"Сиротская зима" - читать интересную книгу автора (Холмогорова Елена)

14

Знал бы Лева, попивая чай у родителей, что в это время происходило в Олиной квартире! Вся прихожая была заставлена обувью. Господи, сколько барахла! Самое время повыкидывать, провожая старый год. Но сейчас не до того. За глупости надо расплачиваться. Закованная в эластичный бинт нога решительно не желала втискиваться ни в один сапог, но в конце концов Ольга с каким-то остервенением содрала повязку и, от злости почти не чувствуя боли, резко дернула “молнию”. Недалекий путь до соседнего магазинчика дался ей, как Суворову переход через Альпы. Ночью подморозило, а даже мельчайший ледяной бугорок впивался в ступню. “Ничего, ничего, — растравливала она себя, тихонько охая и тщательно выбирая, куда бы поставить ногу, — так тебе и надо”. У прилавка она продолжила казнь, сопровождая каждую следующую покупку язвительными мысленными комментариями: “Значит, сыра граммов двести (он всегда остается), колбаски такой-сякой по сто, парочку свежих огурчиков и помидорчиков, баночку маслин (как приду домой — открою и половину съем), есть салаты готовые в коробочках, переложу в салатницы, дескать, почти все смели, обжоры.” Хуже было с выпивкой, не выливать же три четверти из купленных бутылок? Ей стало вдруг ужасно стыдно за тщательно готовящуюся инсценировку: “Может, еще гору грязной посуды бутафорскую соорудить!”

У выхода из магазина примостился цветочный киоск. “Что ли, самой себе цветы купить”, — не могла успокоиться Оля. И вспомнила, что ее аппендицитная сопалатница рассказывала, как в юности, страдая от неразделенной любви, а еще больше оттого, что все в доме, казалось, понимают это и ее жалеют, стала посылать сама себе письма, надписывая адрес на конверте измененным почерком. Интересно, что поначалу она вкладывала в конверт чистый лист бумаги — важен был лишь факт получения письма, но постепенно увлеклась и стала писать все более и более длинные послания. Для создания иллюзии подлинности она даже ездила на другой конец города, чтобы там опустить конверт в почтовый ящик и не выдать себя штемпелем.

Обратный путь с довольно увесистой сумкой, дался еще труднее. Стянув ненавистный сапог, она долго сидела в кресле, положив ногу на придвинутый стул. Лере наврала, что будет не одна, а перед Левой и вовсе перья распушила — “куча друзей”… И зачем врала? То есть, ясно — зачем. Даже кристально ясно.

Ольга вздохнула и почему-то пошла в папину комнату, куда она с похорон почти не заходила. Она не могла сказать, действительно ли оттуда не выветрился еще запах лекарств или он охватил ее по привычке, как только открыла дверь. Надо же, в сущности и маму, и его погубили “великие стройки коммунизма”. И через край бивший энтузиазм. Но какой же счастливый однажды пришел отец домой и сообщил, что написал заявление о выходе из партии, как она еле удержала его, когда он в августе рвался защищать Белый дом. А потом оказалось, что все эти стройки — за границами, и отец горько шутил, что собственно для России, как выяснилось, не сделал ничего. Он страшно переживал, что личная жизнь Олина не складывалась, в последние годы у него возникла навязчивая идея размена квартиры, он боялся, что мешает ей. Да на что можно было разменять их хрущевский рай! Вот теперь никто не мешает… Она сидела и по своей дурной привычке накручивала волосы на палец, туже, туже. Зря она так на Леву набросилась. Можно подумать, что их с отцом отношения были идиллическими. И вдруг поймала себя на мысли: “А Лева бы ему понравился”.

Ну и пусть сегодня у всех праздник, зато завтра, когда еле-еле ворочая языком от недосыпа и тяжело ступая от вчерашних возлияний и обжорства все будут ползать, как помятые тени, она встанет утром, с удовольствием примет ванну, вымоет голову, наденет что-нибудь уютное, но красивое и начнет новый год с неспешного завтрака, а потом Лева позвонит в дверь.

Но звонок в дверь раздался в тот же день, в половине одиннадцатого вечера. Этого она никак не ожидала, но прямо-таки разлетелась, забыв и про ногу, и про затрапезный вид. На пороге стояла Лера.

— С Новым годом, моя хорошая, — фальшиво-сладкой и нарочито громкой скороговоркой пропела она, — пусть у тебя все-все будет хорошо. Брат решил ехать на машине, на улице такая гадость, опять все развезло, а я говорю, крюк невелик, давай Ольку поздравим. Вот маленький подарочек тебе привезла.

Она протянула Оле какой-то блестящий пакетик, а сама все тянула шею, заглядывала ей за спину, кто же, кто скрывается за Олиным “не одна”.

— Спасибо, Лера, ты как всегда на высоте.

Прозвучало издевкой, хотя Оле меньше всего этого хотелось. Но Леру распирало любопытство, и она решилась на наводящий вопрос:

— У тебя уже стол накрыт?

А сама все ближе и ближе подходила к середине коридорчика. Странно — такая аккуратистка, у нее в прихожей всегда расстелены газеты у двери, и она их по сто раз в день меняет, а уж зайти в сапогах…

— Лера, я одна встречаю Новый год, так уж получилось.

— Так я и знала. Ну, одевайся, поехали с нами.

Оле показалось, что глаза ее хищно блеснули, добыча, готовая ускользнуть, опять плыла ей в руки. Оля покачала головой:

— Спасибо, но ко мне придут завтра с утра.

— Все ясно. Новый год встретим с “законной”, а наутро прибежим.

— Лера, твое мужененавистничество работает не всегда.

Они долго еще стояли, перекидываясь резкими репликами, Лера давно отступила обратно на коврик у двери, потеряв интерес к внутренностям квартиры, они говорили друг другу обидные и несправедливые слова и, казалось, этому не будет конца. Уже несколько раз за окном раздавался раздраженный автомобильный гудок, время отсчитывало последний час уходящего года, и кто-то должен был прервать этот бессмысленный бред.

— Лера, не будем ссориться, тем более под Новый год. Иди, тебе пора.

-Я-то пойду, а ты останешься в пустой квартире. Чтобы не скучать, возьми лист бумаги и напиши: “А кто идиотка”. И читай — слева направо, потом справа налево — все выйдет одно.

— Знаю, это палиндром называется.

Оля подошла к ней, обняла:

— Не сердись, все-таки всю жизнь вместе. И своих поздравь.

— Какое там “сердись”, тебя, дуру, жалко.

Когда на следующий день Оля открывала дверь Леве, она обратила внимание, что коврик еще хранил отпечатки Лериных сапог.