокаивает твое утружденное тело, восстановляет твои изможденные ежедневным трудом члены, своим возвращением оживляет их, своим покоем дает им новую жизненность; и не это только, но освобождает тебя от повседневных скорбей, освобождает от безвременных забот; часто она ослабляет горячку болящего, дает сон вместо лекарства, направляет искусство врачей к благоприятной цели и освобождает от многих трудов. Такова ее пригодность, такова ее полезность, так что часто самый день оказывается потерянным для тех, которые лишены были покоя в течение ее. Если бы кто мысленно устранил это спокойствие, этот покой, это отдохновение во время ночи, которое оживляет все – и истомленную душу, и изможденное тело, дает нам возможность приниматься за дневные труды в лучшем настроении, то увидел бы, что станет бесполезной и самая жизнь. Если бы кто и в течение ночи, как и в течение дня, стал бодрствовать и трудиться, или даже ничего не делать, и это – в продолжение значительного времени, то он скоро умрет; а если и не умрет, то, подвергаясь продолжительной болезни, ничем не воспользуется для себя от собственной деятельности вследствие полного истощения сил.

Если бы мы распространили наше рассуждение и на бесчисленное множество рыб, живущих в прудах, в источниках, в морях, удобных или неудобных для плаванья, или на бесконечные породы птиц, которые летают в воздухе, держатся на земле, живут одинаково и на земле и в воде, – ведь между ними некоторые ведут такую именно двоякую жизнь, – которые ручные или дикие, которые дики по своей натуре, но способны или неспособны делаться ручными, съедобны или несъедобны, и рассмотрели бы красоту перьев и певучий голос каждой; если бы исследовали некоторые различия, представляемые ими нам в отношении пения, пищи, рода жизни, привычек и нравов; если бы обозрели всю пользу, которую мы извлекаем из них, все оказываемые нам ими услуги, если бы поговорили о их величии или малости, о муках их рождения, о всем великом и бесконечном, находимом в них разнообразии; если бы вошли в подробности касательно рыб, если бы отсюда перешли к растениям, произрастающим по всей земле и к приносимым каждым из них плодам, если бы исследовали их употребление, их благовоние, расположение листьев, цвет, форму, великость или малость, их пользу, способы проявления ими своих качеств, различие в их коре, в их стволах, в их ветвях; если бы рассмотрели луга и сады, если бы, наконец, поговорили о всех производящих их местах и способе нахождения, уходе и возделывании, и о том, как служат они нам лекарствами, – и после всего этого если бы опять обратились к горам, столь многочисленным и столь богатым металлами, и обратили свое исследование на все другие предметы, еще более многочисленные, чем какие видим в природе, то какое рассуждение, или сколько времени было бы достаточно для подробного исследования всего этого! И все это, человек, для тебя: и искусство для тебя, и ремесла, города и селения, и сон для тебя, и смерть и жизнь для тебя, и столь многочисленные явления природы, и не только теперешний мир для тебя, но и еще лучший для тебя. А что есть лучший мир и он также для тебя, послушай, что говорит Павел: "и сама тварь освобождена будет от рабства тлению" (яко сама тварь свободится от работы нетления) (Рим. 8: 21), т. е. от тленного бытия. Каким же образом для тебя предназначена и эта честь, поясняя это, он прибавил: "в свободу славы чад Божиих" (там же). Если бы не слишком длинным и не через меру большим вышло мое слово, то я много бы пофилософствовал о смерти, и в ней вполне показал бы премудрость и промышление Божие, много сказал бы об этом тлении, об этом гниении, об этих червях, об этом могильном пепле, которые наиболее вызывают жалоб и скорбей у большинства людей; из того, что наши тела разрушаются в прах и пыль и делаются добычей червей, и отсюда я показал бы неизреченное Божие промышление и попечение. Ведь от этого именно промышления, от этой благости, которая создала все не существовавшее, от нее именно вышел и закон, повелевающий умирать, и иметь такую кончину. Хотя это и различные вещи, однако все происходят от одной и той же благости. И отходящий отсюда не получает вреда, и живущий получает величайшее благо, пожиная пользу в другом теле. Когда человек видит, как тот, который вчера или позавчера ходил рядом с тобой, теперь сделался добычей червей и разрушается в прах, в пыль и в пепел, то хотя бы он имел гордость диавола, он будет страшиться и трепетать, сделается более степенным, научится любомудрствовать и впустит в свою душу смирение, эту мать всех благ. Таким образом, ни отходящий не терпит никакого вреда, потому что он, совлекая с себя это тело, получит тело нетленное и бессмертное, ни находящийся еще в жизни от этого ничего не теряет, а напротив, приобретает величайшую пользу. Не случайным учителем любомудрия вошла смерть в нашу жизнь, воспитывая ум, укрощая страсти души, утишая волны и водворяя тишину. Итак, зная и из сказанного и из многого другого, что промышление Божие просиявает яснее света, не любопытствуй понапрасну, не предавайся тщетной попытке исследовать причины всего. Самое наше бытие Он даровал нам по Своей благости, не имея нужды в нашем служении. И нужно благоговеть перед Ним и преклоняться не только потому, что Он сотворил нас, или даровал нам душу бестелесную и разумную, и не потому, что создал нас лучшими всех других, и не потому, что дал нам господство и предоставил власть над всем видимым, но потому, что сам Он нисколько не нуждается в нас. Чудесность Его благости в том и заключается, что все это Он сделал, нисколько не нуждаясь в нашем служении; прежде чем явились мы, и ангелы, и высшие силы, Он имел уже собственную славу и блаженство, и сотворил нас по одному Своему человеколюбию, и не только все создал для нас, но еще и больше того.

Глава 8. Для этого же Он дал нам и писанные законы, посылал пророков, творил чудеса, и раньше всего этого, создавая человека. Он дал ему особого учителя – врожденный закон, как бы кормчего для корабля, как всадника для коня, поставив его над нашим разумом. Поэтому уже Авель знал его, хотя письмена еще не существовали, не было ни пророков, ни апостолов, ни писанного закона, а был только закон прирожденный. Тоже и Каин, и он также знал этот закон, и оба они знали его, признавали его господство. Хотя не оба они шли одним и тем же путем, но один путем зла, а другой путем добродетели, однако и тогда Бог не оставил Каина, хотел поднять его от падения, и давал возможность наслаждаться попечением, сначала увещевая его и давая ему советы, а потом поучая и назидая его страхом и опасениями. Хотя многие люди отвергали столь великое благодеяние, т. е. это естественное познание, имеющее столь большую пользу для нас, однако и тогда Бог не оставлял их, не предавал их погибели, но продолжал назидать и увещевать их посредством дел, посредством благодеяний, посредством наказаний, посредством всего творения, ежедневно совершающего свое дело, исполняющего обычные задачи, посредством необычайных и непредвиденных событий, посредством праведников, живших вначале. Людей достойнейших и исполненных любомудрия Он с этой целью переводил с места на место. Так Аврааму Он велел переселяться то в Палестину, то в Египет, а Иакову в Сирию; Моисею опять в Египет, трем отрокам в Вавилон, равно как Даниилу и Иезекиилю, а Иеремии – в Египет. Потом Он даровал закон, посылал пророков; Он поражал и опять воздвигал Свой народ, отдавал его в рабство и освобождал его, и от начала до конца все делал и совершал для нашего рода. Не ограничиваясь назиданием нас посредством одного голоса природы, так как многие люди, увлекаемые общим безумием, не получали отсюда никакого плода, Он приступал к новым способам вразумления, и наконец, чтобы завершить свои блага, послал Сына Своего, Сына истинного, Единородного, и Он, будучи одной с Ним природы, становится подобным мне, ходил по земле, вращался среди людей, ел и пил, обходил землю, поучая, назидая, вразумляя, творя чудеса, для них пророчествовал, их увещевал, им преподавал советы, за них страдал, за них терпел, за них подвергался нареканиям, за них был предан. Одно Он представлял им уже и здесь, а другое отложил для будущего. Но Его обетования были верны, и подтверждались сотворенными Им чудесами, когда Он был еще на земле, и исполнением всех предсказаний. "Кто изречет могущество Господа, возвестит все хвалы Его?" (Кто возглаголет силы Господни? Слышаны сотворить вся хвалы Его) (Пс. 105: 2). Кто не пришел бы в восторг, кто не поражен бы был неизреченностью Его попечения при мысли о том, как из-за неблагодарных рабов Он предал смерти Своего Единородного Сына, смерти ужасной, позорной, свойственной самым дерзким разбойникам, смерти неправедных? Ведь Он был пригвожден ко кресту, подвергался оплеванию и заушениям, Его били по щеке и издевались над Ним, и вместо благодарности за Его благодеяние Он был погребен и гроб его запечатан; и все это Он потерпел для тебя, ради попечения о тебе, дабы уничтожить тиранию греха, дабы разрушить твердыню диавола, порвать узы смерти, открыть нам врата неба, освободить от тяготевшего на тебе проклятия, отменить первородное осуждение, научить терпению и воспитать в силе, дабы ничто не огорчало тебя в настоящей жизни – ни оскорбления, ни обиды, ни позор, ни бичи, ли нарекания врагов, ни невзгоды, ни нападения, ни клеветы, ни злые подозрения, и ни что другое подобное. Для этого Он и сам претерпел все это, испытал вместе с тобой, и над всем этим Он восторжествовал, поучая и тебя не бояться ничего подобного. Но, не довольствуясь и этим, Он, отошедши на небеса, дал тебе неизреченный дар св. Духа и послал апостолов распространять Свое учение. И видя, как эти проповедники жизни переносили тысячи зол, подвергались бичеванию и оскорблениям, были потопляемы, терпели голод и жажду, ежедневно находились в опасности, ежедневно подвергались смерти, Он все это сносил для тебя, из любви к тебе. Для тебя, человек, Он приготовил и царство, для тебя назначил неизреченное, благо, это наследие на небесах, эти различные и многообразные дары, это блаженство, которого нельзя изъяснить никаким словом. Имея столько доказательств промышления Божия, доказательств в Ветхом и в Новом Завете, доказательств в настоящей жизни и в будущей, доказательств, которые уже есть, которые будут, которые доставляет нам каждый из переживаемых дней, доказательств с самого начала творения, доказательств в середине и в конце, доказательств постоянных, доказательств со стороны тела, со стороны души, видя целые облака отовсюду доставляемых свидетельств, возвещающих о Его промышлении, неужели ты еще сомневаешься? Нет, ты не сомневаешься; ты веришь в промышление, ты убежден в его существовании. Итак, не любопытствуй более, ясно видя, что имеешь Господа, Который любвеобильнее отцов, попечительнее матерей, более исполнен любви, чем новобрачный и новобрачная, радуется твоему спасению, и радуется даже более, чем как радовался бы ты, избавившись от опасности смерти (как и показал через Иону), и видя все эти доказательства любви, какую только отец может иметь к детям, или мать – к своим чадам, садовник – к растениям, домостроитель – к своему искусству, новобрачный – к новобрачной, юноша – к девице, и желая удалить от тебя всякое зло, насколько восток удален от запада, насколько небо выше земли (что и показали мы), и не только это, но и гораздо больше того, как мы и показали, касаясь словом всего и приводя различные примеры не только из понятных образов, но и из превосходящих самое разумение. Поистине необъяснимо промышление Божие, непостижимо Его попечение, неизреченна Его благость, и невообразимо Его человеколюбие.

