"Язычник: Там ещё есть надежда (незаконченное)" - читать интересную книгу автора (Радов Анатолий Анатольевич)

13

 Ведьмак будил осторожно, памятуя о ране, так неожиданно полученной Вечеславом. Тот несколько раз отмахнулся в полусне, и наконец, открыв глаза, сразу же удивлённо ощупал повязку.

— А, блин — вспомнил он вчерашний инцидент и осторожно поводил левым плечом вперёд-назад. Никаких особых последствий это действие не произвело. Боль не усилилась, не резанула и не кольнула в том месте, где была рана, а осталась такой же тянущей и размытой по всей левой стороне торса.

— Я нам рубахи сходил купил поутру. Льняные. По четыре куны за штуку. Твои вещи всё равно стирать забрали, в крови они чуть. Тебе нравятся с красным рисунком? — ведьмак улыбнулся, протягивая белую рубаху с красной вьющейся вышивкой на рукавах и воротнике — Будешь теперь первый парень на деревне.

— Не смешно — Вечеслав поднялся, и пригладив волосы, провёл рукой по подбородку — Зарос, блин, уже, как ваххабит. Интересно, чем тут бреются, не мечами случайно?

— А зачем бриться? Борода и усы русичу само то. Хотя, бороду можешь сбрить, а усы лучше оставить, как у Светослава что б. Давай, руки подымай, я одеть помогу.

Надев рубаху, и подвязав, оказавшиеся слишком длинными, рукава тесёмками, Вечеслав поднялся и стал оглядывать себя.

— Ну всё, теперь, как местный — довольно кивнул ведьмак — Никто лишний раз пялиться не будет.

— А джинсы с кроссовками? — усмехнулся Вечеслав, разглядывая нижнюю составляющую своего гардероба.

— Главное рубаха нашенская — ведьмак подмигнул — Теперь насчёт суда — он сделал серьёзное лицо — Придём на копище, это которое за частоколом в центре, ну, куда быка заводили, помнишь? В общем, ты там больше помалкивай, а я говорить буду, а-то намелешь чего не надобно.

— Да я сам не собирался много говорить — Вечеслав пожал плечами — Я ж понимаю, что ничего не понимаю — он улыбнулся каламбуру — А кстати, интересно, чего с этим пареньком будет, которого мы поймали?

— Ну, это как вечевой суд решит. Нам главное со вчерашним нападением разобраться, само собой без упоминания полной правды, а все эти медовые дела, это проблемы веси. Хотя, нам с этого дорогу дармовую нужно выбить, секёшь? Ладно, пошли — ведьмак легонько подтолкнул Вечеслава в спину.

Наскоро позавтракав тем, что Добряш назвал ленивыми варениками, и выпив по кружке холодного и довольно-таки забористого кваса, они двинулись по улице в сторону копища. Добряш шёл впереди, и видно было, что он слегка взволнован. Следом шёл ведьмак, нёся в руке завёрнутый в тряпку нож, а Вечеслав плёлся позади, с непривычки поглядывая на пояс, на котором отсутствовал меч. Надо же, думал он с удивлением, за несколько дней успел попривыкнуть к этой штуке.

Большая часть местных уже давно были на ногах, занимаясь своими делами. И почти каждый теперь не просто посматривал на них с интересом, но и здоровался, кивая головой. Вечеслав, чувствуя какое-то странное ощущение, здоровался в ответ. Получалось, что он не только уже засветился в этом мире, но непосредственно участвует в его делах. Пусть и вроде бы в мелких, почти что бытовых, но тем не менее, остаться в стороне не получилось.

Всю дорогу до копища он вяло размышлял о том, насколько его активное участие здесь может повлиять на общий ход истории. В конце концов, он пришёл к выводу, что если какие-то изменения и произойдут, то вряд ли они будут слишком ощутимыми. Тот, кого он убил, не из местных, так что его смерть никаким боком к этому миру не должна относиться, татей рано или поздно и без них бы поймали, да и ловили уже, наверное, не раз… Хотя с другой стороны, есть же этот дурацкий эффект бабочки, которая взмахом своего тоненького крыла может произвести где-нибудь бурю.

