"Вниз по реке (Сборник рассказов)" - читать интересную книгу автора (Радов Анатолий Анатольевич)

Если не посадить петрушку

Льёт обложной дождь, пуская по серым лужам недолговечные пузырьки-кораблики, плача слезами, капающими с листьев. Сырой воздух невесомо проникает в лёгкие, остужая напружиненную, лихорадящую душу, и всюду этот однотонный, заунывный шум, от которого никуда не деться, от которого тянет в сон, в самую глубину бессознательного покоя, но покоя нет. Его и не может быть. Приближается неумолимая ночь, ночь, которая пришла и которую ты боишься, потому что знаешь — она опасна. Сажать петрушку сейчас? Поздно. Господи, если ты есть, спаси…

Жизнь вертится, как волчок, однажды запущенный, и вопреки всем законам физики, не замедляющийся до самой смерти. Только с последним вздохом он резко остановится, и подстреленным на бегу зверем, рухнет на бок. А пока он крутится, разве ты что-нибудь успеешь? Несёшься вперёд, хватаешь руками пустоту, и ничего, ничего никогда не успеваешь. Даже самое важное, то, что спасало тебя от неведомого, способного убить одним своим приближением к твоему телу, к твоей душе. Плачь, горько плачь, сегодня ты беззащитен, как ещё никогда с момента своего появления. Дождь плачет с тобой и о тебе, но разве слёзы их остановят?

Что я делал весной? Неужели у меня не было ни одной лишней секунды? Сколько времени нужно, чтобы посадить петрушку? Я сам виноват! Работа, работа, работа. Глупое желание купить плазму, новый двухядерник, и ещё эту, как её… Я уже и забыл, как она называется, а ведь так мечтал приобрести…Тьфу. Противно. Противно и страшно. Тратиться на ненужное, не сделав главного, Господи, во истину мы идиоты.

Прошлая, холодная и бесснежная зима уничтожила весь рядок петрушки, и мне пришлось её полностью вырвать. Ничего, завтра посажу новую, я помню, как сказал это, но разве сделал? Нет. Завтра растянулось надолго, но сегодня оно закончится. У меня уже нет завтра, я уже мёртв, дело ещё нескольких часов, ещё нескольких оборотов волчка.

Я не знаю, зачем они приходят, но даже с расстояния я чувствую исходящую от них смерть. И не просто смерть, а смерть мучительную, кошмарную, разрывающую сердце на миллионы атомов, превращающую кровь в безжизненный лёд.

Спасения нет. Самое время вспоминать всю свою глупую жизнь, одинокую, наполненную безумным страхом перед одной ночью в году, неумолимо приходящей, и я не помню себя без этого страха… Господи, что со мной?..

Ночь двадцать семь лет назад, полное звёзд августовское небо, нарастающий треск кузнечиков. Нарастающий треск ужаса в ушах, в сердце, в пальчиках ног. Я поднимаюсь и подхожу к окну. Мне два года. Я поднимаю занавеску. Мне два года. Я смотрю сквозь стекло в полумрак двора, и вижу их. Мне два года.

Они стоят перед грядкой петрушки и смотрят на меня. Их трое. Они похожи на огромных зелёных кузнечиков. Их скрюченные передние лапы неспешно шевелятся. Они смотрят прямо в мои глаза. Я плачу, и в бегущих по моему лицу слезах переливается и подрагивает их отражение. Мне два года, и мне очень страшно.

Я бросаюсь на улицу, ведь я знаю, что там отец, он только что вышел покурить. Я прижимаюсь всем телом к его ноге, он молча делает затяжку, и гладит меня по голове.

— Смотри, наши спутник на луну запустили — говорит он, выдыхая облачко дыма, которое торопливо расширяется, как маленькая вселенная.

Я поднимаю голову, вокруг луны со скоростью жизни-волчка носится красноватая звёздочка.

Господи, папа, какой спутник? Спутники не летают с такой скоростью. Я трясусь от страха. Мне два года, и я не могу этого знать. А они не могут перешагнуть через рядок петрушки, и их глаза наполнены ненавистью…

Льёт обложной дождь, значит в этот раз без звёздного неба, без сумасшедшего треска кузнечиков, без красноватой звёздочки, и без надежды на спасение. Я закуриваю. Горький дым сушит гортань, вызывая приступ кашля. Я склоняюсь вперёд, сотрясаясь всем телом, дурацкий кашель, дурацкий дым, дурацкая жизнь, похожая на крутящийся волчок. Кашель проходит, и вместо шума дождя в мои уши возвращается нарастающий треск кузнечиков. Миллионы их окружают мой дом, радостно потирая зубчатыми бёдрышками о крылья. Я обречённо поднимаю глаза. За окном полумрак двора, небо, усеянное тысячами звёзд и они.

Много раз я думал, почему они не могут перешагнуть через спасительную грядку. Запах? Особое шуршание листьев? Табу? Я никогда не узнаю об этом.

Мерзко покачиваясь, они идут. Пустая грядка позади, скрюченные передние лапы тянутся ко мне. Я чувствую и слышу, как я плачу, и в текущих по моему лицу слезах отражаются их ликующие сетчатые глаза.