Итак, видя все это, из того ли, что Он возвестил, из того ли, что сделал и что сделает, не любопытствуй и не испытывай, не говори: "Для чего это?" Это было бы неразумно и свидетельствовало бы о крайнем безумии и глупости, так как ведь никогда не спрашивают врача, зачем он режет, прижигает, дает нам горькое лекарство, хотя бы он был просто раб, – и больной, даже будучи его господином, молча переносит все свои боли, даже благодарит его за это прижигание, за это лекарство, и хотя знает, что может не выйти отсюда (а многие врачи, делая это, убивали многих), однако повинуется ему во всем с полной покорностью. То же самое и в отношении мореплавателей, домостроителей, и всех занимающихся другими ремеслами. Поэтому, говорю я, было бы смешно и подумать, чтобы человек незнающий и неопытный стал доискиваться причины всяких явлений у Художника, подвергая своему любопытству несказанную мудрость Его, мудрость неизреченную, невыразимую, непостижимую, и доискиваться, для чего существует то-то и то-то, особенно вполне зная, что мудрость Его непогрешима, что благость Его велика, что промышление неизреченно, что все существующее направляется Им к нашей пользе, только бы мы со своей стороны содействовали промышлению, потому что Он никого не хочет погубить, но спасти. Таким образом, не будет ли крайним безумием с самого начала и немедленно подвергать любопытству дела Того, Который хочет и желает всех спасти, не ожидая даже окончания того, что совершается?

Глава 9. Лучше всего было бы не любопытствовать ни сначала, ни после; если же ты слишком любопытен и нетерпелив, то подожди хоть конца и посмотри, к чему все это направляется, а прежде всего не бойся и не волнуйся. Как не знакомый с делом, увидев, что золотых дел мастер сначала расплавляет золото и затем мешает его с пеплом и пылью, не ожидая конца, подумает, что он погубил золото; или человек, родившийся и воспитавшийся на море, будучи сразу перенесен на середину земли, никогда не слышав ранее о том, как обрабатывают ее, вдруг увидел бы, как хлеб, обыкновенно хранимый в житнице, охраняемый дверями и запорами, предохраняемый против сырости, теперь сам владелец всего этого хлеба рассеивает и разбрасывает его по равнине, отдает на попрание всем, кто проходит по его полю, и не только не охраняет против сырости, но даже бросает его в грязь и сырость, не приставляет к нему и сторожей, – не подумал ли бы он, что хлеб этот погублен, и не стал ли бы он порицать земледельца, действующего таким образом? Между тем, это осуждение выходило бы не из сущности дела, а из неопытности и непонимания человека, который слишком скоро произносит свой суд. Пусть он подождет лета, когда явится роскошная жатва, наточены будут серпы, когда окажется, что хлеб, разбросанный там и сям, оставленный без охраны, предоставленный тлению и гниению, повергнутый в грязь, вырос, умножился, сделался еще прекраснее, сбросил с себя ветхость, украсился большей силой, имея как бы копьеносцев и ополчение, поднимает вверх голову, увеселяет зрителя, и доставляет большую пользу, – и тогда он чрезвычайно удивится тому, что после таких превратностей плод получил такое благообразие и такую красоту! Поэтому и ты, человек, не подвергай своему любопытству общего для всех нас Господа; если же ты настолько любопытен и дерзок, чтобы предаваться даже такому безумству, то по крайней мере подожди окончания. Ведь если земледелец ожидает в течение всей зимы, взирая не на то, чему подвергается хлеб во время холода, а на то, чем ему предстоит наслаждаться в будущем, то тем более и Тот, Кто обрабатывает всю вселенную и заботится о наших душах, достоин того, чтобы ты подождал конца; конец же я разумею не только в настоящей жизни (часто бывает и здесь), но и в будущей. Конец обеих этих жизней направляется к одному и тому же домостроительству, именно – к нашему спасению и прославлению. Если по времени они и разъединены, то по цели совпадают между собой; и подобно тому, как в течение года бывает зима и лето, но оба эти времени сводятся к одному и тому же, именно – к созреванию плодов, так то же применимо и к нашим делам. Поэтому, когда ты видишь, что церковь рассеяна и до крайности страдает, что светильники ее подвергаются гонению и бичеванию, настоятели ее сосланы далеко, то не смотри на это только, но и на то, что выйдет отсюда – на венцы, награды, возмездия, предоставляемые победителям: "претерпевший же до конца спасется" (претерпевый до конца, той спасен будет) (Матф. 10: 22), –говорит Писание. В Ветхом Завете, когда еще не известно было учение о воскресении, то и другое совершалось в настоящей жизни; при Новом же Завете не всегда так, но бывает здесь скорбь, а блаженства нужно ожидать в будущей жизни. Хотя блага выпадали (иудеям) и в настоящей жизни, но они были бы гораздо более достойны удивления, если бы не наслаждались ими, потому что, не зная еще ясно учения о воскресении и видя, что все идет вопреки обетовании Божиих, они не смущались, не боялись, и не беспокоились, а предавались Его непостижимому промышлению, нисколько не соблазняясь тем, что все совершается наоборот, но, зная всю безграничность и неистощимость Его премудрости, ожидали бы конца, а еще лучше, если бы и раньше конца с благодарностью переносили все случающееся с ними и не переставали славословить Бога, посылающего страдания. Быть может, рассуждение это покажется вам неясным; поэтому я попытаюсь сделать его яснее.

Глава 10. Когда Авраам сделался уже стар, и вследствие преклонного возраста омертвел для чадорождения, так как для того, чтобы сделаться отцом, жизненных сил у него оставалось не больше, как у умершего; когда этот праведник состарился, и очень состарился, далеко за пределы естественного чадорождения, притом и сожительницей имея Сарру, более бесплодную, чем камень, Бог обещал ему, что он будет отцом стольких потомков, что своим множеством они превзойдут самое множество звезд. К этому было много препятствий, потому что патриарх достиг уже последнего предела своего возраста, а его жена была вдвойне бесплодной и по своему возрасту, и по природе; она была бесплодной не по старости только, а и по самой природе, потому что, и будучи молодой, она была бесполезным орудием природы; вообще эта женщина была бесплодной. Поэтому Павел, указывая на это обстоятельство, сказал: "и утроба Саррина в омертвении" (и мертвости ложесн Сарриных) (Рим. 4: 19). Не просто сказал – "мертвостъ Саррина", чтобы не подразумевать только возраста, но – "утроба Саррина в омертвении" (мертвостъ ложесн ее), сделавшуюся не от времени только, но от самой природы. Несмотря, как я сказал, на столько великих препятствий и зная, что это есть обетование Божие, как оно богато источниками и средствами, как оно не останавливается перед препятствиями ни в законах природы, ни в трудности самого дела, ни в чем-либо другом, а идет вопреки всему, приводя обетованное в исполнение, (Авраам) принял сказанное, поверил обетованию и, всецело изгнав опасение из разума, счел все это достоверным, думая, как это и действительно, что у Бога достаточно могущества, чтобы сдержать Свое слово, и не доискивался, как и каким образом все будет, для чего все это случилось не в молодости, а в старости, и вообще так поздно. Поэтому и Павел прославляет его, радостным голосом говоря: "Он, сверх надежды, поверил с надеждою, через что сделался отцом многих народов" (иже, паче упования, во упования верова, во еже быти ему отцу многим языкам). (Рим. 4: 18). Что такое – "сверх надежды", "с надеждою" (паче упования, во упования)? Вопреки упованию человеческому – во упование Божие, все побеждающее, все могущее, все совершающее. И он поверил не только тому, что будет отцом, но и отцом многих народов, и это он – старец, бездетный, имевший жену бесплодную и состарившуюся, – как сказано ему: "Так [многочисленно] будет семя твое… И, не изнемогши в вере, он не помышлял, что тело его, почти столетнего, уже омертвело, и утроба Саррина в омертвении; не поколебался в обетовании Божием неверием, но пребыл тверд в вере, воздав славу Богу и будучи вполне уверен, что Он силен и исполнить обещанное" (тако будет семя твое, и не изнемог верою, ни усмотри своея плоти уже умерщвленныя, столетен негде сый, и мертвости ложесн Сарриных. В обетовании же Божии не усумнеся неверованием, но возможе верою, дав славу Богови, и известен быв, яко, еже обеща, силен есть и сотворити) (Рим. 4: 19–21). Изречение же это означает: "Тотчас ободрившись и отбросив от себя немощь человеческую, всецело полагаясь на обещавшего, принимая во внимание Его неизреченную силу, он убедился вполне, что все сказанное будет". И он особенно прославляет Бога не тем, что любопытствовал или добивался познаний, но тем, что смирился перед непостижимостью Его премудрости и силы и нисколько не сомневался в сказанном. Видишь ли, что особенно славить Бога значит всегда преклоняться перед непостижимостью Его промышления и перед неизреченною силою Его премудрости, а не любопытствовать, не доискиваться и не совопросничать: для чего это, к чему это, как это будет? Удивительно же не это одно, а то, что, и получив повеление принести в жертву сына своего единородного и истинного, после такого обетования, он не смутился тогда, хотя было много причин, которые могли бы смутить человека невнимательного и не бодрствующего. И прежде всего могло бы смутить самое повеление: неужели Бог принимает такие жертвы, неужели повелевает отцам быть детоубийцами, разрушать жизнь насильственной кончиной, предавать детей безвременной смерти, собственноручно убивать рожденных от себя, – неужели Он хочет осквернять Свой жертвенник пролитием такой крови, вооружая десницу отца против единородного сына, делать праведника свирепым убийцей? Кроме того, не могла не волновать и не устрашать и сама природа, не потому только, что он был отец, но и потому, что он был отец любящий, был отец сына истинного и единородного, который был красив видом и хорош умом. Притом (сын его) находился и в таком возрасте, и в таком расцвете добродетели, что вдвойне сиял и благообразием души и благообразием тела. Любовь у него к сыну была немалая, и именно потому, что он получил его вопреки всякой надежды. Вы знаете, как любезны те дети, которые являются вопреки надежд и ожиданий, а не по закону природы, – а таков и был (Исаак). Но помимо всего этого, что особенно могло причинять соблазн, так это было самое обетование и обещание: приказание стояло в полном противоречии с ним. Обещание было таково: "посмотри на небо и сосчитай звезды, если ты можешь счесть их. И сказал ему: столько будет у тебя потомков" (тако будет семя твое, яко звезды небесныя) (Быт. 15: 5). Повеление же состояло в том, чтобы сына единородного, от которого должна была наполниться вся вселенная, он взял из среды людей и предал смерти и жесточайшему закланию. Но и это не смутило праведника, и этого не убоялся он, и это нисколько не причинило ему страдания, как оно причинило бы страдание всякому неразумному и пресмыкающемуся. Он не сказал самому себе: "Что это? Неужели я обманут, неужели обольщен? Неужели это повеление Божие? Нет, не поверю; мне постыдно сделаться детоубийцей, и этой кровью осквернить мою десницу; как же исполнится обетование, и если я вырву корень, откуда же явятся ветви и откуда плоды? Если иссушить источник, откуда потекут реки? Если я убью сына, откуда явится множество потомков, превосходящих множество звезд? Как Он обещал одно и теперь повелевает противоположное?" Он ничего не сказал подобного и не подумал даже; но опять, полагаясь на всемогущество Того, Кто дал ему это обетование, на бесконечное могущество, которое, столь богатое средствами и способами устранять все препятствия, стоит выше всех законов природы и сильнее всего существующего, не встречает ничего такого, что бы могло противиться ему, – он исполнил бы повеление и с великой уверенностью заклал бы своего сына, обагрил бы свою десницу, окровавил бы свой нож и опустил бы меч на шею сына, да он и исполнил все это – если не на деле, то в мысли. Поэтому и Моисей, удивляясь ему, говорит: "И было, после сих происшествий Бог искушал Авраама и сказал ему: … возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака… и принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе" (и быстъ по глаголех сих, Бог искушаше Авраама и рече ему: пойми сына твоего возлюбленнаго, его же возлюбил ecu, Исаака, и вознеси его на едину от гор, ихже ти реку) (Быт. 22: 1, 2). Это ли слова обещания, слова обетования, говорящая, что он будет отцом множества потомков, и семя его будет, как звезды небесные? Видишь, как после таких слов, услышав, что должно принести в жертву своего сына, он взял его – того, от которого должен был получить множество потомков, чтобы именно умертвить и принести его в жертву, удалить из среды людей, вознести на алтарь Богу. Поэтому и Павел, удивляясь ему, так опять увенчал и прославлял его, говоря: "Верою Авраам, будучи искушаем, принес… Исаака" (верою приведе Авраам Исаака искушаем); и затем показав, какое именно он совершил дело и какую обнаружил веру, продолжает: "и, имея обетование, принес единородного" (и единороднаго приношаше обетования приемый) (Евр. 11: 17). А это означает: "Нельзя сказать, что у Авраама было два родных сына и, что, по принесении в жертву одного, он мог надеяться, что будет отцом множества народов от другого; но у него был только один сын и к этому одному относилось обетование; и хотя этого именно он и должен был принести в жертву, однако, как при обетовании о его рождении вере его не воспрепятствовало ни собственное омертвение, ни природное бесплодие его жены, так и здесь он не смущен был смертью (сына). Сравни же все это с совершающимся теперь, и увидишь свое малодушие, увидишь суетность соблазняющихся, и тебе будет ясно, что этот соблазн происходит в тебе не от чего-либо другого, как от того, что ты не преклоняешься перед неизъяснимым промышленном Божиим, а стараешься во всем доискиваться способа Его домостроительства, добиваешься причины всего совершающего, и во все хочешь проникнуть своим любопытством. Если бы все это допустил Авраам, то он поколебался бы в вере. Но он не допустил, поэтому к прославился и получил обещанное: он не смутился ни старостью, ни последовавшим затем повелением. Он не думал, что это повеление может послужить препятствием обетованию, или что эта жертва разрушит обетование, и не впадал в отчаяние касательно обетования, хотя уже и достигши самого предела земной жизни. Не говори мне, что Бог знал, что повеление это не будет приведено в исполнение и что десница праведника не обагрится кровью; но смотри на то, что праведник не знал ничего об этом, ничего о том, что он получит своего сына обратно, и таким образом возвратится с ним домой, так как напротив все его мысли были заняты принесением его в жертву. Поэтому и дважды призывается он с неба. Бог не просто сказал ему: "Авраам!", но дважды: "Авраам, Авраам!", таким призыванием возбуждая и укрепляя в нем склонность к приказываемому жертвоприношению: так безусловно было это повеление. Видишь, как все в его мысли было исполнено, и не было никакого соблазна. Причина же этого заключается в том, что он своим любопытством не проникал в дело Божие. А что Иосиф? Скажи мне – разве он не веровал также? Ведь и ему дано было от Бога великое обетование, а в действительности опять случилось все вопреки этому обетованию. В сновидениях ему дано было обетование, что братья будут поклоняться ему, и это возвещено было двояким образом – сначала при посредстве светил, а затем при посредстве снопов. Все же происшедшее после этих видений было вопреки видениям. Прежде всего, против него под отеческим кровом началась жестокая вражда, и его братья, порывая с ним всякую связь, разрушая законы родства и разрывая узы братского расположения, наконец, уничтожая самые веления природы, сделались вследствие этих видений врагами и неприятелями ему, даже злее врагов по отношению к своему брату, и как дикие и свирепые звери, имея среди себя агнца, ежедневно злоумышляли против него. Матерью же этой вражды была неразумная зависть и несправедливая ревность: пылая гневом, они ежедневно замышляли убийство, а зависть разжигала в них как бы огненную печь, из которой вырывалось пламя. Но так как они не могли причинить ему никакого вреда, пока он находился и жил со своими родителями, то они чернили его поведение, распространяли о нем постыдную молву, возводили злые обвинения, желая подорвать этим любовь к нему отца и сделать его восприимчивым к навету. Потом, встретив его вдали от отцовского глаза, увидев его в пустыне, куда он принес им пищу и пришел повидаться с ними, они не устыдились повода его прибытия, не устыдились и братской трапезы, но наточили против него ножи и задумали погубить его; все сделались братоубийцами, хотя ровно ничего не могли выставить против обреченного ими на погибель; за то именно, за что следовало бы увенчать и прославлять его, они относились к нему с завистью, враждой и клеветой. Он не только не удалился от общения с ними, но и при такой их злобе обнаружил братскую любовь; а они порешили уничтожить его и, насколько от них зависело, убили его, обагрили свои руки и совершили братоубийство. Но бесконечная премудрость Божия, все благоустрояющая и в неблагоустроенном, в самой бедственности и даже в самых вратах смерти исхитила его из их злодейских рук. Один именно из братьев посоветовал им воздержаться от такого гнусного убийства – а это, конечно, внушил ему Бог, – и тем воспрепятствовал убийству. Но ужасное дело не остановилось здесь, а продолжалось дальше. Хотя братья и встретили препятствие к умерщвлению его, однако дух их еще пылал гневом, ярость бушевала в них, велико было пламя их страсти и оно перешло в другую форму гнева. Сняв с него одежды и связав его, они бросили его в яму – эти жестокие, бесчеловечные люди, и затем стали наслаждаться принесенной им пищей: сам он, находясь в яме, трепетал за свою жизнь, они же упитывались и упивались.