На площади, у ворот в то самое, как понял Вечеслав, копище, стояло не меньше дюжины мужиков. Когда Вечеслав с ведьмаком и Добряшом появились в зоне их видимости, мужики разом обернулись. Лица их были серьёзными, и на пришлых смотрели даже с неким уважением.

— Здоровья вам, люди добрые — громко проговорил ведьмак, подойдя ближе.

Мужики дружно кивнули. Среди них Вечеслав узнал только одного, того, что разговаривал с христианским проповедником, и не удовлетворившись объяснением последнего, со злостью плюнул на землю. Остальные были незнакомы. Крупный мужчина с кругловатым лицом, обрамлённым густой, короткой бородой, и с густыми, сросшимися бровями, начал представлять собравшихся. Пока очередь дошла до последнего, Вечеслав успел перезабыть как зовут остальных. Запоминание имён не было его коньком, и ему частенько становилось не по себе, когда встретившись с кем-нибудь во второй раз, приходилось переспрашивать. Вот и теперь, кроме Улеба Игнатыча, которого он уже знал визуально, и самого представляющего мужика — Вышата Годславича, он никого не запомнил. Все из представленных оказались главами родов, которые имели на суде право голоса от их имени. Оказалось, что и Добряш имеет такой же статус, являясь единственным мужчиной в своём роду, но в связи с тем, что он и в первом и втором деле выходил лицом заинтересованным, его этого права на данном вечевом суде лишили.

Ведьмак в свою очередь назвался сам и представил Вечеслава, снова упомянув князя Олега, у которого тот якобы был гриднем. Что означало это слово, Вечеслав уже знал, но именно поэтому и удивлялся он той лёгкости, с которой ведьмак приписывал его к личной охранной дружине самого князя. А что если найдётся хоть один в веси, который и в самом деле служил у Олега Светославича?

Когда, наконец, разобрались с тем, кто есть кто, двинулись к воротам, обе створки которых были открыты настежь. Внутри Вечеслав, поддавшись естественному интересу, принялся жадно рассматривать открывшуюся взгляду картину.

В самой середине внутренней площадки имелось земляное возвышение примерно в метр высотой. На возвышении этом стояли две деревянные фигуры. Одна метра под три высотой находилась ближе к левому краю, и как тут же объяснил ведьмак, это был идол Перуна. Хотя, Вечеслав и сам догадался об этом. В какой-то книге, он уже не помнил какой, ему попадался похожий рисунок. Суровый взгляд, пышные длинные усы, сжатые губы, и во всём этом какая-то грозная сила. Воевская сила. Впрочем, и дурак бы увидев идола, понял бы, что Бог этот вряд ли пастырь овечьего стада.

— А эт я — шёпотом, с усмешкой сказал ведьмак, кивнув на вторую фигуру, стоявшую чуть правее — Красавец, согласись?

Второй идол уступал высотой Перуну, но был не менее колоритен. Странноватое удлинённое лицо, с какой-то полуулыбкой, длинные, искусно выведенные резцом волосы, и второе лицо примерно в районе живота, точнее не лицо, а нечто похожее на морду вола.

По середине, между двумя богами горел костёр, несмотря на то, что уже начинало припекать солнце, и Вечеславу вдруг пришло в голову, а не этот ли костёр послужил прообразом Вечного Огня, который горит и по сей день на могилах славных воинов?

Ближе к ним, и чуть пониже, полукругом размещались вкопанные в землю пни, к которым и направились мужчины. Подойдя, они отвешивали по поклону каждому богу, после чего поднимались по сделанным в земле порожкам и чинно усаживались на импровизированные стулья. Представлявший им мужиков, Вышат Годславич, указал Вечеславу, Добряшу и ведьмаку на скамью, стоявшую чуть в стороне.

— Это место для истцов правых — коротко объяснил он.

