"Гладиатор" - читать интересную книгу автора (Волошин Юрий)Глава 10Иван всегда сам появлялся на горизонте, причем именно тогда, когда особенно был нужен Крестному. На это у него тоже было чутье - он просто возникал где-то рядом, как тогда, у гостиницы "Украина", и дальше события уже не могли развиваться без его участия. А вывести его из игры было ох как непросто!.. После того как Лещинский сообщил Крестному свои умозаключения о причастности к покушению на Ивана кого-то из силовиков, связанных с бывшим премьером Белоглазовым, Крестный сам дважды ездил в Одинцово в надежде отыскать там Ивана. Он не хотел посвящать в подробности этого дела больше никого из своих подопечных. Это касалось только Ивана и его самого... Отсутствие Ивана на тайной квартире в Одинцове сильно беспокоило Крестного. Если Иван решит устроить самостоятельную разборку, неизвестно еще, что из этого выйдет. Конечно, Иван не настолько самолюбив, чтобы объявлять войну силовой структуре государства. Но сумеет ли он правильно оценить расстановку сил, если самостоятельно выяснит, кто хочет его убрать? Больше всего Крестный не хотел, чтобы Иван вновь применил свой традиционный метод выяснения непонятных для него отношений - выставить себя самого в качестве приманки, одновременно играя и роль охотника. Охотник он, что и говорить, классный! Но и те, кто охотится на него, тоже не дети... И стрелки неплохие. Крестный нервничал, но надеялся, что в самый нужный момент Иван объявится сам, как это уже не раз бывало. Когда Лещинский запсиховал и начал метаться по городу, теребя Крестного звонками с требованием встречи, тот быстро понял, что Лещинского надо увозить из Москвы: от страха человек часто совершает необдуманные поступки... Страх опьяняет человека, лишает его способности четко осмысливать ситуацию. Страх разрушает вестибулярный аппарат самой способности логически мыслить, логика начинает шататься и спотыкаться при каждом умозаключении, и в результате на свет появятся такие выводы, которые не имеют ничего общего с реальностью... ...Иван позвонил Крестному минут за пятнадцать до последнего звонка Лещинского. Крестный назначил ему встречу в одной из принадлежащих ему самому забегаловок на Арбате - в маленьком баре-ресторанчике, работавшем круглосуточно. Главным достоинством этой забегаловки считалось наличие двух уединенных кабинетиков, о которых почти никто не знал, кроме разве что самых проверенных постоянных посетителей. Там можно было спокойно "ширнуться", трахнуть свою подружку или своего дружка, если кому из постоянных клиентов приспичит, а можно - и серьезно поговорить, не опасаясь быть услышанным посторонними ушами. В общем, одно из немногих мест в Москве, где у стен нет ушей. Ивана проводил в кабинет какой-то мрачного вида верзила с абсолютно пустым взглядом из-под мохнатых бровей... Едва увидев его, Иван вспомнил бойца-великана по прозвищу "Гризли" из своего взвода в Чечне: непонятной национальности, всегда заросшего бородой до самых глаз, вечно мрачного и молчаливого... Про него рассказывали, что он голыми руками отрывал головы чеченцам: садился им на плечи, фиксировал ногами туловище, голову жертвы тянул вверх, чтобы растянулись шейные позвонки, затем делал четыре полных оборота в одну сторону и вновь резким движением дергал вверх... И головы будто бы отрывались. Сам Иван, правда, этого не видел и до конца не верил этим рассказам... Крестный уже приканчивал цыпленка-гриль, когда Иван вошел в тесную комнатушку. Он кивнул Крестному, проводил глазами унесшего грязную тарелку верзилу и спросил: - Кто это? - Что? - не понял Крестный. - Ах, этот... Не волнуйся, он абсолютно надежен. Глухонемой. Когда-то давно он настучал на одного из наших. Ребята хотели его шлепнуть, кстати, здесь же, в этой комнате. Но я посоветовал оставить его здесь работать. Ему только отрезали язык и проткнули барабанные перепонки. Ничего. Лет пять уже служит нормально... - Что ты узнал? - спросил