Но безумие их не остановилось и здесь: увидев варварских людей, которые из обитаемой ими страны направлялись в Египет, они продали им своего брата, подготовляя ему этим другую смерть, еще более продолжительную и жестокую, исполненную всякой бедственности. Будучи еще юношей нежным, воспитанным в отцовском доме с великой свободой, совсем незнакомый с рабством и связанной с рабством бедственностью, – подумай только, что он тогда выстрадал, сразу сделавшись рабом вместо свободного, чужеземцем вместо гражданина, и повергшись в ужасный плен. Он не только он был повергнут в рабство, но и лишен отца и матери и всего ему принадлежащего; нагой, уведенный в чужую землю, бездомный и не имея своего города, он подвергнут был закону рабства в варварских руках. Разве недостаточно было всего этого для того, чтобы повергнуть его в страх? Разве легко было сносить внезапность, неожиданность, непредвиденность и жестокость судьбы и притом со стороны братьев – тех братьев, которых он любил и по отношению к которым не оказал ни великой, ни малой несправедливости, а скорее, благодетельствовал им? И однако ничто такое не смутило его, а отведенный купцами в Египет, он переходил из одного рабства в другое. Там он опять сделался рабом, – еврей жил в варварском доме, – это благородный-то и свободный двоякой свободой, свободой тела и свободой души! Но и тут он не возмущался и не смущался случившимся, хотя и помнил о видениях, которые возвещали ему совсем иное; он даже и не любопытствовал, что же из всего этого будет? Между тем, как братоубийцы, эти волки и звери, совершив такое беззаконие, наслаждались в отеческом доме, юноша, которому обещано было господствовать над ними, будучи теперь пленником, рабом, уведенным на чужбину, сносил крайнюю бедственность, и не только не господствовал над ними, но сделался их рабом, вынося как раз противоположное тому, что обещано было ему в видении. Не только не получил он тогда господства, но лишен был и отечества, и свободы, и лицезрения родителей. Но бедственность его не остановилась и здесь, а перед ним открылась другая более глубокая пропасть; опять предстояла ему смерть и гибель, смерть невыносимейшая, и гибель, исполненная стыда. Госпожа дома, смотря на него порочными глазами, увлеченная красотой юноши, очарованная его прекрасным лицом, начала строить против него козни и умыслы. Утопая в роскоши, она ежедневно старалась уловить юношу в собственные покои, ввергнуть его в блудодейство и предать смерти бессмертной. Сжигаемая страстью и ежедневно палимая этой нечистой любовью, она ежедневно выходила на такую охоту и, застав его одного, насильственно старалась склонить к этой порочной любви, принуждала вступить с нею в незаконную связь и старалась лишить его целомудрия. Но и здесь праведник не допустил себя до греха, но, с великой легкостью преодолев и силу похоти, и страсти молодого возраста, и козни сладострастной жены, и соблазны госпожи, и волнения юности, и все то, что могло привести к падению, и лицо и ярость госпожи, он, как орел на легких крыльях, поднялся ввысь, сбросил с себя одежды и, оставляя их в сладострастных руках, вышел нагой, без одежды, имея светлым одеянием для себя целомудрие, светлее всякой багряницы. А этим опять он наточил против себя меч, опять предстояла ему смерть, еще сильнее вздымались волны, так как ярость этой женщины воспылала сильнее вавилонской печи. Похоть ее воспылала еще больше, а гнев, эта другая свирепейшая страсть, соединился с великим зверством, и она стала умышлять на его жизнь и прибегла к мечу, чтобы совершить беззаконнейшее убийство, старалась погубить поборника целомудрия и подвижника твердости и терпения. Поспешив к своему мужу, она рассказала обо всем случившемся – не так конечно, как было в действительности, но как она сама лицемерно изложила это происшествие, внушила судье все, что хотела, жаловалась на оскорбление и, как потерпевшая ущерб, требовала отомщения, в доказательство чего указывала и на одежды невинного юноши, оставшиеся в ее нечистых руках. И обманутый судья не повел обвиняемого в судилище, не дал ему слова, но человека, никогда не видевшего судилища, осудил как уличенного в прелюбодеянии, вверг его в темницу и обременил оковами. И вот человек, который заслуживал бы венцов за свою добродетель, оказался в темнице вместе с обманщиками, грабителями гробниц, убийцами и самыми последними негодяями. И однако, ничто подобное не смутило его. Другой узник, провинившийся перед царем, был отпущен, а он должен был долгое время оставаться в темнице и нести тяжелое наказание за то, за что должно бы увенчать и прославлять его. И однако он не возмущался и не смущался, и не говорил: "Что это? Для чего это? Я, которому обещано господствовать над братьями, не только не получил такой чести, но и лишен отечества, и дома, и родителей, и свободы, и безопасности, и именно со стороны тех, которые должны бы поклоняться мне. После совершения ими надо мной злодейства я сделался рабом варваров и постоянно менял господ. Однако и здесь еще не прекратилась моя бедственность, а повсюду мне угрожают бедствия и козни. После коварства братьев, после бедствия и рабства как первого, так и второго, опять мне угрожали смерть и коварство жесточе прежнего, и наветы, и пагуба, и неправедное судилище, и постыдное обвинение, угрожавшее гибелью. Не получив права слова, я просто и без суда ввержен был в темницу и обременен узами вместе с прелюбодеями, братоубийцами и самыми негодными людьми. Виночерпий избавился и от уз и от темницы; я же не могу пользоваться после него никакой безопасностью; хотя ему исполнился на деле сон по моему толкованию, но я нахожусь в невыносимом бедствии. Это ли возвещали бывшие мне видения? Это ли возвещало известное число звезд? Это ли возвещали снопы? Куда же девались обетования? Куда девались обещания? Неужели я был обманут? Неужели я был обольщен? Где же наконец поклоняются мне братья, мне, рабу, пленнику, узнику, объявленному прелюбодеем, находящемуся в крайней опасности, столь далеко живущему от них? Все исчезло и погибло!" Ничего подобного он не говорил и не думал, а ожидал конца, зная, как бесконечна и находчива премудрость Божия, и не только не смущался, но даже восторгался и хвалился по поводу всего происходившего.

А что, скажи мне, было с Давидом? Разве он, после того как уже пользовался царством, принял по голосу Божию скипетр народа еврейского и одержал блистательную победу над варварами, разве он не перенес самых тяжелых бедствий, подвергаясь вражде и наветам от Саула, опасаясь за самую свою жизнь, вовлекаемый в народную борьбу, постоянно гонимый в пустыню, сделавшийся бродягой, лишенным города и дома переселенцем? Нужно ли говорить много? Наконец он лишился отечества и совсем удален был из собственной страны, жил у враждебных, самых неприязненных варваров, ведя жизнь тяжелее рабства, так как не имел даже и необходимой пищи. И все это он терпел после посещения его Самуилом, после возлияния на него елея, после обетования ему царства, после скипетра, после диадемы, после рукоположения Божия и избрания; и, несмотря на это, ничто не смущало его, и он не говорил: "Что это? Я, царь, которому следовало бы пользоваться властью, не могу иметь и такой безопасности, какая принадлежит самому простому человеку, а сделался бродягой, беглецом, человеком без города и без дома, странником, удалился в варварскую страну, лишен необходимой пищи и ежедневно вижу, как угрожает мне крайняя опасность. Где же обещание царства? Где обетование мне владычества?" Ничего подобного он не говорил и не думал; он не смущался тем, что было, но ожидал исполнения обещания. Можно бы рассказать еще о тысяче других людей, которые, подвергаясь самым жестоким бедствиям, не страшились, а полагаясь на обещания Божия, хотя бы случилось и противное им, таким прекраснейшим терпением заслужили себе светлые венцы. Так и ты, возлюбленный, терпи сам и ожидай конца, потому что все исполнится здесь ли, или в будущем веке. Повсюду преклоняйся перед непостижимостью промышления и не говори: "Как же за все бедствия будет дано возмездие?" И не доискивайся, каким способом совершаются дела Божий.

