"Штурмовики над Карпатами" - читать интересную книгу автора (Романов Михаил Яковлевич)

Боевое крещение

Шел март сорок четвертого года. Наши войска в те дни вели ожесточенные бои южнее Шепетовки, продвигаясь в направлении Староконстантинова, Проскурова (Хмельницкого), Каменец-Подольска. Проводилась Проскуровско-Каменец-Подольская операция по окружению и уничтожению немецко-фашистских войск.

Наши самолеты-штурмовики к началу операции опоздали и включились в нее уже в ходе боевых действий. Как я уже говорил, часть самолетов полка застряла из-за распутицы на аэродроме Бузова; вследствие этого у некоторых молодых пилотов (в том числе и у меня) взяли самолеты для опытных летчиков. Что ж, все естественно — в сложной обстановке "в бой идут одни "старики".

Оказавшись "безлошадными", мы, разумеется, не летали. А летать, сражаться с врагом хотелось всем. Молодежь рвалась в бой.

Через пять дней, 17 марта 1944 года, "безлошадники" получили приказ перебазироваться с аэродрома Чижовка на аэродром Судилков, расположенный восточнее Шепетовки.

Войска же между тем подтягивались, ближе к фронту, чтобы нанести врагу новый удар. И мы, проведя на аэродроме Судилков два дня, 19 марта на грузовой автомашине вместе со штабным имуществом и старшим писарем Д.И. Ковалевой поехали через Шепетовку в город Староконстантинов.

Походил этот город скорее всего на большое село и ничем достопримечательным не отличался. Разместили нас здесь поэскадрильно и для фронтовых условий вполне прилично. Жили мы в добротном кирпичном доме; каждое утро маленький автобус забирал нашу 2-ю эскадрилью и отвозил на аэродром. В город возвращались поздно вечером.

КП нашего полка разместился на аэродроме в небольшом Деревянном домике. Там находились командир полка, его заместители и оперативная часть штаба, которую в то время возглавлял майор В.Г. Пушкарев.

Летный состав размещался метрах в пятидесяти от КП, в землянках, где в ожидании боевого задания летчики и воздушные стрелки коротали время читали газеты и журналы, писали письма родным и близким, играли в шахматы и шашки, а то и просто спали на удобно сделанных нарах. Эти деревянные настилы — нары, покрытые иногда свежим сеном или соломой, летчики в шутку называли плацкартными местами. Ранним утром по приезде на аэродром летчики бежали из автобуса наперегонки в землянку, чтобы занять плацкартное место и добрать, как тогда говорили наши острословы, минуток шестьсот. Ну, а кто не успевал занять "плацкарту", тот обречен был топить "буржуйку" — печку, сделанную из железной бочки из-под керосина.

Староконстантиновский аэродром стал для нас первой авиабазой, с которой начали производиться регулярные боевые вылеты полка. Именно с этого аэродрома большинство молодых летчиков совершили свои первые боевые вылеты на уничтожение живой силы и техники противника, получив в те мартовские дни сорок четвертого боевое крещение.

В день мы делали по несколько вылетов, люди и машины работали, как говорится, на износ. На боевые задания в зависимости от погодных условий летали группами по восемь, шесть, четыре самолета, а иногда и парами.

Погода же вновь принялась за старое. Неожиданно ударили заморозки, выпало много снега. Но это еще полбеды. Хуже было другое. Резко осложнились условия боевых вылетов, точнее — взлета наших штурмовиков с аэродрома. Дело в том, что протекающая через Староконстантинов небольшая речушка Случь сильно разлилась и затопила значительную часть летного поля. Начались заморозки, аэродром покрылся почти сплошной коркой льда толщиной до полутора сантиметров. "Илы" делали взлетный разбег прямо по ледяному крошеву, брызги воды летели во все стороны, куски льда со звоном ударялись о центроплан, фюзеляж и хвостовое оперение самолетов, оставляя порой глубокие царапины. А что было делать? Не прекратишь же из-за этого боевые вылеты!