Они умостились на этой скамье, и Вечеслав стал наблюдать за приближающимися стариком и мужчиной, теми, что приветствовали людей на празднике. Старик, как уже понимал Вечеслав, был местным волхвом, а мужчина головой веси. Они вышли из небольшой полуземлянки, такой же, каких в веси была добрая половина из общего числа строений, и неторопливо приближались к пришедшим. Кузьма Прокопыч что-то говорил старику, слегка наклонившись к нему, а старик слушал с напряжённым вниманием, то ли оттого, что обсуждалось что-то важное, то ли оттого, что слышал он уже плоховато и боялся пропустить хоть слово и тем обидеть собеседника.

— Здоровьечка вам — проговорил голова, подойдя. Мужики дружно кивнули.

— И тебе здоровья, Кузьма Прокопыч — Вышатя обвёл рукой собравшихся — Вот, все пришли — стал объяснять он — Окромя Елизара. Ну, ты ж знаешь, аки он занедужил.

— Да знаю, знаю — кивнул голова и пропустил вперёд себя старика — Садись, Будимир-батюшка, уважь нас.

Старик, опираясь на свой посох, легко, словно наперекор возрасту, взошёл по ступенькам и уселся на один из двух оставленных не занятыми пней в середине. На второй уселся голова.

— Ну что ж, мужи Рязанские, приступим — громко сказал он и, подзывая, махнул рукой парню, стоявшему у второй небольшой полуземлянки в правом углу площадки. Тот тут же засуетился, снимая засов с двери, потом вывел из землянки вчерашнего пойманного парня, и легко подталкивая его в спину, заспешил к месту судилища. Пойманный паренёк явно не испытывал особого желания спешить, отчего очень часто получал от охранника тычки в спину. Но как бы он не пытался растянуть время пути, всё же закончилось оно очень быстро. Парень остановился в паре метров от возвышения и уставился себе под ноги.

— Мы, весь Рязанская — начал голова, поднявшись — Клепаем* тебе татьбу. Судить будем по копному праву*, коли нема твоей вины… Гм — голова задумчиво покашлял — Ты должон принести роту* пред богами нашими, Перуном Сварожичем и Велесом, иначе слова твои не будут иметь законной силы.

Парень после услышанного побледнел, руки его мелко затряслись, и было заметно, что он прикусил нижнюю губу. На секунду вскинув взгляд и быстро кивнув, он снова опустил их долу.

— Тады повторяй за мною — Кузьма Прокопыч провёл ладонью по бороде — Я, Авдей прозвищем Нечай, клянусь… — он замолк, ожидая слов парня.

Тот что-то промямлил и нервно затеребил рукав рубахи.

— Э-э, нет — Кузьма Прокопыч помотал головой — Говори так, абы все понимали и слышали.

— Да пущай говорит, аки может — мягко проговорил старик — Он не нам роту приносит. Богам. А они я думаю и услышат и поймут.

— Ты прав, Будимир-батюшка — согласился голова, и уже не обращая внимания на то, как повторял за ним парень, продолжил — Клянусь пред Перуном, внуком Сварожьим и Велесом говорить правду, а коли неправду реку, пущай буду презрен ими на веки вечные, и отвернутся они от меня, и не буде мне от них помощи.

Парень сбивчиво повторил, продолжая теребить правый рукав рубахи, а Кузьма Прокопыч уселся, и выдержав паузу, обратился к нему с вопросом.

— Так из чьих ты говорил будешь?

Парень снова что-то промямлил, отчего лицо Прокопыча тут же стало суровым.

— Ну, уж нет — зло бросил он — Тут ужо говори подобающе. Перед людьми таперича ответ держишь, не мямли, аки дитя малое.

— Из радимичей — повторил парень громче и отчётливей, видимо поняв наконец, что злить в его положении никого не стоит.

— Добре — кивнул Прокопыч — Лет тебе сколько?

— Семнадцать.

— Добре — повторил голова и кивнул головой в сторону.