Глава 11. Все эти праведники не доискивались того, как и каким образом совершается все это; но видя, что все это непостижимо для человеческого разума, не устрашались и не возмущались, а все мужественно сносили, имея величайшую уверенность в силе обещающего дать будущие блага, и не впадали ввиду противоположной действительности в отчаяние. Они ясно видели, что, будучи благоустрояющим и мудрым, Бог может и после разрушения все восстановить лучше прежнего, и с великой точностью исполнить обещанное. Так и ты, возлюбленный, когда тебя в настоящей жизни обнимает скорбь, прославляй Бога; когда подвергаешься и бедствиям, также благодари, нисколько не смущайся, потому что промышление Божие бесконечно и неисследимо, и все получит свой должный конец в настоящей ли жизни, или в будущей. Если же бы кто, слушая меня, по своему малодушию подумал, что все должно совершиться еще здесь, то мы скажем, что истинная жизнь и непроходящие блага ожидают нас только там. Настоящая жизнь есть лишь путь, а тамошняя жизнь есть отечество; здешняя подобна весенним цветам, а тамошняя подобна недвижимым скалам; там венцы и награды не будут иметь конца, там назначаются награды победителям, там наказания и муки нестерпимые для делающих злое. "Что же, – скажет кто-нибудь, – ожидает там соблазняющихся?" Но почему ты не говоришь о тех, которые особенно прославились, а указываешь на тех, которые сначала носили маску благочестия, а теперь изобличены? Не видишь ли, как очищается золото, как обнаруживается олово, как солома отделяется от хлеба, волки от овец, притворяющиеся от истинно живущих в благочестии? Когда увидишь смущение таковых, подумай о славе тех. Некоторые поколебались; но еще больше таковых, которые остались твердыми, заслужили великую себе награду, не отступая ни перед силой наветов, ни перед трудностью времен. Смущающиеся пусть порассуждают сами с собой: "Ведь три отрока были лишены и священников, и храма, и жертвенника, и всего другого, что полагалось по закону, и однако, живя среди варваров, с великой точностью исполняли закон; то же самое было и с Даниилом и со многими другими; и они, уведенные в плен, не нарушали ничего, между тем как другие, оставаясь дома и пользуясь всем в своем отечестве, пали и были осуждены".

Глава 12. Если бы ты исследовал, для чего допускается все это, и не преклонился перед неизреченными тайнами действий Божиих, а старался все разузнать, постепенно проникая дальше и доискиваясь многого другого, например: для чего явились ереси, для чего диаволы, для чего демоны, для чего злые люди, соблазняющие многих, и главнее всего этого – для чего приближается антихрист, имеющий такую силу к обольщению, что, как говорит Христос, он будет делать нечто такое и так, что в состоянии будет соблазнить даже и избранных. Но ты не должен доискиваться этого, а все нужно предоставить неисповедимой премудрости Божией. Кто уже твердо уверовал, то хотя бы ярились бесчисленные волны, хотя бы поднимались бесчисленные бури, он не только не потерпит никакого вреда, но сделается еще более сильным; слабый, рассеянный и малодушный человек часто падает, когда никто не толкает его. Если же хочешь узнать и причину этого, послушай нашего наставления. Есть много и другого, что различным образом засвидетельствовало бы нам о домостроительстве Божием; но мы скажем о том, что нам известно. Мы говорим, что соблазны попускаются для того, чтобы не уменьшалась твердость мужественных; вот что в беседе с Иовом заявил Бог, говоря: "Ты хочешь ниспровергнуть суд Мой, обвинить Меня, чтобы оправдать себя?" (мниши ли Мя инако тебе сотворша, разве да явишися правдив) (Иов. 40: 3). Также и Павел говорит: "Ибо надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные" (подобает бо и ересем в вас быти, да искуснии явлени бывают в вас) (1 Кор. 11: 19). Когда ты слышишь это изречение: "надлежит быть и разномыслиям между вами", то не думай, что он говорит это в смысле приказания или законоположения; совсем нет, но он предсказывает этим будущее и заранее напоминает бодрствующим о предстоящей им пользе от этого. "Когда вы устоите против обольщения, – говорит, – тогда именно яснее обнаружится ваша добродетель". Поэтому же, а также и по другой причине попущены были злые люди, именно – чтобы и они не были лишены возможности извлечь пользу из могущей произойти с ними перемены. Так именно спасен был Павел, так разбойник, так блудница, так мытарь, так и многие другие. Если же бы прежде, чем обратиться, они были взяты отсюда, никто из них не спасся бы. Касательно антихриста Павел высказывает и другую причину. Какую же именно? А ту, чтобы устранить всякую возможность извинения для иудеев. Какое бы могли иметь извинение те, которые, не приняв Христа, стали бы веровать в антихриста? Поэтому и говорит апостол: "да будут осуждены все, не веровавшие истине, но возлюбившие неправду" (да суд приимут ecu, не веровавшии истине, но благоволивший в неправде) (2 Фесе. 2: 12), т.е. антихристу. Ведь иудеи говорили, что не веровали Христу потому, что Он называл самого Себя Богом: "не за доброе дело хотим побить Тебя камнями, но за богохульство и за то, что Ты, будучи человек, делаешь Себя Богом" (камение не мещем на Тя, но о хуле яко Ты человек сый, твориши Себе Бога) (Иоан. 10: 33), хотя они и слышали, что Он наибольшее могущество приписывал Отцу и говорил, что пришел с Его соизволения, что и засвидетельствовал многими делами; что же они скажут, когда примут антихриста, который будет говорить, что он есть Бог и, ничего не упоминая об Отце, все будет делать вопреки Ему? Поэтому Христос, укоряя их, предсказывал, говоря: "Я пришел во имя Отца Моего, и не принимаете Меня; а если иной придет во имя свое, его примете" (Аз приидох во имя Отца Моего и не приемлете Мене; аще ин приидет во имя свое, того приемлете) (Иоан. 5: 43). Вот почему и допущен соблазн. Если ты говоришь, что есть соблазняющиеся, то я представлю тебе еще больше тех, которые прославились, и опять тебе скажу то же самое, что не должно, чтобы ради небрежения и лености других получили ущерб в воздаянии наград могущие бодрствовать и внимать и лишились из-за этого многочисленных венцов. Они не стали бы подвергаться испытанию, если бы не получали залогов награды за эту борьбу; если слабые и получают вред отсюда, то они не могут по крайней мере обвинять в этом кого-нибудь другого, а должны самих себя винить в падении, особенно в виду примера тех, которые не только не соблазнились, но сделались еще более славными и сильными.

Глава 13. Какими священниками пользовался Авраам, скажи мне, какими учителями? Какими назиданиями? Какими увещаниями, какими советами? Тогда не было еще ни Писаний, ни закона, ни пророков и ничего другого подобного: он плыл по неисследованному морю, шел неиспытанным путем, притом, и родившись в нечестивом доме и от нечестивого отца. Но ничто такое не повредило ему, а он просиял такой добродетелью, что и долго спустя, после пророков, после закона и долгого воспитания, которое посредством знамений и чудес Христос преподавал людям, – все это предваряя, он показал на деле именно искреннюю и горячую любовь, пренебрежение к деньгам, попечение о близких по рождению; попирая все земное, и отбросив славу и распущенную жизнь, он стал жить строже монахов, обитающих на вершинах гор. У него не было даже и дома, а была только палатка из листьев, едва способная прикрывать голову праведнику; будучи сам чужеземцем, он не пренебрегал гостеприимством, а сам будучи чужеземцем на чужбине, принимал тех, которые приходили в полдень, и служил им. Он служил им сам, и в этом добром деле соучастницей сделал и жену свою. А чего только он не сделал для своего племянника, хотя тот худо относился к нему, хотел захватить даже лучшую часть пастбища, и это – после предложенного ему выбора? Не пролил ли он из-за него и крови? Не вооружал ли всех домочадцев, не подвергал ли себя явной опасности? Когда ему приказано было оставить дом, отойти в чужую страну, не тотчас ли же он послушался? Оставляя и отечество, и друзей, и всех родственников, и веруя в повеление Божие, не оставил ли он все наличное, ожидая неизвестного с гораздо большей уверенностью, чем наличное, ради обетования Божия, которому он верил непреклонно? После всего этого, с наступлением голода, он опять сделался странником, и однако не боялся и не смущался, а опять проявил то же послушание, любомудрие и терпение, и отправился в Египет, и повинуясь голосу повелевающего Бога, не разлучен ли он был с своей женой, не видел ли он, как египтянин осквернял ее, насколько было возможно для него, и, будучи поражен в самое чувствительное место, не потерпел ли он того, что хуже самой смерти? Что может быть, скажи мне, тяжелее, как видеть, что жена, связанная с ним законом брака, после стольких обетовании похищена была у него варварским нечестием, введена внутрь царских палат и оскорблена? Если даже в действительности и не случилось так, то он все-таки ожидал этого, и все сносил мужественно, так что ни бедствия не смущали его, ни благоденствие не возгордило его, но и во времена бедственности он сохранил то же самое состояние духа. А когда обещан был ему сын, то не было ли бесчисленных препятствий, препятствий от самого разума? Но, преодолевая все их, подавляя все сомнения, не воссиял ли он верой? Когда же потом ему дано было повеление принести своего сына в жертву, не повел ли он его с великой скоростью, как будто вел его на брак как жениха? Как будто попирая самую свою природу и перестав быть человеком, не принес ли он эту странную и необычайную жертву и не один ли выдержал борьбу, не призывая к себе на помощь ни жены, ни домочадца, ни кого-либо другого? Он знал, хорошо знал высоту цели, тягость этого повеления, величие этой борьбы; поэтому один порешил совершить это дело и, совершив этот подвиг, получил венец и был провозглашен победителем. Какой священник наставлял его на это? Какой учитель, какой пророк? Ровно никто, но он сам имел благомыслящую душу, а ее и достаточно было во всех этих делах. А что было с Ноем? Какого имел он священника, какого учителя, какого наставника? Не один ли он, когда вся вселенная погрузилась в зло, шел противоположным путем, соблюдал добродетель, и так просиял, что при потоплении вселенной и сам спасся и других избавил от обуревающих опасностей доблестью собственной добродетели? Почему он сделался праведником, почему совершенным? Имел ли он какого священника или учителя? Никто не мог бы сказать, что имел. А сын его, хотя и имевший надлежащего учителя, именно, добродетель своего отца, пользуясь наставлениями и через дела, видя исход самых дел, имея урок и в погибели (рода человеческого) и в спасении своего семейства, был злым по отношению к нему, посмеялся над наготой родителя и отдал его на посмеяние. Видишь ли, что повсюду требуется благородство души? А что, скажи мне, было с Иовом? Каких пророков он слышал, каким ученьем он пользовался? Никаким. Однако и он, не имея ничего такого, с великим рвением проявлял все виды добродетели. Свое имение он делил с нуждающимися, и не только имение, но и самое тело. В своем дому он принимал странников и дом его принадлежал скорее последним, чем самому владельцу; крепостью же своего тела он помогал угнетаемым, силой и мудростью языка поражал клеветников и обнаруживал евангельское благоразумие, проявлявшееся во всех его делах. Смотри же: "блаженны нищие духом", – говорит Христос (Матф. 5: 3), а это он и оправдывал своими делами. "Если я пренебрегал, – говорит, – правами слуги и служанки моей, когда они имели спор со мною, то что стал бы я делать, когда бы Бог восстал? И когда бы Он взглянул на меня, что мог бы я отвечать Ему? Не Он ли, Который создал меня во чреве, создал и его и равно образовал нас в утробе?" (Аз же презрех суд раба моего, или рабыни, прящимся им предо мною: что бо сотворю, аще испытание сотворит мне Господь? Еда не якоже и аз бех во чреве, и тии быша? Бехом же в том же чреве) (Иов. 31: 13–15). "Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю" (Матф. 5: 5). А что кротче было того, о котором домочадцы говорили: "О, если бы мы от мяс его не насытились?" (кто убо дал бы нам от плотей его насытитися) (Иов. 31: 31), – так они сильно любили его. "Блаженны плачущие, ибо они утешатся" (Матф. 5: 4); и этой добродетели он не был чужд. Послушай, что он говорит: "Если бы я скрывал проступки мои, как человек, утаивая в груди моей пороки мои, то я боялся бы большого общества, и презрение одноплеменников страшило бы меня" (аще же и согрешая неволею не посрамихся народнаго множества, еже не поведах перед ними беззакония моего) (Иов. 31: 33–34). Человек такого настроения очевидно плакал с великим избытком. "Блаженны алчущие и жаждущие правды" (Матф. 5: 6). Смотри, и это с избытком исполнялось им: "Сокрушал, – говорит, – я беззаконному челюсти и из зубов его исторгал похищенное" (сотрох членовныя неправедных, от среды же зубов их грабление изъях) (Иов. 29: 17). "Я облекался в правду, и суд мой одевал меня, как мантия" (В правду же облачахся, одевахся же в суд яко в ризу) (там же, 14). "Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут" (Матф. 5: 7); а Иов был милостив не только в деньгах, не только в том, что одевал нагих, кормил алчущих, помогал вдовам, защищал сирот, исцелял раны, но и самым сочувствием души. "Не плакал ли я о том, кто был в горе? не скорбела ли душа моя о бедных?" (Аз же о всяком немощнем восплакахся, вздохнув же, видев мужа в бедах) (Иов. 30: 25). Как бы будучи общим отцом для всех несчастных, он приходил на помощь в несчастьи к одним, оплакивал бедствия других и обнаруживал милосердие в словах и делах, своим состраданием и своими слезами делаясь как бы общим покровом для всех. "Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят" (Матф. 5: 8). И это также оправдалось на нем. Послушай, что Бог свидетельствует о нем: "нет такого, как он, на земле: человек непорочный, справедливый, богобоязненный и удаляющийся от зла" (несть, яко он, на земли человек непорочен, истинен, благочестив, удаляяйся от веяния лукавыя вещи) (Иов. 1: 8). "Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное" (Матф. 5: 10). И в этом отношении он совершил великое множество подвигов и получил награды. Его не только гнали люди, но на него напал и сам начальник всякого зла, демон, который, употребив все свои козни, напал на него, изгнал его из дома и отечества, поверг на навоз, лишил всех денег, имений, детей, здоровья, самого тела, предав его самому жестокому голоду; после чего даже и некоторые из друзей его оскорбляли и растравляли раны его души. "Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах" (Матф. 5: 11, 12). И это блаженство оправдалось на нем с великой полнотой. Даже и близкие к нему люди тогда клеветали на него, говоря, что он наказан меньше, чем погрешил, возводили на него великие обвинения, ложные слова и тяжкие клеветы. Но он избавил их от угрожавшей им опасности тяжкого удара, нисколько не упрекая их за все сказанное ими. И здесь опять исполнилось над ним изречение: "любите врагов ваших… и молитесь за обижающих вас" (любите враги ваша, молитеся за творящиж вам напасти) (Матф. 5: 44). И он любил своих врагов, молился за них, утишал гнев Божий и искупил грехи их; хотя не имел возможности слышать ни пророков, ни евангелистов, ни учителей, ни кого-нибудь другого, кто бы наставлял его добродетели. Видишь ли, каково благородство души, и как она бывает достаточно добродетельна, хотя бы не пользовалась никаким попечением? Между тем самые предки его не только не были благочестивы, но отличались великим злом. О предке именно его говорил Павел: "Чтобы не было [между вами] какого блудника, или нечестивца, который бы, как Исав, за одну снедь отказался от своего первородства" (да не кто блудодей, или сквернителъ, яко же Исав, иже за ядь едину отдал есть первородство свое) (Евр. 12: 16).

