"Туманы Эвернесса" - читать интересную книгу автора (Райт Джон)

II

С того места, где он лежал, Питер мог видеть серый тусклый кусок двери, часто остающейся открытой, и кусок желтовато-зелёной стены коридора за ней. Зачем вообще открывать и закрывать дверь? Питер не мог даже встать, и его похитители это прекрасно знали.

Обычно в коридоре стоял стражник.

В разные дни бывали разные люди, но всегда на их лицах было одно выражение: тупое, сонное, суровое.

Стражники никогда ничего не говорили, не смеялись, не суетились и не дымили; они стояли столб столбом, как королевские гвардейцы у Букингемского Дворца. Питер восхитился бы их военной дисциплиной, если бы это была военная дисциплина.

Быть может Питер мог бы их пожалеть, если бы не видел, что их воротнички застегнуты не пуговицами, а ведьмиными метками, форму которых он хорошо знал. Под чьим бы заклинанием не были эти люди сейчас, раньше они добровольно поклялись служить Варлоку.

Когда бы он не поворачивал голову (а он мог только поворачивать голову, и больше ничего), Питер видел камеру слежения, висящую на потолке над его кроватью. За ней маленький пыльный квадрат, забранный решеткой и увитый толстой проволокой: крошечное окно. Это окно стало единственным источником счастья. В иные дни он лежал часами, глядя в пыльный квадрат и надеясь увидеть отблеск ясного синего неба. И однажды, к своему невероятному восторгу, увидел пролетающую птицу.

Окно было развлечением. Если он уставал смотреть в него, то всегда мог повернуть голову и глядеть на стражника или на медицинское оборудование стоявшей рядом тележки.

Им не надо даже было кормить его: к его руке была приделана капельница, через которую шла еда. Он всегда был голоден, чертовски голоден, но жив. Из надетого на него подгузника в тележку шел катетер, который уносил все выделения. Над изголовьем кровати висела одна из тех маленьких бутылочек, которые иногда используют велосипедисты, с соломинкой и соской, через которую он мог пить.

Помимо всего прочего в тележку был встроен прибор для снятия ЭЭГ,[6] и они могли видеть волны мозга, возникающее во время быстрого сна — именно тогда, когда человеку что-то снится. Питер иногда развлекался, резко ударяя головой по подушке, чтобы проверить, может ли он сбросить маленькие металлические зажимы, касающиеся его черепа. Больше смотреть было не на что, за исключением рисунка мелом на стене, изображавшего чудовищного зверя, косматого и сгорбленного, с оскаленными клыками и выпущенными когтями, грызущего связывающие его цепи. Зверь чем-то походил на медведя, но с лапами гориллы и зубами тигра.

В своих ночных кошмарах Питер часто видел эту тварь: Зверь выходил из стены и бродил вокруг его тюрьмы, или чем еще было это место. Зверь так надоедал ему по ночам, что днем он не посмотрел на него ни разу.

Нет, лучше уж глядеть в окно. И однажды он увидел пролетавшую птицу.

Но Зверь был не всегда. В первую ночь его кровать окружили девять зажженных свечей, став его новой темницей.

На следующий день пришел Азраил де Грей, высокий, внушительный, глядящий холодными бесстрастными глазами, точно такими же, которые глядели с портрета в гостиной, которого Питер в детстве очень боялся. Азраил надел большой плащ, на котором были вышиты знаки зодиака и каббалистические символы. Как-то раз он откинул капюшон, и стала видна высокая коническая шляпа, на широких полях которой были изображены звезды и луна в разных стадиях. Питер громко рассмеялся, потому что в таком наряде Азраил стал похож на Микки Мауса из Ученика Волшебника Диснея.

Коротким жестом Азраил заставил Питера замолчать. Голос в горле немедленно умер. Только через день он смог заговорить опять.

Потом Азраил нарисовал на стене Зверя. Вокруг картины он начертил различные круги и треугольники с фразами, написанными на латыни и арабском. Тогда Азраил не сказал ничего, только коротко помолился ангельскому уму, управляющему Марсом. А потом ушел.

Питер развлекался, глядя в окно. Каждый день ему удавалось увидеть проходящие облака. И однажды увидел птицу.

На четвертый день голодные клыки внутри Питера уменьшись до вполне приемлемого уровня, как если бы его тело забыло, что нужно тосковать по еде.

И на седьмой день Азраил де Грей пришел опять, на этот раз решив поговорить с ним.