Иван, не уточняя, о чем именно спрашивает. Крестный его прекрасно понял. - Кое-что узнал. Ваня, вот те крест, вот гадом буду - я тут ни при чем. Лещинский кое-что разнюхал. Говорит, это люди Белоглазова. Кто именно, еще не знаю... - Вот что, Крестный. Я ведь и сам узнаю. - Не надо, Ваня. Не горячись. Лещинский еще понюхает. У него нос на это чуткий. Только он сейчас запаниковал сильно. Его пока спрятать надо, чтобы не напорол чего со страху-то. Отвезешь его в "отстойник", пусть недельку-другую посидит там, успокоится. Тебе и самому надо бы отдохнуть, но есть у меня к тебе одна просьба. Дельце так, небольшое, но кроме тебя доверить некому. Отвезешь его и свяжись со мной, подробности расскажу при следующей встрече. В это время зазвонил телефон. Крестный взял трубку, поморщился и сказал совершенно другим тоном, как будто это не он сейчас добродушно-заботливо разговаривал с Иваном: - Лещ, поедешь домой. Там тебя будет ждать мой человек... Разыскав у Никитских ворот дом Лещинского, Иван не торопился подходить близко. Он видел, как на пятом этаже загорелся слабый свет в окне - то ли телевизор, то ли настольная лампа. Чутье, которое так ценил в нем Крестный, не подвело Ивана, как не подводило еще ни разу после Чечни... Ну не хотелось ему входить в подъезд, не шли ноги, и все!.. Тем более что у подъезда стояли две машины - "форд" и "Жигули" девятой модели. Не любил Иван машин у подъезда. Мало ли кто там скрывается за темными стеклами? Нет ничего хуже, чем подниматься по лестнице с чувством опасной неизвестности за спиной... Иван достал пачку "Винстона", закурил... ...Нет, не верит он этому Лещинскому, хоть и в глаза его никогда не видел. У него свое представление о чиновниках, жирующих на государственной власти. Крысы они, готовы друг другу горло перегрызть из-за денег. А когда чувствуют опасность, рвут в клочья всех, кто оказывается рядом, - такой уж у них инстинкт самосохранения! Закон крысиного подвала - чем больше ты утопишь своих сородичей в вонючей жиже под ногами, тем выше твоя голова поднимается над ее поверхностью... Только зря они боятся смерти. Они же мертвы, эти люди, от рождения. Забирать их жизни легко, но скучно, словно на тренировке: отрабатываешь одно движение, повторяя его тысячу раз, доводя до автоматизма и не чувствуя уже его реального содержания... Профессионалу без этого не обойтись, автоматизм реакций - вещь необходимая в его профессии, но вместе с тем автоматизм убивает чувство реальности происходящего. Если нажимаешь на спуск автоматически, то лишаешь смерть ее глубокого содержания, ее энергии... Смерть имеет смысл не для того, кто умирает, ему уже все равно, а для того, кто убивает. Если убиваешь, ничего не чувствуя, значит, ты сам скоро будешь мертвым - твоя смерть уже ходит где-то неподалеку... Убийство становится бессмысленным, поскольку оно ничего не изменяет в тебе, не дает тебе энергии для того, чтобы продолжать жить и продолжать убивать... ...Иван докурил сигарету до фильтра, затушил пальцами огонек чуть тлеющего окурка. Он уже принял решение. В подъезд он не пойдет. Пусть идиоты в машинах дожидаются кого-нибудь другого. Такого же идиота, как они... Так. В доме всего три подъезда. У одного из двух оставшихся тоже стоит машина. Но если они (Иван не знал, кто это они, но готов был поклясться, что эти самые они его ждут!) хотели бы перекрыть все входы в дом, машины стояли бы у каждого подъезда. Значит, в подъезде его не ждут. Но в какой из подъездов идти? Иван не доверял умозрительной логике, он доверял только логике событий. Если не можешь выбрать один из двух одинаковых вариантов, нужно дождаться, пока вмешается случайность. Иван взглянул на часы: без пяти минут двенадцать. В такое позднее время он может и не дождаться никакой случайности. На этот счет у него было еще одно правило: если случайный фактор медлит, нужно его организовать... Иван вернулся на Тверской бульвар... Нужный объект попался ему минут через