Четко, слаженно, без суеты и нервозности работал в те дни инженерно-технический состав полка. Многие авиатехники были многопрофильными специалистами и могли выполнять почти все работы на самолете Ил-2. К таким специалистам относился в первую очередь ветеран полка старшина Владимир Николаевич Казначеев, обслуживавший самолеты звена управления полка. Недаром про Казначеев а словами народной пословицы говорили, что он "швец, жнец, и на дуде игрец". Молодежи было чему поучиться у опытного старшины.

Механики по авиавооружению М.П. Жураков, Н.А. Зверев, И.М. Старжинский и другие следили за обеспечением штурмовиков бомбовой нагрузкой, подвешивая под каждый самолет по 400-600 килограммов авиабомб разных калибров и по 4-8 реактивных снарядов, заряжали автоматические пушки и пулеметы. Механики по радио, механики спецслужб проверяли работу всех приборов и электрооборудования, настраивали передатчики и приемники на заданную волну.

Руководили всей этой огромной работой авиационные инженеры полка инженер-майор С.Т. Маслов, инженер-капитан П.Д. Макогон, начальник связи полка майор П.М. Лифанов. В авиационных эскадрильях руководство техническим составом осуществляли старшие техники-лейтенанты В.И. Горский, П.Ф. Моисейчиков, A..А. Поляниченко, Л.В. Шевляков.

Были у нас в полку и женщины. Надо ли говорить о том, какая колоссальная физическая нагрузка ложилась на их хрупкие плечи. Но девушки мастер по вооружению младший сержант А.М. Иванова, стрелки авиавооружения младшие сержанты М.А. Андреева, B.И. Устенко, А.Т. Аксенова, ефрейтор 3.С. Букреева и другие отлично справлялись со своими обязанностями, и никогда мы не слышали от них ни жалоб, ни сетований на свою нелегкую фронтовую жизнь.

Самоотверженным трудом на земле люди подготавливали успех боевых действий полка в воздухе.

Прекрасно в полку была налажена и партийно-политическая работа. Политинформации и собрания проводились регулярно применительно к фронтовым условиям — или на командном пункте, или в штабной землянке, или просто на открытом воздухе. Проводили их обычно заместитель командира полка по политчасти майор В.И. Рысаков, и парторг полка майор М.Л. Кукельштейн. Приезжали к нам и работники политотдела 224-й штурмовой авиадивизии.

Командир полка подполковник В.И. Сериков и его заместители регулярно проводили разборы полетов на разведку и штурмовку живой силы и техники врага.

26 марта я совершил свой первый боевой вылет. Мой командир авиазвена лейтенант И.Т. Ромашов водил меня в паре на цели, расположенные южнее и юго-западнее Проскурова.

Облачность была низкая, поэтому штурмовики в эти дни действовали как свободные охотники — парами. Несмотря на слабую горизонтальную видимость, Ромашов мастерски вел меня вдоль дорог по территории противника. Атаки его были мощны и эффективны. Огненные стрелы эрэсов и пунктирные трассы 37-миллиметровых бронебойных снарядов прошивали броню гитлеровских танков, бомбы ложились точно в цель, пулеметы косили вражескую пехоту. Я, как и полагалось, держался сзади и несколько правее от своего ведущего.

Вот Ромашов пикирует на танк, трасса снарядов проходит с небольшим недолетом. Он подправляет немного самолет, еще одна очередь — и танк окутывается черным клубом дыма. Я пикирую за Ромашовым с интервалом в несколько секунд, стреляю в грузовик с пушкой на прицепе и ... не попадаю. Чертовски досадно!

27 марта мы с Ромашовым летали в паре на разведку войск противника в районе шоссейной дороги Ярмолинцы — Городок, что проходила в 30-40 километрах юго-западнее Проскурова. Несмотря на низкую облачность и плохую горизонтальную видимость, я цепко держался за хвост своего ведущего и не потерял его, но бомбежкой и стрельбой опять остался недоволен.

