"Искупление" - читать интересную книгу автора (Даниэль Юлий Маркович)8.Я шел на работу с тяжелой головой, изломанный, измученный. Я заставил себя пойти не потому, что не мог пропустить — у нас с этим довольно свободно — мне нужно, мне необходимо было знать, известно ли что-нибудь на работе. Кажется, мне хотелось, чтобы уже все наконец узнали, чтобы всё для всех стало ясно, чтобы я перестал висеть между небом и землей. На работе всё было тихо. Сослуживцы подсмеивались над моим помятым видом я спал, не раздеваясь — и над тем, что я через каждые десять минут пил воду. Шел срочный заказ: рекламные щиты для Союзпечати, и, как всегда, расцвела обычная бестолковость нашей шарашкиной конторы. Никак не могли распределить задания, терялись тексты, кто-то уже вопил, что ни одного дня в этом сумасшедшем доме не останется. Сумасшедший дом! Посмотрели бы они, как там на самом деле. Чистота, порядок, телевизор, стенгазета. Я, правда, у буйных не бывал, я приходил с визитами только в тихое отделение. Там все были очень деловитые, очень сосредоточенные. Прямо не психбольница, а читальный зал Ленинской библиотеки. Вот только двери там открывают треугольными ключами, как в железнодорожных вагонах. Идиллия, мирный приют. Заповедник раскрепощенной мысли… У меня кончились папиросы, а курящих в нашей комнате, кроме меня, не было. Я пошел к трафаретчикам. Дверь в мастерскую была полуоткрыта. Оттуда слышался галдёж: — Зинка, не трещи! — Алло, Эдик, кинь тряпку! — Ребята, новые стихи! — Левушка, Левушка, когда ты побреешься? — Вайс утверждает, что критическая точка… — Эй, босяки, тихо! Читай, Ленок! — Слабо, Леночка, слабо! — Ну, что за наивное противопостановление! — Девочки, а мне нравится! — И мне… — А кто это, собственно, «они»? — «Они» — это мы, те, кто газеты читает. Так ведь, Леночка? — Вадим, ты шкаф. Бесчувственный несгораемый шкаф, в двести килограмм весом. И не разговаривай со мной, пожалуйста. Я вошел. Все замолчали. Ко мне обернулось с десяток лиц — смущенных, любопытных, вызывающих. — У меня кончились папиросы, — сказал я. Они молчали, не двигались. Потом Вадим, тот, кого назвали «шкафом», положил передо мной на стол пачку сигарет. Я вынул одну, поблагодарил и вышел, плотно закрыв за собой дверь. В комнате сразу зашумели. Не успел я пройти и пяти шагов, как меня догнала Леночка. Я остановился. Она стояла передо мной, испуганная, решительная, и вдруг выпалила, как в воду кинулась: — И мы просим вас, Виктор Львович, приходить к нам только по делу! Я молча смотрел на нее. Она всплеснула руками и зашептала: — Как вы могли, как вы могли… Вы, такой… И что вы с собой сделали! Ах, ты, Сонечка Мармеладова! Я захохотал. — Успокойтесь, Леночка, я не убивал старуху. — Что? Какую старуху? Но я уже бежал к выходу. Я вылетел на улицу и бросился к автомату. — Нина? Нину Васильевну Ряженцеву. Нина, это говорит Виктор Вольский. Погодите, не бросайте трубку! Мне нужен адрес Феликса, Феликса Чернова. Что? Я хочу остановить его, пока не поздно. Что? Нет, я не угрожаю… Потом, потом, дайте сперва адрес. Что? Что? Дом 45. А квартира? Ага. Не будьте дурой, Нина! А, Господи, какая разница, хам я или нет! Я шел на людей, на машины, на красные огоньки светофоров. «Пьяный! Хулиган!» — кричали мне вслед. Я шел, как вал, как волна, закипая по дороге. Я нес в себе проклятья и просьбы. Я шел, чтобы обрушиться на него. И я зазря расплескал всё это в чистой прихожей квартиры Черновых, где красивая Ася брезгливо сказал мне: — Феликса нет дома. Но мы предполагали, что вы придете. Поэтому Феликс поручил мне передать, чтобы вы выполнили то, о чем он вам говорил. Он свое решение не изменит. И я думаю, что он поступает правильно и справедливо. Такие, как вы, не должны встречаться с людьми. Мне даже странно думать, что какая-нибудь женщина может любить вас. Разве что шлюха… Я шагнул к ней. Я ударил бы ее, если б она вздрогнула, отшатнулась. Но она осталась стоять на месте и по-прежнему с гадливостью смотрела на меня… Дома я лег на диван. «Он поступает правильно и справедливо»! Он поступает правильно и несправедливо! Ведь я же не виноват. Ведь я же безгрешен. Нет на мне вины! Есть на мне вина. Я не сидел в тюрьме. Я должен был сидеть в тюрьме. Но не так, как Феликс. Не дуриком. Я должен был что-то сделать, за что мог попасть в тюрьму, в лагеря, в рудники, к стенке! Зазвонил телефон. — Да, это я… Что? Считать, что мы… Повторите! Считать, что мы незнакомы? Ладно, буду считать! Господи, грешен! Виноват в несодеянном, виноват в несовершённом, в равнодушии, в трусости виноват. В том же, в чем и вы! Только я один за всех буду расплачиваться. Звонок. — Да, да. Да, конечно. Не беспокойтесь, не приду. Будьте здоровы! Ладно, черт с вами. Вы меня одолели. Вы — справедливые и честные, вы храбрецы образца 63-го года. Куда мне от вас деваться? Ладно, я уйду. Я возьму только одного человека, которому я нужен. Это вы мне можете подарить, мне побежденному — жизнь… Мы с нею уедем от вас. Куда-нибудь, где она сможет заниматься музыкой, а я хоть малярить. Нам хватит друг друга на всю жизнь… — Да, это я, мне всё понятно, идите к черту! Я буду жить с нею далеко, а вы оставайтесь здесь. Будьте честны, будьте справедливы, будьте счастливы, будьте прокляты. Звонок… Звонок. Звонок… Ирина, позвони же мне! Или хотя бы ты позвони, Господи! |
|
|