Охранник тут же отвёл татя метра на три, а голова посмотрел на скамейку.

— Ну, таперича вам говорить.

Ведьмак, незаметно толкнув Вечеслава в спину, поднялся, и Вечеслав всё поняв, тут же вскочил на ноги.

Повторив вслед за головой клятву, они принялись отвечать на вопросы. Сначала ведьмак, потом Вечеслав, потом дело дошло и до Добряша. Добряш рассказывал о ночной охоте на татей с воодушевлением. Видно было, что он до сих пор под впечатлением и считает себя, чуть ли, не главным героем этого предприятия.

Выслушав всех, Кузьма Прокопыч снова жестом приказал охраннику подвести парня.

— Три человека говорят, что поймали тебя с лицом* возле дерева с бортем. Ты крал мёдь, а твой подельник рядом стоял. Так оно было? Али напраслину люди на тебя возводят?

Парень всё так же глядел себе под ноги, и по лицу его было видно, что он находится в полной растерянности. Признаваться ему явно не хотелось, но идти против фактов было делом как минимум нерациональным. Так и не решившись ни на одно, ни на другое, он просто промолчал.

— Ну что ж — Кузьма Прокопыч обвёл взглядом сидевших вокруг мужиков — Дело, по-моему, ясное.

— Ясное — закивали мужики — Куды ж ещё ясней-то.

— Стало быть, осталось назначить наказание — голова покашлял и вдруг громко и зло бросил в сторону парня — Какой рукой мёдь из бортей таскал?

Не ожидавший этого резкого окрика и видимо сразу врубившийся в смысл вопроса, парень вдруг бросился на колени.

— Почадите*, люди добрые — испуганно, давясь словами, затараторил он — Не хотел я этого. Голодно было. Как весь нашу Владимирские пожгли, так я один уцелел. По лесам шлялся. Голодно мне было. Почадите.

На лице Кузьмы Прокопыча появилась довольная усмешка, а остальные мужики кто закивал головой, кто нахмурился, а кто и вовсе уставился в землю, как и осуждаемый парень ещё несколько секунд назад. Видно было, что незамысловатая история его вызывает у них неприятные чувства.

— Ну, вот — голова перестал ухмыляться, но довольство упрятать не смог. Видно было, что он рад такому повороту событий — Чего ж, люди добрые, почадим паренька?

— Да чего ужо там — разом закивали мужики — Не матёрый, поди. Сопля ещё. Почадим, почадим.

Кузьма Прокопыч кивнул охраннику и тот помог парню подняться и повёл его обратно. Голова бросил взгляд на скамью.

— В поруб его на три дня поставим, а там найдём этому паре применение — проговорил он, глядя на ведьмака — Дело это у нас спорое — он улыбнулся — Кажное лето по пятёре таких ловим, совсем сопливых ещё. Ну не кнутом же ему вдоль спины? Озлобим токмо, а так глядь, и выйдет из парня чего путное. У нас уже десяток таких в веси осело, все работящими оказались, и не бегут же, понимают, иде им лучше.

Ведьмак только развёл руками в ответ, мол, как знаете, дело ваше. А Вечеславу всё произошедшее вообще показалось слишком каким-то упрощённым. Он даже и не понял в принципе, чего этому парню в наказание дали, и дали ли вообще.

— С вашим делом потрудней будет — Кузьма Прокопыч задумчиво провёл тыльной стороной ладони по подбородку — Ты Завиду говорил прийти? — обратился он к Вышате Годславичу. Тот закивал.

— А как же ж.

— Увар! — крикнул голова охраннику, который уже закрыл за парнем дверь и прилаживал теперь на место засов — Поди, глянь, Завид не пришёл?