Начиная с 28 марта погода улучшилась, и создались благоприятные условия для массированного применения авиации в районе Дунаевцев небольшого городка, километрах в шестидесяти от Проскурова. К этому времени Дунаевцы волею обстоятельств оказались как бы центром окруженной территории противника, зажатого в железном кольце наших войск.

Враг, огрызаясь, как затравленный зверь, стянул сюда все свои силы. Было ясно, что он предпримет отчаянную попытку вырваться из котла.

Это учитывало и наше командование. Врага уничтожали с воздуха. В район Дунаевцев были направлены основные силы авиации 2-й воздушной армии, в том числе и наша 224-я штурмовая авиационная дивизия.

Налеты на гитлеровцев совершались группами по 8-12 самолетов. Участвовали в те дни в боевых действиях и мы — летчики 565-го штурмового авиаполка. Я летал в район Дунаевцев дважды.

Второй вылет мы совершили в составе 12 самолетов 29 марта. Погода на этот раз нам благоприятствовала — солнце, на небе ни облачка. В район цели вышли точно в назначенное время.

Я смотрю вниз. Дорога забита войсками противника. Такого огромного скопления вражеской техники мне еще видеть не приходилось. Танки, самоходные орудия, автомашины с пушками на прицепе, мотоциклы — все это стояло на шоссе и вдоль него в три-четыре ряда и прикрывалось мощным огневым заслоном зенитной артиллерии.

Высота 1100 метров. Идем со снижением. Успеваю заметить наш Ил-2, лежащий на "животе" примерно в километре от северной развилки шоссейных дорог. Скорее всего, это самолет командира 571-го штурмового авиационного полка подполковника Макарова, который был сбит в этом районе накануне. Зенитки противника неистовствуют. Небо расцвечивается сотнями ярко-оранжевых вспышек. Волнение достигает предела. Стучит кровь в висках. Мысль одна: только бы выдержать этот кошмар, удержаться в боевом строю группы.

Но вот заканчиваются томительные секунды нашего беспомощного "висячего" положения, и группа "илов" во главе с ведущим капитаном Дахновским пошла, пикируя, в атаку...

Горят машины, танки, орудия... Над дорогой ползет густой дым. Фашисты в ядовито-зеленых шинелях, хорошо заметных на фоне снежной пороши, словно испуганные тараканы, разбегаются в стороны от шоссе...

В те дни летчики 224-й авиадивизии делали по два-три боевых вылета в день — враг по-прежнему не хотел складывать оружия, яростно огрызался и искал возможность вырваться из окружения.

Следующие мои боевые вылеты были более результативными, однако полного удовлетворения не принесли.

"В чем же дело? Почему мажу?" Эти вопросы я задавал себе бесчисленное множество раз и, увы не находил на них ответа. Действительно, в летном училище, на полигонах и позже, в Добрынихе, я бомбил и стрелял метко, почти всегда попадал в учебную цель. За выполнение упражнений по применению боевой техники получал хорошие и отличные оценки, а здесь, на фронте, все мимо да мимо. Как будто подменили меня.

Ромашов, конечно, видел мое состояние и тепло, по-братски успокаивал:

- Ты, Романов, не огорчайся. У меня на первых порах тоже коряво получалось. На поле боя главное — спокойствие и выдержка. Тренируй силу воли, а все остальное придет само собой.

Командир был прав. Тяжелее всего во время первых боевых вылетов оказалось подавить в себе чувство страха. Мне, например, мерещилось, что каждый снаряд, выпущенный из зениток противника, летит именно в меня и должен попасть именно под мое сиденье. Поэтому первое время я над полем боя чувствовал себя неуверенно, делал много лишних движений, нервничал, суетился. Так продолжалось до пятого вылета. Этот пятый вылет, что называется, вылечил меня, исцелил от гнетущего чувства страха, неуверенности, заставил поверить в собственные силы.