пять. За одной из бульварных скамеечек, схоронясь в зарослях каких-то кустов с уже распустившимися листьями, лежал тот, кто ему был нужен... Обычный московский пьяница, не сумевший дойти до дома. Может быть, загулявший "гость столицы". Это не существенно. Главное, чтобы он не успел еще проспаться на свежем воздухе и не начал соображать... Подняв непослушное тело алкоголика, Иван попробовал поставить его на ноги. Самостоятельно тот мог простоять не более двух-трех секунд. Затем ноги его подгибались, и он устремлялся к облюбованному им месту за бульварной скамеечкой. "То, что нужно", - решил Иван. Он обхватил мужчину за талию... Тот оказался или "лицом кавказской национальности", как выражаются менты в своих сводках, или грузинским евреем парень, лет двадцати пяти от роду, был давно не брит, видно, не первый день уже "гулял", перегаром от него несло так, что Иван даже произнес мысленно: "Однако!.." Около дома Лещинского Иван и пьяница, в обнимку друг с другом, появились еще минут через пять. Постоянно падая и поднимаясь, они направились прямиком через клумбу к среднему подъезду, у которого машин вообще не было. У дверей подъезда Иван затеял возню с пьяницей, роняя его и поднимая снова, чтобы иметь время подобрать шифр на кодовом замке. Удалось ему это далеко не сразу, но пьяный "кавказец" ему хорошо подыграл. Он наконец пришел немного в себя и заявил: - Ты че возишься, брат? Пошли, я выпить хочу. У Вальки есть. Открывай. Че, никак? Вот, блин, я всегда тоже по полчаса вожусь. Щас. Не ссы. Щас вспомним. Он задрал голову и заорал: - Ей, Валька! Какой у нас код, я забыл. Ивану, к счастью, удалось справиться с замком, иначе пьяница разбудил бы весь дом. Пришлось бы делать вид, что они перепутали дома, и начинать все сначала. - О! - радостно воскликнул пьяница, когда Иван распахнул дверь. - Молоток! Дай пять. Ивану пришлось с ним поцеловаться, и, обнявшись, они кое-как вписались в дверь... Далеко тащить его Иван не стал. Слегка стукнув алкаша ребром ладони по шее, чуть ближе к левому уху, Иван усадил его в темном углу под лестницей, уверенный, что до утра "спящего" там никто не обнаружит, а сам он тоже вряд ли очнется. Иван был доволен его работой. ...Вещи и люди в его руках именно работали, а не просто подчинялись его воле. Взять хотя бы оружие. Конечно, в экстремальных ситуациях Иван пользовался любым оружием, которое попадалось под руку. Желательно было только, чтобы оно могло стрелять... Другое дело, когда Иван выбирал себе оружие. Он был уверен: у каждого пистолета есть свой характер. Дело не в системе - из иного нагана положишь больше целей, чем из первого попавшегося современного полуавтомата... Главное - почувствовать пистолет. Не пристрелять, это само собой, а именно почувствовать. Осечки не происходят сами собой, как и кирпичи сами собой на голову не падают. В руках Ивана никогда ни один пистолет, который он выбрал сам, не дал осечки... Просто Иван всегда знал: выстрелит пистолет, когда он нажмет на спусковой крючок, или нет. И потому не стрелял, когда знал, что последует отказ... Свои пистолеты Иван любил. И они его не подводили. С людьми, которых он, по необходимости, использовал, было то же самое. Если Иван выбирал кого-то на какую-то роль сам, он обычно не раскаивался в этом. Потому что выбранный человек точно соответствовал этой роли... ...Иван похлопал по щеке отключившегося пьяницу и двинулся наверх. Выход на чердачную площадку был загорожен решеткой, закрытой на довольно внушительный амбарный замок. Не тратя времени на замок, Иван просто разогнул слегка прутья решетки, скорее, декоративной, чем призванной преградить кому-то путь, и протиснулся между прутьями. Зато на двери чердака вообще никакого замка не было. Пройдя через помещение технического этажа, как теперь в новых домах стали называть обычные чердаки, Иван выбрался в подъезд Лещинского, проделав ту же операцию с другой решеткой, только стараясь производить как можно