Парень кивнул, заторопился с засовом, и уже через пару секунд бегом кинулся к забору. Всё это время мужики перешёптывались друг с другом, на их лицах появилась заинтересованность, и Вечеславу стало немного не по себе. С парнем они никакой особой заинтересованности не проявляли. Сидели со спокойными лицами. Он ещё раз пробежал в голове историю, которую во время завтрака рассказал ему ведьмак, благо Добряш поел раньше и за столом не присутствовал. История эта была о них самих, как ходили они в Рогожинское поселение за должком к некоему Вавиле Грому, который, по словам ведьмака, действительно там проживает и промышляет средней руки торговлей. Как Вавилу этого не нашли и теперь ни с чем возвращаются домой, лишившись и своего кровного, украденного татями в ночь, пока они спали. Ну и ещё кое-какие мелочи, вроде того, что они братья двуродные, и что долг забрать хотели, потому как родной брат его, то есть Вечеслава, у мурман-варягов в плену сидит, и те за него выкуп требуют. А в плен попал, когда подвязался с купцом одним, Анисием, по-моему, свести зерно по Варяжскому морю той самой чуди, прозывающейся ещё эстами, у которых помимо всего и сами по себе земли неплодородные, так ещё и недород случился… Вечеслав нервно сглотнул, дальше он ни черта не помнил. Да и можно ли запомнить целую историю с одного раза?

Голова всё это время внимательно следил за охранником и когда тот, выглянув за ворота, обернулся и закивал, он громко крикнул ему:

— Ну так веди, чего гривой трясёшь!

Охранник что-то проговорил тому, кто находился за воротами, и вскоре появился Завид. Остановившись на пару секунд, он обвёл взглядом вокруг, и мотнув головой, усмехнулся, после чего быстро, но держа горделивую осанку, двинулся к месту судилища. На его лице было нарисовано некое пренебрежительное отношение к происходящему. Подойдя к тому месту, где совсем недавно на коленях просил пощады молодой тать, он остановился, и скрестив руки на груди, с недовольным взглядом посмотрел на голову.

— И чего мне клепать удумали? — спросил он и снова усмехнулся — Али забыл ты Кузьма Прокопыч, что до тебя я головой был?

— Да как же ж, помню — перебил голова — Токмо ты ж знаешь, у нас все в веси ровня. Вот и я таперича, если чего нашкодю, и меня люди судить будут. А ты гонор свой не показуй раньше времени, тебе ещё никто ничего не клепал.

— Так ведь собрались же — Завид оглядел мужиков — Али что таперича, я у вас в опале? Гнобить удумали?

— Да перестань ужо Завид — тихо, с укоризной проговорил старик — Сам понимаешь, дело скользкое вышло, чуть гостя Добряшеского жизни не лишили, а ты ерепенишься. Никто тебе ничего клепать не собирается. А вот правду во всём этом выведать надобно, абы перед гостьми стыда да зазора* не было.

— Ладно уж, выведывайте свою правду — Завид махнул рукой и уставился куда-то вправо, поверх огибающего копище тына.

— Да правда она чьей-то не бывает — старик покачал головой — Правда она одна, а стало быть и на всех разом даётся.

— Ладноть, мужи Рязанские, приступим — второй раз за это судилище проговорил голова, поднявшись — Клепать ничего покамест не будем никому, потому как дело тёмное. Но коли вина чья выведается, тогда по копе* судить станем.

— По копе — Завид усмехнулся, и уставился на Кузьму Прокопыча — А ты разе не слыхал, что князь таперича по новой Правде судиться всем велел? Что ска…

— А ты давно от того князя жопу свою унёс? — зло остановил его голова — Али забыл уже, аки пришёл сюда с половиной своего рода? А как на князя того жалился, тож позабыл? А копное право предков тебе ужо не угодно, значит? Али може не выгодно? — голова прищурился и холодно продолжил — Роту богам давай молви.

Всё с той же нескрываемой усмешкой на губах, Завид повторил за головой слова клятвы, после чего дали слово ведьмаку. Точнее ведьмак сам взял его, объяснив, что его родич, то бишь Вечеслав в таких делах не мастак, и истцом с их стороны будет он один.

— Ну, начинай по порядку — проговорил голова, приготовившись внимательно слушать — Кто вы, откель и куды идёте?