А дело было так. Ранним утром 30 марта я приехал на аэродром, занял в землянке "плацкарту" и крепко заснул. Разбудила меня команда дежурного по КП:

- Летчиков второй авиаэскадрильи вызывает командир полка! Подполковник Сериков, как обычно, коротко объявил нам боевой приказ:

Танковые части противника, стремясь выйти из окружения, ведут наступление на позиции наших наземных войск северо-восточнее города Каменец-Подольска. Командир дивизии полковник Котельников приказал нанести по этим танкам бомбоштурмовой удар. Первую группу в шесть самолетов поведет лейтенант Мокин в составе летчиков: Огурцова, Ромашова, Курганова, Романова и Гутова.

Взлет! Штурмовики тяжело начали разбег. Я должен был идти ведущим последней пары, но мой ведомый младший лейтенант Федя Гутов не сумел взлететь с аэродрома — брызги грязи буквально залепили фонарь его машины, и я оказался замыкающим группы. "Топаем" по курсу впятером... Минут через двадцать пять среди леса заблестела на солнце извилистая гладь Днестра. Под нами большой город со старой крепостью. Каменец-Подольск? Но разобраться я не успел — заработали зенитные артбатареи противника. Заградительный огонь был настолько плотным, разрывов снарядов было так много, что, казалось, нам не пройти, всех перебьют... Но наш ведущий был пилот не робкого десятка. Он решительно с левого разворота заходит на цель, четыре "ила" повторяют его маневр. Интенсивность зенитного огня не ослабевает, но пока все было благополучно. Хорошо видно, как внизу, по черному полю, ползут в боевом порядке бронированные коробки — немецкие танки. Мы пикируем на них, одновременно ведя прицельный огонь эрэсами и из пушек. Вот загорелся один, другой, третий танк... Наши начали работать ПТАБами. Добавил масла в огонь и я.

Но... Вывожу штурмовик из пикирования и неожиданно вижу, что параллельно оси самолета проносится трассирующая очередь. "Мессер"?! Он! Мой стрелок Карп Краснопеев взволнованно докладывает по СПУ, что сзади нас атакует истребитель "Мессершмитт-109". Кто выиграет воздушную дуэль?! Кому повезет?! Застучал крупнокалиберный пулемет стрелка. "Мессер" задымил и, будто споткнувшись о невидимое препятствие, пошел вниз, к земле.

Но досталось и нам. Штурмовик начало сильно трясти — снарядом отбило кусок лопасти винта, в центроплане зияли дыры. К тому же оказалась сорвана часть обшивки крыла, повреждены киль и система, обеспечивающая автоматический выпуск шасси перед посадкой. Естественно, разобрался во всех этих повреждениях я не сразу. Да и не до того было. Требовалось другое быстро среагировать, принять правильное решение. Самолет мой, сильно поврежденный, потерял скорость и маневренность, поэтому я сразу отстал от своей группы. А нужно было в течение примерно шести минут лететь над территорией окруженного противника, то есть при вероятном обстреле зенитной артиллерией и возможности повторного нападения немецких истребителей.

И вот тут-то мне пригодились знания, которые я получил в военном училище. Помогли также советы летчиков-ветеранов. Облака! Они часто выручают на фронте. Беру ручку управления на себя, набираю высоту. Через 1-2 минуты самолет входит в густую пелену облаков. Лечу на северо-восток с курсом примерно 15 градусов. Спустя некоторое время снизился и понял, что нахожусь над своей территорией. Внизу — большой город. Убедившись, что это Проскуров, беру курс на Староконстантинов и примерно через 10-12 минут уже подлетаю к своему аэродрому.