меньше шума. Это ему всегда удавалось. На пятый этаж он спустился очень спокойно и бесшумно. А вот перед дверью квартиры Лещинского застрял на несколько минут... Иван стоял и прислушивался. Не к звукам - квартира молчала мертвым молчанием. Иван прислушивался к своим ощущениям. И чем дольше прислушивался, тем меньше ему хотелось браться за замок. У него было смутное подозрение, что кто-то ждал от него именно этого действия, чтобы он открыл замок и вошел в дверь... Будто кто-то посторонний спланировал действия Ивана, а он сейчас должен только подчиниться чьей-то чужой логике, чужой воле... Чужой логике Иван подчиняться не умел. А чужая воля для него и вовсе не существовала. Он не знал, что это такое. В его голове, после того как он победил Чечню и закончил там свою чеченскую войну, этого понятия просто не могло быть... ...Иван очень легко, можно сказать нежно, коснулся входной двери квартиры Лещинского. И она тут же отозвалась, выдала ему свою тайну... Дверь оказалась незапертой. "Ясно, - сказал себе Иван, - меня ждут". Существовала только одна причина, по которой дверь могла оказаться незапертой, - чтобы хозяину не пришлось к ней подходить... Если Лещинский подойдет к двери, как рассуждали, видимо, те, кто ждал Ивана в квартире, у Ивана будет возможность просто выдернуть его из квартиры и попытаться скрыться вместе с ним. А может быть, и убить на месте. А так, если Иван ничего не подозревает и позвонит в звонок, Лещинский крикнет погромче: "Открыто!.." И тому придется самому входить в квартиру... Если здесь его ждут, этот путь закрыт. Это аксиома - одна из тех, по которым жил Иван. Он осторожно поднялся на шестой этаж. Попытался вспомнить, как расположены лоджии в квартире Лещинского, но потом сообразил, что лоджии есть в каждой квартире, а ему подойдет любая. Однако необходимо было выбрать, и Иван выбрал ту, к которой он случайно оказался ближе... Хозяева, видно, были победнее, чем зажиревший Лещинский, и замок в двери их квартиры был намного проще, чем замок у их соседа под ними. Иван справился с ним секунд за тридцать. Первое, что он сделал, проскользнув внутрь, - принюхался... Псиной не пахло. "Неплохо, - подумал Иван. - Чем меньше шума, тем лучше". Отсутствие собаки сильно облегчало выполнение его плана... Если бы в квартире оказалась собака, пришлось бы ее убивать, причем руками и как можно тише. Иван справился бы с этим, справился бы и с хозяевами, но только в том случае, если бы собака кинулась на него молча. Если бы она залаяла, Иван был бы демаскирован, и к его появлению в квартире Лещинского этажом ниже могли бы уже подготовиться соответствующим образом... ...Едва войдя в квартиру, Иван услышал, что работает телевизор. Квартира имела стандартную планировку, и Иван сразу определил: телевизор находится в зале, то есть в самой большой комнате. Темную кухню он миновал спокойно, там явно никого не было. Подойдя к открытым дверям в зал, Иван вытащил из кармана маленькое зеркальце и с его помощью внимательно рассмотрел что там, в зале... В кресле, почти спиной к дверям, сидел перед телевизором мужчина в трусах и, увлекшись, смотрел на экран. Шел футбольный матч на один из международных кубков. Ивану вновь повезло. "...Матеус проходит в штрафную, - услышал он голос комментатора, обыгрывает защитника... Удар! Штанга! Но мяч вновь отлетает к нему. Еще удар! Гол! Главный бомбардир немцев сравнял счет в матче с голландским "Аяксом". Теперь все начинается сначала, счет вновь ничейный..." Под эту тираду Иван спокойно прошел за спиной у мужчины, сидящего перед телевизором, уверенный, что тот не сможет сейчас глаз оторвать от экрана. Теперь его интересовала комната справа по коридору, то ли спальня, то ли детская. "Какая разница, - подумал Иван, - лишь бы без шума..." Освещение в этой комнате было выключено. Иван заглянул в ванную, нашел широкий махровый халат, набросил его на себя поверх одежды и тихо проскользнул в комнату... Ее наполнял