Глава 14. А что, скажи мне, было с апостолами? Не случались ли с ними тысячи соблазнов? Послушай, что говорит Павел: "Ты знаешь, что все Асийские оставили меня; в числе их Фигелл и Ермоген" (веси ли сие, яко отвратишася от мене ecu иже от Асии, от них же есть Фигелл и Ермоген) (2 Тим. 1: 15). Не пребывали ли эти учители в узах? Не подвергались ли оковам? Не терпели ли всякого зла от домашних, как и от чужих? Не вторгались ли в паству после них и вместо них лютые волки? Не предсказывал ли это Павел ефесянам, призвав их в Милет? "Ибо я знаю, что, по отшествии моем, войдут к вам лютые волки, не щадящие стада; 30 и из вас самих восстанут люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников за собою" (Аз бо вем сие, яко по отшествии моем внидут волцы тяжцы в вас, не щадящии стада. И от вас самех востанут мужие, глаголющии развращенная, еже отторгати ученики в след себе) (Деян. 20: 29, 30). Разве медник Александр не причинял ему тысячей неприятностей, повсюду гоня его, восставая и нападая на него и повергая его в такие бедствия, что он и ученика своего предостерегал от этого, говоря: "Берегись его и ты, ибо он сильно противился нашим словам" (от него же и ты себе блюди: зело бо противится словесем нашим) (2 Тим. 4: 15). А разве весь народ галатский не был совращен тайными лжебратьями и увлечен в иудейство? А разве не в начале самой проповеди Стефан, слова которого текли сильнее рек, всех приводя в молчание и заключая нечестивые уста иудеев, и который не находил себе противника, так что никто не мог противостоять ему, когда он ниспровергал иудейское учение, одерживал светлые трофеи и блистательные победы, – этот благородный муж, мудрец и исполненный благодати, принесший такую пользу церкви, хотя и не долго трудился в деле проповеди, разве он не был внезапно взят и осужден, и казнен как богохульник? А что было с Иаковом? Не в самом ли начале взят он был, так сказать, со своего поприща и обесчещенный, отдан Иродом в руки иудеев, так что потерял жизнь, такой-то столп, и такое-то утверждение истины? Многие ли тогда не смущались этим событием? Но стоявшие продолжали стоять и даже еще более укреплялись. Послушай, что говорит Павел в своем послании к филиппийцам: "Желаю, братия, чтобы вы знали, что обстоятельства мои послужили к большему успеху благовествования, так что узы мои о Христе сделались известными всей претории и всем прочим, и большая часть из братьев в Господе, ободрившись узами моими, начали с большею смелостью, безбоязненно проповедывать слово Божие" (разумети же хощу вам братие, яко яже о мне паче во успех благовествования приидоша: яко узы мои явлены, о Христе быша во всем судищи и в прочих всех: и множайшии братия о Господе надеявшиися о узах моих, паче дерзают без страха слово Божие глаголати) (Фил. 1: 12–14). Видишь ли ты это мужество? Видишь ли дерзновение? Видишь ли твердость души? Видишь ли любомудрие настроения? Видя, что их учитель заключен в темницу и узы, подвергался пыткам и побоям и терпел бесчисленное множество подобных вещей, они не только не смущались и не волновались, но получали еще больше дерзновения, страданиями учителя возбуждались еще к большей ревности в борьбе. "Но, – скажешь ты, – другие падали". Не противоречу и я этому, потому что ввиду всего совершившегося необходимо было многим и пасть; но что я уже говорил и не перестану говорить, скажу и теперь. Все это праведники должны приписывать себе, а не природе вещей. Отходя отсюда, Христос оставил нам такое наследие, говоря: "В мире будете иметь скорбь" (в мире скорбни будете) (Иоан. 16: 33), и еще: "и поведут вас к правителям и царям" (и пред владыки же и цари ведени будете) (Матф. 10: 18), и еще: "наступает время, когда всякий, убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу" (приидет час, да всяк, иже убиет вы, возмнится службу приносити Богу) (Иоан. 16: 2). Напрасно поэтому повсюду указываешь ты мне на соблазняющихся; всегда случалось то же самое. Да и что и говорить об апостолах? Сколько было людей, которые соблазнились у самого креста общего всем нам Господа и, сделавшись более злыми и дерзкими, проходя, издевались над Ним, говоря: "Разрушающий храм и в три дня Созидающий! спаси Себя Самого; если Ты Сын Божий, сойди с креста… и уверуем в Него" (разоряяй церковь и тремя денми созидаяй, спасися сам: аще Сын ecu Божий, сниди со креста и уверуем в Тя) (Матф. 27: 40). И однако они не имели себе извинения в кресте, потому что во всем этом их обвиняет разбойник. И он также видел, как распинали (Христа), и не только не соблазнился, но и получил отсюда больше повода для любомудрия и, победив все человеческое и вознесшись на крыльях веры, любомудрствовал о будущем. Видя Христа оскорбляемым, бичуемым, осмеиваемым, пьющим желчь, биенным, отвергаемым народом, осужденным на судилище, присужденным к смерти, он ничем этим не смутился; но, видя крест и вбиваемые гвозди, видя все издевательства, совершаемые развращенным народом, сам он пошел прямым путем, говоря: "помяни меня во царствии твоем" (Лук. 23: 42). И этим он заставил смолкнуть обвинителя, исповедывал собственные грехи и любомудрствовал о воскресении, хотя не видел, ни как мертвые воскресали, ни как прокаженные очищались, ни как утишалось море, изгонялись демоны, умножались хлебы, ни всего того, что видел народ иудейский, и несмотря на все это, распял Христа. Видя Христа уничиженным, он исповедывал в нем Бога, вспомнил о царствии и размышлял о будущем; а они, видев, как Христос совершал чудеса, наслаждаясь учением Его и через слова и через дела, не только не получили пользы, но и поверглись в крайнюю бездну погибели, вознеся Его на крест. Видишь ли, что неразумные и негодные не получают пользы даже и от добра; благоразумные же и бдительные получают величайшую пользу и от того, чем соблазняются другие. То же самое можно видеть и на Иуде, и на Иове. Иуда не получил спасения даже от Христа, спасшего вселенную, а Иов не потерпел вреда даже и от губительного диавола. Но один из них, перенося тысячи зол, получил венец, а другой, видя чудеса и сам совершая их, воскрешая мертвых и изгоняя бесов (ведь и он имел такую власть), слыша множество поучений о царствии и геенне, принимая участие в таинственной трапезе, будучи допущен к страшной вечери и вообще пользуясь таким же благоволением и промышлением, каким пользовались Петр, Иаков и Иоанн, и даже еще большими, – после всего такого благоволения и снисхождения, каковыми пользовался в избытке, так как ему были поручены даже и деньги для нищих, после всего этого, он все-таки впал в безумие и, через сребролюбие поддавшись сатане, по собственной воле сделался предателем и совершил величайшее из зол, продав за тридцать сребреников такую кровь и предав Господа коварным поцелуем. Кто бы не соблазнился этим, совершенным со стороны ученика, предательством? А что сказать о обитателе пустыни, о плоде бесплодной, о сыне Захарии, который, удостоившись крестить тую святую и страшную голову, делается Предтечей собственного Господа? Когда он пребывал в темнице, был усечен и сделался предметом награды для блудной плясуньи, как многие соблазнялись тогда! Но что я говорю – тогда? Как многие и теперь, после столь долгого времени, слыша это, соблазняются! Да что говорить об Иоанне, об его темнице, его усекновении? Зачем обращаться к служителям, когда можно обратиться к самому Господу?