Самолет был сильно поврежден и плохо слушался рулей управления. Напрягая последние силы, выпускаю шасси аварийной лебедкой. С выключенным мотором — во избежание случайного пожара — захожу на посадку. Выравниваю. Самолет задевает землю гранями реборд, на которые надевается резина, и вновь идет вверх, второй раз касается земли уже жестче и вновь "козлит". Потом плюхается еще раз, глубоко пропахивает мокрую землю и останавливается. Вижу, бегут к самолету все летчики и техники полка. Подходит капитан Дахновский, обнимает... Говорит:

- А тебя уже похоронили. Летчики доложили, что твой Ил-2 был сбит над целью истребителем противника. Ну, молодец, что прилетел. Как они тебя отделали! Значит, долго будешь жить.

Восемь снарядных пробоин — столько насчитал в тот день в штурмовике авиамеханик.

Во время этого же боевого вылета сильно пострадал самолет младшего лейтенанта Н. И. Огурцова, который был ведомым Мокнна. Вот как запомнился ему этот бой:

- Ну, свалка была! Здорово мы тогда врезали фашистам! Правда, и нам досталось. Кругом беспорядочно снуют "мессера", "яки", штурмовики. На земле все горит. Идет танковый бой. Вижу, "мессер" заходит в хвост Мокину. Его воздушный стрелок Валя Щегорцева шпарит вовсю из пулемета... Я вывожу "Ил" из разворота и даю очередь из всех видов оружия. "Мессер" отваливает. Говорю своему стрелку Канунникову: "Смотри в оба, сейчас нас будут убивать!" Ввожу штурмовик в крутой разворот, чтобы догнать Мокина. Вместе атакуем еще раз танки и пехоту противника. На выходе из пикирования слышу резкий удар, приборной доски не вижу, страшная вибрация — самолет вот-вот развалится. Но "ил" продолжает лететь. Стрелок передает, что правая сторона стабилизатора отбита полностью вместе с рулем глубины. Разворачиваюсь и догоняю ведущего, пристраиваюсь к Мокину. Летим домой. При заходе на посадку правое шасси не выпустилось — разбито вдребезги. Сажусь на одну ногу. По мере гашения скорости самолет начало разворачивать вправо, в борозду, где он встал на нос. Тут же выяснилась причина вибрации — одна лопасть винта была отбита до самого основания. И все-таки сел. Вот это машина!

Летчики, в том числе и наш штурмовой авиационный полк, помогали наземным войскам громить прорывающиеся из окружения потрепанные остатки 1-й танковой армии врага. Наносились бомбо-штурмовые удары и по войскам СС, шедшим из Подгайцев в район Бучача на помощь пытавшимся вырваться из котла гитлеровским частям.

В первой декаде апреля создалась ситуация, когда уже трудно стало отыскивать цели. Все перемешалось... Где противник? Где наши войска? Ориентироваться с воздуха можно было только по условным сигналам — ракетам определенного цвета, выпускаемым в сторону противника, или дымовым шашкам. Иногда спускались до бреющего полета, чтобы убедиться по форме одежды, что это фашисты, и лишь после этого начинали штурмовку.

В этих крайне тяжелых условиях летчики 565-го штурмового полка не имели ни одного случая удара по своим войскам. И заслуга в этом главным образом принадлежала нашим командирам — ведущим групп С.И. Петрову, А.А. Варникову, А.А. Дахновскому, В.Я. Мокину, Н.Ф. Денежкину, Н.В. Демидову, К.П. Панченко и другим.

В третьей декаде апреля мы продолжали летать группами по 4, 6, 8 самолетов на Тарнополь и в районы Бучач — Подгайцы. 14 апреля город Тарнополь был освобожден нашими войсками. Операция близилась к завершению. Но враг пока не сложил оружия, враг продолжал сопротивляться. На что надеялись тогда немцы, понять трудно, но дрались они, пожалуй, с еще большим ожесточением, чем прежде.

В это время слово "Бучач" среди летчиков произносилось с особой интонацией. Полеты в этот район так же, как за несколько дней до этого полеты на Дунаевцы и Каменец-Подольск, были очень опасны. Противник создал здесь мощный огневой заслон, прикрыв свои войска зенитной артиллерией и истребительной авиацией. Полк нес потери в людях и в материальной части.