слабый, рассеянный свет от фонарей за окном и крепкий, возбуждающий запах сладковатых духов. Это была явно спальня. - Насмотрелся, что ли, на свой футбол? - не повернув головы, встретила его недовольным вопросом лежавшая на постели ничком женщина. - Что, теперь мужики в трусах тебя больше привлекают, чем голые бабы? Иван пригляделся к ней. Она была обнажена, толстые ягодицы подрагивали, бедра слегка ерзали из стороны в сторону. Руками она сжимала свои груди. - Я с твоим футболом, блин, сама научусь кончать, без тебя! Ну, иди скорее, сунь в меня свой член, - она слегка раздвинула ноги и немного приподняла зад. Иван тихо подошел, положил ей руку между ягодиц, на пыщущее жаром скользкое влагалище. - А-а-а! - простонала она. Тихим аккуратным ударом в затылок Иван на время прекратил ее сексуальные мучения... В себя она придет теперь не скоро... Он прикрыл ее халатом, открыл дверь на лоджию и вышел наружу. С помощью нехитрого приспособления, представлявшего собой крепкий металлический крюк, заключенный в резиновую трубку, Иван бесшумно спустился с шестого этажа на лоджию пятого... Он стоял на лоджии квартиры Лещинского, прижавшись к стене, и раздумывал, что делать дальше. Не столько даже раздумывал, сколько ждал момента, когда решение само родится в его мозгу. Своей интуиции он доверял больше, чем своей логике... Тихий звук открываемой дверной защелки прервал его ожидание. Решение само шло навстречу Ивану. Он весь подобрался и застыл в неподвижности, готовый к любым активным действиям... Пока Иван путешествовал по подъездам, чердакам и квартирам, окольными путями добираясь до жилища Лещинского, в его квартире уже начали нервничать. Старший фээсбэшник связался по рации с офицером, что остался в машине, и тот собщил, что в подъезд пока не вошла ни одна живая душа. Полноватый начал злобно поглядывать на Лещинского, словно он был виноват, будто из-за него ожидаемый человек опаздывает. Сам Лещинский сидел ни жив ни мертв, гадая, к добру или к худу то, что никто еще не появился, хотя назначенный Крестным срок давно уже прошел. Два молодых оперативника уже просто измаялись на своих постах, не понимая обстановки и поначалу каждую секунду ожидая появления в дверях фигуры с пистолетом в руках. Но никто все не появлялся и не появлялся. Они постепенно устали от напряжения и, незаметно для себя, расслабились. Поэтому, когда старший приказал одному из них выглянуть на лоджию и проверить визуально обстановку внизу, у дома, тот подумал, прежде всего, что на лоджии можно быстренько курнуть втихаря. Все равно никто, как видно, сегодня в эту квартиру уже не придет, раз не пришел раньше... На лоджию он выходил расслабленно, будто у себя дома, а не на задании, в квартире объекта... Иван убрал его тихо. Он резко, но бесшумно ударил его большим пальцем в основание шеи, пробив трахею и тем самым сильно ослабив поток воздуха, идущий через голосовые связки. Пытаясь вздохнуть, парень выпрямился и расправил грудную клетку. Иван ударил его второй раз, тем же большим пальцем попав точно в солнечное сплетение и пробив расслабленные брюшные мышцы. Чтобы падающее тело не произвело лишнего шума, Иван подхватил оперативника и уложил его на бетонный пол лоджии лицом вверх. Тело парня конвульсивно вздрагивало, он пытался вздохнуть, но кровь, затекающая из раны в горло, мешала ему. Мучиться ему оставалось не более минуты. Наблюдать картину его агонии у Ивана не было ни желания, ни времени. Он бесшумно проник в комнату через дверь лоджии. Комната оказалась спальней. Дверь в нее была приоткрыта, и сквозь щель пробивался слабоватый, рассеянный свет из коридора. Иван осторожно выглянул в коридор... Полутемный коридор был пуст. Насколько Иван мог видеть, двери в остальные комнаты были плотно притворены, кроме одной, тусклый свет из которой и освещал коридор. "Меня ждут там, - подумал Иван. - Ну, вы почти дождались, ребята. Я сейчас буду. Интересно, сколько вас там?" Он открыл дверь