"Пике в бессмертие" - читать интересную книгу автора (Бегельдинов Талгат Якубекович)

Нежданные «гости»

Наступление наших войск в районе Белгорода вынудило противника поспешно отойти на заранее приготовленный рубеж, проходивший по южному берегу Днепра. Части Советской Армии после небольшой оперативной паузы предприняли стремительный бросок с форсированием Днепра.

Все свои огневые средства обрушили немцы на наступающие войска. Одновременно на небольшом плацдарме за рекой вражеские танки и пехота непрерывно контратаковали и не давали нам возможности развить успех. Большие группы бомбардировщиков «Ю-87» и «Хе-111» наносили удары по боевым порядкам, пытаясь приостановить наступление частей Первого Украинского фронта.

В этих условиях на штурмовую авиацию ложилась очень ответственная задача. Наш гвардейский ордена Александра Невского полк вел разведку, наносил штурмовые удары по врагу. Вот лишь один из вылетов, а их приходилось делать по пять-шесть в день. Его описание сохранилось в скупых словах боевых донесений, которые непрерывно поступали по эфиру с борта моего самолета.

«11.07. В окрестностях пункта 117 группа пехоты противника около трехсот человек. Отходят на юго-запад по полю. Пехота штурмована на бреющем полете. Я продолжаю полет.

11.10. На железнодорожной станции два эшелона под парами. Паровозы головой на юг. Сброшены бомбы с замедленными взрывателями. Сильный зенитный огонь. Продолжаю полет.

11.14. На дороге от 601 до 409 двухстороннее движение сорока автомашин, двенадцати бронетранспортеров, семи танков. Колонны атакованы в два захода. Я продолжаю полет.

11.15. Атакован четырьмя «Фоккевульфами». Уклонился от боя. Продолжаю полет.

11.21. На восточной окраине 312 две зеленые, одна белая ракеты. Наши танкисты обозначили себя. На водном рубеже 805 сильный артиллерийский огонь. Я продолжаю полет. Курс 165».

Нелегко приходилось в те дни нашим наземным войскам. Немцы стояли насмерть. Нужно ли говорить о том, что мы, авиаторы, помогали пехотинцам и танкистам всем, на что только были способны. Восьмого сентября нашему полку была поставлена задача уничтожить живую силу и танки противника на юго-западной окраине Мишурина Рога.

До вылета оставалось двадцать минут. Нашей группе в составе двенадцати самолетов предстояло уничтожить танки, которые прямой наводкой били по саперам, наводившим понтонную переправу.

— Вас будет прикрывать группа Луганского в составе шестерки, — сказал подполковник Шишкин.

На душе спокойно: если в воздухе Сергей Луганский, значит, можно быть уверенным, что фашистские стервятники и близко не подойдут к «Ильюшиным».

С Сергеем нас связывала старая фронтовая дружба. Собственно говоря, ему я был обязан жизнью. Еще в июне на наш аэродром перебазировался истребительный полк. Он только что прибыл, и с его летчиками мы, штурмовики, не успели еще познакомиться.

В эти дни шли кровавые бои под Белгородом, и мы летали бомбить объекты, где немцы сконцентрировали много техники и живой силы.

Подлетая к линии фронта, заметили группу «Мессершмиттов», шедшую сбоку. Завязался бой. Мой стрелок был тяжело ранен, и, таким образом, самолет оказался беззащитным сзади. Это, видимо, поняли немцы: пулемет-то хвостовой молчит! Два истребителя атаковали мой, уже порядком пострадавший в этом бою, «ИЛ».

Слышу вдруг в шлемофоне тревожный голос:

— Горбатый! Сзади «Мессер»!

Поворачиваю голову и вижу быстро приближающийся самолет. Бросаю машину резко в сторону, немец стремительно проносится мимо, а на хвосте у него наш «ЯК-1» с цифрой 47 на стабилизаторе. Буквально через секунду «Мессершмитт» запылал и рухнул на землю, а «ЯК-1» развернулся и снова ринулся в самую гущу боя.