Стала заметно ощущаться нехватка самолетов, и в связи с этим группу летчиков срочно командировали в Куйбышев за новыми штурмовиками. Я в эту командировку сначала не планировался. Но на аэродроме Проскуров, куда только что перебазировался наш полк, произошел несчастный случай: взорвался склад боеприпасов, оставленный гитлеровцами. В результате взрыва погибли два неразлучных друга: заместитель командира — штурман 3-й авиаэскадрильи старший лейтенант А.А. Варников и командир звена 1-й авиаэскадрильи лейтенант Н.Я. Нечаев, которые должны были вместе с другими летчиками отправиться за новыми самолетами. Потребовалась замена, выбор пал на меня и еще на одного пилота.

Возвратившись через несколько дней из Куйбышева, мы узнали, что на аэродром с боевого задания не вернулись наш командир звена лейтенант И.Т. Ромашов и летчик младший лейтенант Ф.Г. Гутов, которые летали в район Станислава парой на разведку и уничтожение живой силы и техники противника в качестве свободных охотников — группами в те дни не позволяла летать низкая облачность. Задание было выполнено, штурмовики возвращались домой.

По радио за полетом следил тогда старший техник полка В.Н. Платонов. Из эфира доносились звуки песни "Не разлука, а нежная встреча смелых ждет на родимой земле". Пел Иван Тихонович. Пел, как всегда, когда возвращался с боевого задания. Но вдруг песня оборвалась. Эфир замолк. Прошло время прилета, а самолеты наших товарищей так и не появились. Произошло что-то трагическое. Сбили истребители или зенитки. Так решили тогда все.

В начале мая наша 2-я авиаэскадрилья три дня подряд била по одним и тем же целям в районе Хоцимежа. Затем работали по целям в районе Коломыи, Делятына и Надворны. И снова не все штурмовики вернулись на свой аэродром. При выполнении боевого задания погибли командир 3-й авиаэскадрильи майор С. И. Петров, летчик той же эскадрильи лейтенант В.И. Михайлов, младшие лейтенанты В.Н. Костин и И.К. Ельтищев. Имелись потери и в 1-й авиаэскадрилье.

Война есть война, нас часто посещала не только радость побед, но и горечь утрат. Смешиваясь, соединяясь в наших молодых сердцах, эти два сильных чувства создавали тогда в полковом коллективе особый моральный климат. Разрядка приходила вечером, после боевого дня. Собравшись в столовой за ужином, летчики пели под баян фронтовые песни, среди которых чаще всего звучала наша любимая:

В эти минуты — после жарких боев — мы скорбели о погибших товарищах, вспоминали их черты характера, привычки. Ваня Ельтищев... Голубоглазый блондин, мягкий, скромный... Володя Михайлов... Этакий рубаха-парень, добряк, любивший петь своим бархатным тенором "Бирюзовые вы мои колечики, раскатились по лугу...". Вася Костин... Наш полковой юморист, которого за интересные и очень смешные рассказы, читавшиеся им с актерским мастерством, мы в шутку называли Василием Теркиным. Ваня Ромашов... Коренастый, физически очень сильный человек. Это про таких, как он, в народе говорят "косая сажень в плечах"...

Нет уже среди нас этих ребят. Они погибли в бою с ненавистным врагом, но и погибнув, остались жить — в нашей памяти, в наших сердцах.

Проскуровско-Каменец-Подольская операция, продолжавшаяся около двух месяцев, закончилась. За активное участие в ней 224-й штурмовой авиационной дивизии было присвоено наименование Жмеринской. Многие летчики, техники, оружейники и другие авиаспециалисты за участие в этой операции были награждены орденами и медалями. Большинство молодых пилотов, в том. числе и я, за одиннадцать успешных боевых вылетов получили свой первый боевой орден — Красной Звезды.