пошире и сделал несколько шагов по коридору, специально ступая так, чтобы его было слышно. Чтобы не попасть в зону видимости тех, кто находился в открытой комнате, Ивану пришлось идти вдоль самой стены. Он уже был в двух шагах от дверного проема, когда в тишине, нарушаемой только его шагами, раздался характерный звук спускаемой в унитазе воды. "Одна из закрытых дверей - сортир, - пронеслось в голове у Ивана. - Сейчас из него кто-то выйдет". Он знал, что у него на размышление есть секунда, не больше. Он торчал в коридоре, как мишень на стрельбище. Путь у него был один - в открытую комнату, где его ждали. Нырнув в любую другую, он получал, может быть, больше тактических преимуществ, но оказывался на обочине ситуации... Схватив первое, что оказалось под рукой, напольную китайскую вазу, Иван размахнулся, как дискобол, и, сделав шаг вправо, чтобы увидеть источник света в открытой комнате, швырнул вазу в настольную лампу. Он успел заметить округлившиеся глаза человека, сидящего за огромным письменным столом, и поднимающийся пистолет второго, расположившегося в кресле у окна. Не дожидаясь выстрела, Иван оттолкнулся ногой от косяка двери и влетел в комнату, стараясь придать своему телу наиболее непредсказуемую траекторию движения. Он не слышал выстрелов, но успел во время своего падения заметить две вспышки и в ответ дважды нажать на спуск. Кто-то тонко и пронзительно завизжал. Вслед за грохотом упавшей лампы, разбившейся вазы и, очевидно, выбитого стекла в книжном шкафу, стоящем за креслом у письменного стола, наступила относительная тишина и одновременно почти полная темнота. Ивана занесло влево, он оперся спиной о что-то твердое и замер, вслушиваясь в беспорядочные негромкие звуки в темной комнате. Через мгновение он разобрался в местоположениях источников слабого шума и сделал еще два выстрела - один в направлении, как он полагал, двери в коридор, другой - в сторону кресла у окна. И тут же, оттолкнувшись спиной от опоры, сменил позицию, рассчитывая, что письменный стол прикроет его от возможных ответных выстрелов человека у окна. Ответного выстрела не последовало. Отдаленный визг мешал Ивану определить, движется ли еще кто-нибудь в комнате, и он вынужден был выжидать, прислушиваясь. Опасности Иван не почувствовал. Если и был в комнате кто-то живой, вреда причинить он уже не мог. Иван мысленно плюнул на "подранка" и бросился к выходу. Споткнувшись о чье-то тело, он едва не врезался в косяк, но все же попал в дверной проем. Машинально рассчитывая в темноте коридора расстояние, Иван в несколько прыжков достиг входной двери и распахнул ее. Визг доносился уже с нижних этажей. Иван резко одернул себя, затормозил свое внутреннее стремление охотника преследовать добычу. Лещинский, а визжал именно он, в этом Иван не сомневался, поднял на ноги уже половину подъезда. Иван прислушался. Хлопнуло несколько дверей, раздавалось невнятное гудение чьих-то голосов и время от времени - вопросительные возгласы. Иван различил среди общей сумятицы один голос с уверенными, командными интонациями... Иван понял, что надо уходить, пока свободен путь, которым он попал в квартиру Лещинского. По крайней мере, Иван надеялся, что этот путь еще свободен... Брать Лещинского в такой ситуации было бы совершенно неоправданным риском. Сколько противников ждет его внизу? Иван не мог даже примерно предположить. Да и самого Лещинского, скорее всего, уже отправили подальше из опасной зоны. Оперативник, оставленный Иваном лежащим на лоджии, уже не хрипел. Да Иван и не обратил на него ни малейшего внимания. С помощью того же крюка он легко поднялся на лоджию шестого этажа. Осторожно заглянув в окно спальни, Иван убедился, что там по-прежнему темно. Дверь на лоджию была не заперта: видно, после ухода Ивана больше никто к ней не подходил. Резко распахнув дверь, Иван увидел уже знакомого ему мужчину - голого и пыхтящего над своей бесчувственной женой. Забавно было, что тот трахал