Мужики тоже замерли, и пристально уставились на ведьмака. Тот пару раз кашлянул и заговорил.

— Ладожские мы — его голос звучал уверенно — Ходили в Рогожинское поселение должок вернуть. Вавила прозвищем Гром задолжал нам пять гривен кунных за кади. У нас в роду мастера есть кади кедровые делать, вот ими и торгуем. А Вавила в долг взял, молвил, потратился весь, а в следующий раз, мол, приду и заплачу. Так почитай второе лето уже прошло, а он всё не возвращается. Ну, мы и пошли.

Вечеслав тоже слушал с усиленным вниманием, восполняя пробелы в памяти, чтобы в случае чего ответить один в один со своим невольным спутником по этому квесту, но «в случае чего» не случилось, а даже, наоборот. Кузьма Прокопыч остановил ведьмака.

— Бог с ними, с вашими делами — сказал он — Начни с того, как вы в весь пришли, да по дороге сюды чего делали.

Вечеслав невольно вздрогнул. То, что они делали по дороге сюда, до сих пор отзывалось в нём неприятным напряжением.

— Да когда сюда шли, то особо ничего и не приключилось — продолжил врать ведьмак — Разве что обокрали нас в лесу во время ночлега, а так всё тихо и мирно обошлось.

— А этого парня, который напал, знаете? — Кузьма Прокопыч слегка подался вперёд — Может из кровных кто?

Ведьмак уверенно повертел головой.

— Нет, голова, кровных у нас отродясь не было. Мы род мирный, в свадах всяких сторонку держим.

— А вот родич твой — Кузьма Прокопыч кивнул в сторону Вечеслава — Он же ж гридень, кажись, был, може, с той годины кто им обижен?

— Родич мой князю служил, а не обидами промышлял. Да и говорю же, не знаем мы этого парня, ни я, ни родич мой. В первый раз его тут увидели.

— Хм, так с чего ж он удумал твоего родича жизни лишить?

Мужики закивали, видимо, согласные с тем, что вопрос уместен и правилен, но ведьмак пожал плечами и продолжил спокойно:

— Этого не знаю, но вот что сказать хочу — он развернул тряпицу и поднял нож — Добряш, у которого мы гостим, говорит это нож Завида. А парня мы в первый раз увидели вчера утром. Он с Завидом за столом сообедничал около хаты и разговор между ними был. О чём разговор, неведомо, но вот и хотим мы знать, о чём они сговаривались.

— Ну так уж и сговаривались. Ты паря ври, да меру знай — тут же подал голос Завид, зло зыркая на ведьмака.

— А-ну погодь-ка, Завид — остановил его Кузьма Прокопыч, прищурившись — Выходит твой нож кровью весь запятнал?

Взгляд Завида стал вдруг напряжённым. Он несколько секунд молча пялился на оружие в руках ведьмака, после чего усмешка снова вернулась на его лицо, и он довольно выговорил.

— Ну и мой, так что? Не я ж им кровь проливал.

— А-то, что есть предлог клепать тебе спотворничество головнику. Ты ж сам знать должон.

— Так я чего? — с лица Завида тут же слетела усмешка — Он взял без спросу, и мне о том не донёс. Скрал он, вот что. И я таперича отвечать за его татьбу должен?

— Тебе никто за татьбу не говорит — вступил в разговор старик-волхв — Ты объясни, что за человек был тот парень, что говорил тебе. Раз уж ты его за свой стол сообедником усадил, знамо не чужой он тебе.

— Да и не знаю я толком — заволновался Завид и обежал взглядом внимательно смотревших на него мужиков — Може соврал он мне, так я ж не ведун, абы мысли его читать. Сказал, сына моего знает — Завид опустил глаза вниз — Ну, Лукьяна… шоб его медведь задрал.

— Это тот, что у Владимира в Киеве дружинит? — спросил голова.

— Тот, тот — глухо проговорил Завид — Так хоть Лукьян и отрезанный ломоть, но сердце ж отцовское не камень.