Вернулись на аэродром. Кто же спас мне жизнь? Кто летел на сорок седьмом? Во время ужина решил выяснить это. Раньше не мог, ибо до вечера эскадрилья еще раз слетала «в гости» к немцам.

Захожу в столовую. Летчики ужинают. Громко спрашиваю:

— Кто сегодня летал на сорок седьмом?

Все молчат. Я повторяю вопрос. Смотрю, из-за стола выходит лейтенант. Невысокий, стройный, с открытым лицом. Красавец.

— Я летал... А в чем дело?

— Ну, друг, давай знакомиться. Ты сегодня из могилы меня вынул.

Лейтенант засмущался. Мы крепко пожали друг другу руки, и он вполголоса произнес:

— Луганский Сергей.

Истребители пригласили меня за свой столик. Разговорились. Оказалось, что Сергей — казахстанец. Ну, тут сам бог велел нам выпить за дружбу, за земляков.

С тех пор фронтовая дружба наша крепла. Много раз летал я на задания под прикрытием Луганского, и не было случая, чтобы возвращался с потерями.

Вот и на этот раз мы должны лететь вместе. Можно будет спокойно работать, Сергей в обиду не даст.

А ведь бывали случаи, когда истребители прикрытия, мягко говоря, не выполняли свои функции. Еще на Степном фронте весной 1943 года вылетели на задание двенадцать штурмовиков нашего полка. В прикрытие им была выделена шестерка истребителей из подразделения, стоявшего на нашем же аэродроме.

В тот тяжелый день четыре «Ильюшина» не вернулись на базу. Мы не находили себе места — что может быть страшнее смерти друзей? Вечером в столовой начались разговоры о причинах потери четырех самолетов.

Все принимавшие участие в операции в один голос заявили, что в гибели наших друзей виноваты истребители. Во время той штурмовки на группу навалились «Мессершмитты», а наши, из прикрытия, отказались от боя, ушли, оставив товарищей в беде.

Недобрыми глазами посматривали мы на истребителей. Кто знает, может быть, этот инцидент и не привел бы к неприятной стычке, но тут один из истребителей не нашел ничего лучшего, как недовольно пробурчать:

— Герои нашлись! Вас бы в нашу шкуру. Немцев в воздухе чуть ли не в два раза больше было.

— Встань! — выкрикнул лейтенант Коптев. — Встань, говорю, шкура, чтобы все тебя видели!

В столовой поднялся шум. Мы пытались успокоить своего товарища, но Коптев вырвался и, уставившись побелевшими глазами на истребителя, двинулся в его сторону.

— Мы сегодня четырех друзей потеряли, — с каким-то клекотом заговорил он, — а ты под их смерть базу подводишь. Трус! Вон отсюда! Слышишь, вон!

Побледневший летчик не трогался с места. Я заметил, что рука Коптева тянется к пистолету. С трудом мы обезоружили лейтенанта. И тут наступила реакция. Коптев сел, опустил голову на руки и заплакал.

— Уйдите, ребята, — обратился я к истребителям. — Душой прошу.

Об инциденте стало известно командованию дивизии. Началось разбирательство. Правда, никого строго не наказали. Но с тех пор к каждой группе штурмовиков прикрепляли определенную группу истребителей. Мы вместе летали, вместе жили, знали мысли и чувства друг друга.

Теперь у нас была уверенность, что в любой обстановке ты почувствуешь локоть товарища.

Этот аэродром, на который мы перебазировались, был, пожалуй, из самых удачных. Во-первых, и самое главное — немцы передали его в полной сохранности, со всем подсобным хозяйством и жильем, во-вторых, он был в пределах десяти километров от фронта.

Близость аэродрома к фронту желательна. Чем он ближе, тем короче маршруты для штурмовиков. Тут же все рядом, взлетел, перемахнул через линию фронта, через заградогонь и цель: на все минуты и горючего капли. Но есть и отрицательная сторона. Чем ближе фронт, тем вероятней возможность обстрела аэродрома вражеской артиллерией.