жену, явно еще не пришедшую в сознание. Мужчина едва успел поднять голову, как Иван въехал ему в нос рукояткой пистолета. Тело мужчины от удара сдвинулось назад, и он уронил окровавленный нос прямо между ягодиц супруги... Прихватив в прихожей какую-то шляпу и сдернув с вешалки длинный плащ, Иван взял также стоявший у зеркала дипломат и вышел на лестничную клетку. Прислушался... Тишина. Шум в соседнем подъезде не вызвал здесь никакого оживления. У капитальных стен звукоизоляция, видимо, была неплохая. Иван быстро спустился по лестнице в подъезд и осторожно выглянул наружу... У соседнего подъезда стояла группа мужчин, судя по их домашним халатам и тренировочным костюмам - жильцов дома. Высокий мужчина в кожаной куртке, своей крепко сбитой фигурой и сдержанными движениями очень напоминавший типичного мента-оперативника, стоял у "девятки" и говорил что-то в трубку мобильного телефона. Лещинского видно не было. Весьма вероятным представлялось, что его уже увезли, поскольку второй машины, "форда", рядом с подъездом теперь не наблюдалось. Иван спокойно вышел на улицу и направился в сторону бульвара, постепенно удаляясь от толпившихся у дома людей. Он услышал возгласы у подъезда, направленные, как он понял, в его адрес: - ...А это кто такой?.. - Да вроде не знаю такого... - Эй, друг, подойди-ка сюда!.. - Эй!.. В следующее мгновение чутье подсказало Ивану, что его спина превратилась в мишень... Взрыв адреналина в крови бросил его в сторону, заставив прокатиться по луже, оставленной недавним первым майским ливнем. Одновременно со своим падением он услышал выстрел. Выстрелив в ответ наугад, не глядя, Иван не стал даже выяснять, попал он в кого-нибудь или нет. Он бросился за находящийся от него метрах в пяти угол дома, на ходу сдирая с себя грязный мокрый плащ. Шляпу и дипломат он выбросил еще при падении. Выбравшись на Тверской, Иван, насколько это было возможно, привел себя в порядок и тут же принялся ловить попутку, благо время, по меркам ночной Москвы и ее ночных "извозчиков", было еще не позднее. Какая-то мысль как заноза засела в его мозгу, не желая покидать его, но и никак не оформлялась до полного и ясного осознания... Что-то было не правильное во всей сегодняшней ночи и в тех событиях, которые только что произошли. Иван никак не мог сообразить - что именно?.. Он прокрутил еще раз в голове все свои действия, с самого начала, и не нашел в них ошибки. Разве что вообще не надо было соваться к Лещинскому после того, как интуитивно почувствовал опасность? Интуиция предупреждала, и только. Она ничего не объясняла. Теперь же он, по крайней мере, получил достаточно много информации о противнике. И о Лещинском. Тот выступал в качестве приманки. А значит, успел заложить Крестного и рассказать все, что знал. Если и не успел, то скоро расскажет. "Жалкий слизняк, дрожащий над своей жизнью", - подумал он о Лещинском. И тут наконец Иван понял, что именно не давало ему покоя. Сознание долго отталкивало от себя эту мысль, стремясь уклониться от анализа необычного и неприятного для Ивана факта... Сегодня он впервые со дня своего появления в Москве не выполнил задания: Лещинский остался жив и попал в руки противника. Это была его, Ивана, прямая вина. Крестный никогда не станет, да и просто не захочет его в этом винить. Но Иван всегда сам и обвинял себя, и оправдывал. И сам себе выносил приговор... "Ты не профессионал! - вынес он суровый приговор. - Ты должен был убить Лещинского, когда понял, что он в чужих руках. Сегодня ты обманул смерть, оставил ее голодной, неудовлетворенной. И не сможешь теперь считать себя ее человеком, тем, кто ей служит, пока Лещин-ский будет жив. Как, когда и где он расстанется с жизнью - абсолютно не имеет значения. Но если хочешь себя уважать - любой ценой сделаешь это!.." Иван даже скрипнул зубами от досады. Неудовлетворенность собой червем копошилась у него внутри. И с этой червоточиной в мозгу Иван отправился к Крестному. |
|
|