— Да Бог с твоим Лукьяном, не его теперь судим, ему другой суд уже определён — вставил Кузьма Прокопыч.

— Вот и захотелось прознать, как там сын мой поживает. Кровинушка родная всё ж — продолжил Завид, тяжело сглотнув и поиграв желваками, после слов головы — А парень этот и стал рассказывать, что, мол, дружбу с Лукьяном имел, чуть ли не побратались они после сечи у Стародуба, эт с вятками кады, пятое лето вспять. Вот он и говорит, мол, Лукьян в ноги кланяется, да простить его просит, за то, что против своих ратью пошёл.

— А про ладожских ничего не спрашивал? — перебил Кузьма Прокопыч.

— Про ладожских? — Завид почесал затылок — Да то ж припоминать нужно.

— А ты и припоминай — снова вступил в разговор волхв — Не гоже перед гостьми укрываться, аки люд недобрый.

— Не спрашивал, нет — Завид повертел головой — Всё рассказывал, аки бежал из Киева в ночь, да аки всё боялся погони. А спрашивал токмо про то, какое житьё тут у нас, имовито* ли сидим, али как придётся. Ну я ему и баял про жизнь тутошнею. А про пришлых не спрашивал. Да и зачем ему спрашивать, коли дурное затеял?

— И всё? — спросил голова.

— Да всё вроде — Завид развёл руками — Кабы чего ещё было, так чего мне укрывать? Мне за чужие шкоды ответа держать не в жилу буде. Мне чужого и ни доброго, и ни худого не треба. Да разе ж незнаете вы меня, люди добрые? Не первое же лето с вами на одной земле сижу. Разве было когда с моей стороны негожее дело? А?

— Знаем тебя, Завид — заговорил вдруг один из судивших мужиков — Второе лето с Любомиром вы свои делишки промышляете в обходку поряда общинного.

— Погодь, Ерёма — остановил его голова — Другое то, досюда некосаемо.

— Во-во, Ерёма — зло бросил Завид — Ты али клепай, али не разивай зевала попусту.

— А-ну цыц! — вскрикнул вдруг волхв — Оба! Али забыли где находитесь? Не стыдно пред Богами сваду устраивать, аки отроки хмельные?

На несколько секунд над копищем повисла неприятная тишина. Ведьмак, едва заметно усмехнувшись, и выждав некоторое время, продолжил:

— Когда мы к вам входили — громко заговорил он — Допросили нас с ухваткой, всё вызнали. Мы уж думали и не пустят. А тут беглец из Киева, хм, неужто по нему ничего нельзя выглядеть было? Небось и глазами от взоров прятался, и в ответах путался. Спросить бы у того, кто весь сторожил, когда парень этот пришёл, чего он у него выведал.

— Акимка в ночную стоял — осторожно влез в разговор Добряш — Я видал.

— А под утро кто сменял его? — спросил голова, обращаясь к дородному мужику с полным лицом, который сидел справа от него.

— Богдан, Марфёны младший — коротко ответил тот — Так парень когда пришёл-то?

— Обоих звать надо — махнул рукой Кузьма Прокопыч — Увар!

Пока дожидались стороживших весь, Вечеслав ещё раз прокрутил в голове произошедшее вчерашним вечером, и с удивлением заметил, что ничего внутри него от этих воспоминаний не колыхнулось. Не шевельнулось даже. Видимо огрубевал он понемногу, и нападение с небольшим проколом кожи, да мяса, уже не казалось чем-то значительным. Он даже стал не понимать, к чему все эти разузнавания что-да-как.

— Толку ж всё равно не будет, не разузнаем ничего — шепнул он на ухо, присевшему рядом ведьмаку, видя, что мужики, которые судили, не обращают на них внимания, о чём-то тихо решая между собой.

— Будет — так же шёпотом ответил ведьмак — Теперь они нас не только без платы до Мурома свезут, а ещё и снедью нагрузят, чтоб мы не голодали в пути — он подмигнул и улыбнулся.