Глава 15. А крест Христов, искупивший вселенную, рассеявший заблуждение, землю превративший в небо, рассекший узы смерти, сделавший ад ненужным, разрушивший твердыню диавола, закрывший уста демонам, обративший людей в ангелов, разрушивший жертвенники и ниспровергший капища, насадивший на земле новое и необычайное любомудрие, произведший бесчисленные блага, страшные, великие и возвышенные, – разве он не был соблазном для многих? Разве Павел не взывает ежедневно, говоря и не стыдясь: "а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие" (мы же проповедуем Христа распята иудеем убо соблазн, еллином же безумие) (1 Кор. 1: 23). Но что же, скажи мне, неужели не нужно было являться Христу, не нужно было приносить эту страшную жертву? Неужели не нужно было совершать этих спасительных дел – потому только, что это было соблазном для погибающих, и тогда, и после того, и на все времена? Кто настолько безумен, кто настолько нелеп, чтобы говорить это? Здесь нужно иметь в виду не соблазняющихся, сколько бы их ни было, а спасенных, исправленных и наслаждающихся любомудрием, и не нужно говорить что-либо о соблазняющихся, потому что они должны приписывать это самим себе; так то же самое и теперь. Соблазн произошел не от природы самого креста, а по причине самих соблазняющихся, почему и говорит Павел: "для самих же призванных, Иудеев и Еллинов, Христа, Божию силу и Божию премудрость" (самим же званным, иудеем же и еллином, Христа Божию силу и Божию премудрость) (там же, 24). Ведь и солнце причиняет вред больным глазам, но что же отсюда? Неужели не должно быть солнцу? Мед кажется горьким для больных. Что же, неужели и его надо удалить? Не были ли сами апостолы для одних запахом смертоносным на смерть, а для других запахом жизни на жизнь (2 Кор. 2: 16)? Равным образом, ввиду погибающих, разве не должно живым наслаждаться таким попечением? Самое пришествие Христа, наше спасение, источник благ, жизнь, бесчисленные благодеяния, скольких людей обременяли они, скольких лишили извинения и снисхождения? Не слышишь ли, что говорит Христос об иудеях: "Если бы Я не пришел и не говорил им, то не имели бы греха; а теперь не имеют извинения во грехе своем" (аще не бых пришел и глаголал им, греха не быша имели, ныне же извинения не имут о гресе своем) (Иоан. 15: 22). Что же? Так как после Христова пришествия грех их сделался неизвинительным, так неужели из-за этих злых Он не должен был приходить ради тех, которые имели воспользоваться благом? Кто бы сказал это? Конечно никто, кроме крайне неразумных. А сколько людей, скажи мне, соблазнились вследствие самых Писаний? Сколько ересей возникло под предлогом их? Так неужели следовало бы уничтожить Писания ради соблазнившихся? Или не следовало бы давать их с самого начала? Отнюдь нет; но всем следовало давать ради тех, которые имели получить от них пользу. Соблазнившиеся (опять я не перестану говорить это) пусть сами себе приписывают соблазны; а для тех, которые имели получить от них величайшую пользу, разве не было бы великой несправедливостью, если бы по причине неразумия и нерадения других и те, кто имели бы получить от них великую пользу, были бы лишены этой пользы? Итак, не говори мне о погибающих, потому что, как я уже сказал в предшествующей беседе, никто из тех, которые сами себе не вредят, не получают вреда и от других, хотя бы подвергалась опасности самая их жизнь.

Глава 16. Какой вред, скажи мне, получил Авель, убитый братской рукой и потерпевший безвременную и насильственную смерть? Не больше ли он получил пользы, приобретя блистательнейший венец? Какой вред получил Иаков, столько потерпевший от своего брата, сделавшийся лишенным отечества беглецом, странником и рабом, и доведенный до крайнего голода? Сколько потерпел Иосиф, подобным же образом лишенный отечества и дома, сделавшийся пленником, рабом и узником, подвергавшийся крайним опасностям и перенесший столько клевет? Что потерпел Моисей, столько раз оскорбляемый своим народом, при чем те самые, которым он благодетельствовал, строили ему козни? А что было с пророками, которые все терпели зло от иудеев? Что было с Иовом, на которого восставал диавол с бесчисленными кознями? Что было с тремя отроками? Что с Даниилом, которому угрожала крайняя опасность его жизни и свободе? Что было с Илией, который, живя в крайней бедности, гонимый, угнетаемый, пребывая в пустыне, всегда был беглецом и странником? Что было с Давидом, который столько потерпел сначала от Саула, а после и от собственного сына? Разве не больше просиял он, перенося самые крайние бедствия, чем когда наслаждался благоденствием? А что было с Иоанном, пострадавшим через усекновение? Что было с апостолами, из которых одни были умерщвлены, а другие подвергались всевозможным бедствиям? Что было с мучениками, которые испускали дух среди ужасных мучений? Не все ли они тогда именно особенно и просиявали, когда подвергались испытаниям, когда подвергались наветам, когда мужественно выдерживали крайнюю бедственность?

Глава 17. Прославляя общего нам Господа за все другое, не особенно ли мы прославляем Его, восторженно восхваляем за крест, за эту бесславную смерть? Не выставляет ли Павел признаком Его любви к нам то именно, что Он умер, что Он умер за людей? Не говоря о небе, земле, море, об всем другом, что сотворил Христос для нашей пользы и наслаждения, он постоянно возвращается к кресту, говоря: "Но Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками" (составляет же Свою любовь к нам Бог, яко еще грешником сущим нам Христос за ны умре) (Римл. 5: 8). И отсюда он подает нам добрые надежды, говоря: "Если, будучи врагами, мы примирились с Богом смертью Сына Его, то тем более, примирившись, спасемся жизнью Его" (аще бо врази бывше примирихомся Богу смертию Сына Его, множае паче примирившеся спасемся в животе Его) (Римл. 5: 10). Не этим ли особенно он и сам хвалится, много размышляет, ликует и восторгается от удовольствия, так говоря в послании к галатам: "А я не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа" (мне же да не будет хвалитися токмо о кресте Господа нашего Иисуса Христа) (Гал. 16: 14), И что удивляешься, если Павел ликует, восторгается и хвалится этим? Сам Христос, потерпевший столько, называет это дело славой: "Отче, – говорит Он, – пришел час, прославь Сына Твоего" (Отче, прииде час, прослави Сына Твоего) (Иоан. 17: 1), и ученик, написавший это, говорит: "ибо еще не было на них Духа Святаго, потому что Иисус еще не был прославлен" (не убо бе Дух Святый, яко Иисус не у бе прославлен) (Иоан. 7: 39), разумея под славой крест. Когда же хотел показать им Его любовь, то о чем говорил? О чудесах ли, знамениях и необычайных действиях? Отнюдь нет; но указывает на крест, говоря: "Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную" (тако бо возлюби Бог мир, яко и Сына Своего единородного дал есть, да всяк веруяй в Онь, не погибнет, но иматъ живот вечный) (Иоан. 3: 16). И Павел тоже говорит: "Тот, Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас, как с Ним не дарует нам и всего?" (иже убо Своего Сына не пощаде, но за нас всех предал есть Его; како убо не и с Ним вся нам дарствует) (Рим. 8: 32). А когда хочет привести к смирению, то, делая увещания, он говорит так: "Если [есть] какое утешение во Христе, если [есть] какая отрада любви, если [есть] какое общение духа, если [есть] какое милосердие и сострадательность, то дополните мою радость: имейте одни мысли, имейте ту же любовь, будьте единодушны и единомысленны; ничего [не делайте] по любопрению или по тщеславию, но по смиренномудрию почитайте один другого высшим себя" (аще убо кое утешенее о Христе, или аще коя утеха любве, аще кое общение духа, аще кое милосердие и щедроты, исполните мою радость, да тожде мудрствуете, ту же любовь имуще, единодушии, единомудренни: ничтоже по рвению или тщеславию, но смиренномудрием друг друга честию болша себе творяще) (Фил. 2: 1–3), затем, давая совет, говорит: "Ибо в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе: Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной" (сие бо да мудрствуется в вас, еже и во Христе Иисусе: Иже во образе Божий сый не восхищением непщева быти равен Богу: но Себе умалил, зрак раба приим, в подобии человечестем быв, и образом обретеся яко же человек, смирил Себе, послушлив быв даже до смерти, смерти же крестныя) (Фил. 2: 5–8). И опять, рассуждая о любви, говорит следующее: "и живите в любви, как и Христос возлюбил нас и предал Себя за нас в приношение и жертву Богу, в благоухание приятное" (и ходите в любви, якоже и Христос возлюбил есть нас, и предаде Себе за ны приношение и жертву Богу в воню благоухания) (Еф. 5: 2). Увещевая жен к единомыслию с мужьями, он говорит: "Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее" (мужие, любите своя жены, якоже и Христос возлюби церковь, и Себе предаде за ню) (Еф. 5: 25). Затем и сам Христос, показывая, насколько Он стремился к этому и насколько жаждал страданий, когда первый из апостолов, основание церкви, глава сонма учеников, по неведению сказал: "Будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою!" (милосерд Ты Господи; не имать быти Тебе сие), – послушай, что Он отвечал ему: "Отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн!" (иди за Мною, сатано, соблазн Ми ecu) (Матф. 16: 22, 23). Самой строгостью этого укора Он показывает, с каким рвением стремился Он к этому делу. Свое воскресение Он совершил тайно и в сумраке, предоставляя свидетельство о нем последующему времени; крест же Он потерпел на виду всего города, в самый праздник, среди народа иудейского, в присутствии обоих судилищ – римского и иудейского, при стечении всех на праздник, среди дня, на виду всей вселенной. А так как все происходившее видели только присутствующие, то Он повелел затмиться солнцу и возвестить об этом злодеянии по всей вселенной. Хотя для многих, как я сказал, это сделалось соблазном, но нужно обращать внимание не на них, а на спасенных, на избавленных. И что ты удивляешься, если в настоящей жизни крест так славен, что Христос называет его славой, и Павел хвалится им. В тот страшный и ужасный день, когда Он придет показать славу Свою, когда явится во славе Отца Своего, когда настанет страшный суд, когда весь род человеческий предстанет перед Ним, когда реки взволнуются, когда ангелы и высшие силы внезапно снизойдут вместе с Ним, когда будут раздаваться бесчисленные награды, когда одни просияют как солнце, а другие как звезды, когда явятся сонмы мучеников и апостолов, когда выступят ряды пророков и сонмы благородных мужей, – тогда именно, в этом блеске, в этом сиянии придет и Он, испуская блистательные лучи. "Тогда, – говорит Писание, – явится знамение Сына Человеческого на небе, солнце померкнет, и луна не даст света своего (явится знамение Сына человеческого на небеси, солнце померкнет и луна не даст света своего) (Матф. 24: 30, 29). О, блеск страдания, о светлость креста! Солнце помрачается и звезды падают как листья, крест же сияет светлее всех их, наполняя все небо. Видишь ли, как прославляется этим Господь, как Его уничижение превращается в славу, когда в тот день Он явится перед всей вселенной с таким блеском?

Глава 18. И ты также, когда увидишь, что некоторые соблазняются случившимся, прежде всего подумай о том, что соблазн происходит не отсюда, а от собственной слабости, о чем свидетельствуют те, которые не подвергаются соблазну. Потом обрати внимание и на то, что вследствие этого многие особеннно просияли, прославляя Бога с великим усердием, благодаря Его за это. Поэтому, смотри не на падающих, а на мужественно стоящих, на пребывающих неподвижными и на делающихся более сильными; не на тех, которые боятся, но на тех, которые плывут по прямому направлению, и плывущих прямо гораздо больше. Но если бы даже и больше было первых, то лучше один делающий волю Божию, чем тысячи беззаконных.

