Ларец самозванца Часть первая

1

Поздняя весна года 1606 от Рождества Христова (или, иначе 7114 от Сотворения Мира по Александрийскому, наиболее распространенному на Руси счёту) выдалась холодной, прямо таки ледяной. Вольно ж Господу было так пошутить — двадцатого мая, в день Святого Антония, землю покрыл снег, а вода в Москве-реке замёрзла! Впрочем, так или иначе, выступать в путь лучше спозаранку. Пан Роман Смородинский, предводительствовавший малым отрядом ранних путников, ко всему прочему, очень торопился… У него были на то свои, только ему одному ведомые причины. Потому уже с первыми лучами солнца отряд — три десятка с небольшим всадников, крытый возок и шесть телег с утварью тронулся в путь. Конечно, жаль было не успевших отдохнуть коней… Пан Роман торопился. Дорога его лежала сейчас в славный город Киев, к самому князю Василию Константиновичу Острожскому, воеводе киевскому и фактическому владыке всей левобережной части Украйны… Той части, разумеется, что подлежала под могучей, победоносной дланью Речи Посполитой. Увы, так случилось, что служба его, последние четыре года составлявшая весь смысл существования, закончилась не так и не тогда. Он-то предполагал совершенно иной расклад… Ладно! На всё воля Господня! К тому же царь Дмитрий Иоаннович, могучий и мудрый правитель Московской Руси, Московии, на прощанье одарил его так, что и трёх возов не хватило — вместить! А ещё одарил новым поручением. Ради него только и придётся завернуть в Киев, вместо того, чтобы поспешать на Волынь, в милый сердцу Вишневец. Сундучок государя, а в нём — дары князю Острожскому, вот что вёз пан Роман в тюках, намертво примайстряченных к спине заводного коня. Четверо верных конфидентов пана Романа, чистокровных шляхтичей, способных часами перечислять свой род, выводить его от Гедимина или Рюрика, с оружием наготове ехали, оберегая сундук с четырёх сторон. Пока хотя бы один из них будет жив, к сундуку, а вернее — к ларцу не приблизится даже и сам Дьявол со всей своей свитой!

Благочестивый пан Роман истово перекрестился и тут же краем глаза заметил, как передёрнуло ехавшего подле него, но чуть поодаль пана Анджея Медведковского. Старый товарищ, сопитух ещё со студиозных времён, пан Анджей лишь в одном абсолютно не сходился во взглядах с паном Романом — в религии. Ревностный католик, он довольно предвзято относился к православным, украинцам или литвинам — неважно. Исключение делал только для Романа, да и то — кривился, как от неспелых слив.

Впрочем, сегодня пан Анджей отошёл на удивление скоро. Ухмылка тронула его толстые, чуть вывернутые вперёд губы, тёмные, карие глаза хитро, плутовато глянули из-под нависших прядей давно не чёсанных и ещё дольше не мытых волос.

— Что, доволен, моцный пан Роман? — с деланным равнодушием в голосе спросил он. — Такое сокровище из Москвы увозишь!

— Невольно бросив тревожный взгляд на сундук, пан Роман тяжко вздохнул:

— Его ещё довезти надо, до Киева-то!.. Да, потом, может это и не сокровища вовсе! Может, там бумаги какие. Или — книги. Говорят, князь Василий Константиныч знатный книголюб!

— Говорят! — пожал плечами пан Анджей. — Однако, если там книги…

— И не думай даже, пан Анджей! — нервно облизнув сухие губы, воскликнул пан Роман. — И не надейся, что твои грязные руки коснутся этих книг! Не говоря уж о том, что тебе они не предназначены, ларец сей запечатан личной печатью государя Дмитрия! Не мне её ломать!

Пан Анджей — внешне мало похожий на умного человека, на словах — болтливый вояка без мозгов под крылатым шлемом, среди друзей слыл не менее заядлым книголюбом, чем сам князь Острожский. В доме его, рассевшемся от старости, небольшом и тесном для его семьи, не меньше четверти места занимали шкафы, шкафчики, полки и полочки с книгами. Из всех походов, из гостей, отовсюду вельможный пан привозил книги. Любые книги — религиозные, исторические ли, авантюрные романы… На любых языках! Если книга нравилась ему, он покупал… или брал без спросу… не раздумывая особо. Его жена, несчастная женщина, на беду свою отличалась домовитостью и мечтала когда-нибудь привести дом и усадьбу в надлежащий вид. Увы, её наследство, а вместе с ним и львиная доля иных доходов уходили на увлечения мужа. Надо ли говорить, что любое новое «приобретение» супруга вызывало у неё праведный гнев. Среди шляхты ходили слухи, что храбрый до безумия пан Анджей не раз и не два получал по башке огромной сковородой из числа тех, на которых жарилось столь любимое им свиное жаркое.

— Нет, пан Анджей! — с лёгким сожалением сказал Роман. — Я не могу открыть этот сундук! Даже для тебя!

Тяжко вздохнув, пан Анджей бросил последний, жадный взгляд на ларец. Увы, он вынужден был подчиниться.

— Вообще-то, я имел в виду не ларец!.. — пробормотал он, отъезжая и бросая не менее жадный взгляд на тянущийся в самом хвосте крытый возок.

Пан Роман, разумеется, услышал его и взглянул назад не менее плотоядно. В возке, с большим трудом пробирающемся через колдобины, ехала русская красавица с таинственным и звонким именем Татьяна. Увидев её на одном из устроенных молодым царём пиров, пан Роман уже не мог, да и не хотел отступать. Планомерная его осада этой фортеции вскоре принесла свои плоды, но, увы, Татьяна была замужем. Её муж, боярин и воевода Илья Совин не был ни знатен, ни богат, а выделялся разве что безумным честолюбием и жуткой, прямо-таки нечеловеческой скупостью. Приходясь очень дальним, двадцатая вода на старом киселе, родичем Годуновых он, благодаря измене своей, сохранился и при дворе молодого царя. Потом, правда, попал в опалу вместе с Шуйскими… Царь был слишком добр, вернул их всех обратно. Ну, да ладно. Долгие недели боярин обретался вне Москвы, где-то на нижней Волге, вместе с полком гоняясь за черемисами, вновь взбунтовавшимися против царской воли. Это были золотые дни для любви литовского пана и боярыни! А когда настала пора уезжать, пан Роман, не мудрствуя особо, выкрал Татьяну. Разумеется, с её на то согласия. Погони ждать пока не приходилось — воевода Илья обретался на Волге и вернуться должен был нескоро. К тому времени и след простынет!

На миг ему показалось, что плотно закрывающая окно возка занавесь на миг отдёрнулась… но нет, это была лишь игра его воображения. Татьяна, ехавшая в возке вместе со своей чернавкой, татаркой по крови Зариной, скорее всего, спала в такой неурочный час… Ничего! Чай не в седле едет!