Охранники появились минут через пять почти одновременно. Первым расспросили того, кого Добряш назвал Акимкой, потом Богдана. Оказалось, что Акимка парня этого и в глаза не видал, а Богдан, при котором парень входил в весь, особого допроса ему не устраивал. Ему показалось, что достаточно и того, что парень знает Завида Гордеича, бывшего голову. Ведьмак незаметно похлопал Вечеслава по спине, и поднявшись, развёл руками.

— Так у вас и медведь в весь зайдёт, сказав, что он к тёще на блины, а вы и знать не будете — проговорил он серьёзным, не особо ладящимся со смыслом слов, тоном, видимо боясь впасть в сарказм и тем обидеть местных — А по сути-то, мужи Рязанские, Бог с ним с этим парнем, забудем, да поминать больше не станем.

Мужики тут же заговорили что-то разом, одни недовольно, другие с какими-то растерянными выражениями лиц, но Кузьма Прокопыч остановил их, подняв вверх правую руку.

— Тихо, мужи Рязанские. Тут не горлом, а умом брать надобно — он на пару секунд задумчиво замолчал, сдвинув брови.

— А чего долго думать-то? — снова заговорил старик-волхв, бросив на голову внимательный взгляд — Вина наша, спорить в том нелепицей буде. Сколько раз ты Евсею говорил, чтобы он отроков своих в строгости держал? Не раз, и не два. А они одноть по-своему, спустя рукава весь сторожат, послабление себе утворяют. Ты припомни, в том месяце, неделю без дозоров оставались, дожди, мол. Аки девицы красные.

— Так оно и есть, Будимир-батюшка. Послабились без лиха, зажировали — Кузьма Прокопыч, сжав губы, бросил взгляд на Богдана, который стоял потупившись, а затем обвёл взглядом всех мужей. Те молча закивали, согласные со словами волхва, и голова повернувшись к скамье, продолжил — Одно решение тут, коли истцы из пришлых виру за недогляд наш взять схотят, то из общих дадим три гривны кунами, да по гривне пущай Завид с Богданом отдельно из личных положат, а коли брать её им в обиду будет, то пущай говорят, чего хотят.

— Да бог с вами, люди добрые — ведьмак, отказываясь, замахал руками — Разве ж для того дело это нам не чуждым стало, чтобы весь обвинить? Одного хотели мы с родичем, чтоб открылась вся правда, да чтоб правда эта свет пролила на случившееся. А вышло-то, что? Вышло, что на Завиде ничего и нет лихого, не знал человек попросту, какой с него спрос? С отроками вашими мы и с самого начала неладов не затевали, а уж с веси виру брать и тем боле не собирались.

— Не по-людски буде, если мы за случай этот без пользы вам разминёмся — не согласился голова — Коли виру брать не станете, то помощь какую спрашивайте.

— Им бы до Мурома на лодьях дойти — осторожно влез в разговор Добряш — Про то сами говорили.

— Да брось ты, Добряш — обернулся ведьмак — Тебе и за гостеприимство твоё нам вовек не рассчитаться…

— Добре — проговорил Кузьма Прокопыч, выждав пару секунд после слов ведьмака — Ежели есть в том нужда, то до Мурома можете с нами пойти на общинных лодьях, платы не спросим. По недели* этой как раз-таки и выходим. Да и со снедью не обидим, благо год урожайный выдался. Закромки, слава Роду и Макоши, чаша полная — голова в первый раз за судилище улыбнулся.

Ведьмак дальше играть в добродушие не стал, а просто поблагодарил весь за решённое умом и правдою дело. Кузьма Прокопыч в ответ, смутившись, покашлял, и снова взял речь.

— Ну что ж, с нашей стороны ничего боле. Если у других истцов сверху того поклёпов да споров нема, то суд завершить полагаю. Завид?

Тот только молча покрутил из стороны в сторону опущенной головой.

— Ну вот и добре — облегчёно выдохнул глава веси.