Именно так вышло на этом аэродроме. Дня через два над ним, над всей этой благодатью, засвистели крупнокалиберные снаряды. Сначала они рвались с перелетом, ухали в болотце, по бокам, круша благоустроенные блиндажи. Потом артиллеристы пристрелялись — почти над аэродромом пролетел их разведчик, да, наверное, где-то в лесу, хоронился их наблюдатель с рацией, — стали бить по летному полю.

Аэродромная служба не успевала заделывать воронки от взрывов снарядов. Нужно было что-то делать.

Командир полка посылал летчиков со специальным заданием уничтожить бьющую по аэродрому батарею. Они летали, громили батареи, но не ту, которая стреляла по аэродрому. А она продолжала досаждать.

Командир вызвал меня, спросил:

— Ты говорил, что вроде заметил какую-то пушку или батарею, за высоткой.

Да, заметил, именно там, на предполагаемом, по их расчетам, месте, что-то вроде большой, тщательно замаскированной пушки. Точнее определить не мог, летел с задания, пустой, горючее на исходе.

— То место запомнил?

— Запомнил.

— Лети и поутюжь там, может, нащупаешь.

Я вылетел, определил то место, за высоткой. Никаких пушек тут не было. На сопке нагромождение камней, кусты и все. Ни ямки, ни окопчика.

Вернулся ни с чем. Стоял у самолета, разговаривал с механиком и в этот момент обстрел. За линией фронта ухнуло. Тут же свист снаряда и взрыв.

Я напряг зрение, всматриваясь в направлении доносящегося звука выстрела. Снова ухнуло. И я засек вырвавшийся из-за той самой высотки клуб дыма, четко обозначившийся на фоне светло-голубого неба.

Снова выстрел и новый клуб дыма.

Заскакиваю в кабину самолета, докладываю на КП, получаю разрешение, выжал газ и взлетаю.

На этот раз полет бы не напрасным. Пушку засек в самый последний момент, немцы тащили ее в искусно обустроенный в склоне высотки подземный капонир — укрытие. Пушка была огромная, с длинным стволом, дальнобойная. Таскали ее немцы, видно, лебедкой. Увидев штурмовик, скрылись в пещере.

Теперь оставалось полдела — уничтожить брошенную на виду пушку.

Я сделал это с первого захода, обрушив серию бомб. При втором заходе увидел ее всю, задравшую ствол к небу. Сбросил на всякий случай еще серию бомб, обстрелял из эресов, из пушек, дал несколько очередей из пулеметов по метавшимся немцам.

После этой штурмовки пушка уже не стреляла. Аэродром действовал спокойно.

Вечером летчики с интересом обсуждали эпизод. Наперебой просили меня рассказать об уничтоженной пушке, которую немцы прятали в сопке. Они с таким еще не сталкивались. Вспоминали о других необычных эпизодах войны. Заговорили о невероятной истории, произошедшей на предыдущем аэродроме.

Тот аэродром был тоже «живой». В нем было все цело: мастерские, склады, блиндажи. В отлично оборудованной столовой плиты еще теплые. Расположились, стали готовить обед и вдруг звук моторов.

Что такое? Наши не должны были лететь без сообщения о готовности аэродрома к приему, а такого никто не давал.

Ребята выглянули. Над аэродромом четыре «Юнкерса». Приземлились, вырулили на стоянку. Экипажи вылезли из кабин и шли гурьбой к столовой.

Наши успели занять оборону. Дали очереди из автоматов. Пули просвистели над головами немцев.

Ошеломленные, они подняли руки.

Как выяснилось, вражеские экипажи еще с ночи вылетели на бомбежку городов в глубоком тылу. За это время наша часть стремительным ударом опрокинула немецкую оборону, захватила аэродром. И все было сделано так молниеносно, что немцы даже не смогли предупредить о случившемся находившиеся в полете экипажи. И они спокойно возвратились на аэродром.