Глава 19. Подумай, сколько людей удостоилось мученического венца. Одни были бичуемы, другие ввергались в темницу, иные заключались в оковы, как злодеи, иные изгонялись из отечества, иные лишались имущества, иные высылаемы были на чужбину, иные терпели смерть, – одни и действительно, а другие хотя бы только в намерении. И когда они видели, как изготовлялись на них копья, точились мечи, так что они ежедневно находились под ударами новых угроз, как начальники, пылая гневом, угрожали им смертью, выставляли перед ними тысячи всяких пыток и наказаний, они и тогда не падали и не смущались, но неподвижно стояли (как) на скале, готовые все это перенести и потерпеть, только бы не участвовать в беззаконии совершающих зло, – и не только мужи, но и жены. Эту борьбу выдерживали и женщины, и часто даже мужественнее самих мужчин. И не только женщины, но и юноши, и даже дети. Итак, скажи мне, неужели весь этот сонм мучеников мало пользы принес церкви? Все они мученики; ведь мучениками были не только те, которых влекли в судилище, которым приказывали приносить жертвы, и они, оставаясь непреклонными, потерпели все это, но и те, которые готовы были потерпеть все из-за благоугождения Богу. И если внимательно рассмотреть, то последние даже более, чем первые. Ведь не одно и то же, когда кто-нибудь, имея избирать между мучениями и вечной погибелью своей души, терпит все, чтобы не погибнуть, и когда кто за меньшее добро терпит то же мучение. Что мученический венец получают не только потерпевшие муку, но и те, которые готовы к ней, и даже, как я сказал прежде, потерпевшие за меньшее суть большие мученики, это я попытаюсь доказать на основании изречения Павла. Приступив к перечислению просиявших среди предков, блаженный Павел, начав с Авеля, затем переходит к Ною, Аврааму, Исааку, Иакову, Моисею, Иисусу (Навину), Давиду, Самуилу, Илие, Елисею, Иову, и говорит так: "Посему и мы, имея вокруг себя такое облако свидетелей" (темже убо и мы толик имуще облежащ нас облак свидетелей) (Евр. 12: 1). Между тем, не все они в действительности были умерщвлены, а вернее ни один из них, кроме двух-трех, например Авеля, Иоанна, а другие все закончили жизнь собственной смертью. Сам Иоанн был умерщвлен не за то, что ему приказывали принести жертву и он не послушался, не за то, что он, приведенный к жертвеннику, не хотел поклониться идолу, а за одно только слово. Он говорил Ироду: "не должно тебе иметь жены Филиппа, брата твоего" (Матф. 14: 4). За это он ввергнут был в темницу и потерпел смерть. Но если за обличение незаконного брака, каковой он видел перед собой (ведь он даже не исправил совершаемого греха, а только говорил и не хотел перестать), – если за то только, что говорил, не делая ничего больше, он считается мучеником и даже первым из мучеников, за то, что был усечен, то потерпевшие столько наказаний и выступавшие не против Ирода, а против властелинов всей вселенной, и противившиеся не беззаконному браку, а защищавшие законы отечества и правила церкви, словами и делами, обнаруживавшие мужество, подвергавшиеся смерти ежедневно – и мужи, и женщины, и дети, то разве они не были бы достойны причисления к сонму мучеников? Так, Авраам, который в действительности и не умертвил своего сына, а умертвил его только в своем намерении, услышал говорящий свыше голос: "не пожалел сына твоего, единственного твоего, для Меня" (не пощадел ecu сына твоего возлюбленнаго Мене ради) (Быт. 22: 12). Так всегда намерение, когда оно исходит из добродетели, получает полный венец. Если же тот, кто не пощадил сына, провозглашен был таковым, то те, которые не щадили самих себя, подумай, какую получат они награду за то, что не один, не два и не три дня, а в течение всей своей жизни твердо исполняли повеления, подвергаясь поношениям, оскорблениям, бедствиям и клеветам. А это немалая заслуга. Поэтому и Павел, восторгаясь ею, говорит: "то сами среди поношений и скорбей служа зрелищем [для других], то принимая участие в других, находившихся в таком же [состоянии]" (ово убо поношенми и скорбми позор бывше, ово же общницы бывше живущым тако) (Евр. 10: 33). Что же говорить о тех, которые не только сами умирали, но и побуждали к стойкости и других мужей и жен? Апостол восхваляет их. Многие раздавали свои имущества, чтобы доставить некоторое утешение узникам и изгнанникам в постигшем их бедствии, и с радостью принимали расхищение их имуществ, по слову апостольскому; другие лишались то отечества, то самой жизни. Поэтому, видя такое богатство, такую пользу для церкви, видя, сколько собрано сокровищ, видя, как раньше павшие сделались потом сильнее огня и, избегая театров, удаляются в пустыни и превращают долины и горы в церкви, видя, как никто не пасет стада, а между тем овцы соблюдают порядок как при пастухах, как воины в отношении мужества и стойкости соблюдают порядок при военачальнике, и все с надлежащей ревностью и тщательностью исполняют повеления, неужели ты не удивишься и не поразишься, какое отсюда произошло благо? Не только живущие благочестиво, но многие из тех, которые увлекались зрелищами и ристалищами, охваченные ревностью сильнее огня, оставили все это безумство, пошли против самих мечей, привлекаемые к начальникам и подвергаемые пыткам насмехались над угрозами, показывая, какова сила добродетели и как самый негодный человек, когда он раскается и обратится, возвышается до свода самого неба. Видя такие подвиги, столько сплетаемых венков, такое назидание, – откуда, скажи мне, может явиться соблазн? "От погибших", – скажет кто-нибудь. Но как я уже сказал и не перестану говорить, эту причину своей погибели они должны приписывать сами себе. Это именно показало вам все изложенное слово. Но я укажу и на другое благо. Как многие из тех, которые носят маску благочестия и которые имеют прозрачную честность, почитаются великими, хотя и не состоят таковыми, как многие из них внезапно в наше время разоблачались и, обличенные в своем обмане, являлись таковыми, каковы они есть, а не такими, как они ложно и обманно хотели казаться? Между тем, весьма и весьма полезно различать тех, которые покрыты лишь овечьей шкурой, и волков, скрывающихся так, не смешивать с действительными овцами. Это время сделалось печью, которая обличила монету, имеющую в себе медь, расплавляла олово, сжигала солому, ложно придававшую больше цены драгоценным веществам. На это именно указывает и Павел, говоря: "надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные" (подобает бо и ересем в вас быти, да искуснии явлени бывают в вас) (1 Кор. 11: 19).

Глава 20. Итак, не смущайся этим – ни тем, что священники теперь, сделавшись негодными, свирепее всякого волка набрасываются на паству, ни тем, что начальники и правители обнаруживают большую жестокость. Вспомни, что с апостолами случалось нечто еще более жестокое. Тогда именно скипетроносец, будучи тайной беззакония (как назвал его Павел), совершал все виды зла, всех увлекал ко злу; однако и он не мог повредить ни церкви, ни благородным тем мужам, а сделал их еще более славными; священники же иудейские были так негодны и лукавы, что нужно было запрещать народу ревностно следовать их жизни: "На Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи; итак все, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте; по делам же их не поступайте" (на Моисеове седалищи седоша книжницы и фарисее: вся убо, елика аще рекут вам блюсти, соблюдайте и творите: по делом же их не творите) (Матф. 23: 2–3). Что может быть лукавее священников, ревность в подражании которым оказывается гибельной, и однако, несмотря на то, что тогда властвовали такие люди, лица просиявшие, увенчанные, не только не потерпели никакого вреда, а прославились еще больше. Поэтому не нужно удивляться тому, что произошло. Повсюду испытания бодрствующим приходят и от своих, и от чужих. Так и Павел, видя целые тучи надвигающихся на них опасностей и боясь, чтобы некоторые из учеников не устрашились, в своем послании говорил: "И послали Тимофея, брата нашего и служителя Божия и сотрудника нашего в благовествовании Христовом, чтобы утвердить вас и утешить в вере вашей, чтобы никто не поколебался в скорбях сих: ибо вы сами знаете, что так нам суждено" (и послахом Тимофея, яко ни единому смущатися в скорбех сих: сами бо весте, яко на сие лежим) (1 Фес. 3: 2–3). Сказанное же означает: "Такова наша жизнь, таково свойство апостольского призвания – чтобы переносить бесчисленные бедствия". "Так нам суждено" (Яко на сие лежим), – говорит он. Что такое – "Так нам суждено"? Как съестные припасы предназначены для того, чтобы идти в продажу, так и апостольская жизнь для того, чтобы подвергаться поношению, терпеть всякое зло, никогда не успокаиваться, никогда не иметь облегчения. Но бдительные не только не терпят отсюда никакого вреда, но и получают большую пользу. Поэтому апостол восхваляет их, узнавши, что они стояли мужественно. И о других говорит, что они, ободренные его узами и его оковами, дерзали безбоязненно проповедовать. А что было, скажи мне, во времена Моисея? В варварской стране не попустил ли Бог волхвам показать свою силу? Не эту ли историю припоминает Павел, говоря: "Как Ианний и Иамврий противились Моисею, так и сии противятся истине" (яко же Ианний и Иамврий противистася Моисею, такоже и сии противляются истине) (2 Тим. 3: 8). Так всегда не было недостатка в соблазнах, равно как не было недостатка и в увенчанных ради них. Обо всем этом поразмысли, и не об этом только, а и о том, какая польза была от этого. Посмотри и на то, что есть и другие непостижимые причины для этого; ведь не все возможно нам знать, но (несомненно), что за бедствиями следуют события гораздо более благоприятные и совершаются чудесные дела. Так сначала Иосиф находился в бедствии, и долго совершались события, казавшиеся противными обетованию; но потом произошло даже больше того, что было обещано. И на кресте не тотчас же и не сначала совершилось избавление, но сначала предшествовал соблазн, и если с целью удивить и исправить злодеев и было несколько знамений, то все они вскоре исчезли. Если и разорвалась завеса в храме, камни распались и солнце помрачилось, то все это произошло в течение одного дня, и вскоре было забыто многими. После же этого вскоре апостолы, находясь в бегстве, в гонении, в борьбе, в наветах, скрываясь, трепеща и подвергаясь опасностям, проповедывали слово (Божие); народ иудейский, будучи в это время в силе, гнал, преследовал, терзал и мучил верующих, и так как заодно с ними были и начальники, то ежедневно они хватали и влекли апостолов (в судилища). Да что я говорю о народе и начальниках иудейских? Один делатель палаток, занимавшийся выделкой кож, именно, Павел (а что может быть пустее делания палаток?) объят был таким безумством, что хватал мужей и жен и отдавал под стражу. И Распятый, видя все это, попускал ему. Но посмотри, как впоследствии этот самый гонитель превзошел всех (в вере) и его деятельность просияла ярче солнца, и обняла всю вселенную.

Глава 21. Если же скажешь: "Для чего в Ветхом и Новом Завете допускается столько опасностей и столько наветов?" – то узнай и причину этого. Какая же это была причина? Настоящая жизнь есть ристалище, упражнение и борьба, печь, мастерская для добродетели. Как кожевник, получая кожи, сначала разминает их, растягивает, колотит, бьет о стены и камни, и через тысячи разных приспособлений делает их пригодными для окраски, и потом придает им хороший цвет; и как мастера золотых дел бросают золото в огонь, подвергают его пробе в печи, так чтобы сделать его наиболее чистым; и как воспитатели юношей упражняют их на ристалищах посредством различных трудов, давая им более сильных противников, чтобы они, все исполняя при упражнении с телами учителей, могли оказаться стойкими и в действительной борьбе, способными встретить противников и легко поразить их, так действует и Бог в настоящей жизни: желая приготовить души к добродетели, Он и угнетает их, и удручает, и подвергает самым тяжелым испытаниям, так чтобы падающих и слабых устранить, а людей достойных сделать еще более достойными, недоступными для наветов демона и для сетей диавола, и особенно всех достойными получения будущих благ. "Человек, – говорит Писание, – не перенесший испытаний, не обладает опытностью", как и Павел говорит: "от скорби происходит терпение, от терпения опытность" (скорбь терпение соделовает, терпение же искусство) (Римл. 5: 3, 4). Чтобы сделать нас более твердыми и терпеливыми, Бог попускает всякие испытания на нас. Поэтому Он попустил Иову перенести всякие бедствия, чтобы он сделался еще более опытным в добродетели и заградил уста диавола; потому же Он удручал и апостолов, чтобы они сделались более мужественными и обнаруживали собственную силу. А это причина немалая. Поэтому и Павлу, когда он искал облегчения и отдыха от обуревающих зол, Он сказал: "довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи" (довлеет ти благодать Моя: сила бо Моя в немощи совершается) (2 Кор. 12: 9).

Глава 22. Даже и те, кто еще не приняли учения христианского, могут получить отсюда великую пользу, если будут внимательны. Видя, как праведники сносили несправедливости, терпели оскорбления, были заключаемы в темницы, подвергались клеветам, окружались кознями, были обезглавливаемы, сжигаемы, бросаемы в море, и не устрашались никакого бедствия, подумай, с каким удивлением относились к этим чудесным борцам и тогдашние и теперешние люди. Все случившееся не только не причиняет соблазна людям бдительным, но и оказывается источником многого назидания. Поэтому и Павел услышал, что "сила Моя в немощи совершается". Это можно встретить и в Ветхом и в Новом Завете. Подумай, что должен был испытать Навуходоносор, когда на глазах столь многочисленного войска он был побежден тремя отроками, тремя рабами, тремя пленниками, обремененными цепями, преданными пламени, не в состоянии был распорядиться телами трех порабощенных и подвластных ему отроков, лишенных отечества, свободы, чести, власти, имущества, поселенных вдали от родины. Если же бы не случилось этого испытания, не было бы и столь светлой награды, не было бы столь блистательного венца. Подумай, что должен был испытать Ирод, когда он, будучи обличаем узником, видел, что этот узник вследствие уз не только не потерял своего дерзновения, а напротив – предпочитал скорее погибнуть, чем отказаться от прекраснейшего дара – свободы слова. Подумай, что всякий, видя или слыша это, из живших ли тогда, или родившихся позже, при всей своей немощи, если только обладает хотя слабым умом, получает отсюда величайшую пользу. Не говори мне о поступках людей неразумных, которые ленивы и преданы плоти, и легче листьев (носимых ветром). Таковые падают не только от великих бедствий, но и почти от всего, что происходит вокруг их, как это было с народом иудейским, который, и вкушая манну, и вкушая хлеб, одинаково был недоволен, и находясь в Египте, и будучи избавлен от Египта, в присутствии Моисея и по его отшествии. Но указывай на тех, которые внимательны, которые бодрствуют, и сообрази, какую они могут извлекать отсюда пользу, видя душу бесстрастную, разум не порабощенный, язык дерзновенный, человека, который, будучи пустынножителем, торжествует над царем; будучи узником, не уступает; будучи усекаем, не молчит. Не останавливайся даже и на этом, а исследуй и то, что было потом. Ирод усек, а Иоанн был усечен. Кто же из них ублажается всеми? Кто считается ревнителем? Кто прославляется? Кто увенчивается? Кто восхваляется? Кто славословится? Кто служит предметом удивления? Кто обличает доселе? Не тот ли, кто в каждой церкви провозглашает: "не должно тебе иметь жену брата твоего Филиппа" (Матф. 14: 4)? А (Ирод) разве не осуждается и после своей кончины за свое прелюбодейство, беззаконие и безумство? Пойми после всего сказанного, какова сила узника, какова слабость тирана. Последний не мог заставить смолкнуть и одного языка, а уничтожая его, он на место него и вместе с ним открыл тысячи уст. А Иоанн тотчас же стал устрашать его и после казни (ведь совесть Ирода потрясалась таким страхом, что он стал думать, будто Иоанн, воскресши из мертвых, начал творить чудеса), и теперь, в течение всего времени, он обличает всю вселенную и через самого себя и через других. Каждый, читая это Евангелие, говорит: "не должно тебе иметь жену брата твоего Филиппа"; да и помимо Евангелия, в собраниях и обществах, в домах и на рынке, повсюду, хотя бы ты пошел в страну персов, хотя бы в страну индийцев, хотя бы в страну мавров, хотя бы в любую страну, в которой светит солнце, и до самых последних пределов ее, везде услышишь ты этот голос и увидишь, как праведник тот еще и теперь вопиет, проповедует, обличает зло тирана, и никогда не молчит, так что и самая продолжительность времени не ослабляет его обличений. Какой же вред получил этот праведник от своей кончины? Что вредного от насильственной смерти? Что от уз? Что от темницы? Не исправил ли он людей благоразумных тем, что он говорил там, что он выстрадал там, и теперь проповедуя то же, что проповедовал и при жизни? Поэтому не говори – "почему допущено ему было умереть?" Это была не смерть, а венец, не кончина, а начало лучшей жизни. Научись же любомудрствовать, и не только не получишь никакого вреда из всего этого, а получишь величайшую пользу.

А что сказать о египтянке? Не обвиняла ли она Иосифа? Не распространяла ли о нем худой славы? Не оклеветала ли его? Не ввергла ли его в темницу? Не подвергала ли его крайней опасности? Не хотела ли погубить, когда он был у нее? Но какой вред ему был тогда, или теперь? Подобно тому, как горячие угли, скрытые под соломой, сначала кажутся потухшими, но внезапно начинают пожирать лежащее над ними, и воспламеняемые этой самой соломой, высоко выбрасывают пламя, так и добродетель, которая казалась подавленной клеветой, затем вследствие самых препятствий расцветает еще более и поднимается до самого неба. Можно ли было сделать что-нибудь для этого юноши лучше того, что сделано было для него клеветой и наветами, хотя бы взять самый престол в Египте и даже царство там? Всегда с страданиями связываются слава, благоденствие, венцы. Разве не прославляют его по всей вселенной? И самая продолжительность времени не ослабила воспоминания о нем, но блистательнее и тверже царских статуй его добродетель и мудрость воздвигли себе, так сказать, статуи по всей вселенной в стране римлян и в стране варваров, в совести каждого и в языке каждого. Мы все еще видим, как он, будучи узником и рабом, поучал эту жалкую и негодную блудницу должным образом вести себя, делал все от него зависящее для спасения, возбуждал в ней стыдливость, погашал печь, старался освободить ее от этой страшной бури и направить в пристань. Но так как буря продолжалась, корабль стал тонуть, и она потерпела кораблекрушение, то он бежит от разъяренных волн, спасается на непоколебимой скале целомудрия, оставляя свои одежды в руках бесстыдницы и являясь в своей наготе более блистательным, чем те, которые были в пурпурных одеждах, и уподобляясь доблестному воину, торжествующему победителю, получает трофей целомудрия. Воспоминание не ограничивается и этим, а идя дальше, мы видим, как он опять отводится в темницу, как он, связанный и плененный, проводит там долгое время. Поэтому-то и опять мы особенно удивляемся ему, восторгаемся им и восхваляем его. Всякий, даже будучи уже целомудренным, думая о нем, становится еще более целомудренным; всякий бесстыдный, узнав о такой добродетели, под влиянием этого события приходит к целомудрию и исправляется вследствие этой истории. Итак, припоминая все это, не бойтесь, а извлекайте пользу из происшедших событий, и терпение подвижников да будет для вас учителем твердости, и видя, как вся жизнь благородных и славных мужей возвышалась через это, не унывайте и не возмущайтесь ни собственными, ни чужими испытаниями. Ведь и церковь сначала подвергалась всевозможным бедствиям, а потому так и умножилась. Не удивляйтесь же, потому что в этом нет ничего необычайного. Но подобно тому, как в настоящей жизни, не там, где находится солома, сено или песок, но там, где находятся золото и жемчуг, там именно постоянно собираются и злоумышляют пираты и морские грабители, разбойники и раскапыватели гробниц, – так и диавол там именно и строит свои козни, где видит богатства, скопляемые душей и умножающиеся сокровища благочестия. Но если те, которые подвергаются козням, будут бодрствовать, то не только ничего не потеряют, но получат еще большее богатство добродетели, как это случилось и теперь.

Глава 23. В этом же можно видеть и величайший признак богатства, благ и могущества церкви. Когда лукавый демон увидел, что она процветает и благоденствует, в короткое время поднялась на высоту, проявляет большую деятельность, добродетельные все более преуспевают, а грешные раскаиваются, так что это общество распространялось по всей вселенной, то он привел в движение все свои козни и поднял ожесточенные войны. Подобно тому, как он угнетал Иова то потерей имущества, то смертью детей, то болезнью тела, то злословием его жены, то оскорблениями, насмешками и издевательствами друзей, так он нападал и на церковь, возбуждая против нее, насколько возможно было, и ее друзей, и ее врагов, и тех, которые вступили в духовный чин, зачислились в сонм верующих, были почтены саном епископа, и, наконец, всяких лиц всякого состояния. Между тем, несмотря на все такие козни, не только он не мог поколебать ее, но даже сделал ее еще блистательнее. Нисколько не смутившись, она продолжала поучать всех, как она поучает и теперь, обуздывать страсти, сносить испытания, показывать терпение, пренебрегать житейским, не увлекаться богатством, пренебрегать честью, презирать смерть, не увлекаться жизнью, оставлять отечество, соотечественников, друзей, родных, быть готовыми ко всяким бедствиям, идти против мечей, и все, что есть светлого в настоящей жизни – имение, почести, славу, власть, роскошь, – все это считать ничтожнее весенних цветов. И этому поучает не один кто-нибудь, не двое, и не трое, а весь народ (христианский), и не словами только, а и делами, из-за которых страдают, которыми побеждают, через которые преодолевают злоумышленников, через которые делаются тверже адаманта и крепче всякого камня; при этом не берутся за оружие, не поднимают войны, не прибегают к луку или стрелам, а будучи каждый огражден стеной терпения, благоразумия, честности и мужества, они, перенося зло, еще большим бесчестием покрывают делающих таковое.

Глава 24. И вот теперь они со светлым лицом и свободными очами, пользуясь неизреченным дерзновением, выступают на площади, наполняют дома, стекаются на собрания, между тем как делавшие им зло всевозможными кознями теперь скрываются, имея внутри себя злую совесть, трепещут, боятся и мучатся. Подобно тому, как дикие звери, которым угрожает смерть, после первого и второго удара, с особенной яростью бросаются на острие копий, и сами себе наносят еще более жестокие удары и ранят себя до сердца; подобно тому, как волны, ударяясь в скалы, с особенной силой разбиваются и рассеиваются, – так и злоумышленники роют ямы скорее для себя, чем для других. Ведь у людей, которые подвергаются козням, есть вселенная, есть друзья, которые хвалят их, удивляются им, провозглашают о них, увенчивают их, зная или не зная их, узнавая о них по их делам, по молве о них, при чем многие жалеют их, сочувствуют им, доставляют им все полезное; сами же злоумышленники имеют еще более лиц, которые ненавидят их, осуждают, укоряют, обличают, пристыжают их, желают видеть их в наказании и бедствии. И все это еще здесь; что же предстоит им там? Если соблазнивший и одного осуждается на такое наказание, что ему лучше повесить себе жернов на шею и утонуть в море, то подумай, каким подвергнутся наказаниям во время страшного суда, каким подвергнутся бедствиям те, которые возмущают всю вселенную, ниспровергают церковь, разрушают всякий мир, производя повсюду тысячи соблазнов? Те же, которые страдают от них, после того, что они выстрадали, станут вместе с мучениками, вместе с апостолами, вместе с благородными и возвышенными мужами, блистая добродетелями, страданиями, венками, наградами, всяким дерзновением. Они увидят их наказываемыми, и не смогут избавить их от этого наказания, хотя бы и чрезвычайно хотели этого; а последние будут возносить мольбу, но не будут услышаны. Если один богач, пренебрежительно отнесшийся к Лазарю, подвергся такому наказанию, и не получил никакого облегчения, то чему подвергнутся те, которые преследовали и соблазняли столь многих? Размышляя обо всем этом, а также исследуя все, что свидетельствует об этом Божественное Писание, приготовляйте для себя стену крепкую, а для немощных еще и надлежащее лекарство, и оставайтесь твердыми и непоколебимыми, ожидая предстоящих вам благ. Во всяком случае предстоит вам награда не только равная трудам, но и неизреченно превосходящая их. Так-то человеколюбив Бог: с великим любочестием вознаграждает Он воздаяниями и наградами тех, которые делают или говорят доброе, получить какие и да сподобимся мы во Христе Иисусе Господе нашем, Которому слава во веки веков.

[1] Это рассуждение, по свидетельству Георгия Александрийского, написано святителем из Кукуза в утешение своим страждущим последователям.